Заря занимается

28

Дверь комнаты распахнулась. Таневская накинула на ноги одеяло, оперлась локтем на подушку.

— А, это ты, — сказала она и лениво протянула руку вошедшей Марине. Поправила выбившиеся из прически светлые пряди и, уловив во взгляде девушки смятение, спросила: — Опять с тобой что-то случилось?

— Он меня поцеловал, — быстро ответила взволнованная Марина.

Таневская расхохоталась. Потом привлекла Марину к себе, обняла ее и, приложив два пальца к ее губам, игриво сказала:

— Да эти губки и созданы для того, чтобы их целовали. Какой мужчина откажется их поцеловать… Ах ты, глупышка!

Марина будто впервые увидела глубоко посаженные глаза Таневской. Ей захотелось убежать, забыть нанесенное ей оскорбление. До сих пор никто не дотрагивался до нее, она восприняла этот поцелуй как большую обиду, как посягательство на ее девичью честь.

— Он это умеет. Ты увидишь, какой это мужчина, — продолжала Таневская.

«Наверное, они не раз были вместе», — подумала Марина, с брезгливостью оттолкнула от себя разбитную подругу и помчалась вниз по лестнице.

Уже наступили тихие предвечерние часы, а Марина все еще колебалась, пойти ей к Ради или нет. Она неотступно думала о нем весь день и даже решила встретить его. Но остановилась, поняв, что у нее не хватит смелости исповедаться.

Тут Бонка толкнула ее деревянной бадьей: она шла кормить лошадь. Покачала головой:

— Погляди-ка на себя, на кого ты похожа! Босая, растрепанная, ну, чисто Таневская! Давай, продолжай в том же духе, сегодня с одним, завтра с другим…

Марина пригладила волосы, глянула на свои босые ноги и возвратилась к себе в комнату. Слова Бонки обожгли ее, словно кипяток. С ней действительно что-то происходит. С Ради ее связывают прошлое, первое волнение, взаимное стремление к свободе. Она знала, как сильно он ее любит. И, зная это, захотела освободиться от его любви, которая помогла ей сохранять душевное спокойствие и чистоту. Чем ее привлекал Кирменов? Может, ее волновало предчувствие неизведанного, загадочного? Она любила Ради, а решила расстаться с ним. Почему? Чтобы угодить людям? Она захотела, чтобы он остался в прошлом, в воспоминаниях, и это желание привело ее к другому. Нет, ее чувства к Ради остались неизменны, любовь к нему не умерла в ее сердце, и пусть многие снисходительна называют ее юношеским увлечением…

На Лобной скале вспыхнул и погас огонек. Ради зажигал сигарету, вглядываясь в ее окно, он был готов стоять так до тех пор, пока летнее небо совсем не потемнеет. Из соседнего окошка, мурлыкая про себя какую-то песенку, выглянул дед Прокопий.

Нашел дед время петь! Марина еще раз глянула в сторону скалы. Обула туфли. Почти бегом преодолела мост, боясь упустить Ради. В голове теснились беспорядочно слова, которые она собиралась обрушить на него — слова или крик души, она сама не знала. Она вся была охвачена стремлением от чего-то спастись, и это стремление толкало ее в объятия любимого. Она была готова на все.

Марина шла, будто оглохнув и ослепнув, не видя и не слыша, что происходит вокруг. «Ради! Ради!» — рвался из горла вопль, но она молчала. Она знала здесь все тропинки, все камни и кусты, все места, где они по весне собирали фиалки. Сколько раз они бывали здесь с ним!.. Она могла пройти по этим древним руинам с завязанными глазами.

Кто-то шел ей навстречу. Нет, это был не Ради. Этот шагал быстро, размахивая на ходу руками. Марина спряталась за дерево. Прохожий прошел мимо, и вскоре его шаги заглохли. Тьма еще больше сгустилась. Марина побежала по тропинке, чтобы как можно скорее оказаться рядом с любимым в этот теплый чудесный вечер. У Лобной скалы она остановилась, перевела дух и крикнула: «Ради! Рад-и-и!..»

Безмолвный Царевец поглотил ее крик.

Под вечер следующего дня Марина пошла к Бабукчиевым. Оказалось, что Ради ушел на митинг протеста против коалиционного правительства.

— Присядь, Марина, — приветливо сказала ей мать Ради, встретившая ее на дворе. — Давно ты к нам не заглядывала. Что же так?

Марина прикрыла глаза, чтобы избежать взгляда Денки.

— Так вышло…

— Нет, что-то случилось, Марина. Ты от меня таишься. Вон ты как осунулась. И Ради ходит сам не свой. Все в своем клубе пропадает, иногда и ночью домой не возвращается. Когда я знала, что он с тобой, была спокойна. Что промеж вас случилось? Скажи мне, очень тебя прошу.

Марина не ожидала такого разговора. Вчера она приняла твердое решение навсегда связать свою судьбу с Ради, но наутро снова заколебалась. Сейчас она пришла к нему за помощью как к старому другу.

— Не знаю, что происходит с Ради. Мы уже не так близки…

Денка пододвинула низенький стул поближе к Марине.

— Правда, я ничего не знаю. Что касается меня, то я ищу работу. Мне обещали место в инженерной службе. Если ничего не выйдет, поеду учительствовать в деревню, куда-нибудь подальше, на границу. У меня нет средств, чтобы учиться и получить диплом.

— А Ради знает об этом?

— Нет.

— Он тоже устраивается на работу. И в университет поступит. Ты бы не спешила, а?..

Марина смотрела на нее с изумлением.

— Коли промеж вас не случилось непоправимое, — продолжала Денка, — то подожди! Я всей душой с вами, готова венчальный перстень продать, чтоб вам помочь. И еще вот что тебе скажу: можно сердце из груди вырвать, но любовь из сердца — никогда. Это я тебе как мать говорю — без обиняков.

Марина молчала. «Коли не случилось непоправимое!..»

— Послушай, Марина. Боюсь я за Ради. Слыхала я, что из-за этого митинга сюда специально военные части прислали. И наши, и иностранные. А тут ко всему министр внутренних дел — широкий социалист. Дали ему в руки саблю острую головы своих братьев сечь. Широкие — верные собаки богачей. А те, как увидят, что дела их плохи, собак своих с цепи спускают, чтоб добро их стерегли…

Однако Марина уже не слушала ее. Ей хотелось встать и уйти, но она почему-то не могла этого сделать.

— Ступай, поищи его, пожалуйста!

— Да, хорошо, я пойду, — согласилась Марина, поднимаясь.

Пожарная повозка стояла наготове, пожарники сидели в касках на голове, словно собрались на пожар. Возле тюремной караулки выстроились солдаты в полной боевой готовности. По улицам расхаживали усиленные полицейские патрули. Набитые до отказа иностранными солдатами, военные грузовики медленно объезжали площадь, почерневшую от народа. Издали доносился голос оратора.

Зорко осматриваясь по сторонам, словно орлы, члены Союза коммунистической молодежи несли охрану митинга. В карманах у них было оружие. Марина знала, что и Ради иногда носит с собой пистолет. Она протискивалась сквозь толпу, пытаясь отыскать Ради. Встретила Димитра Иванова, Найденова, Михаила Попова, отозвалась на приветствия нескольких знакомых и соседей, но про Ради не стала у них спрашивать. Наконец она увидела его позади трибуны — он стоял бледный, с нахмуренными бровями. Таким она запомнила его в последнюю их встречу в Дервене. Ледяным холодом веяло от этого Ради, безраздельно принадлежавшего своим идеям. Она любила другого Ради, того другого не могла забыть. Все ее попытки привлечь к себе внимание оказались напрасными. Она поднялась на тротуар, с трудом продвинулась еще немного вперед, подняла руку, но Ради в этот момент разговаривал с возчиком Мильо. Она еще раз помахала ему рукой и, поняв, что все бесполезно, решила дождаться конца митинга.

— Вы товарища Бабукчиева ищете? — спросила ее Хубка у входа в клуб, куда после митинга набилось множество народу. — Заходите. Только вам придется подождать. Он сейчас занят.

Марина вошла. Облокотившись на балконную дверь, Ради разговаривал с четырьмя незнакомыми товарищами. Немного погодя к ним подошел Ботьо Атанасов. Было видно, что разговор идет о чем-то чрезвычайно важном. Она забилась в уголок и принялась терпеливо ждать. Прошло довольно много времени. Чтобы рассеяться, она начала оглядывать трибуну, деревянный потолок, стол, покрытый красным сукном: здесь она познакомилась с азами марксизма. Ей захотелось узнать стулья, на которых они сидели с Ради, когда он впервые привел ее сюда. Тогда-то Марина думала, что она — смысл всей его жизни. Теперь ей стало ясно, что этот клуб отнял его у нее.

Время шло, но Марина твердо решила дождаться Ради — она ведь дала обещание его матери. Но не только это. Ей хотелось объясниться с ним, она чувствовала себя задетой тем, что ее сравнивают с Таневской. Она знала: только Ради в состоянии ей помочь.

— Товарищ Драгиева, пришли крестьяне из сел Миндя, Мерданя и Златарица. Просят, чтобы наши оказали им помощь в организации партийных ячеек. И товарищ Бабукчиев тоже поедет туда, — сказала ей Хубка, усаживаясь на соседний стул.

— Нынче же вечером?

— Наверное.

Марина вздохнула. Оказывается, зря она ждала и надеялась. Все ее мысли и надежды, которые она связывала с сегодняшней встречей, ожидание перемен — все напрасно.

— Передайте ему привет от меня, — попрощалась Марина и глянула в сторону балкона: дверь его была открыта.

Инженер Мосутти уехал на пароходе на поиски пропавшего без вести зятя и больше не вернулся. Место его занял родственник Данаила Кирменова, который помог устроиться Марине в инженерной службе. Она считала себя обязанной Кирменову.

Всю неделю в душе Марины бушевала буря, которая не раз заставляла ее подниматься на «их камень», в памяти у нее звучали слова, сказанные матерью Ради. В ее жизни ничего не изменилось. Она возвращалась с работы домой, вечерами ходила в Дервене. Чувствовала себя совсем одинокой. Ей было известно, что и Ради поступил на работу, а все остальное время проводит в клубе, занятый подготовкой к избирательной кампании: предстоящим выборам в Народное собрание коммунисты отдавали все свои силы, работая чуть ли не круглые сутки. Русана сказала ей, что в пятницу вечером на публичном собрании в Павликени выступит Никола Габровский: есть указание партии обеспечить массовое присутствие на митинге и принять все меры к его охране. Так что все члены партийной организации села должны были быть на своих постах. Вероятно, с Габровским поедет и Ради. Марина не сомневалась в его любви, что подтвердила и мать Ради, но почему он ни разу не попытался встретиться с ней? Ведь она просила сохранить к ней дружеские чувства. Как они были необходимы ей в эти трудные дни ее жизни!

Однажды ночью, было уже совсем поздно, она стояла у окна. На улице послышались знакомые шаги, вот они стихли под окном… Сердце ее бешено забилось. Она спряталась за занавеску. Ради встал возле дома напротив, оперся спиной о щербатую стену — может, устал, возвращаясь вечерним поездом после агитационной поездки в село? Потом он сел на камень и поднял к ней голову. Марину била дрожь, она еле дышала. Ей хотелось протянуть руку и погладить его по волосам, привлечь его к себе.

Застигнутая врасплох его внезапным появлением, так и не решившись выйти из своего укрытия, Марина задернула занавеску. Свидание, о котором она так мечтала, не состоялось. Немного погодя в ночной тишине прозвучала мелодия полонеза Шопена, скрипке начала вторить виолончель. Божественные звуки торжественно плыли по притихшей улочке. Под аккомпанемент этой музыки Марина декламировала стихи на вечере в клубе, куда ее привел Ради. Все громче, все нежнее рыдала скрипка, все более страстно вторили ей низкие звуки виолончели. Она снова подошла к окну. Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она различила Попова и Вапорджиева, позади них, втянув голову в плечи, стоял Ради.

— Спасибо вам, — протянула к ним руки Марина и осталась так стоять, пока трое друзей не свернули к мосту.

Две пары глаз провожали Марину от деревянного дома до реки. Она теперь возвращалась через Патерник, надеясь встретить Ради, который часто проходил там по дороге в Дервене. Полагалась на случай. Не решалась назначить ему свидание после того, что у нее произошло с Данаилом. А тот неотступно следил за ней, писал ей письма, которые передавал через Таневскую.

— Марина будет ждать тебя завтра вечером. Ты знаешь где, — шепнул ему Богдан.

Ради промолчал. Разделся и лег. Братья не делились своими сердечными тайнами. В этом отношении, да и во многом остальном, они совсем не походили друг на друга. Богдан брал от жизни все, что можно, но без особого увлечения. Вместе с Косьо Кисимовым и Христо Воеводовым они ездили по селам с театральными представлениями, без них не проходило ни одного вечера, ни одного концерта в клубе-читальне «Надежда». Не пропускали ни одного циркового представления. Братья не виделись неделями. Или Богдан не заставал Ради, или же, что случалось чаще, Ради ложился спать, не дождавшись возвращения брата. Оба стали взрослыми. Богдан поступил в университет и ждал места в Софии. Ради ходил на службу, осенью и он собирался поступить в университет.

— Смотри не забудь, братишка, — напомнил Богдан вместо пожелания «спокойной ночи».

Повторное напоминание заставило Ради призадуматься. Уже несколько раз Марина искала встречи, хотя сама захотела, чтобы они больше не виделись. Он исполнял ее желание. В чем же тогда дело? Ему было неловко и больно, когда друзья или товарищи по партийной работе говорили ему об ее отношениях с Кирменовым. То немногое свободное время, которое у Ради оставалось, он проводил в местах, где они бывали с Мариной. Он часто думал о ней. Да, видно, и впрямь с Мариной что-то случилось, нужно с ней повидаться.

С работы Ради пошел в клуб, сделал самые неотложные дела и спустился по тропинке к домику путевого обходчика. Выйдя на дорогу, ведущую в Дервене, он замедлил шаг. Каждую минуту могла появиться Марина. Он прошел мимо высоких вязов и медленно, вса время озираясь и прислушиваясь, повернул к знакомому камню. Начало смеркаться. Марины все не было. Уж не пошутил ли Богдан или же ее не пустил Кирменов? Вдруг навстречу ему выскочила лисица, понюхала воздух и, заметив человека, бросилась к реке. Ради решил было возвратиться, раз и навсегда положив всему конец. Он дошел до камня, не глядя на него, перемахнул через пересохшее русло ручья, напился воды из источника и снова вышел на дорогу. Раскинувшееся на холмах Тырново мерцало светящимися окнами; они походили на звезды и были чуть бледнее, чем звезды на небе. Он остановился на перекрестке — ему не хотелось идти мимо дома деда Прокопия. И когда Ради уже направился к станции, из темноты вышла Марина.

— Извини меня, я опоздала, — сказала она.

— Наверное, потому, что встреча со мной не слишком приятна.

— Пожалуйста, не выпускай сразу свои когти!

— Я не зверь.

— Если ты будешь говорить со мной в таком тоне, я лучше уйду.

— Уходи.

Марина поднялась на гребень холма. Села на землю и сразу же слилась с темнотой. Ради ждал, что она пойдет домой, и собирался проводить ее хотя бы до домика путевого обходчика — время было совсем позднее. Вдруг он услыхал, как вниз покатились камешки. Она сбежала по склону, обняла его и зарыдала в голос. Ее дыхание обжигало ему щеку, но он ничего не сделал, чтобы ее утешить.

— Знал бы ты, чего мне стоило решиться на это свидание, ты бы пожалел меня, даже если б я была тебе совсем чужая. Неужто я тебе совсем безразлична? Разве я не заслужила твоей дружбы?

— Ты же сама потребовала, чтобы мы не встречались…

— Ах! — вздохнула Марина. — У меня больше нет сил.

Ради повел ее к рощице возле железнодорожной насыпи. Снял с себя пиджак и расстелил его на траве, чтобы они могли сесть. Она привлекла его к себе, склонила к нему на плечо голову. Прошло довольно много времени, а они так и не проронили ни слова. Марина боролась с искушением исповедоваться ему во всем до конца. Когда-то это было легко. Они делились друг с другом всеми своими переживаниями и мыслями, у них не было никаких секретов друг от друга. Без него она во второй раз осиротела, это была сущая правда. Зачем же тогда она мучила и Ради, и себя?..

— Ты собиралась мне что-то сказать?

— Ты спешишь? Я тебя задерживаю?.. А мне хочется побыть с тобой. Подари мне эту ночь. Послушай, — совсем расчувствовалась Марина, — лес шепчет, река журчит — и все это для нас. Словно звучит твоя серенада, и мы только вдвоем с тобой: ты и я, как прежде… Брось ты свою сигарету, ты слишком много куришь. Сейчас я с тобой, только с тобой…

— Ты говоришь правду? А тот, другой?..

— Ах, оставь этого пошляка-декадента.

— А ты откуда знаешь, что он такой?

— Ради, не береди рану. Нам обоим это ни к чему. Смотри, как ты похудел, я же вижу, ты страдаешь. Не отрицай, сердце подсказывает мне, что это так.

— Спасибо за заботу. Но неужели ты не понимаешь, что твои слова звучат фальшиво и даже, если хочешь, лицемерно.

— А ты не думаешь, что ты меня обижаешь? Не хватил ли ты через край?

— Ничуть. Я говорю правду. Между нами стоит третий. Я никогда с этим не примирюсь. Еще раз тебе повторяю: или — или! И ты хорошо это знаешь, а позвала ты меня лишь для того, чтобы успокоить свою совесть.

— Ради!

И снова мозг пронзила мучительная мысль: сказать ему, что с ней случилось, или нет? Догадывается ли он об этом или уже знает? Марине захотелось увидеть лицо Ради — оно было зеркалом его души, точно отражая владевшее им настроение, его мысли. Но было темно.

— Подожди! — остановила она его, когда он поднялся. — Обещаю, я скажу тебе все. Только дай мне немного времени, умоляю тебя! Накинь на меня пиджак, мне стало холодно.

Когда месяц высветил тырновские колокольни и молодой лес зашумел листвой, они расстались с прежней любовью в сердцах.