Замыкание

Глава 12

Было много шагов по каменным ступеням подземных переходов, ковровым дорожкам Арсенала и неровной брусчатке за Кремлевскими стенами. Под сильный и колючий ветер в лицо, мимо башен, соборов и церквей – по Варварке вниз, а далее вправо, на широкие парковые дорожки, припорошенные снегом. Маршрут подсказывали деликатным тоном, ненавязчиво сопровождая каждый шаг – их все еще было трое, кто вел от самой камеры вверх, к воздуху и серому небу. Но были и другие – беззаботно прогуливающиеся туристами, компаниями друзей и влюбленными парами – в одинаковых служебных ботинках охранного отделения, черных и тяжелых. Никого построенного.

На фоне белого снега и блекло-зеленой травы, алый мундир смотрелся каплей крови. И были те, кто к подобным контрастам привык.

Тринадцать человек дожидалось на пологой вершине паркового холма, наблюдая за моим восхождением холодно и терпеливо.

Еще один, четырнадцатый, в мундире моего полка, лежал без чувств поодаль, прямо на земле – рядовой Ломов приказ исполнил и дозвонился до каждого в его списке.

Иначе не стояли бы полукругом тираны и диктаторы, палачи и убийцы, вожди и теневые кардиналы, великие правители и угнетатели своих народов в сопровождении крайне раздраженного цесаревича Сергея Дмитриевича и абсолютно спокойного князя Давыдова – неправильного в своей бесстрастности настолько, что тираны кучковались чуть правее, стараясь быть ближе к Рюриковичу. Давыдов же стоял рядом с Ломовым, закрывая его тело от ветра и мелкого снега, и единственный смотрел не на меня – но на гостей, словно те могли сбежать.

Как могут выглядеть люди, которые выбирались из нищеты и трущоб наверх? Как должны одеваться представители безграмотных племен, взошедших через войну на троны из черепов? Да ровным счетом так же, как будут одеты их более удачливые и родовитые визави с домашним образованием и элитными колледжами. Две мировые войны у каждого за спиной, и без счета безымянных конфликтов – масштабных в той мере, когда не оставалось населенных пунктов на карте, по имени которого можно было бы назвать битву. Достаточный опыт, чтобы понимать – отличаться опасно. Особенно на чужой земле, под серым небом Москвы, в крайне недружелюбном окружении. И если цесаревич Сергей Дмитриевич наденет шубу, то слуги и рабы расстараются, но добудут такую же. Может, чуть другого кроя и другого меха – но все могущественные гости, вне зависимости от цвета кожи, национальности, языка и религии, будут выглядеть одинаково местными. Одной причиной убить их всех будет меньше – хоть и останется цвет кожи, язык, религия и сотни других поводов. Но минус один повод для ненависти – уже неплохо. С этого начинается политика.

Останется в гостевом дворе клетка с заточенным отцом Владетельного Куомо. Забудет в отеле шахматную доску, на которой разыгрываются города, Великий раджа Миттал. Завернется поглубже в боярскую шубу Проводник Черной Тропы Ялин, скрывая золотые цепи, сковывающие сосуд его тела. Не будут мельтешить в серых глазах Отца Кри бесконечность оттенков порабощенных душ. Придет без свиты закованных в кандалы музыкантов Владыка Салот. Сотрет белую тушь с лица Вестник Неба на Земле Ли, и впервые явит миру порозовевшие на морозе щеки. И никакого родового оружия – ни изящной рапиры герцога Бюсси, ни ржавого от крови лезвия Господина Крокодилов Мбаки, ни грозди мелких колокольчиков в волосах Хозяина Пустоты Намаджира. Даже князь Виид накинет меха на привычные одежды, и позволит слугами нарисовать себе лицо подружелюбней.

Их всех пригласил я, напомнив о старом долге. Но никто не звал их в Москву и Империю. Все они – на чужой территории, во власти Рюриковичей, лояльных к ним лишь в той мере, что они пока живы.

А раз я здесь, перед ними и выведен из тюрьмы, то каждый из одиннадцати приглашенных что-то обязан был пообещать Сергею Дмитриевичу. Какую-то услугу, ценность или плату золотом – ради того, чтобы имперский преступник, которого могут повесить завтра, был явлен перед их очи, и они смогли исполнить обещанное.

Не важно, насколько мелок и ничтожен человек, ранг Силы которого они взялись проверить. Любая соринка неисполненных обязательств на Чести, не дающая использовать Силу в полной мере, может стоить им жизни. И они об этом знают. И Сергей Дмитриевич, к которому явились одиннадцать грандмастеров и экспертов по любым артефактам мира, обязан пользоваться этим в полной мере.

Встав за пять шагов от дуги из «виртуозов», я коротко поклонился цесаревичу, позволив себе ободряющую улыбку. Затем отдал честь князю Давыдову и обратил внимание на лежащего рядового Ломова.

– Кто посмел? – Обратил я внимание на одиннадцать «виртуозов», обращаясь к ним на английском.

Островная империя оттопталась в свое время по всему свету, устраивая опиумные войны в Поднебесной, стравливая визирей в Индии и покупая у береговых темнокожих их менее удачливых континентальных сородичей. Одним словом, английский знали все.

– Я. - прищурился Кри Паундмейкер.

– Вот туда встаньте, будьте добры, – указал я на пустырь на три десятка шагов левее.

– Штабс-ротмистр, жизнь гостя гарантирована Сергеем Дмитриевичем. – Подал равнодушный голос князь Давыдов.

– Отчего же, я согласен стать мишенью для испытания на ранг Силы этого человека. – Произнес чуть надломленный голос, словно вспоминающий произношение английского.

– Ваша жизнь гарантирована Сергеем Дмитриевичем, – мельком взглянув на него, я отвернулся к цесаревичу.

Сбоку гулко рассмеялись.

А я смотрел в потухшие и уставшие глаза его высочества, в которых – на самом дне, под тягостным грузом обреченности, плескалась ярость и воля.

– Самойлов. Вы обещали доказательства. Эти одиннадцать господ ими не являются. – Рваными фразами произнес он.

– Доказательство последует. – Подтвердил я.

– У вас есть только этот день.

– Я помню, ваше высочество.

Цесаревич побуравил меня взглядом, потом коротко кивнул.

– Приступайте к испытанию на ранг. Эти господа прибыли издалека, во исполнение данного ими слова. Их время ценно.

А еще ценнее время, которое они могут посвятить на поиск пути исцеления для принца – было в его взгляде, и я молча отдал ему честь, поворачиваясь к представительной комиссии.

– Вы готовы обеспечить безопасность испытания?

– Делай, – с любопытством глянув на меня, кивнул раджа Миттал.

– Стихия – молния. – Предупредил я.

– Мы смотрим, висельник. – Поглотил немного воздуха Намаджира, вызвав свист, сложившийся в слова. – Мы не блокируем, иначе не увидим ничего.

– Я обещал другу, что город будет цел.

Комиссия грянула неровным хохотом.

– Мы оплатим разрушенное. – Повел широким жестом Бюсси.

– Я не согласен. – Вставил слово князь Виид. – Я настаивал на полигоне.

– Мы, кроме Вечного Виида, оплатим разрушенное. – повторил Бюсси и оглядел остальных, подтвердивших его слова кивками.

– Нет времени на полигон, душа. – Проскрипел Паундмейкер. – Делай. Нас ждут три других души.

– Вы слышали, – глянул я на цесаревича.

– Вы не заявили технику. – напомнил он.

– «Огненный путь» с аспектом молнии. Дополненная и доработанная версия под руководством Палача ДеЛара. Это мой дедушка, – коротко кивнул я, отворачиваясь от представительной комиссии.

– Я отказываюсь платить за разрушения!..

– Поздно. – Отсек холодный голос цесаревича.

Коротко взвыл воздух, тут же замерев тревожно и напряженно – словно момент тишины, когда нечто ценное упало со стола и летит вниз. Мгновение – и дикий рев ветра, сносящий серые облака в сторону, бьет по ушам.

А в небесах, в этой обнажившейся бледной и холодной синеве, начинают проступать очертания огромного замка, свитого из ослепительных ярко-синих нитей.

– Это не огненный путь!.. – подхватил кто-то запоздало.

– Вам же сказали, дополненная и доработанная версия. – меланхолично прокомментировал Виид.

Рев ветра буквально снесен раскатами близкой грозы – он тонет в бесконечном рокоте, не в силах его перекричать.

– Сергей Дмитриевич, а вас не смущает, что дворец прямо над Кремлем? – С интересом произнес раджа.

– Самойлов! – Тревожно воскликнул цесаревич.

А я распахнул руки – и ворота замка грянули в стороны, выпуская целую орду свитых из молний драконов, сплошным потоком ринувшихся отвесно вниз – к цели, алчно распахнув ослепительные пасти.

Оглушительно грянув о поднятую артефактную защиту Сенатского дворца, они задержались буквально на мгновение перед тем, как уничтожить до фундамента центр и правое крыло здания.

Столь же оглушительна была тишина, когда пропали и драконы, и дворец в небе, а слабый ветер принялся сгонять облака обратно и уносить в сторону облако пыли от Кремля. Как-то потерянно закричал сигнал воздушной тревоги, тут же отчего-то стихнув…

– Ваше высочество, – обернулся я к цесаревичу, проигнорировав молчаливую комиссию. – Я обещал вам предъявить доказательства своей невиновности. Как вы можете убедить, если бы я желал смерти вашего сына, я бы убил его без подлых артефактов. – Крутанул я ус.

– Штабс-ротмистр, – выдохнул князь Давыдов взволнованно. – Клянусь, я не желал бы себе адвоката иного, чем вы! По-моему, это абсолютно убедительно! Оправдан, господа!

– Самойлов, вы охренели? – Повернул ко мне ошарашенный взгляд Сергей Дмитриевич. – Это резиденция Первого Советника, моего двоюродного дяди!

– Ну-у, так это разве меня остановило? – Логично отметил я. – Так чего же меня остановило бы в деле с вашим сыном?

– Какая аргументация, господа! – Рядом зарукоплескал Давыдов, солидно кивая. – Даже я не нашел бы лучше!

Длань одного из главных претендентов на престол совестилась с лицом того же высокоуважаемого господина.

– Самойлов, вы оправданы в деле о покушении на моего сына. – Тяжко вздохнул он. – Но вы обвиняетесь в покушении на убийство Первого Советника и уничтожении собственности государя.

– Эти люди все оплатят, – показал я тут же на комиссию. – Они ж сами согласились.

– Кроме меня. – Отметил Виид.

– Кроме Вечного князя Виида, – поправился я.

– Хорошо. – Мрачно согласился цесаревич. – Вы обвиняетесь просто в покушении на убийство Первого Советника. Арестовать его и вернуть в камеру. Вас повесят на рассвете.

– Сергей Дмитриевич, – привлек внимание раджа Миттал. – Его нельзя повесить. Мы посовещались и решили, что так не получится.

– Да ну? – Опасно свернули глаза цесаревича.

А за спиной каждого из гостей возник полупрозрачный человеческий силуэт – пока не оформленный в завершенный образ, но разившей такой мощью, что заморские господа слегка неуютно повели плечами.

– Никто не оспаривает ваше право судить на своей земле. Но человека с рангом «виртуоз» следует обезглавить позолоченным мечом. – Хитро улыбнулся индус.

– Я учту ваше пожелание. – Сдержался цесаревич, и отозвал Силу Крови.

– Что значит – отрубить голову? – Возмутился тут же Давыдов. – Я бы понимал, если бы Первый Советник был молод! Но у него максимум отняли одну четвертую оставшейся жизни! Предлагаю поступить честно – и…

– Казнить Самойлова на четверть?

– Ваше высочество, я только нахожу нормального гусара, а вы сразу пытаетесь отрубить ему голову! Я начинаю подумывать, что вы затаили на меня обиду!!

– Князь…

– Господа, – откашлялся, вмешиваясь в беседу. – Тысяча извинений. Ваше высочество, я насчет казни хотел спросить. Мне ведь полагается последний ужин? – с надеждой уточнил у цесаревича.

– Безусловно.

– Отлично, – выдохнул я. – А можно пораньше и сразу уточнить меню? И с вашей кухни непременно! Боюсь отравиться, – поделился я с ним опасением.

– Не разделяю вашего энтузиазма, но это возможно. – Как-то странно начал посматривать на меня цесаревич.

– Уважаемая комиссия! – Тут же обратился я к кисло смотрящим на дымы от сенатского дворца заморским гостям. – Благодарю! И можно уважаемый Кри Паундмейкер все-таки встанет чуть правее шагов на… – Обернулся на дворец. – На сто, наверное.

Тот посмотрел зло и со значением, явно запечатлевая мой образ в своей бездонной памяти.

– Самойлов! – Окрикнул меня цесаревич.

– У меня завтра казнь, что уж теперь. – Развел я руками.

– Тебя не спасет смерть. – Улыбнулся гость. – Я приду за тобой после нее.

– Куда ты там придешь? – Встал рядом со мной Давыдов. – Я в том плане, куда мне подходить.

Выступив из строя, к удивлению остальных, встал с другого бока князь Виид.

– Господа! – Уже устало произнес Сергей Дмитриевич.

– Ваше высочество, – разомкнув уста, замогильным голосом произнес Виид. – Мы договариваемся о встрече после того, как покинем ваше гостеприимство. Вы не праве мешать.

Паундмейкер зло дернул щекой и оглядел стоящих перед ним. А затем скосил взгляд на валяющегося Ломова.

– Что вам эта душонка? – Распахнул он шубу, показав ожерелье с мелкими декоративными черепками.

Взял один черепок из нанизанных на общую нить и с недовольным выражением лица сломал его.

На пожухлой траве дернулся Ломов, приподнялся на руках, пару раз тряхнув головой и приходя в себя. Затем кое-как поднялся, огляделся по сторонам, с радостью посмотрел на стоящего рядом Мбаку и принялся громко считать, тыкая каждого из «виртуозов» пальцем.

– Раз, два, три…. Шесть, семь… Девять, десять… Где одиннадцатый! – Запаниковал рядовой. – Было же одиннадцать! Затем повернулся к нам и с радостью ткнул пальцем в невозмутимого Виида. – Одиннадцать! Всех собрал, никто не потерялся. Ф-фух… – Оперся он руками о колени. – Как дети малые…

– Где вы нашли этого отморозка? – Шепнул мне Давыдов.

Я со значением поиграл бровями и шепнул в ответ.

– Князь, тысяча извинений, но по утру я обнаружил ключ от наручников в своей камере. И так совпало, что именно такой ключ не обнаружила ваша дама…

Давыдов прислушался, осознал и тревожно повел усами.

– Она, наверное, была недовольна?..

– Очень. – Постарался я выразить тоном всю глубину недовольства.

– Ну, раз мы завершили, – громко произнес Давыдов. – И не имеем друг к другу претензий? – Приподнял он бровь, глядя на Кри.

Тот неохотно кивнул.

– Ваше высочество, разрешите, я сопровожу Самойлова в камеру! – Вызвался Давыдов, деловито положив руку на мое плечо.

– Нет, князь. – Ответил отрицательно цесаревич. – Господа, – обратился он к комиссии. – Прошу пожаловать в мою резиденцию, машины ожидают вас, – указал он на многочисленный кортеж, ожидавший вдоль Москворецкой улицы.

И только после того, как заморские «виртуозы» удалились, жестко посмотрел на гусара.

– Я запрещаю вам освобождать, устраивать побег или всячески потворствовать бегству Самойлова! Самойлов, вы! – Обратился он ко мне. – Вы доигрались. Не ждите милости и прощения. Если вы виновны в смерти моего дяди, вас ожидает казнь.

– Что значит казнь?! – Возмутился Давыдов. – Ваше высочество, вы же видите – у человека талант, ему надо получать юридическое образование!

– Давыдов!!

– Да пожалуйста, я уже два раза умирал. – Пожал я плечами. – Только пусть не задерживаются с последним ужином. Господин полковник, на вас брать?

– Две порции! И если с кухни его высочества, то три бутылки Каберне Совиньон шестьдесят восьмого года, только с южного склона! В тот год была холодна весна, но каков получился букет!

– Князь!! – Не сдержался цесаревич. – Чтобы вашего духу не было возле тюрьмы!

– Но мне туда очень надо! – Приложил Давыдов руку к груди. – Вы поймите, сердечное дело!

– Самойлов? – Не понимая и с определенным сомнением глянул Сергей Дмитриевич на меня.

– Нас – в разные камеры! – Тут же решительно отмел я, в ответ с укором посмотрев на цесаревича.

– Тогда с чего бы взяться сердечному делу? – Недоумевал его высочество.

– Понимаете, я забыл вчера в камере женщину… – тревожно подергал усами Давыдов.

– Как вы вообще провели ее в тюрьму?!

– А почему нет?! У нее столько пороков, я лично проверил! – С горячностью заверил князь.

– Кто она?

– Я гусар! Честь дамы для меня превыше всего! – Категорично отказались разглашать имя.

– Тогда почему она осталась там, а вы – здесь? – Хмурился цесаревич.

– Вышла досадная накладка… – Замялся господин полковник.

– Давыдов!!

– Слушайте, ну кто из нас не забывал пристегнутую наручниками женщину? – Несмело улыбнулся Давыдов, ожидая увидеть в глазах его высочества поддержку.

Но увидел только шок и ужас.

Давыдов в надежде перевел взгляд на меня.

– Я как-то оставлял в метро, прикрепленной чемоданом магнитов к полу, – покивал я в знак поддержки.

– Вот! – Указал на меня Давыдов.

– Гусары!!

– Я!! – Мы оба встали по стойке смирно.

– Так! – гаркнул его высочество. – Месяц заточения вам, князь.

– Как – месяц?! Почему? А как же дама?! Я должен ее вывести!

– После такого, вы обязаны жениться. Считайте медовым месяцем.

– В тюрьме?!

– Будет вам уроком.

– Послушайте, ладно я – но как же леди!!

– Если она откажется за вас выходить на таких условиях, ее отпустят в тот же миг.

Князь воспрянул и огладил усы. Затем призадумался. Потом хотел сказать что-то, но осекся и притих.

– Может быть, у вас будет сын. Может быть, захотите назвать Максимом. – Завершил Сергей Дмитриевич. – И это все, что вы можете сделать для Самойлова. Вам ясно?

– Так точно. – Понурил голову Давыдов.

– Самойлов. В случае побега, вас повесят вместе с голытьбой. Позолоченный меч еще надо заслужить. И спасибо вам, Самойлов. – Коротко бросил мне цесаревич, отворачивая и поспешая к машине.

Позади, словно по команде, приблизились конвоиры с кандалами.

– Рядовой Ломов! – Окрикнул я отдыхающего сидя на траве рядового.

– Я! – Подхватился он, мигом приблизившись. – Господин полковник! – Отдал он честь Давыдову.

– Благодарю за службу, рядовой Ломов!

– Виват!

– Ставлю задачу – изображать скорбный вид, распространять весть о скорой моей смерти. Поставить свечи за упокой.

– Примета плохая, – категорично отозвался шеф.

– Тогда ходить из бара в бар и требовать выпить за штабс-ротмистра ДеЛара. Драться умеренно. – Заметил я.

– Так точно! – Отрапортовал Ломов. – А вас точно завтра… Ну, повесят. – Растерянно тронул он затылок.

– Ну повесят – что теперь, волноваться что ли? – Приобнял я рядового, глядя на деликатно замерших конвоиров. – Ты главное жене моей не говори.

– Я бы сказал, – откашлялся Давыдов. – Все-таки, не чужой человек.

– Никак нет, господин полковник. Переживать будет, надумает себе всякого. – Не согласился я. – Выручать пойдет. А тут шум не нужен, господин полковник. Все тихо должно пройти.

– Иногда мне кажется, штабс-ротмистр, что вы отчаянней меня, – дернул головой Давыдов, словно пытаясь сделать так, чтобы мысли встали на свои места, и мир вокруг обрел хоть какую-то логичность.

– У меня отличный учитель, господин полковник! И он преподал мне великолепный урок.

– Это какой же? – Зарделся князь Давыдов, жестом заставляя конвоиров и Ломова отойти в сторону и чуть подождать.

– Два раза не умирают, господин полковник. Поэтому я абсолютно спокоен за свою жизнь. И за жизнь Первого Советника, который сдох еще вчера.