В три часа все дети, которых забирают неработающие мамаши, выстроились в ожидании перед дверями классной комнаты. Конечно, Генри среди них нет, и миссис Хопкинс недоуменно смотрит на меня.
— Сегодня я закончила пораньше, — вру я. На самом деле я приехала сюда прямиком из Саут-Бэнк, чтобы забрать его, потому что мне нужно его увидеть. — Можно заглянуть туда? — Я показываю на классную комнату.
Есть что-то очень трогательное в том, как детишки из группы продленного дня аккуратно сидят за партами, одетые в курточки, и ожидают учительницу, которая скажет, что делать дальше. Они такие маленькие, но уже научились приноравливаться. На столах перед ними стоят сумки. Генри спокойно и серьезно беседует о чем-то с соседкой. Первым меня замечает его сосед с другой стороны — Джаспер, друг Генри. Он начинает колотить Генри по руке.
— Генри! Генри! Мама твоя пришла!
Генри поворачивается, и лицо его расцветает, глазки вспыхивают фейерверками.
— Мамочка! Что ты здесь делаешь? — Он хочет броситься ко мне, но с тревогой смотрит на мисс Джонс, новую помощницу учительницы, чтобы получить ее разрешение.
— Я сегодня закончила работу пораньше. Хочешь, давай сходим в парк?
Он снова смотрит на мисс Джонс, та улыбается:
— До свиданья, Генри. До завтра.
Когда мы идем через игровую территорию, я вижу, как в одном из классов над учительницей агрессивно нависла крупная женщина. Я уже видела эту мамашу с выводком перекормленных неуправляемых детей. На этот раз посреди ее роя стоит одинокий мальчик, который воинственно пинает портфель, лежащий на полу. Она, очевидно, получила записку с просьбой подойти к учительнице после уроков. Конечно же, она убеждена, что ее маленький ангелочек не мог сделать ничего дурного, и потому не воспринимает выговор учительницы всерьез и даже тычет в нее пальцем.
В парке я сажаю Генри на качели, и он вопит от радости, взлетая все выше и выше. Он ликует еще больше, увидев, что через желтые ворота в парк заходит его друг Дилан с мамой Оливией.
— Дила-а-ан! Я на качелях!
Дилан бежит к нам.
— Пойдем поиграем на лазалке, — велит он.
— Нет, иди сюда, на качели! — кричит Генри.
— Нет, — упрямится Дилан. — На лазалку.
— Ладно. Мамочка, останови меня, — просит Генри.
Я останавливаю качели, и они вместе убегают.
— Господи, какие милые маленькие друзья, не правда ли? — говорит Оливия, следя за ними полным любви взглядом.
Я услышала диктаторские замашки в повелительном тоне Дилана, но не снимаю с нее розовые очки.
— По чашечке? — предлагает она.
Мы направляемся к небольшому киоску и заказываем два кофе. Я не спускаю глаз с Генри, пока он носится по песку, время от времени падая на землю. Я понимаю, что Дилан при этом стоит на вершине лесенки и «стреляет» в него.
— Вы слышали, что произошло сегодня после уроков на игровой площадке? С Анджелой Диксон?
— С кем? — переспрашиваю я.
Я не часто прихожу забирать Генри и смутно представляю, кто есть кто.
— Ну, знаете, Анджела Диксон, та самая, которая… — Она понижает голос: — Ну, толстуха. С кучей детей.
— А, да, я поняла. — Я отвлекаюсь, потому что Генри куда-то пропал, но потом он выходит из-за малышовой горки, где прятался от огня противника. Углядев его, я чувствую облегчение. — Когда мы уходили, я видела, как она ругалась с учительницей.
— Она не просто ругалась, — говорит Оливия. — Она ударила миссис Смитсон!
— Ударила?! — Я разворачиваюсь и смотрю на нее в упор. — Боже мой! Вы сами это видели?
— Да, я в это время разговаривала с миссис Хопкинс. — Оливия относится к тем родителям, у которых всегда есть какой-нибудь животрепещущий вопрос, требующий обсуждения с учителем. Мы состоим с ней в друзьях на «Фейсбуке», каждую неделю она наезжает на школу — ругает книжку для домашнего чтения, которая недостаточно сложна для ее гениального ребенка, или еще что-нибудь в таком же роде. — Она действительно ударила учительницу по лицу.
— Полицию вызвали?
— Не уверена, — говорит Оливия. — Но я видела мистера Ноулза. — Мистер Ноулз — один из учителей-мужчин. — Правда, я сомневаюсь, что у него были шансы одержать верх над Анджелой Диксон.
Я стреляю глазами в сторону лазалки, но ни Генри, ни Дилана там нет. Я оборачиваюсь и смотрю на крепость, но их и там не видно. Парк большой, аттракционов множество. Они могут быть где угодно.
— Вы видите наших мальчиков? — спрашиваю я Оливию.
— Да они где-нибудь тут рядом. Пойдемте, присядем на скамейку, оттуда виден почти весь парк.
Мы подходим к скамейке для пикников, она садится. Я ставлю свой кофе на столик и с тревогой оглядываю парк. Оливия все еще щебечет про школьное происшествие.
— Я нигде их не вижу, — перебиваю ее я.
Оливия осматривается без фанатизма, попивая кофе.
— Они, наверное, в крепости. Расслабьтесь, Луиза. Они где-то рядом. Смотрите, вон они.
Дилан носится вокруг дерева и тарахтит, подражая автомату, но я не вижу Генри. У меня перехватывает горло, но я стараюсь сохранять спокойствие. Может, он залез на дерево. Я его там уже находила раньше. Он забирался так высоко, что мне приходилось приложить усилие, чтобы не заорать на него. Я подхожу, сдерживаясь, чтобы не бежать, концентрируясь на дыхании. Чем ближе я подхожу, тем яснее понимаю, что там никого нет. Летом на дереве легко спрятаться, но сейчас листья уже опали и оно стоит голое. Не дойдя до него, я понимаю, что среди веток никого нет. Генри нигде не видно.
— Дилан! — Мой голос срывается на крик. — Где Генри?!
— Не знаю.
— Но вы только что были вместе.
— Да, а потом он заговорил с той тетей.
Только не это. Меня словно ударили по голове. На мгновение мне кажется, что я теряю сознание, но я беру себя в руки и заставляю свой рот произносить слова.
— Какой тетей? Где? — Я встаю перед ним на колени и хватаю за руки.
— Не знаю я. Вон там. — Дилан указывает в направлении крепости, потом стряхивает мои руки и бегом возвращается к дереву.
Я бегу, задыхаясь, выкрикиваю имя сына. У крепости я наклоняюсь и заглядываю в дверь. Две маленькие девочки с куклой в коляске смотрят на меня подозрительно. Там только другие дети. Я в отчаянии оглядываюсь по сторонам.
— Генри! — кричу я.
Бегу по парку, заглядывая под каждый аттракцион, все громче и громче зову его. Другие мамаши в попытке помочь мне начинают смотреть вокруг. Здесь всегда кто-нибудь ищет своего ребенка, но их беспокоит интонация неподдельного отчаяния в моем голосе. Оливия встает и подзывает Дилана: очевидно, она хочет продолжить расспрашивать его на предмет того, где он последний раз видел Генри.
Я уже готова достать мобильный, чтобы позвонить в полицию, позабыв про свою безопасность и репутацию, и тут я вижу его. Он стоит ко мне спиной в дальнем конце парка и заглядывает в ворота, ведущие во внешний парк. Я встаю столбом и издаю какой-то неопределенный звук, нечто среднее между всхлипом и стоном. Слава богу! Затем медленно начинаю двигаться в его сторону.
— Генри, — зову я, он оборачивается, улыбаясь.
— Где ты был? — Я стараюсь говорить спокойно. — Я тебя потеряла.
— В парке, — отвечает он.
— Дилан сказал, что ты разговаривал с тетей.
— Да. Она тоже любит поезда. Она спрашивала меня про паровозика Томаса.
Мой пульс замедляется. Может, это была просто мамаша или бабуля, которая привела своих внуков погулять в парк.
— А где она?
— Сказала, что ей пора идти. Я ей махал рукой.
Я смотрю вокруг. Вдалеке маячит фигура в темной куртке, она направляется к главному выходу.
— А дети с ней были?
— Нет, она была одна.
— А сколько ей лет? — спрашиваю я, понимая, что бесполезно задавать этот вопрос четырехлетнему ребенку.
— Двадцать? — предполагает он, но это может означать возраст от подросткового до пенсионного, включая мой.
Я слишком потрясена, чтобы оставаться тут дольше, и мне удается уговорить Генри пойти домой, пообещав ему горячего шоколада и телик. Пока я пристегиваю его к креслу в машине, у меня в кармане начинает вибрировать телефон. Я не отвечаю, сначала надежно устраиваю Генри на заднем сиденье и сажусь за руль. Молюсь, чтобы это не оказались продавцы всего на свете, и дотрагиваюсь до экрана. Это Мария. Когда я читаю и перечитываю сообщение на «Фейсбуке», тихое и счастливое напевание Генри, радующегося перспективе выпить горячего шоколада, уподобляется забиванию иголок мне в уши.
Генри такой милый малыш. Надеюсь, ты хорошо за ним присматриваешь. Это ведь так легко сделать. Отвернешься на секундочку, а его и след простыл.