Замыкание

Глава 11

Следователь пришел на следующее утро, ближе к четырем часам утра. Хотя ощущение времени в подземном помещении терялось довольно быстро, но я не выспался – а это вполне себе индикатор.

Мужчина в чине статского советника был не стар, подтянут и полон сдержанного азарта – как у всякого амбициозного человека, который выгрыз себе шанс вести дело такой величины, и лично докладывать первым лицам государства.

Я для него смотрелся, как шанс, а моя виновность – была возможностью попасть если не в учебники, то в газеты. Впрочем, судя по осторожному тону и некой степени деликатности, выраженной в вежливом приветствии и личном посещении камеры, где-то там, наверху, явно просили не горячиться.

Выделенная камера больше напоминала номер дешевого отеля – на шести квадратных метрах был топчан и столик, намертво привинченный к стене и полу; наличествовал даже душ, хоть и не отдельной кабинкой – угол в бледно-синем кафеле, от которого веяло сыростью и холодом. Окна вот только нет – но под землей оно и не нужно. Наличествовал вентиляционный лаз, забранный толстым прутом – ладонь ловила движение воздуха. Не задохнусь – и то ладно…

Когда вели сюда – уже после того, как обменяли гусарский мундир на серую робу арестанта и тяжелые ботинки – успели углубиться метров на двадцать. Входили в одном из помещений Арсенала, а куда именно завели коридоры со сводчатыми потолками – сложно сказать. Согнутые под острыми углами переходы надежно запутывали чувство направления. О том, что пришли на место, подсказал навалившийся на уши белым шумом блокиратор – а так тюремных камер по пути хватало, и не сказать, что они пустовали. Впрочем, как говорит народная мудрость – держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Логичным завершением пути был тупиковый коридор с двумя десятками камер – поровну на обе стороны. Фактически, уже меньше двадцати – две были заложены белым кирпичом поверх дверей. Интересно, отчего?..

Моя была под номером одиннадцать, и первой справа. Но я чувствовал шорохи и чужое внимание от других камер – через окошки, предназначенные для передачи еды. Наверное, тут можно осторожно переговариваться и вести беседы – ближайший пост охраны был на один подъем коридора выше. Однако первой ночью было тихо.

Работающий блокиратор порождал странные сны, зыбкие и черно-белые. Иногда появлялся сухой кашель, отражавшийся от каменных стен и железной двери в камеру. Да и тело, привыкшее не задумываясь опираться о Силу, ломило слабостью.

Словом, в том, что следователь лично пришел в камеру – ничего удивительного. Прогуляться к нему по коридорам, к свету, в протопленные кабинеты – было бы послаблением для того, кого прямо обвиняли в смерти принца крови. А вот то, что он предлагал, смотрелось частью сна. Но увы, все было в цвете – поэтому являлось реальностью, которой пришлось уделить вежливое внимание.

– Итак, Самойлов.

Следователь сел на внесенный вслед за ним деревянный стул и листнул первую страницу в тяжелом блокноте на плотной картонной основе – самое то, чтобы держать на весу и делать записи.

– Мы беседуем, – посмотрел он над блокнотом, встретившись со мной взглядом. – Обвинение вам не предъявлено. Строго говоря, если вы поднимите шум и подадите через меня ходатайство, вас немедленно освободят. Это самоуправство Его высочества, не более.

Я сидел в дальнем углу, на тщательно заправленном топчане, стараясь выглядеть достаточно сонным.

– Составим документ? – Поднял он бровь.

– Спасибо, я доволен гостеприимством цесаревича.

– У вас изъяли личные вещи, документы. Лишили мундира и оружия. Оскорбили ложными подозрениями. – Удивился следователь. – Я представитель закона, а он – един для всех.

– Так исполняйте его и найдите виновников.

– Все обстоятельства дела пока что указывают на вас, и вряд ли основная версия изменится. Моим коллегам удобно, когда подозреваемый уже сидит в камере. Остается найти достаточное количество доказательств. Достаточно будет косвенных.

Я звучно зевнул, прикрыв рот, и виновато улыбнулся, призывая продолжать.

– Ваши родственники в розыске. – Постучал он ручкой по блокноту. – Отец, сестры, брат.

Как, полагаю, и все, кто был занят производством беспилотников – его артефактной частью.

– Суд обратит внимание, что они заранее уехали за границу. – Продолжил статский советник. – Ваша супруга в башне за тремя кольцами охраны, о которой вы заранее позаботились.

– Вы еще деда вспомните. – Поддакнул я, стараясь, чтобы терпение к раннему гостю и его предложениям не сквозило раздражением.

– По моим данным, вы сами отказались от родства с Юсуповыми, – приподнял он бровь.

– Я про ДеЛара. Сидит себе в крепости, на повестки не является.

– Прекратите паясничать! Вы хоть знаете, отчего замурованы две камеры в этом коридоре?

– Отчего? – Нашел я в раннем визите хоть какое-то применение, проявив любопытство.

– Сложные дела иногда тянутся очень долго. Двадцать, сорок, шестьдесят лет. – Чуть придвинулся следователь, заглядывая в глаза. – По особо тяжким делам нет сроков содержания в камере. Кирпичи нужны для соблюдения санитарных норм, когда другие задержанные начинают жаловаться на запах. На вашем месте, я бы желал покинуть это место как можно быстрее.

– Придет время, и я его покину.

– Пока что вы властны выбирать время. Но если обвинение будет предъявлено по всем правилам…

– Предъявляйте. – Откинулся я плечами к холодной стене, глядя на него сквозь прищуренные глаза.

– Вы же молоды, одумайтесь! – Выдавал он недоумение, полагая его достаточно искренним. – Дождитесь окончания следствия под домашним арестом, рядом с супругой.

– Вам так нужно, чтобы меня убили на выходе из здания? – Перебил я его словоохотливость и участие.

– Вас доставят в целости и сохранности, в точности до дома! – Возмутился статский советник.

– Который срыт до фундамента кем-то из Рюриковичей? – Покачал я головой. – Вот где расследование давно стоит на мертвой точке… Полагаю, это вы ведете то дело? – Предположил я, осененный догадкой. – То-то материалов по принцу у вас нет.

– Это опасные суждения, которые можно посчитать изменой трону! Предполагать участие кого-то из императорской семьи в разрушении халупы мастерового!

– Значит, я верно догадался. Блокнотик-то ваш – это потому что вы к потерпевшему пришли… И как, сильно Шуйские держат за горло? – Деланно посочувствовал я. – Вашему господину стоило уточнить, чей дом он собирается уничтожить. Или это она?

Следователь пренебрежительно дернул уголком губ на последнее суждение. А у меня чуть отлегло от сердца.

– Ну чем бы мне помогла ваша смерть? – Примирительно улыбнулся следователь. – Не выдумывайте, Самойлов. Я готов гарантировать вашу доставку по любому столичному адресу.

– Да, в целом, вам сойдет и неудачное покушение. – Переосмыслил я сказанное. – Группа из практиков четырех стихий, которая пожелает завершить начатое. Вы их убьете, и закроете дело.

Высокий покровитель этого типа явно нервничает, ощущая медвежью поступь за спиной. Быть может, и Шуйских решили подвязать к покушению именно из-за этого…

Хотя вряд ли – скорее, кто-то из Рюриковичей для нападения на мой дом втемную использовал еще кого-то из Рюриковичей. Например, затребовав услугу – платой за центр Москвы, отнятый у Елизаветы.

А вот сейчас этого самого исполнителя, судя по всему, оставили наедине с Шуйскими. Чтобы побрыкался в одиночку, и вновь побежал просить о помощи.

Большая и дружная семья – это так мило.

– Экий вы кровожадный выдумщик, – попеняли мне.

– Вы знаете, статский советник, – сел я прямо. – Поговаривают, у Шуйских есть талант проходить сквозь стены и переносить что-нибудь с собой. Или кого-нибудь. Например, могут перенести неприятного им лично человека внутрь замурованной камеры, – качнул я головой вправо. – И никакой крови.

– Это угроза?

– А вы разве в чем-то виноваты? – Пожал я плечами.

– Словом, вы отказались от моего роскошного предложения, – засобирался следователь.

– Хотите выслушать мое? – Улыбнулся я располагающе.

– Все на том свете будем, там и пообщаемся, – ухмыльнулся он.

Трижды простучал по двери, и покинул вслед за охранником, забравшим с собой стул.

Более до вечера особо ничего не произошло – разве что днем кто-то неуклюже пытался протолкнуть под дверь моток пластикового шнура, и забавно пыхтел, пока я выпинывал его обратно. Нет, господа, повеситься я не хочу.

С едой, правда, выходило досадно – есть местные каши было слишком опрометчиво, так что голод потихоньку брал свое. Вода тоже вызывала вопросы – та, что в металлической кружке. Так что приходилось пить другую, из-под крана, с отчетливым запахом хлорки. Но, будем верить, ради одного человека не станут травить весь блок и местную охрану.

– Т-с, Максим, – шепнуло из-за спины, когда я принялся изучать вентиляционный лаз.

Что-то там ближе к ночи стало нездорово шуршать, намекая на всякий случай заткнуть отверстие одеялом. Но портить казенное имущество из-за просто расшатавшихся труб не хотелось. Оно и без того не укрывало ноги целиком – приходилось сгибать колени.

– Не оборачивайся! Я тебе мороженое принес. – Куда отчетливей произнесли растревоженным голосом Артема.

– А мясо? Стейк? Курицу гриль? – Дрогнуло сердце.

– Ты ж мороженое любишь. – Уточнили слегка недоуменно.

Оставалось только тяжело вздохнуть и признавать очевидное, сдерживая ворчание желудка.

– Люблю. Спасибо.

– Мы скоро все решим! – Заверили меня. – Дядя Элим где-то в Москве.

– Хочешь, мои люди помогут с поисками? – Предложил я.

– Не надо, мы сами. – Гордо заявил друг. – А в остальном – стопроцентное алиби на момент покушения у всех!

– Так им и сказал – сломали челюсть, грустил?

– За что дед эту Голицыну чуть не расцеловал… – Грустно хмыкнул Шуйский. – Чуть не забыл, там тещу твою в «Говори, не думай» позвали, на первый канал. Она согласилась.

– Вот, блин, – невольно схватился я голову.

Она ж там наговорит на несколько смертных приговоров…

– Короче, я ее пока в гости к нам пригласил, не переживай.

– Похитил?!

– Максим, я же знаю отличия! – Возмутился Артем. – Я через Игоря тв-студию ей построил, ведущего нанял и массовку, уже один выпуск записали – ну и гад же ты! Девяносто восемь процентов смс-голосования с этим согласны!

– Дашь потом посмотреть?

– Само собой. Все, я ушел. И так кучу кристаллов в пепел. И знай, решат казнить – мы тебя вытащим!

Пространство позади будто выдохнуло – а теплое ощущение чужого присутствия стало потихоньку выдувать из камеры.

Обернулся – никого. Только на столике три обычных пломбира без наклейки – чтобы ни следа не оставить.

От бутербродов с колбасой, между прочим, тоже следов бы не осталось. Ну да что уж делать…

Устроился на топчане, плотно обернул пледом ноги и принялся за первое мороженое. Ближе ко второму, в дверном замке отчаянно заскрипели ключом, чертыхаясь и повторяя процедуру – словно перебирая подходящий в связке.

– Не тюрьма, а проходной двор, – с ворчанием покосился я вбок. – Вы к кому?!

– Что значит, к кому? – Справившись с замком, мощно распахнул дверь князь Давыдов, с возмущением тряхнув рукой и медалями на гусарском мундире. – Это вы, поручик, что тут забыли?

За спиной его, кутаясь в темную шаль, прикрывая лицо и постреливая любопытствующим взглядом из-за плеча, стояла некая синеглазая особа.

– Сижу, мороженое ем. – Меланхолично отозвался я. – Хотите? У меня еще два.

– Я принес вина и щуку. – Чуть сбился полковник, обратив взгляд на бумажный пакет в правой руке.

– А давайте меняться! – Оживился я тут же. – Мадемуазель, – коротко поклонился я даме и деятельно шагнул вперед, принимая из рук чуть опешившего полковника увесистую посылку, приятно звякнувшую тару и источавшую чудесные ароматы.

Тут же обнаружился еще второй пакет в другой руке – еще более объемный и вызывающий самые радужные надежды, но руку чуть отвели в сторону, не давая его забрать.

– Леди, мы буквально на пять минут, – приложив руку к сердцу, Давыдов зашел внутрь камеры и прикрыл дверь.

– Угощайтесь, господин полковник, – указал я на мороженые и принялся быстро сервировать столик принесенным добром.

Вино, понятно, белое – к рыбе. А сама щука – запеченная, под соусом, уже нарезанная на кусочки, в запечатанном пластиковом коробе. Да еще ножи, вилки, два фужера, ух…

– Поручик!

Я тут же выпрямился и застыл по стойке смирно, отчаянно кося на рыбу.

– Вы что себе позволяете?! – Гневно произнес князь, закручивая ус. – Почему отсутствуете на службе, не предупредив вышестоящее начальство?!

– Виноват, господин полковник! Не было другого выбора, господин полковник!

– Вольно! – Подышал он возмущенно, а потом успокоился и продолжил другим тоном, куда более спокойным и грустным. – Мне Шуйский уже сообщил о вашем самопожертвовании. Присаживайтесь, поручик. – Вздохнул он, подавая пример.

И присел, понятное дело, рядом с рыбой, обернувшись ко мне и закрыв своим корпусом от столика.

А я между прочим, умею очень внимательно слушать и есть одновременно – у кота научился…

– Там, наверху, думают вас казнить, – в раздражении поднялся уголок губ у полковника. – Не за покушение. За факт хранения спецтехники.

– Как гусар, имею право владеть любым оружием. Как офицер Лейб гвардии, приравненный чином к ненаследному дворянству, имею право на обратную силу закона.

– Да? – Удивился Василий Владимирович, выбираясь из неподходящего ему уныния.

– Точно говорю. За это не казнят. – Успокоил я его, пытаясь разглядеть за ним щуку.

– Тогда надо это отметить! – Прогремел гусар, тут же потянувшись к фляге на поясе.

– Может, вина? – Робко подал я голос.

– Это для дамы, – засмущался Давыдов, глянув на дверь. – Вы знаете, как известие о вашем неправедном заточении вышло в свет, десятки высокородных леди принялись упрашивать навестить вас и поддержать самолично!

– Но я женат!

– Верно, поэтому там – для меня. – Отвел гусар глаза.

– И вино с щукой? – Грустно предположил я.

– Да, но я принес для вас другое! – Воодушевленно произнес князь, ставя перед ногами второй пакет и открывая горловину. – Вот!

Сверху, на ткани, лежали стальные наручники.

– Это тоже не для вас, – суетливо убрал он их в сторону. – Дамы так любят атмосферность, а тут ни цепей, ни завалящих кандалов! – Возмутился князь. – Поэтому все с собой.

– А вы тут бывали ранее?

– А как же… – Задумчиво тронул он ус. – Наша служба – она такая… Сегодня любят и ценят. Завтра гневаются и сажают под замок. Но без нас все равно никак, – поднял он на меня серьезный взгляд. – Это ведь главная проблема там, наверху. Им нужны люди, которым можно верить. А таких, посчитай – почти и нет. Вам пока верят, поручик. Главное, не наделайте глупостей. – Внимательно смотрел он на меня.

– Я не собираюсь бежать.

– Это хорошо, – кивнул князь. – Доказательства невиновности доставят?

– Уж поверьте, они будут и крайне убедительные. Завтра.

– Тогда вам непременно понадобится это, – Давыдов вновь открыл пакет и принялся выкладывать оттуда аккуратно сложенную гусарскую форму. – Не в робе же вы предстанете перед Его высочеством… Вот. Извольте, все по вашей мерке, – распахнул он в руках мундир.

– Тут нашивки штабс-ротмистра, господин полковник. – Заметил я несуразность.

– Ах, это… положил он мундир себе на колени. – Вы знаете, поручик… Помню, как-то на войне, перед боем, присвоили мне внеочередное звание. – Пожевал Давыдов губы, вспоминая. – И вот лежу я в грязи, с простреленной грудью, истекаю кровью. Лошадь пала, чуть не придавив собой. До вражеских окопов – метров десять осталось. И так обидно мне стало помирать молодым, красивым, не отгуляв звание, что я поднялся, дошел до окопа и порубал там всех…

– И что было дальше? – Подтолкнул я затянувшееся молчание.

– Нет, ну помирать после подвига было бы совершенной нелепостью! – Возмутился Давыдов. – Так что и вы, господин штабс-ротмистр, извольте пережить завтрашний день!!

– Будет исполнено, господин полковник! – Взмыл я на ноги.

– То-то же, – проворчал он, деловито собирая щуку и вино обратно в пакет.

Задумчиво посмотрел на мороженое и чуть виновато покосился на меня.

– Пригодится, – скрепя сердце, заговорщически подмигнул я.

– Надо проверить, – согласился Давыдов, забирая мои пломбиры и аккуратно размещая в пакет наручники.

После чего приосанился, огляделся и прищелкнул штиблетами.

– Честь имею!

Ну и отправился в коридор – извиняться перед дамой за долгое отсутствие, запирать меня обратно и искать себе свободную камеру на ночь.

Мундир, между прочим, оказался весьма теплым, шерстяным. А одеяло так вообще обещало приятный сон – если бы не стоны и крики всю ночь.

– Вы подписывали Женевскую конвенцию! – Пытались перекричать их из других камер.

– Да как можно, господа!.. – Возмущались уже слабым голосом под утро.

И уже когда я проснулся, после очередного маетного черно-белого сна, а в замке соседней камеры протяжно заскрипел ключ, кто-то отчаянно закричал.

– Я все расскажу! Только не ко мне! Не надо!!

– О, пардон… ДеЛара, я зайду позже! Офицер, тут чистосердечное!

Зычный голос князя Давыдова немедленно призвал стражу к раскаявшемуся, и в коридоре зашумело минут на двадцать.

Окончательно стихло примерно через час, после чего господин полковник все-таки наведался ко мне.

– Представляете, штабс-ротмистр, вашу камеру с соседней спутал, – поделился он казусом. – Я же вчера ваш ключ пометил, а тут – на тебе! Скрип есть, а дверь не открывается! Скриплю себе, скриплю… Зато, говорят, за Волынского «Станислава» пожалуют, – задумчиво покрутил князь ус.

– Вы бы и в остальные камеры наведались, все дела бы раскрыли, – поддакнул я.

– Рад бы, но обязан уйти раньше дамы-с! – Горделиво поднял он подбородок. – Дабы нас с ней ничего не связывало, и по обществу не пошли пересуды.

– А как она без вас из тюрьмы выйдет?

– У нее бумага с большой государевой печатью, кто ж ее задержит, – отмахнулся гусар. – Как вчера зашли, так и выйдем. А вам, штабс-ротмистр, желаю удачи всенепременно!

С чем и отбыл, вновь закрыв за собой.

– Пакет надо было отдать, – чертыхнулся я, разглядывая картонный вещдок на полу.

Не то, чтобы не возникли вопросы, откуда на мне мундир – гусар, он всегда гусар, что за глупости!.. А вот посторонний предмет в камере… Впрочем, замочу в воде и тихонько смою – хоть какое-то дело.

Разорвал пакет на кусочки и с некоторым удивлением уставился на звякнувший о бетонный пол крохотный блестящий ключик – ну такой, знаете ли, характерный. От наручников…

– Выпустите меня! – Ударило по ушам женским криком. – Кто-нибудь! На помощь!

– Семнадцатая камера, угомонитесь немедленно! – Ответили грубым голосом охранника.

– Вы не понимаете, это ошибка! Спросите князя Давыдова! Я ни в чем не виновата!

– Тут все – ни в чем не виноваты! – Веско сообщили ей в ответ.

– У меня охранная грамота!

– Так просуньте ее под дверь, дорогуша! – С издевкой произнес голос.

– Я не могу, я… Я прикована наручниками к постели… – Растерянно ответили.

– Мне что, к вам зайти?

– Нет. Нет, слышите?! Не смейте заходить!!! – Был полон паники голос дамы.

– Так! Либо вы успокоитесь, либо пущу газ!!

– Леди, я чуть позже схожу за князем. – Крикнул я в вентиляцию.

– Самойлов, вы то куда? Вам дорога – только на плаху.

– Как на плаху?! Он должен дойти до Давыдова, его сейчас нельзя казнить!! – Искренне волновалась леди.

Наверное, переживая за мою жизнь искренней, чем все люди мира.

– Самойлов! – Тут же гаркнул другой, незнакомый голос. – На выход.

Дверь ловко отомкнули, отразив троих хмурых чинов с мундирами охранки на пороге.

– Господа, – встретил я их при полном параде и звучно щелкнул штиблетами.

Мужчины резко отшатнулись и ошарашенно уставились на мои погоны.

– Штабс-ротмистр ДеЛара к вашим услугам.

– А где Самойлов? – осторожно заглянули они в камеру.

Арестантская роба лежала под матрасом, не смущая взор – там же, где и остатки пакета. Поэтому взгляду надзирателей досталась идеально чистая комнатка с офицером посередине.

– Я – Самойлов. А еще княжич ДеЛара, Юсупов, Шуйский и Борецкий. Но главное – офицер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. И вы тратите мое время. – Жестко посмотрел я на замершие в ступоре лица.

Обошел их и невозмутимо пошел по коридору на выход.

– Стойте! – Спохватились позади.

Пробренчали наручниками, уронили их, тихо чертыхнувшись, а после невозмутимо взяли в почетный караул и продолжили движение.

– А вы позволите застегнуть на вас наручники…

– Нет.

– Но таковы правила…

Я резко остановился, заставив остальных сбить шаг.

– Вы уже решили, какую именно из княжеских фамилий решили оскорбить наручниками? – Повернулся к говорившему. – Вам что, недостаточно моего слова?

– Безусловно, ваше сиятельство…

– И впредь не забудьте про коня! – Возмутился я чуть тише. – Как можно – гусару и пешком!

– А тут потолки низкие…

– Только это вас и спасает, господа! Только это!