В это же время в Мексике я стремительно поправлялся. Легко вставал с постели и даже уже по ночам выходил, вместе с Волосатиком, на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться на полеты искрящихся светлячков в ночном небе. Почему ночью? Так кожа еще не полностью очистилась от ран и шрамов, поэтому я пока сильно смахивал на Квазимодо. Но это все ерунда, похоже, если шрамы и останутся, то малозаметные. Вон ногти уже новые выросли. Другое дело, что я потерял, то потерял.
Как половинка правого уха немного отросло, так и все, финиш, дальше процесс не пошел. Правда, барабанная перепонка полностью восстановилась, так что со слухом особых проблем не возникало. Так что волосы зачесываю и ничего не видно. С двумя пальцами на правой руке произошла такая же история. Немного мясо отросло и все зарубцевалось. Так по сантиметру на каждом пальце я и потерял безвозвратно. А я, минуточку, правша. И бионических протезов сейчас нет, и не предвидится. Так что придется, как и другим местным, кто лишился пары пальцев, носить специальные кожаные перчатки, восстанавливающие работу руки.
Из других новостей. Эскадра из Европы в очередной раз пришла в Веракрус и привезла двести русских рабов. А с ними приехал мой старший брат Рамон. Решил окончательно переселится в Новый Свет. На вид он мужичок простоватый, на пару лет старше меня возрастом, немного кажется склонным к полноте и добродушным, но внешность эта обманчива. Рамон вполне обладает как крестьянской сметкой, так и определенной хитростью, и весь полон здравым смыслом. От трудовой юности он унаследовал, как это часто бывает, крепкую душевную закалку. Простецкая улыбка у него сочетается со стальными кулаками. Так что теперь мне будет на кого оставить столичный Мехико во время моих долгих отлучек.
А я же решил заняться большими завоеваниями, как вы помните. Вот еще раз корабли через три с лишним месяца придут, и мы поедем захватывать Кубу. Не могу же я оставить коварным испанцам такую прекрасную возможность держать меня за горло, перехватывая мои корабли, везущие серебро, во Флоридском или Наветренном проливе. Да и Гавана в качестве промежуточного порта перед трансатлантическим переходом мне жизненно необходима. А раз нужно брать Гавану, так не оставлять же весь остров непонятно на кого. Придется забирать его себе целиком. Правда, там испанцев будет целая тысяча вооруженных мужиков, а я смогу перебросить на своих кораблях человек 230, но что-нибудь за три месяца мы придумаем.
Пока же из новоприбывших мы будем готовить воинов стрелков и пикинеров. В центральных, более здоровых областях Мексики, где они пройдут акклиматизацию. Это нормальных воинов в Европе учить долго, а стрелков сейчас я за пару месяцев научу. Всех дел: заряжай и стреляй залпом. Прицельно сейчас все равно почти не выстрелишь. А пикинеры лишь бы минут десять продержались и не разбежались, пока в действие не вступят метатели горшков с взрывающимся порохом. У меня же главный упор на взрывчатые вещества. Если есть преимущество, то нужно его использовать по полной.
До Наполеона с его теорией концентрированного огня еще далеко, и даже Морис Оранский еще только в проекте. Так что, тут мне конкурентов не найдется. Хорошо все же, что я попал в Мексику, где пороха можно изготовить не просто много, а очень много. А попади я в Россию? Что бы я делал? Клянчил бы у всех: «Продайте мне селитру, продайте серу». А мне продали бы за большие деньги совсем немного, и все великие планы рухнули, псу под хвост.
А в Европу для папочки ушли очередные инструкции. В том числе просьбы о приобретении хорошего пистолета. Даже пары, так как осечки сейчас постоянная величина, а пара пистолетов даст в сумме один гарантированный выстрел. А то, как показала практика, метатель ножей из меня так себе, а фехтовальщик так еще хуже. Одно плохо, до нормальных пистолетов еще лет сто. Это в тридцатилетнюю войну уже во всю будут использовать конных бравых рейтаров, разряжающих свои пистоли по пехоте. А сейчас стрелять из нынешних пистолетов приходится в упор, иначе никуда не попадешь, лучше всего это делать — уже касаясь дулом груди своего противника. А мне что делать, если опять на меня нападут? Говорить: «подождите минуточку, сейчас я подсыплю свежего пороха на полку, и мы сразу начнем?» Что-то меня терзают смутные сомнения, что мне пойдут на встречу.
Так что только капсюли. Нормальные капсюли мне сейчас не сделать, технологии не те, но суррогат попробуем. Были же до капсюлей пистоны, как в детстве. Инициирующее вещество помещалось между двух полосок вощеной бумаги (для защиты от сырости) и все прекрасно работало. Вещество, если мне не изменяет память — соли ртути (подешевле) или серебра (подороже). Но для этого нужны кислоты, а у меня с ними и так кисло. Хотя, говорят, крепкую соляную кислоту можно получать из местной улитки долиум- она выделяет слизь, которая растворяет мрамор. Так что папочке очередное задание отправить мне из Европы кислот, а заодно и воска, так как туземного на все мои потребности не хватает. Уж для себя то я капсюли навояю, не взирая на стоимость, даже если придется остановится на дорогостоящем варианте из серебра. Так что в проекте патроны из бумаги, вместо капсюля пистоны, два пистолета и я во всеоружии!
Теперь новости с юга. Как я уже упоминал в соседней Гватемале появился великий завоеватель из племени киче Текум Уман, внук злобного Кикаба. Вместе со своим непобедимым полководцем Тепепулем, он начал объединил дикие племена киче и завоевал кое-кого из соседей науа. По слухам (явно преувеличенным) у него собралась 72 тысячная армия воинов. Я направил на юг армию вместе со своим главным полководцем непобедимым немцем Герхардом фон Розенбергом. У него было 250 белых европейцев, около 4 тысяч воинов тлашкальтеков и ацтеков (на них подействовало, что после возвращения они будут считаться ягуарами в своем племени), и к ним четыре тысячи носильщиков из местных сапотеков и миштеков.
Немец должен был на юге продемонстрировать наш флаг и остудить горячие головы. Естественно, что Герхард, этот отмороженный де Артаньян на всю голову, на этом не успокоился, а вторгнулся на юг и начал грабить убогие деревни и захватывать рабов. Киче собрали армию в 10 тысяч человек и под началом своего прославленного полководца Тетепуля попытались прогнать Герхарда. В исходе такого боестолкновения можно было не сомневаться.
Вот за что я люблю цивилизованных индейцев, так это за то, что они совершенно воевать не умеют. Вот столкнешься ты с дикарями, представляющими опасную банду, и сразу куча проблем вырисовывается. И стараются подобные негодяи напасть внезапно исподтишка, и стрелы отравленные мечут, в общем, замучаешься с ними дело иметь. Ни один белый не в состоянии открыть присутствие диких индейцев, даже если они будут находится в нескольких шагах от него. Как подкрадывающаяся кошка бросается на птицу, так же дикари нападают на своих врагов.
Совсем другое дело — цивилизованные индейцы. Цивилизованные это потому, что их очень много и все они хотят есть, желательно мясо. Ритуальное людоедство опять же. Так что никаких ядовитых стрел, никто потом это мясо в рот не возьмет. Да и вообще, желательно захватить своего противника живым и относительно здоровым, что бы он к месту праздничного обеда для туземного начальства шагал сам, на своих ногах.
Поэтому, никаких внезапных нападений и большого членовредительства. Вся стратегия: напугать противника до смерти, а потом вязать убегающих. Еще покойный Кортес с таким столкнулся, вместо того, чтобы внезапно напасть на походную колонну, у которой пушки в обозе, аркебузы и арбалеты по большей части незаряженные, тебя пытаются долго и нудно напугать.
Соберут большую толпу, куда для количества привлекут всех окрестных крестьян с палками-копалками. И начинается. Громко кричат, визжат как обезьяны, шум всякий производят и так добрых полчаса. А в это время испанцы пушки устанавливают на позиции, заряжают свое стрелковое оружие и начинают первыми. Бах-бах. Потом, когда индейцев обильно причешут пулями и стрелами, наступает заключительный этап. Необходимо убить главаря и сразу вся эта обезьянья стая разбежится, кто куда. Конники или латники ломятся в центр противника, чтобы убить альфа самца, секут мечами его охранников как траву, наконец, главарь убит и индейцы моментально разбегаются. Очередная победа. Так и Герхард сразу прибил этого тугодумного Тетепуля, и все дело быстро закончилось.
Герхард продолжал еще грабить туземные селения (наверное, чисто из спортивного интереса, ни золота, ни серебра там не достать) когда явился с огромной десятитысячной армией сам божественный Текум Уман. История повторилась, за исключением того, что этот Умам был и правду умным, а потому сбежал сразу после начала сражения, бросив свое горе воинство на произвол судьбы. Герхард преследуя беглеца, сунулся за ним в горы и первобытные джунгли, край переплетения лиан, в инферну верде — зеленый ад, побродил там дней десять- двенадцать, но потерял от тропических болезней, укусов ядовитых змей и прочих гадин больше народа, чем в двух битвах и ретировался восвояси. В этой чаще деревьев, лиан, зарослей и кустарников, в этом сплетении ветвей, стволов и корней пройти однодневный переход в 30 километров за две недели — уже достижение…. Итог: у меня 50 европейцев «ушли в вечность», а к ним почти тысяча индейских воинов. Носильщиков же сапотеков и миштеков никто и не считал.
С одной стороны, хочется устроить Герхарду головомойку за нарушения приказа (еще бы 50 человек у меня привозит целый корабль из Европы раз в 4 месяца), но с другой стороны все же с югом пришлось бы рано или поздно вопрос закрывать. Кроме того, Герхард ведет с собой две тысячи южных рабов, которым найдется чем заняться у меня в рудниках. Конечно, тысячи две людей он положил, так что баш на баш и выходит. Но мои люди бы работали на этих рудниках, дай бог, только седьмую часть года, так что эти рабы заменят мне целых 14 тысяч туземных крестьян общинников. Так что ругать его не буду, но и сильно хвалить тоже.
Вот прибыл и Герхард, встречаю его у себя, сидя на кровати, заодно пригласил и целый кагал из медиков, так как после прогулки по джунглям наш немец был не в лучшей форме. Люто болеет. Но все равно грозен, чертяка! Волосатик, как его увидел, так сразу юркнул под кровать и затаился!
Немец рассказывал мне о проведенном походе, а индейские лекари его в это время осматривали. Что сказать, полный букет наш немец привез себе в подарок из джунглей. В прямой кишке оказалась рыбка карнеро, причиняющая ему страшные мучения и сосущая кровь. Также она вызывала воспаление и острые боли. Откуда ее очень трудно извлечь, потому что жабры у нее снабжены чем-то вроде острых крючков, загнутых назад. Пришлось этого паразита индейцам вырезать из терпеливой немецкой задницы. Второй способ лечения намного хуже: пить настой табака-самосада, отвратительнейшего на вкус. В этом случае паразиты выходят из человека уже мертвыми, и я понимаю почему. Но и самому от такого лекарства недолго сыграть в ящик.
На юге не праздник. Паразиты пожирают внутренности людей. Всевозможные глисты и микробы поселяются в тонких и толстых кишках, в печени, почках, мочевом пузыре, крови; они живут за счет человека и гасят на его лице улыбку радости. Герхарду дают с собой большую тыквенную бутыль глистогонного средства. Белым млечным соком дерева охе индейцы изгоняют глистов и лечат анемию.
Индейцы продолжают свой осмотр, на спине у немца кожа во многих местах покрыта нарывчиками, на которые неприятно смотреть; также на спине имеются две гноящиеся язвы. Понятно, Герхард страдает от паразитов, поселившихся у него под кожей. Какие-то дьявольские мушки отложили у него на спине яйца, из которых вылупились личинки. Пока они не вырастут, на что понадобится еще недели две, бедняга вынужден будет терпеливо переносить зуд и боль. Индейцы говорят, что если выковырять этих тварей прежде времени, то возникнут опасные осложнения. Что же, потерпит.
У всех индейских племен подобные «медики», каких мы пригласили для осмотра немца, всесильны. В основном они выдают себя за пророков. Но власть их продолжается до тех пор, пока их пророчества исполняются. При первой же неудаче их убивают. «Медики» знают средства против некоторых болезней и иногда лечат довольно удачно. Во время войны «медик» сопровождает свое племя, предсказывает победу и избавляет своих товарищей по оружию от вредного влияния врагов.
На локтях и коленях у немца находятся мелкие красные клещи, впившиеся в кожу. Они ярко-красные, но такие крошечные, что невооруженным глазом их как следует не рассмотришь; зуд же вызывают такой, что ночью человек не может спать. Эти места протирают перцовой настойкой на основе крепкого самогона, это средство в последнее время вытесняет традиционные индейские, так как доказало свою огромную эффективность. Если натереть кожу этой жуткой настойкой, клещи гибнут, но жгучая боль не проходит еще несколько дней. Наконец, большинство из клещей умерщвлено, но на коже еще остаются болезненные следы. Ниже колен у Герхарда образовались гноящиеся раны.
На лбу и на шее у нашего немца виднеются большие шишки. Что-то не похоже на подарок судьбы.
— Это боро, — сказал один из индейских знахарей, на шее которого висели бусы из крокодильих зубов и ожерелья из черепов обезьяньих детенышей.
— Что еще за боро? — спросил Герхард, и лекарь объяснил всем нам, что такие шишки появляются от укуса москита, когда он откладывает яйца под кожей. Из яйца вылупляется червь и заползает внутрь тела:
— С каждым из местных жителей периодически такое случается. Это не опасно. Сейчас мы его вылечим.
Вместе со своим туземным коллегой, они закурили маисовые сигареты и принялись окуривать табачным дымом припухлость, похожую на нарыв. Казалось, что внутри и правда что-то шевелится.
— Табак вытягивает их, — пояснил знахарь. — Немного времени, и Вы все сами увидите.
Два индейских врача держали Герхарду голову, пока знахарь пальцами выдавливал нарыв. От боли немец прикусил губу. Знахарь надавил сильнее, и из немецкого лба, словно пробка, вылетел червь. Я взглянул на него с отвращением. Знахарь нажал еще раз, и теперь уже я увидел червя, который лежал у него на ладони. Он был жирным, весь в черно-белых точках. Он все еще был жив.
Потом занялись шеей Герхарда. Там пришлось провозится дольше. Знахарь начал прижимать и давить припухлость. Червь, извиваясь, медленно выходил из шеи немца. Он был больше, чем тот, которого знахарь извлек у него изо лба. Выглядел он просто отвратительно, и напоминал длинную белую ленту жира. Я сразу подумал о том, что все это время живые черви ели немца изнутри…
Потом индейцы занялись червями поменьше. Они набивали раны всем, чем только возможно: никотином, сулемой, марганцовкой, — и потом старались извлечь червей иглой или выдавливали их. Некоторые личинки уже погибли и начали гнить внутри тела. Другие выросли до целого сантиметра и время от времени высовывали свои головки из тела немца, точно перископ из подводной лодки. Казалось, тело Герхарда захватили сородичи страшных мельчайших существ. Кожа у сурового немца распространяла острую вонь. Индейцы медленно выдавливали изрядное количество червей, жирных ребят и выпускали гной из ран. Для одного из видов паразитов индейские знахари умели изображать звуки, выманивающих их из норок. Они производили языком какой-то удивительный, свистящий звук, и личинка сейчас же высовывала свою головку из сделанного ею гнезда. Болячку быстро сдавливали, и непрошеный пришелец выскакивал наружу.
Опухоль на ноге немца, где поселились личинки земляных или песчаных блох, пришлось разрезать, вычистить гной и паразитов, а потом промыть рану и забинтовать ногу.
— Песчаная блоха удивительно коварна — поучал нас индейский знахарь — Стоит ступить босой ногой на глиняный пол, как она успевает «всадить» под ноготь несколько десятков яиц. Вы обнаружите несчастье лишь через сутки, когда появится адский зуд и нестерпимая боль. Палец опухнет, раздуется чуть ли не вдвое. Блошиные яйца надо извлечь прокаленной на огне иглой, но лучше не самому, а при содействии опытного врача. И неожиданно туземный врач продолжал:
— Остерегайтесь уборных! Кое-где в селах здесь встречается паук «черная смерть», или «черная вдова». Охотясь за насекомыми, он нередко устраивает логово в таких укромных местах, как низ стульчака в уборной. Если паука нечаянно потревожить, то, защищаясь, он кусает. Представляете, какой неожиданный сюрприз — укус этой твари. Яд этого паука обладает чудовищной силой. Он в четырнадцать раз сильнее равной дозы яда гремучей змеи.
— Кэ ме элеве эль диабло! (Дословный перевод означает: «Черт меня побери!») — чтобы понятно было индейцу на испанском грязно выругался Герхард.
Что касается паразитов проникших в мозг, то тут индейцы были бессильны. Но мозговые червяки пожирают голову очень медленно, так что лет двадцать, а то и больше, наш храбрый немец еще протянет. Пуля или вражеский клинок может убить его гораздо раньше.
Так что я поблагодарил Герхарда за отличную службу и отпустил его в отпуск для прохождения лечения. Сейчас ничего особо важного в ближайшие три месяца не предвидится. Тарасков и прочих окрестных индейцев мы оставим в покое, пусть живут спокойно.
И последнее, показывали мне продукцию некоторых наших мастерских. Литейни дают продукт, особенно пушки, не хуже европейских. Другое дело, что производительность труда у них гораздо меньше. Индейцы развиваются, через несколько месяцев, проведенных бок о бок с русскими поселенцами, среди них появились уже собственные портные, жестянщики, сапожники, конюхи и пахари, плотники. Пороховое производство тоже меня радует. Выпуск тканей наращивается, природных красителей здесь много, но и моя «берлинская лазурь» лишней не оказалась. Мой родич Доменик Гойкоэчоа, наладил производство брезента, непромокаемых плащей, сапог и даже перчаток.
А вот стекольная мастерская не радует. Выходит такая порнография, что только индейцам ее и продавать. Все же там все производство только в начале длинного пути. Но, по крайней мере, прожекторы уже можно улучшить до 200 кратного усиления света. Все три серебряных рудника наращивают мощность производства, только давай туда людей. Я послал одного из командиров своих швейцарских наемников, Вильгельма Бока на юг, создавать из местных табасков отряд сипаев. Мне пусть они тащат всяких южных майя в рабы, а им за это различные ништяки, в том числе новые спиртные напитки. Может, майя мне и сами рабов будут продавать, за алкоголь и другие товары, тогда я мощность перегонных кубов увеличу в несколько раз. А у индейцев рабы идут по цене кухонного мяса — стоимость одного раба равна стоимости десяти кроликов.
Вот так мы и живем: лечимся и потихоньку развиваем Мексику.