Запрос в друзья

Глава 5 2016

Пока я стою в очереди к билетному автомату, у меня возникает ощущение, что за мной кто-то следит.

Ничего конкретного, просто затылком чувствую чей-то взгляд. Я оглядываюсь — вокруг полно народа: кто-то возвращается домой после работы, кто-то, наоборот, направляется из дома в центр Лондона, чтобы провести там вечер. Пытаюсь заставить себя дышать ровно, не реагировать слишком остро, не поддаваться игре воображения. Но все равно чувствую, как напряжение от сжатых в карманах кулаков, готовых отразить нападение, поднимается к сгорбленным плечам.

Когда наконец подходит моя очередь, банковская карточка норовит выскочить из рук, и мне стоит больших усилий сконцентрироваться и правильно набрать пин-код. Ожидая, пока автомат выплюнет мой билет, я смотрю по сторонам, пропуская мужчин, в поисках женщины моего возраста. Может, вон та, в дорогом шерстяном пальто верблюжьего цвета, которая прислонилась к стене около входа? Она достает из сумочки пудреницу и, проверяя при ярком свете ламп макияж, слегка поворачивается в мою сторону. Нет, это определенно не она. Мне приходит в голову, насколько бесполезны мои попытки ее обнаружить. Я помню, какой была Мария десятки лет назад, а кто знает, какие удары судьбы выпали на ее долю и как они на ней отразились? Мои шансы узнать ее сводятся почти к нулю. Но я продолжаю сканировать зал: не она, не она, не она…

Я устремляюсь к турникетам и, едва вставив в автомат билет, уже сбегаю по ступенькам, делая вид, что тороплюсь на поезд, а не убегаю от чего-то или кого-то. Задыхаясь, добегаю до платформы, запыхавшись не только от бега. Проталкиваюсь сквозь толпу ожидающих поезд пассажиров в самый дальний конец. Передо мной в темном воздухе клубится пар от моего разгоряченного дыхания, но при этом по спине стекает холодный пот. Поезда ждать еще пять минут; я стою, прижав к себе сумочку, не спуская глаз с толпы на платформе. Когда поезд прибывает, я быстро направляюсь к первому вагону, однако заскакиваю во второй и останавливаюсь в тамбуре у туалета. Прислонившись к стене, стараюсь дышать помедленней, но в этот момент открывается дверь туалета, и я вижу, как в кабинке тошнит молодого человека. Сморщившись, захожу в вагон и сажусь у окна. Прижимаю к нему голову и вижу сквозь стекло дома, где течет чья-то уютная семейная жизнь. Вздрагиваю, когда кто-то садится рядом со мной, но это всего лишь юная девушка, которая очень быстро и сердито разговаривает по телефону. На меня она не обращает ни малейшего внимания.

Я пересекаю главный вестибюль станции «Виктория», стараясь смотреть строго вперед и убеждая себя в том, что все это смехотворно. Даже если вдруг кто-то и преследует меня, я нахожусь на многолюдной станции. В безопасности. Я вливаюсь в людской поток, спускаюсь в метро и останавливаюсь на платформе. Толпа настолько плотная, что можно разглядеть только тех, кто стоит непосредственно рядом с тобой. А все остальные — лишь море потеющих в зимней одежде тел с раскрасневшимися щеками, еще не согревшимися после уличного холода. Даже если кто-нибудь и шел за мной, он не сможет меня сейчас увидеть — народу слишком много.

Когда поезд подтягивается к станции «Саут-Кенсингтон», я уже убеждена, что повела себя как параноик. Испытанный после получения запроса от Марии страх овладел мной настолько, что все теперь виделось словно через инстаграмовский фильтр — и оказывалось на тон темнее. Никто меня не преследует. Я абсолютно спокойно поднимаюсь по ступенькам с платформы, ощущая, как внутри меня ослабло напряжение. При выборе маршрута до дома Софи самым простым мне показался путь через ведущий к музеям подземный туннель. Днем тут полно народу: родители ведут детей в Музей естественной истории поглазеть на динозавров, туристы направляются в Музей Виктории и Альберта, и, хотя нельзя сказать, что сейчас тут пустынно, все же здесь очень спокойно. Поначалу я подумываю влиться в основной поток, но потом одергиваю себя. Нельзя же так трусить! Это смешно. И я поворачиваю в туннель.

Однако на полпути в туннеле я слышу шаги. Впереди метрах в двадцати — мужчина, больше я никого не вижу, как и того, кто идет сзади. Я чуть ускоряюсь, стараясь сделать это незаметно, но слышу, как шаги сзади тоже звучат быстрей. Эхо раздается по всему туннелю. Это ботинки, не кроссовки. Я еще прибавляю шаг, шаги сзади тоже учащаются. Решаюсь посмотреть назад и вижу фигуру в черной куртке с поднятым капюшоном. Я не смею задержать взгляд, поэтому не успеваю определить, кто это — мужчина или женщина. Но я уже приближаюсь к концу туннеля и тороплюсь оказаться среди машин и людей. Перехожу на бег, человек сзади не отстает. Сумочка взлетает вверх и вниз, а пакет с бутылкой вина, которую я вчера сорок минут выбирала в супермаркете, при каждом шаге бьется о мою ногу. Когда я достигаю выхода из туннеля, в голове пульсирует кровь, а в груди начинается жжение. Навстречу мне, болтая и хохоча, движется группа женщин, одетых в деловые костюмы. Тяжело дыша, я замедляю шаг. Одна из женщин обеспокоенно разглядывает меня.

— У вас все в порядке? — спрашивает она.

Я выдавливаю улыбку:

— Да, все хорошо. Я только… тороплюсь очень.

Она улыбается и возобновляет разговор. Как только они проходят мимо и я приближаюсь к самому выходу, мне хватает духа оглянуться. Фигуры в черной куртке уже и след простыл, осталась только группа женщин, их смех эхом разносится под сводами туннеля.

Выйдя на улицу, я прислоняюсь к стене и какое-то время жду, пока мое порывистое паническое дыхание более или менее придет в норму. Тут, на залитой светом улице, где полно людей, машин и бурлят жизнь, мой страх внезапно кажется мне раздутым. И что могло со мной произойти?

Я заставляю себя свериться с картой в телефоне и на нетвердых ногах продолжаю путь в сторону дома, где живет Софи. Вскоре я оказываюсь в районе, застроенном рядами элегантных домов в георгианском стиле с коваными оградами и ухоженными цветочными ящиками на подоконниках. В другое время я бы завистливо пялилась сквозь огромные раздвижные окна на антикварную мебель и тщательно восстановленные камины и моя собственная квартира казалась бы мне простым чуланом в сравнении с ними. Некоторые из них до сих пор представляют собой отдельно стоящий дом, где полуподвал превращен в уютную, но дорогостоящую кухню, там хватает места для мягкого дивана и неизменного кухонного островка посередине. Но сегодня все мои мысли заняты Марией.

Мимо меня идут с работы люди в деловых костюмах, зябко поеживаясь на пронизывающем ветру, торопясь к себе в теплые ванны, теплые комнаты, к ужину, приготовленному любимыми людьми. Рядом проходит стайка девочек-подростков, одетых в комбинезоны и угги, с волосами, завитыми на огромные бигуди. Они танцуют, взявшись за руки, заливаются смехом, и холод им вовсе нипочем. Я испытываю укол зависти вперемешку со стыдом, и внезапно меня охватывает желание оказаться рядом с Генри на диване и читать ему книжку про паровозика Томаса.

Подойдя к дому Софи, я бросаю взгляд на окна: сквозь крепкие ставни пробивается яркий свет. Я останавливаюсь, чтобы собраться с духом, и только потом жму на звонок. Несколько секунд спустя раздаются шаги, и сквозь витражи входной двери я не сразу, но начинаю различать фигуру хозяйки квартиры. Наконец дверь открывается, и — вот она собственной персоной. Пару мгновений мы в неуверенности смотрим друг на друга. Затем ее красивое лицо озаряет улыбка.

— Луиза! — Она бросается меня целовать, но, передумав, притягивает к себе, и я погружаюсь в ее объятия, вся окутанная ее парфюмом. На меня нахлынули воспоминания, чисто на уровне ощущений. Прошедшие годы, которые я потратила на то, чтобы все забыть, испаряются, и на минуту я чувствую, что снова возвращаюсь в свои нескладные, противоречивые, жадные до жизни шестнадцать лет.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что Софи выглядит не настолько гламурно, как это демонстрируют фотографии в «Фейсбуке», но все же она не так далека от них. Явно пренебрегая ненастной погодой, она встречает меня босиком, в обтягивающих джинсах и полупрозрачном серебристом топике, дополненном массивным ожерельем. Ее волосы цвета меда ниспадают на загорелые плечи, макияж умело наложен и едва заметен. Перед выходом я тщательно изучила свое отражение в зеркале и осталась довольна, но теперь чувствую себя такой непривлекательной.

— Приветики! Приветики! — восклицает Софи. — Как я рада тебя видеть!

Она даже говорит восклицаниями.

— Я тоже, — выдавливаю из себя я. — Выглядишь отлично. Как ты?

— О, я замечательно, правда, замечательно, очень даже замечательно, — тараторит она, увлекая меня в просторную, облицованную плиткой переднюю. Она изучает меня, слегка наклонив голову набок: — О, да ты ничуть не изменилась!

Ее квартира находится на верхнем этаже, мне становится жарко, но я не могу снять свитер: ожидая, что будет прохладно, я поддела под него старую майку. Когда-то она была черной, но теперь превратилась в серо-зеленую с белыми разводами от дезодоранта. Пот пропитывает ткань, которая врезается мне в подмышки, и скапливается между грудей.

Квартира безупречная, просторные комнаты с высокими потолками и паркетным полом создают ощущение уюта. Гостиную украшает дорогущая хрустальная люстра.

— Какая шикарная квартира, — замечаю я, протягивая ей принесенное вино.

— О да, спасибо. Давай пройдем на кухню.

Вслед за ней я захожу в небольшую, но обставленную дорого и со вкусом кухню. Она сует мое вино в холодильник и наливает нам из другой бутылки.

— Здесь… ты одна здесь живешь?

Возникает пауза.

— Э-э-э… да. — Ее взгляд устремляется к холодильнику, на дверце которого на магнитиках висят фотографии и напоминалки. Ей как будто неловко, и я решаю, что она не хочет признавать, что у нее никого нет. И хотя я нахожусь в таком же положении, какая-то тайная и подлая частичка меня ликует оттого, что в сорок лет она все еще одна.

Мы берем бокалы и возвращаемся в гостиную, где она усаживает меня на плюшевый бордовый диван, а сама пристраивается на другом его конце, поджав под себя ноги. Диван настолько глубокий, что я не могу откинуться на спинку, если хочу поставить ноги на пол, так я и балансирую на краешке, чинно сдвинув вместе колени и перекладывая бокал из одной руки в другую.

Несмотря на ее напускную беззаботность, я вижу, что Софи тоже нервничает, забрасывая меня вопросами: чем я занимаюсь, люблю ли свою работу, где живу, — и не оставляет мне шанса расспросить в свою очередь ее.

— А твои родители, как они? — спрашивает она, исчерпав все другие темы.

— С ними все хорошо. Они так и живут в Манчестере. — Больше добавить особо нечего. Не то чтобы мы рассорились — для этого нужно быть в более близких отношениях. Но просто между нами есть этот барьер, который я создала для всех, кто не знает меня настоящую и не в курсе, что я наделала.

— Ты часто их навещаешь? — продолжает она.

— Да не так чтобы часто. Знаешь, это довольно сложно, учитывая мою работу и прочее.

Ну, не так уж сложно, конечно. До Манчестера всего-то пару часов на поезде от Лондона. По правде говоря, проблема в том, что мне с ними трудно общаться. У нас довольно поверхностные отношения, разговор все время скользит по верхам, не затрагивая важных тем. Меня хватает на несколько часов — время от времени.

— А как твои родители? — спрашиваю я.

— О, они оба скончались. Отец умер, когда мне был двадцать один. А через два года ушла и мама. — Она произносит это таким же бодрым голосом, как и минуту назад, но в нем чувствуется некая уязвимость, которой не было раньше.

— Мне очень жаль это слышать.

— Да, спасибо. — Она ловко переключается с моих соболезнований: — Ита-а-ак, расскажи мне про свою работу. А что, трудно работать на себя?

Я пускаюсь в подробные рассуждения о тех трудностях, которые мне пришлось преодолеть, пока я налаживала свой бизнес по дизайну интерьеров, и расписываю все преимущества этого предприятия, но почти сразу вижу, как ее взгляд скучнеет. Она слегка встрепенулась, лишь когда я упомянула заметку в «Шарн-Бей Джорнал» о полученной мной награде за дизайн, и то потому, что ее тоже упомянули в этом же издании, когда она вела благотворительный марафон.

— А ты сама? — под конец спрашиваю я. — Ты-то чем зарабатываешь на жизнь?

— Я работаю в модной индустрии.

— О, здорово. А что делаешь?

— Да так, то да се, знаешь. Продажи, маркетинг. Разное.

По какой-то причине она не желает вдаваться в подробности, я чувствую это и перестаю ее пытать. Замечаю, что она не интересуется ни моим партнером, ни детьми. В курсе про нас с Сэмом или же просто не хочет, чтобы я задала ей встречные вопросы? Она, судя по всему, нервничает, бесконечные расспросы словно бы помогают ей держать разговор в желаемом русле. Когда ее красноречие наконец иссякает, наступает тишина, и я судорожно ищу новые темы для обсуждения. Софи в нехарактерной для нее нерешительности опустила голову и крутит в руках бокал.

— Я так рада повидаться с тобой, Луиза, — произносит она. — Знаешь, ты всегда была мне по-настоящему дорога. Только с тобой я могла… ну, поговорить, что ли. Ты ведь действительно была неравнодушна ко мне, не то что некоторые.

Я теряю дар речи. Во время учебы наша дружба была похожа на одностороннее движение, — все шло только с моей стороны. Софи была для меня гарантией того, что я не стану Эстер Харкур. Хотя теперь я вижу, как сильно она сама нуждалась в союзнике, который принимал бы ее без критики, со слепым обожанием. В те времена я была озабочена лишь страхом ее потерять и не задавалась вопросом: а для чего ей нужна наша дружба?

Я начинаю отвечать, но она перебивает меня, как будто жалея о сказанном.

— Ита-а-ак… предвкушаешь встречу выпускников? — Она улыбается, ясно давая понять свою осведомленность в том, что я лишь недавно о ней узнала. В этом вся Софи! Беседа резко возвращается в изначальное русло, и я уже думаю: а не привиделось ли мне, что хозяйка на секундочку сняла броню?

— Да, да. Все будет здорово, — отвечаю я. — Жду не дождусь.

— Ты знаешь, что Сэм собирается пойти? Я слышала про вас двоих — какая жалость.

Значит, она в курсе. Интересно, а ей на самом деле жаль? Я так и не поняла, было ли между ними что-то серьезное, когда мы учились в школе, во мне пульсирует мелкая подростковая ревность. Она проникновенно смотрит на меня, опустив ресницы.

— Думаешь, это будет не совсем удобно? — Тревога прямо сочится из нее.

— Да нет, все нормально. Все прошло очень мирно, — говорю как по писаному. Я могла бы назвать это: «Моя жизнь, какой я хочу, чтобы она была». Но, услышав имя Сэма из уст Софи, я вся холодею внутри, прошлое тяжелым грузом накрывает меня. — Как ты узнала?

— Ой, ты же знаешь, как быстро разлетаются такие новости, — отмахивается она. — Я до сих пор общаюсь с нашей старой компанией — с Мэттом, Клэр. Слухи ходят. Мне кажется, что это Мэтт сообщил — он ведь был на вашей свадьбе?

Он пришел один, неловко жался в своем деловом костюме, не встречая ни одного знакомого лица. Я помню, как Полли, пообщавшись с ним, потом сказала, что он довольно милый. Кажется, он ей понравился. Но, разумеется, это было еще до ее замужества.

Любопытно, что именно Мэтт рассказал Софи про нас с Сэмом. Никому не известны интимные подробности наших отношений. Никто не знает о том, как мы проводили целые выходные в постели, полностью поглощенные друг другом, отказываясь от встреч со знакомыми. Мы были всем друг для друга.

— У вас ведь есть ребенок?

— Да, — отвечаю я, стиснув зубы. — Хотя он уже не маленький, ему четыре года. — Мне вдруг так остро захотелось оказаться дома, заглянуть через приоткрытую дверь в комнату к Генри, проверить, как он там спит, войти и поцеловать его, вдохнуть его сонный запах.

— Мило.

Ее это совсем не заинтересовало, да и у меня не было желания обсуждать с ней моего сына.

— А как поживает Тим? Тим Вестон? — спрашиваю я таким тоном, будто только что о нем вспомнила. — Ты видишься с ним?

Софи бросает на меня испытующий взгляд:

— Нет, я не видела его много лет. А почему ты спрашиваешь?

— Я обратила внимание, что он тоже был в списке приглашенных на «Фейсбуке», и, кроме того, он же дружил с братом Мэтта, вот я и подумала… — Я умолкаю. Если считать это вступлением к предмету моего разговора, то провал был блестящим.

Софи принимается перечислять всех, кто собирался прийти, рассказывая мне подробности жизни людей, про которых я ничего не слышала с тех пор, как окончила школу. Шестого года обучения в Шарн-Бей не было, но даже если бы и был, я все равно не осталась бы там, особенно после всего того, что произошло. Я на отлично закончила среднюю школу в соседнем городке, поступила в университет и больше никогда об этом не вспоминала. Как только я начала учиться в университете, родители перебрались в Манчестер, чтобы быть поближе к дедушке с бабушкой. Так что я не приезжала в Норфолк на каникулы и не общалась ни с кем из старых друзей, окунувшись решительно, хоть и без энтузиазма, в университетскую жизнь. К тому времени, когда мы с Сэмом сошлись, я давно уже окончила университет, окончательно растеряла все свои школьные связи, а Сэм хотя и поддерживал отношения с Мэттом, но встречались они редко, и я ни разу не присоединилась к ним.

Этот запрос от Марии на добавление в друзья засел у меня внутри, словно комок недоваренных макарон, и мешает сосредоточиться на беседе — хотя, откровенно говоря, мое участие в ней совершенно необязательно. Я нервничаю, предвидя надвигающийся тяжелый разговор, о котором собеседница даже не подозревает. Я уже просунула палец в кольцо гранаты, а она даже не видит ее.

Наконец наступает затишье, и я, пользуясь моментом, устремляюсь в бой.

— Софи, я вот почему связалась с тобой… я хочу кое о чем с тобой поговорить.

— Да? — осторожно произносит она, отпивая вина.

— Я получила довольно… странный запрос в друзья на «Фейсбуке». — Я собираюсь с силами, продлевая нормальную жизнь еще на несколько секунд. Как только я произнесу это вслух, как только посвящу в это кого-то еще… игра будет закончена. Мир изменится бесповоротно. — Он пришел от Марии Вестон.

Я уверена: мне не показалось, как Софи побледнела на мгновение и ее глаза на миллисекунду округлились. Но она тут же восстановила свою маску.

— Ага, значит, тебе тоже пришло? — смеется она. — От девочки, которая утонула?

Значит, я не одна такая — в этом есть некое утешение. Но даже Софи не может быть настолько бессердечной, чтобы смеяться над подобным. Она притворяется. Симулирует безразличие, какое испытываешь по отношению к человеку, с которым тебя абсолютно ничего не связывает, чья жизнь никогда не пересекалась с твоей.

— Да, конечно, та самая девочка, которая утонула. — Это прозвучало с большим нажимом, чем мне хотелось бы.

Софи смотрит на меня обескураженно, может быть, даже испуганно, но тут же берет себя в руки.

— Так ты из-за этого пришла? — Она опять смеется. — Очевидно, это чей-то розыгрыш. Наверное, кто-нибудь из приглашенных на встречу выпускников решил так пошутить. Готова поспорить: всё получили такой запрос.

— Допустим. — Я уже четыре дня цепляюсь за этот сценарий, как потерпевший крушение цепляется за обломок корабля. — Но кто на такое способен? И почему я? Я ведь даже не знала про встречу выпускников, когда мне пришел этот запрос. На мой взгляд, тут все совершенно очевидно.

— Почему очевидно? — спрашивает Софи, вставая с дивана и подливая себе еще вина из бутылки, стоящей на журнальном столике. Мне она вина не предлагает. Софи пересаживается в кресло по другую сторону от столика и продолжает потягивать вино с непроницаемым лицом.

— Ты понимаешь, о чем я! То, как я к ней относилась… и то, что мы сделали… — выпаливаю я. — Хотя вряд ли кто-нибудь об этом знал. Или знал?

— Луиза, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я была едва знакома с ней. — Софи уверенно ставит бокал на столик.

Я с трудом верю своим ушам. Последние двадцать семь лет я жила под гнетом того, что мы сделали, того, что я сделала. Конечно, моя жизнь продолжалась — я училась, работала, делала покупки и готовила еду; у меня были друзья, родители, муж, ребенок. Но все это время в глубине души тот, не исчезающий из памяти поступок был со мной — задавленный, придушенный, запакованный. Неизменно присутствовал.

Чувство неловкости, которое я испытывала весь вечер, ослабевает и уступает место гневу. Я рассчитывала, что смогу обсудить это с Софи.

— Но ты ее знала! Ты знаешь, что мы сделали! Мы превратили ее жизнь в мучение. А как же тот вечер, выпускной бал?

— Я искренне не понимаю, о чем ты, — произносит она и, заканчивая разговор, поднимается и берет свой бокал. Наклонившись, она забирает и мой, хотя я еще не допила вино до конца, и направляется в кухню. — Послушай, я действительно была рада повидаться с тобой, но… пообщались — и хватит. Ой! — ее речь прерывает звонок в дверь. — Это, должно быть, Пит.

— Кто? — спрашиваю я, смешавшись. Я собиралась рассказать ей о пропавшем снимке, о моих подозрениях и о том, как кто-то следил за мной, пока я добиралась до нее.

— Пит. Я с ним встречаюсь, — объясняет она, видя выражение моего лица. — Прости, разве я не предупредила, что зову тебя ненадолго — пропустить по бокальчику? Я точно сказала, что не смогу провести с тобой весь вечер.

Она ставит бокалы, смотрится в зеркало в вычурной золоченой раме, что висит над диваном, распускает по плечам волосы и легкой походкой устремляется вниз по лестнице. Я остаюсь сидеть на диване с пылающими щеками. Как странно, что она все еще может меня вот так унизить?! Я должна возмутиться ее грубостью, а вместо этого чувствую себя неловко и глупо. Раздается мужской голос и смех Софи, потом две пары ног поднимаются ко мне.

— Это моя подруга Луиза.

— О! Простите, я не вовремя, — смутившись, извиняется мужчина.

Ему чуть за сорок, он среднего роста, седеющие волосы подстрижены коротко. Его не назовешь красавчиком, но он выглядит вполне привлекательно в своей одежде — из-под длинного темного пальто видны черные джинсы и вылинявшая джинсовая рубашка.

— Нет-нет, никаких проблем. Луиза уже уходит. Ведь так, Луиза?

Я поднимаюсь с дивана с красным лицом, излишне суетливо подбираю свою сумку.

— Да, не волнуйтесь, — обращаюсь я к нему. — Мы просто выпили по бокалу вина. Мне все равно пора идти. Рада познакомиться. — Я протягиваю руку, которую он жмет чуть дольше, чем положено.

— Я тебя провожу. — Софи деловито выталкивает меня из гостиной и ведет вниз по лестнице. В прихожей она вручает мне куртку и открывает дверь.

— Здорово пообщались! — жизнерадостно произносит она. — До встречи на школьном вечере!

Она говорит уверенно, бодрым тоном, но от меня не ускользает, что подруга не смотрит мне в глаза. Мы быстро прощаемся, и вот я уже одиноко стою на улице, более растерянная, чем когда сюда шла. Я пытаюсь примириться с тем, как Софи переиначила прошлое, хотя мне и не кажется это правильным. Впрочем, я сама делала то же самое все последние годы.

Я иду вперед и оглядываюсь. Сквозь витражи входной двери вижу, что Софи не сразу возвращается наверх: какое-то время она стоит, прислонившись к двери, как будто нуждаясь в поддержке. Она продолжает стоять неподвижно еще секунд тридцать, а потом, с вызовом тряхнув волосами, уходит.