Заступник. Проклятье Дайкоку

Глава 3

Юбицумэ. Акт просьбы о прощении. Провинившийся обязан в знак извинения отрезать себе фалангу мизинца. Чем тяжелее содеянное преступление, тем больше фаланг нужно отрезать за раз.

В моем случае это должна быть лишь одна фаланга с ногтем.

Тянется вся эта традиция еще со времен самураев. Почему мизинец? Потому что, на удивление, лишаясь мизинца — хватка любого человека ослабевает ровно в половину. И любой мечник, а тем более мастер становится почти что безруким и вынужден надеяться на своих товарищей.

Но проблема заключается в том, что просить прощения мне не за что. А значит резать мизинец я тоже не стану. Но если не стану — тогда очень велика вероятность того, что клан Андо пойдет на наш клан войной. И мы в этой войне не выиграем ни при каких условиях.

— Нагаката-сама, — начал я, — мне не за что резать себе мизинец. Ваши люди хотели убить гражданских, что идет вразрез с кодексом якудзы. Они еще не стали даже под знаменем вашего клана, а уже нарушают устав. Я сделал одолжение вашему клану, что остановил их.

Он ухмыльнулся. Провел языком по верхнему ряду зубов.

— Одолжение, значит, да? — спросил он, уперевшись в стол и держась рукой за рукоятки ножа-бабочки. — Мне не послышалось? Ты это сказал? ЭТО⁈ — гаркнул он.

— Именно это, — сказал я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Вы умный человек, и должны сами понимать, что, если начнется война, то да, пускай даже теоретически, вы победите. Какой ценой? Ценой чего? Пожертвуете сотнями жизней своих людей? Вы же можете себе представить насколько сильно ослабнет ваш клан, верно? И что тогда? М? — я вздернул бровями, подыгрывая эмоциями и пытаясь приложить все то убеждение, что теперь у меня есть.

Нагаката-сама играл желваками. Я видел, как на лбу у него вздулась вена, а он все сильнее вдавливал нож в стол, крутил его и выковыривал покрытие. Оно мелкой стружкой крошилось вокруг острия.

Кажется мои доводы ему показались одновременно логичными, но недостаточными. Он с размаху выдернул нож и всадил его с грохотом снова, но теперь ближе ко мне.

— Я сказал: РЕЖЬ ПАЛЕЦ, АХИРО!

— Не буду.

— Ты че творишь? — зашептал мне Куросаки, у которого хоть и кишка и не была тонка, но явно дрожала. — Угомонись.

— Я Ахиро Кэнтаро, член семьи Куджо и приказывать делать юбицумэ мне может только мой оябун — глава семьи.

Нагаката выпрямился как струна и вздернул подбородок вверх, глядя на меня с пренебрежением сверху-вниз.

— Kusou, — выругался он.

Нагаката перевел взгляд на Куросаки.

— Выйди из комнаты, старший. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Куросаки напрягся. Я видел это по его костюму и мышцам, что играли под прилипшей от пота одеждой.

— Нагаката-сама, давайте немного успокоимся и обсудим все в более…

— Я сказал, — цедил он сквозь зубы, — выйди нахрен из комнаты, Рюсэй. По-хорошему.

Куросаки посмотрел на меня. Потом на Нагакату. Сжал руки в кулаки и молча направился к выходу. Тихо скрипнули петли, а затем створка глухо стукнулась о раму. Мы остались одни.

Дело принимало крутой оборот. Если он сейчас попытается меня избить в качестве наказания — терпеть не стану и вломлю в ответ. Унижаться я не собираюсь. Хоть он младший лейтенант семьи Андо и выше меня по рангу, но место своё знать должен. Он пренебрегает своими полномочиями. Юбицумэ за такую мелкую провинность? Бред.

Но если я сломаю ему руку, нос или еще что-нибудь, что под руку подвернется — влетит всему моему роду и войны тогда точно не избежать.

Нагаката-сама снова упал в кресло и провел ладонями по взмокшей голове, после чего стряхнул пот на пол. Темные крупные капли остались на паркете.

— Куришь? — спросил он, доставая новую сигару из пачки и отрезая от нее краешек специальным приспособлением — гильотиной.

— Нет, — я отрицательно покачал головой.

— Долбишь? — он приподнял голову и бровь в вопросе, поджигая спичку. Когда-то давно я тоже слышал, что сигары лучше прикуривать обычными спичками, а не газовой зажигалкой. Якобы это как-то влияет на вкус.

Но на его вопрос я тоже отрицательно покачал головой.

— Ты что у нас — праведный человек без греха? Ну хоть пьешь?

— Иногда. Чаще всего пиво или трехсолодовый виски, если речь идет о крепких напитках.

Он затянулся и выпустил густое облако сизого дыма и закашлялся.

— Чем тебе сакэ не угодил?

Я пожал плечами

— Вы пили виски?

— Нет, — сказал он, гоняя сигару из одного угла рта в другой.

— Тогда мне будет тяжело объяснить.

— Не заморачивайся, — сказал он и откинул голову на кресло. — Знаешь, когда-то и я был таким, как ты.

Я уж подумал, что он сейчас начнет рассказывать про стрелу в колене, но обошлось.

— Чтил кодекс, соблюдал правила. Видишь вот этот шрам? — он указал пальцем на свой висок. Я не буду спрашивать хочешь ли ты знать откуда он. Я просто скажу, что вот как раз за чтение этого самого кодекса я его и получил.

Он встал и прошелся к окну, после чего опустил жалюзи и включил кондиционер. Приятная прохлада тут же стала наполнять комнату.

Нагаката подошел к небольшому бару, открыл дверцу, выудил оттуда маленькие баночки с пепси и кинул одну мне. Я перехватил ее одной рукой в воздухе.

— Благодарю.

Он молча кивнул и сел на свое кресло. Щелкнули банки.

— На сегодняшний день якудза перестали быть просто кланами. Думаю, ты это уже заметил. Мы — это зарождающееся государство внутри государства. У нас уже есть уши и глаза там, где раньше никогда не было. Да что там глаза и уши. Руки. Мы буквально почти что можем влиять на законы. А очень скоро — начнем это делать. Смекаешь? Тебе может пока и неизвестно, но у вас в семье есть такой человек. А поэтому я предлагаю тебе поступить вот как: ты станешь передавать мне информацию. Всю, которую разнюхаешь, чтобы наш род Андо не отставал и тоже шел в ногу с тем, что будет выходить в новых постановлениях.

— Нет, — я сразу отрезал этот вариант с таким тоном, что по хорошему мне можно было бы отрезать сразу весь мизинец.

— Да погоди ты, не артачься, — сказал он. — Что ты заладил «нет-нет».

— Я не буду шестеркой, Нагаката-сама. Даже находясь в такой ситуации, как сейчас мой ответ: нет.

— Ты совсем не боишься, что ли, что я тебя сейчас здесь выпотрошу, как тунец и скину в канаву? — он кивнул головой на нож, что все еще торчал в столе.

— Честь нераздельна со смертью. Она искупает вину, — заявил я, слегка преобразив древнеяпонскую мудрость.

Нагаката опустил уголки губ вниз и покивал головой.

— Глубокомысленно. Но мы живем не в эпоху самураев, как ты мог догадаться.

Странно, что это мне говорит член Якудза. Ведь они, как раз наоборот, являются консерваторами и ведут себя, как их предки самураи.

— Я лишь хочу сказать, что я не боюсь смерти. Но хочу задать вам вопрос, Нагаката-сама.

— Валяй.

— А вы не опасаетесь, что я доложу своему оябуну, что вы пытаетесь меня вербовать?

— А кто тебе поверит? — спросил он, коротко хохотнув и сделал глоток из банки. Я тоже отпил. Сладковатый напиток приятно щекотал горло. — Тем более, если учесть, что по большому счету ты нагадил не только нам, но и своей семье.

Я не стал ему объяснять в очередной раз, что мои действия были принципиально правильными. Никто из гражданских не должен быть подвержен смертельной опасности от членов якудзы. Никто. Хоть мне и не приходились по нраву дела, которые вела якудза, но кодекс был ясен. Судя по кодексу гражданским можно угрожать, рекетировать, наносить побои для устрашения, но и это все крайние меры. Убийство — вне кодекса. Тем более нанесения вреда женщинам и детям.

Да и я не какой-то бандит из подворотни, даже не глядя на факт, что состою в группировке. В своей прошлой жизни я занимался благотворительной деятельностью. В этой тоже буду. Это мои личные принципы жизни. И изменять им я не намерен.

— Это мое последнее слово, Нагаката-сама.

— Упертый баран, kusou… — он нервно дернул головой и затянулся сигарой. — Можешь идти. Считай это происшествие исчерпанным. Доносить на тебя и на твою семью не буду, значит и войну объявлять не станут.

Я с негромким хрустом сжал пустую банку и встал со стула.

— Но ты подумай, Ахиро Кэнтаро член семьи Куджо над моим предложением. Такие люди как ты — быстро идут вверх по лестнице якудзы, если все делают правильно. А я по глазам вижу, что ты из этих, — он постучал себя по виску со шрамом. — Вижу, что ты такой, понимаешь? В отличие от твоего старшего болвана — Куросаки.

Пусть несёт чепуху, сколько влезет. Вся эта пустая болтовня говорит лишь о том, что в его баке вместо головы попросту пусто. Выждав несколько секунд паузы, чтобы не уходить под его речь, я вышел, когда наступила тишина.

За дверью в коридоре Куросаки не было. Судя по всему его выпроводили аж на улицу. Один из охранников отделился и указал мне рукой двигаться к лифту. Я пошел туда рядом с ним.

Вся эта ситуация мне не нравилась от слова совсем. Хотя бы потому, что теперь над моей жизнью висит постоянная угроза со стороны Андо. Да, Нагаката-сама сказал, что войны он объявлять не будет. Но из-за того, что он подсунул мне «предложение» то и ждать он от меня будет ответа, но не молчания. А еще может попытаться на меня повлиять разными способами. Силовыми в том числе. Это не исключено. Это факт, который произойдет скорее рано, чем поздно.

А значит, что жить, как я жил последние полгода вряд ли получится. Придется что-то думать.

Куросаки действительно ждал на улице. Он ходил, как лев запертый в клетку, туда-сюда по тропинке, ведущей к главному зданию.

— Ахиро! — выкрикнул он и направился ко мне ускоренным шагом, после чего положил руки на плечи. — Цел? — спросил Куросаки, разглядывая.

— Сам видишь.

— Вижу. Идем отсюда.

Пройдя по тропинке, мы с ним вышли из ворот, где нас пропустили те самые два бодигарда: чавкающий и с рацией.

Дальше на парковку и в машину, где сразу включили кондиционер. Жара стояла невероятная.

— Что ему надо было? — спросил он, закрыв двери.

— Требовал отрезать мизинец в знак извинения. Как видишь — он все еще при мне.

— И больше ничего?

— Пытался давить на меня. Говорил, что я сделал двум семьям только хуже своим поступком, а тем, что отказываюсь совершать юбицумэ — лишь загоняю себя в могилу.

— Так. И?

— Я сказал, что требовать от меня извинений в таком ключе может только наш оябун, а значит и просить прощения я могу только у него. Мы договорились, что войны объявлять они не будут, но таких проблем больше возникать не должно.

Куросаки смотрел на меня в упор. Я по глазам видел, что с одной стороны он мне верит, но с другой его что-то явно смущало. То ли то, что я вышел целым и невредимым, то ли то, что орущий и психующий Нагаката-сама не верещал так, что его слышно было на улице и даже не разбил окно, выходящее аккурат на ту сторону, где стоял Куросаки.

— Что ж, — сказал он, — значит оно и к лучшему.

Выжав сцепление и воткнув передачу, Куросаки выехал на трассу.

— Нашего лейтенанта нет сейчас на месте. Я доложу ему позже сам.

Я кивнул, глядя на дорогу и размышляя о том, как бы мне лучше найти выход из положения.

— Тебя подкинуть куда-то? — спросил он.

— До Старейшего Дома. Там мой мотоцикл стоит, а дальше я сам.

— Без вопросов, младший.

Он включил магнитолу, из которой по неведомой мне причине играла назойливая мелодия из старого фильма под названием «День Сурка». «Ай гот ю бейб» напевали голоса. Я рефлекторно потянулся и сделал немного тише. До базы доехали молча.

Куросаки обнял меня на прощание и похлопал по спине, после чего я вышел из машины и, вытащив ключи из заднего кармана, сел на своего железного коня. Провернул ключи в замке зажигания, мотор привычно взревел, а сам аппарат завибрировал. Я убрал подножку, надел каску и направился домой. Сонливость наваливалась все сильнее.

Как бы я не хотел это оспаривать, а наличие женщины в доме (если она не пилит тебе мозги и не сидит на шее) здорово упрощало жизнь. Вот так приезжаешь уставший, как собака, а внутри уже пахнет жареным рисом с лососем и свежеприготовленным салатом.

Чувствует она, что ли, что я скоро буду?

— Ахиро, — сказала она, — ты вернулся!

Кирико была одета в домашнее. Не в то вечернее ее любимое белье, от которого у любого нормального мужчины трусы обычно начинают приобретать выпуклую форму, а короткие розовые шорты из бархатной ткани, тапочки с заячьими ушами, футболка на двух тонких прозрачных бретельках и плотная спортивная повязка на лбу.

Видимо во время готовки ей настолько жарко, что пот заливает глаза.

Хотя, не мудрено, кондиционер в доме давно сломан, а обычным вентилятором тут не спасешься.

— Вернулся, — кивнул я. — Ты отдала деньги?

Она поникла в лице, словно хотела услышать что-то совершенно другое с порога, а не вопрос о задаче, которую я поставил ей рано утром по телефону.

— Да, отдала.

— Спасибо большое, Кирико-тян. Ты здорово меня выручила. Что ты готовишь?

— Как ты любишь! Рис с овощами, свежий салат и немного рыбы. Я по пути зашла в супермаркет, там как раз была акция…

— Какая ты молодец, — я прошел мимо и мягко потрепал ее по голове, словно младшую сестру.

Этот жест ее крайне сбил с толку, потому что Кирико зависла и не знала как себя вести дальше.

— Рис подгорит, — сказал я, прикрывая глаза от смешка, который тихо сорвался с губ.

— Ой! — она развернулась и стала усердно скрести деревянной лопаткой по казанку.

Я достал из холодильника бутилированную воду, открыл ее и сделал несколько глотков, после чего поставил на место. Глаза буквально смыкались сами по себе. Я тихо, не отвлекая Кирико от забот, прошел у нее за спиной и отправился в свою комнату. Не раздеваясь упал на кровать и уснул.

Когда я открыл глаза, в доме было тихо. Сначала я подумал, что Кирико ушла по делам, но нет. Эта милая, но назойливая девица уснула прямо на кухне на мягком уголке с деревянной лопаткой в руках.

Радовало только то, что она успела приготовить еду и ничего не сожгла. Я улыбнулся сам себе, глядя на нее и тихо накрыл стол. Поставил две тарелки, разложил еду и сел ужинать.

Ел неспешно. Почти все мои мысли занимал сейчас вопрос о том как выкрутиться из ситуации. Все это положение усугублялось тем, что помимо Андо моя жизнь зависит от Дайкоку, который всунул мне в грудь бомбу замедленного действия. И теперь я должен буквально напихивать в нее деньги, а иначе я умру.

А где их взять — загадка. И что делать с Андо — тоже вопрос открытого характера.

Я жевал рис и перебирал все возможные подручные варианты. Вложить все деньги в силу — пустая трата. Я не смогу справиться один с целой семьей. Но с другой стороны… я же могу инвестировать почти во что угодно, верно?

Мысленно перебрал все доступные мне параметры, среди которых нашелся и тот, что меня интересовал.

«Удача». У меня она была почти что на самом нуле. И почему-то мне казалось, что у большинства людей она находится примерно на этой отметке. У кого-то больше, у кого-то чуть меньше, но вот в этом радиусе трех-пяти единиц. А иначе… все бы регулярно выигрывали в лотерее или в казино.

Стоп.

Мои глаза раскрылись, а рука с палочками так и зависла в воздухе.

Казино.

Яркие огни, шумные залы, трещащие игровые автоматы. Ставим на красное или на черное, господа? Принимайте решение быстрее, осталось совсем мало времени! Пьяные люди, дурные ставки и огромные… нет, просто нелегально огромные выигрыши при должном уровне УДАЧИ.

— Ой, Ахиро… это мне? — раздался голос. — Ты приготовил нам ужин?

— Это ты приготовила нам ужин, Кирико. Я всего лишь подал его на стол, — ответил я отвлеченно.

— Это так мило…

— Который час? — перебил я ее.

— Что? Э-э-эм… без тринадцати минут шесть… А что?

Я сунул кусочек рыбы в рот и добавил риса.

— Ужинай, а затем принимай душ и одевай самое красивое, что у тебя есть.

Она аж переполошилась.

— Что? Зачем? Ты ведешь меня на свидание?

На лице этой девушки выступил мягкий румянец, а глаза сияли с надеждой, которую ни один обычный мужчина на свете не осмелился бы разбить.

Я улыбнулся. Дорогая моя Кирико-тян. Чудесная ты всё-таки девушка. Если бы я был обычным младшим братом якудзы, то я бы с удовольствием позвал тебя на это самое свидание, а затем и провел чудесный вечер. Но у меня сейчас абсолютно другие заботы, среди которых ни одной женщине нет места.

И я заявил:

— Нет, Кирико-тян. Мы едем в казино.