Завоевание 2.0. Книга 5

Глава 14

Следующим днем грузимся на суда, и движемся вдоль северного побережья Кубы. Вид пышной растительности и гармоничных линий ландшафта приводит в восторг чувствительные поэтические натуры, но у меня голова болит о другом. Испанцы уже должны прекрасно знать о вторжении и готовится к теплой встрече. Что Мануэль де Рохас сумеет предпринять? Запросит ли он подкрепления с Ямайки или Гаити? Совсем не хотелось бы сейчас вступать в морские сражения, когда все корабли переполнены, и каждый выстрел может найти свою жертву.

В первый день минуем Аксаруко (позднее Харуко), крошечный индейский городок с узкой бухточкой. Ни Матансаса, ни Пуэрто-Карденьо сейчас пока нет. Вернее есть одноименные заливы с хорошими якорными стоянками, но нет таких городов.

На третий день плавания один из наших кораблей едва не наскочил на рифы, но все обошлось. Но зато прочих прелестей было хоть отбавляй: тропическое лето, жара, духота, реки пота, обжигающие солнечные лучи и небогатая порция пресной воды. Небольшое расслабление я испытывал, лишь наблюдая за красотами природы и животного мира. Розовые фламинго засыпали на одной ноге в болоте или парили над мачтами, опьяняющие ароматы доносились с берега, где певчие птицы устраивали свои концерты под высокими пальмами. Народ заглядывался на вздувшиеся паруса, на пенистые волны, расходившиеся от бортов, отдыхал и готовился к сражениям. Последний бой — он трудный самый.

На четвертый день плавания справа по борту показался Пуэрто-дель-Принцсипе (Порт Принца), город названный в честь императора Карла, в тот период, когда он еще был счастливым молодым принцем. Этот один из семи старейших городов Кубы, основанных конкистадорами. В порту маленькая бригантина, два десятка испанских домов, саманная церквушка и сотни две туземных хижин. Это мы хорошо зашли, если испанцы и были предупреждены о вторжении, то нас так скоро не ждали. Высаживаемся, но почти бес толку, испанцы бегут вглубь леса, не дожидаясь нас. Стреляем им вслед, но безрезультатно, только один человек падает на землю (может просто поскользнулся), но потом подымается и бежит дальше, немного сбавив скорость.

В городе из белых находим только дряхлого старика, решившего встретить свою смерть лицом к лицу. Черт с ним, пусть живет. Дедушка поняв, что ему ничего не грозит охотно делится с нами информацией. Бригантина немного не исправна, поэтому не на ходу. Жителей города о грозящей им опасности предупредили неделю назад. Два десятка мужчин сели в индейские каноэ и последовали в столицу острова записываться в ополчение.

Остальные жители перевели своих женщин и детей в сельские поместья и поставили наблюдателей. Когда дозорные известили об опасности, то все оставшиеся пятьдесят человек убежали. Разъяренные мои люди, чтобы выплеснуть свой гнев, спалили почти все дома, оставив нетронутыми только индейские хижины, церквушку и дом старика. Это была, конечно же, экономическая война — средневековый эквивалент ковровых бомбардировок, никакого рыцарства, очень мало доблести и еще меньше благородства. Бригантину мы тоже не тронули, может еще самим пригодится, только сняли руль и штурвал, чтобы испанцы дольше провозились с ее ремонтом.

За пять дней плавания мы вошли в Наветренный пролив. Над водой еще не рассеялся предрассветный туман, редкие лодки рыбаков стараются избежать встречи с нами. Теперь нужно быть предельно осторожным — мы суем голову в пасть к дьяволу- Сантьяго-де — Барракоа (а с 1519 года просто Сантьяго) расположен на побережье внутреннего испанского моря, которое образуют острова Гаити, Куба и Ямайка. Тут нарваться на вражеский флот, пара пустяков. Дозорные замечают небольшую испанскую бригантину, дежурившую в проливе. Заметив нас они добавляют парусов и резво начинают удалятся. Побежали доносить о нашем прибытии. Как ни хорошо плыть, но нам настала пора разделится.

Торрес с тремя большими судами заблокирует порт Сантьяго. Вернее, заблокирует наоборот. Всех выпускать, но никого не впускать. У испанцев на Кубе сейчас с флотом полная беда, никаких кораблей не напасешься. Судите сами, вначале покойный Кортес собрал почти все корабли и затопил их в Веракруской гавани. Потом там же уже я захватил все корабли, на которых в Мексику доставлялись подкрепления для конкистадоров. И в завершении в прошлом году часть кораблей армады вторжения была потоплена в гавани, а часть погибла при попытках уйти в разгар сезона ураганов.

Так что у испанцев на Кубе сейчас нет и десяти судов. Корабль это не пирожок, его быстро не спечешь. Половина из них мелочь типа бригантин, из них две уже в «не игры». Так что трем большим судам Торреса будет противостоять где-то четыре корабля испанцев. С порохом у нас преимущество, так что Торрес сколько угодно может вести артиллерийскую дуэль на дальних дистанциях. От попытки абордажа он также легко отобьется с помощью горшков с порохом.

А вот две небольшие посудины проследуют за нами, больно много у меня там приготовлено грузов для сражения. Шутка ли, новеньких бронзовых фальконетов небольшого калибра, которые с успехом льют в моих литейных мастерских, я взял на Кубу сорок штук! И почти не использовал. А свинец, а порох, а провиант, а сборные деревянные рогатки для защиты от конницы. Короткие пики, которыми можно сражаться в рукопашной схватке, и из них же довольно быстро собираются переносные рогатки. К ним возим брус со сквозными калиброванными отверстиями. А вот носильщиков пока у нас нет. Но деньги имеются, так что при высадки постараемся их быстро раздобыть. Так что плывем вперед еще часа четыре, а потом высаживаемся на берег, а то эта канитель со шлюпками может изрядно затянутся.

Плывем и на берегу замечаем небольшую индейскую деревушку. Все, нам сюда, разделяемся. Высаживаем первую партию бойцов. В деревне полторы сотни жителей, из них мужчин около пяти десятков. Испанский управляющий уже неделю как удрал в Сантьяго. Высаживаем вторую партию, а пока вербуем индейцев. Захотели заработать всего четыре десятка мужиков. Негусто…

Тут дозорные замечают вдали испанского всадника. Все, место нашей высадки больше не является тайной для сеньоров — конкистадоров. Всадники — это хуже всего. Это не просто плохо, а архихреново. Аристократы с детства занимаются верховой ездой, привычны к лошадям. Словно наши казаки или степные кочевники. Конечно, не все всадники, что на лошади, но смело можно каждого десятого (а то и пятого) из конных испанцев направлять в цирк, показывать чудеса выездки и джигитовки. Я выучить всадника не могу, тут нужно несколько лет, а иначе будет только пожива для врага. Так что тягаться с противником на его поле я не собираюсь. Да у меня и конницы здесь нет.

А если испанцы перебросят сюда отряд легкой кавалерии в 20 или 30 человек, то нам станет совсем кисло. На весь отряд из 200 человек у меня всего около 40 пик или алебард, чтобы были. А аркебузы и мушкеты сейчас такие, что поражать соперника можно только залпом, снайперы типа Соколиные глаза еще только бродячий сюжет в местных фантастических историях. И штыков у меня нет. Так что конники врага могут изрядно сковать мне все передвижение. Так что, обстановочка прямо как в песне времен гражданской войны:

Ладно, не будем впадать в панику раньше времени, пока разошлем два десятка завербованных индейцев в дозор, с пожеланием кричать, если увидят больше одного или двух испанцев. Пока же продолжаем высаживаться.

Что же, пора в путь, враг сам себя не уничтожит. Большой армии поблизости у испанцев здесь быть не должно. Перед нами парадокс! Восточная часть острова Кубы- община Баракоа- самая близкая к Эспаньоле часть острова. Она же освоенная испанцами на Кубе самой первой, она же самая заселенная европейцами. И при всем этом, это самая малозаселенная часть острова в принципе.

Эта часть острова, первой посещенная Колумбом и позднейшими завоевателями Кубы, является — и в этом ирония — до настоящего времени наименее обитаемой областью. Хотя город Баракоа и является самым старым городом острова, первым городом, основанным на Кубе испанцами, все же внутреннюю территорию этого обширного округа (3404 квадратных километра) испанцы знают несравненно хуже, чем восток Кубы, которые мы только что посетили. Гавана рулит! Удивляться нечему, ведь в этом округе, за исключением единственной порядочной дороги без ответвлений, более дорог не существует.

Вдобавок, хотя округ Баракоа целиком лежит у морского побережья (лучше сказать, у побережья неширокого Наветренного пролива, который отделяет Кубу от соседнего Гаити), уже в нескольких километрах от берега дикие баракоанские горы достигают высоты более тысячи метров. Некоторые из них столь круты, что восхождение на них никогда не было совершено. Например, на гору Сьерра де Кристаль не поднялся пока ни единственный человек.

Остальные горы отделены друг от друга глубокими долинами диких рек, которые в большинстве случаев сохранили первоначальные индейские названия — Сабаналамар, Дуаба, Моа. К ним относится также среднее и нижнее течение реки Тоа, истоки которой пока никому не известны. Интересная деталь: длина Тоа всего девяносто километров, но в нее впадает свыше семидесяти притоков. И все они сильно расчленяют и без того чрезвычайно труднопроходимый крайний восток Кубы.

Большую часть территории округа Баракоа покрывает тропическая сельва, кое-где столь густая, что через зеленую чащу не может проникнуть солнце. Климат тут теплый и очень влажный. В отличие от остальной субтропической Кубы, здесь уже настоящие тропики. В общем, природа этого самого восточного края Кубы гораздо больше похожа на природу Гаити, чем на остальную Кубу.

Так что испанцы тут окопались в трех городах. Двойном городе Сантьяго-де — Баракоа. Уже пять лет как это два разных города Сантьяго и Вилья — де-Баракоа, находящихся на побережье, и города Баямо, расположившегося намного дальше в глубине острова, там находились золотые рудники. Сейчас уже золота нет, но город остался. А мы сейчас где-то приблизительно в окрестностях залива Гуантанамо. И нам до испанцев топать немало и испанцам до нас. Но идем сторожко, испанские всадники несколько раз мелькают вдали. Сколько их тут? Пять человек или больше? Дал приказ стрелять, как только они приблизятся к линии огня. Порох ресурс восполняемый, а люди нет. Даже если на излете пуля в такую большую мишень как лошадь попадет, то уже хорошо.

Идем не торопимся. Несколько раз звучали выстрелы по всадникам, но без особого эффекта. А все же даже таким макаром, завтра мы дотопаем к испанской столице Кубы. А штурмовать ее у нас сил не хватает. Хотелось бы, чтобы испанцы встретили нас подальше от города. Да еще бы сразу не напали, а дали время для подготовки, с кораблей военные грузы снять, укрепления подготовить, то да се. Кто бы мои пожелания выполнял?

К вечеру прошли чуть больше пятнадцати километров. Баста! Носильщиков нет, вперед без особой разведки переть боязно, у испанцев сил больше, на разведчиков индейцев надежда плохая. Сколько тут до залива Сантьяго? Километров двадцать или чуть больше? Но местность уж больно подходящая — открытая, здесь еще не ощущаются тропики, природа имеет скорее «мексиканский» колорит, растительности мало, земля жесткая, иссохшая, а на ней тысячи и тысячи преудивительнейших кактусов и кое-где высохший кустарник. Нам здесь трудно, но и испанцам конницу использовать будет затруднительно. А вот дальше, к Сантьяго, насколько мне не изменяет память, все выглядит по другому: влаголюбивый лес, бананы — кокосы и прочая лабуда. Сама столица лежит на южном побережье, менее подверженным циклонам и обладающим более мягким климатом.

Там, в глубине бухты с глубоководным рейдом, в хорошо укрепленном природой месте находилось поселение индейцев тайнос, которое отвечало всем требованиям новых завоевателей. Городок располагался на высоком холме в центре долины. На его месте возникла новая столица — Сантьяго. Город уже довольно большой по местным меркам: центральная площадь, каменные церковь, муниципалитет-место обитания градоначальника, дом губернатора Кубы (настоящая крепость: угловой, в один этаж, с голыми, чрезмерно толстыми стенами и бойницами вместо окон), в общем об такой орешек все зубы обломаешь.

Так что, на следующий день мы никуда не пошли. Пропади все пропадом! Будем встречать испанцев здесь. «И вот нашли большое поле, есть разгуляться, где на воле…»- как сказал поэт.

— Мы будем сражаться здесь, — заявил я своим воинам.

Сгружаем грузы со своих кораблей, немного укрепляем лагерь. Готовим насыпь, где водружаем деревянные сборные лафеты для моих фальконетов. Народ собирает деревянные рогатки, они защитят наших стрелков, особенно от вражеской кавалерии. И прочие работы по мелочи. Несмотря на недовольства Волосатика, ему пришлось остаться на корабле, под опекой матросов, которым так полюбились его ужимки. Травить меня перед лицом вражеской армии никто не будет, а лишнего слуги, чтобы возится с избалованной обезьянкой мне тут не найти. Да и выстрелов капризный Волосатик не любит, сразу начинает визжать и скакать как очумелый.

К вечеру замечаем подходящее воинство испанцев. Не хватало, еще чтобы они напали на нас ночью! Куда мои стрелки будут стрелять? А испанцев намного больше чем нас. Отряды все скапливаются вдали. Сверкают металлические доспехи, развеваются на ветру бороды. Большое число церковных хоругвей и крестов, высилось над толпой, чтобы показать нападающим, на чьей стороне находятся симпатии Небес.

Старые конкистадоры, уже сталкивавшиеся со мной раньше, мрачно готовились отомстить; жизнерадостные юноши, впервые державшие в этот день оружие не на тренировке, с нетерпением ждали начала сражения. Сельский люд, люто ненавидевший безбожных мятежников, присоединялся к славному воинству аделантадо Кубы, чтобы посчитаться с проклятыми еретиками за угнанный скот, украденный скарб, сожженные хижины, вытоптанные поля и поруганную честь жен и дочерей. Что же, посмотрим кто будет в плюсе, бороды врагам подрезать мы большие мастера!

Так, скоро сумерки — считаем: конницы почти три десятка, пехоты- пусть будет триста семьдесят для ровного счета, носильщиков и членов вспомогательных отрядов индейцев таинос «набориас» — более трех сотен. В общем, испанское войско превышает нашу армию более чем в три раза. Наверное, они уверены в победе. Бросятся испанцы в атаку с ходу? Устали они во время марша? Мне тут сейчас уютно, как крысе в ловушке. Я не могу себе позволить проиграть это сражение.

У меня подготовлены ночные прожекторы, в количестве двух штук, они должны обеспечить двухсоткратное увеличение пламени больших свечей. Конечно, все это тускло, но будем надеяться, что суеверные испанцы побоятся неизвестности. Разве сможет пуля в темноте найти свою цель? Несмотря на жару, я зябко поежился. Но все же делаю еще одно усилие. Отправляю пару своих индейцев с письмом в котором с деланным благородством приглашаю испанских командиров (Мигеля де Рохоса или кто там у них за главного) на завтрашнее утро на важные переговоры со мной. Час после рассвета, перед войсками. Готов к компромиссам. Мне кусочек с Гаваной и им кусочек и граница посредине. Авось клюнут.

Индейцы уходят. Сумерки сгущаются. Все, испанцы в атаку не пошли. Индейцы быстро возвращаются, ответа нет. На нет, и суда нет. Ночью дежурим по двухчасовым сменам. Лучи света от моих прожекторов рассекают темноту тропической ночи. Кривобокая луна на небе сияет также достаточно ярко. Дрожащие огни костров бросают на наш лагерь багровые отблески. Неизвестность изматывает. А если завтра утром пойдет дождь, когда ублюдки пойдут в атаку, то нам придется бежать, потому что аркебузы не будут стрелять. Нужно было, наоборот, спровоцировать испанцев на атаку с ходу, так было бы намного лучше. Быстро сделал дело и потом свободен. Нет же, решил еще раз все проверить, вот теперь сиди и дрожи. Один раз, среди ночи облако светлячков или зажженных фитилей спровоцировало нас на заполошную стрельбу из фальконетов, но скоро все прекратилось. Только солдат перебудили. Еще минус минуты важного отдыха.

Но как бы то ни было, все когда-нибудь заканчивается, закончилась и эта тревожная ночь. Никто на нас не напал и мы пока живы. Народ неспешно начинает строится для сражения. «Но мне дороже втрое, чем птицы, нивы и сады, палаток белые ряды, когда готовы к бою, плечом к плечу, за рядом ряд, стрелки и латники стоят». Послать испанцев в задницу, или сходить на переговоры? Дело сегодня будет кровавое. Ладно, схожу, после легкого завтрака. Наряжаюсь, как перед выходом из Мехико, с варварской пышностью в свой лучший костюм попугайских расцветок («понты» и «марафет» сейчас ценятся дороже всяких денег), беру с собой Герхарда и Ефима и немного выходим вперед. Отбываем номер. А нет, из рядов противника вышли и трое испанцев.

Один в черной сутане церковника (кто бы сомневался), два других военные. Сразу понятно, что с церковью никакой компромисс не возможен. Сам римский папа отдал эти земли испанскому королю, а я кто такой? А римский папа сейчас кто такой? Приятель Карла? Надеюсь, не по гомосексуальным утехам. Ваш римский папа значит для меня не больше, чем гнилое бревно. Иду и тихо злюсь, сам на себя. Держать ли мне язык за зубами? Двое военных испанцев могут оказаться искусными бретерами. Но и у меня Герхард не промах, может и двоих прихлопнуть, особенно если Ефим ему в этом поможет. Немец один стоит двоих или даже троих нормальных людей, он двигается с неожиданной для его размеров скоростью. А уж святого отца я, как-нибудь, прибью самостоятельно. А как на Востоке мудро говорят: «промолчишь при виде наглеца, так он еще и осла к тебе введет».

Но все же обе группы останавливаются, немного не доходя друг до друга. Чтобы побыстрей покончить с этим неловким моментом я быстро говорю, что испанцы могут спокойно покинуть остров, я дам им такую возможность. И все награбленное они могут забрать с собой. Я не в претензии.

Главный из испанских переговорщиков- достойное духовное лицо, был человек лет пятидесяти, рост его был почти равен его необъятной толщине. Он имел большое сходство с пивной бочкой, к которой приделали небольшие ноги. Фиолетовый нос, толстые губы и румяный цвет лица придавал его физиономии слишком игривое выражение. Как было сразу заметно, по своим внутренним качествам он не отличался от большинства испанских монахов: то есть был невежественен как рыба, любил выпить, полакомится, поухаживать за дамами, и обожал всякие суеверия.

Естественно, это существо с воображением дятла, сразу попыталась прервать мои речи, возопив:

— Да хранит Вас бог.

— Он то нас хранит, а Вы тут при чем? — искренне удивился я, с холодным бешенством во взгляде.

— Богохульник — побагровела испитая рожа монаха — У нас убивают и за меньшие оскорбления!

Мне вдруг очень захотелось, со всего размаха двинуть толстого монаха сапогом в морду…Мерзкий зверек…Но, я сдержался.

— Однако довольно болтовни! Мы тут, кажется, не теологические споры собрались обсуждать? — намекнул я, не желая доводить дело до абсурда — у нас еще и другие дела имеются. Мы пришли сюда, только для того, чтобы защитить свои права, свои земли и привилегии, принадлежащие нам по людским и божеским законам. Фламандский пройдоха обманом захватил трон, принадлежавшей нашей законной королеве Хуане, тем самым бросив нам вызов, и тем самым он бросил вызов Богу.

Более старший из присутствующих испанских военных, одетый в красный дублет, делавший его более чем заметным, хранил угрюмое молчание, однако на его скулах заиграли желваки, а мышцы рук угрожающе напряглись…Это был могучий, хорошо сложенный, хотя и немного дородный человек с кустистыми бровями и густой бородой, некогда имевшей темно-рыжий цвет, но теперь под влиянием прожитых лет, перипетий судьбы и капризов погоды поблескивающей сединой. Единственным украшением служили драгоценные камни на рукоятке его меча, на могучие плечи был наброшен плащ винного цвета. Мрачный взгляд черных глаз на неприятном лице был сродни взгляду змеи. Похоже, этот недоумок решил, что один лишь вид столь знатной и могущественной особы должен устрашить всю армию вторжения. К моему сожалению, он не успел представится.

Скорее всего, это сам Мануэль де Рохас и есть. Напыщенный осел, уже считающий себя новым аделантадо Кубы. И, уж конечно, корона наместника этого огромного острова слишком легка для мудрого чела Рохаса. Он грезит о более весомой короне, мечтая стать вице-королем Нового Света, но путь к этому венцу должен был начаться здесь, на высохших лугах на подступах к Барракоа. Его люди готовы указать моим солдатам, где их место. В аду.

А вот другой из вояк встрепенулся. Это был молодой человек, лет двадцати пяти, с тонкими аристократическими чертами лица, дышащими умом и смелостью. На нем был изящно сидевший военный костюм, выдававший в нем кавалериста. Все понятно, мальчишка, принадлежит к одной из знатных и древних испанских фамилий, получает почести, словно из рога изобилия просто по праву рождения, так как в этой стране военные почести иногда достаются не за что, а уважение со стороны штатских (мирного населения) обуславливается скорее боязнью, чем симпатиями. Яркий персонаж.

— Луис Менендес де Гангора, к услугам Вашим — важно произнес молодой капитан, и его черные выразительные глаза заблестели- Мы польщены, оказанной нам честью, которая доказывает Ваши добрые намерения, но Ваше предложение, весьма лестное для нас, нам определенно не подходит. Мы же — испанцы!

В его словах ощущалась любовь к Родине, и гордость за свой народ, стремление приложить все силы для распространения могущества Испании, хотя труд сей, был малодостижим, не говоря уже о его неблагодарности. У-тю-тю, так и хотелось почесать этого щенка за ушком.

— Тогда позвольте откланяться — я тоже умею быть резким — и пусть сам Господь, о котором так недавно упомянули и я и толстяк, которого вы притащили с собой, рассудит наш спор, кому надлежит владеть Кубой! Пусть на этом поле свершится Божий суд!

— Амен- проблеял глумливым тоном, обрадованный таким исходом дела толстый монах- Мы попросим прощения у Бога и друг у друга и, приготовимся умереть за свою веру, которую мы все поклялись защищать.

Монах произнес эти слова, и на его помятом лице появилось выражение блаженства. Он явно надеялся на лучший исход, так как испанцев было намного больше, чем нас. К наступлению ночи испанские мечи станут мокрыми от крови, пленникам будет тесно, а мятежники против короля и матери-церкви будет сломлены навсегда. Что же, надежды у Вас есть, а вот шансов — никаких. После этого примирение сторон стало невозможным, и высокие договаривающиеся стороны разошлись. Как говорится: «Я эмир и ты эмир. А кто же тогда будет свиней пасти?»

В свое время Морган писал в своих мемуарах: «За всю свою жизнь я не встречал ни одного испанца, который, как я убежден, не назвал бы меня, по меньшей мере раз сорок дурнем Христовым, если бы я попытался заявить, будто Карл V на протяжении 24 часов не дергал весь земной шар за ниточки, а затем начиналось…»

Прихожу к своим, и первым делом переодеваюсь — парадный костюм мне еще понадобится, он не для сражений. К тому же яркие цвета сделают меня слишком заметным на поле боя. Натягиваю высокие сапоги, кожаные штаны, достаточно плотные, чтобы отклонить пришедшийся вскользь удар меча, а поверх чистой льняной сорочки я повесил распятие, освященное в соборе Сантьяго-де-Компостела, месте погребения самого святого Иакова. Не то, чтобы я отличался чрезмерной набожностью, но на войне атеистов не бывает. А как всем известно, всякий носящий распятие святого Иакова, сына грома, отойдет в мир иной в своей постели, сподобившись отпущения грехов, фирма это гарантирует.

Что же, начнем и мы, в это знойное утро. Больше я время впустую терять не намерен. Мои немцы соскучились по сражениям, были уверены в себе и чудовищно хороши в своем деле. Я же намеревался победить не благодаря численному превосходству, сколько полагаясь на ум и изощренную тактику, хотя большинство моих военачальников по старинке решительно предпочитали полагаться на силу и напор. Открываем огонь из фальконетов и аркебуз с мушкетами. Раздается частая канонада, клубы едкого порохового дыма накрывают наши позиции. Огневой рубеж не позволял добиться устойчивого накрытия противника. Но порох мы, как всегда, не экономим, хоть кого из врагов немного ранит, уже хорошо.

Тем более, у испанцев большинство — вот пусть они и атакуют. Мы то на этот смертельно опасный ежик, ощетинившийся пиками, ни за какие коврижки не пойдем. Как говорится: «Не беги на пики мальчик, будет кровь и синяки. Мушкетер согнет свой пальчик, и умрут твои враги!». А вот стрелять мы можем хоть целый день, без передышки.

Кубинские испанцы испытывают устойчивый «пороховой голод». Свой продукт здесь не делают (нет серы), возят через океан из Испании на Гаити, а потом уже на Кубу. Товар дорогой, импортный, сильно не разгуляешься. К тому же испанский порох откровенная дрянь — слабосильный, сильно набирает влагу, сыреет. Наш же улучшен с помощью поташа, лучше подобраны пропорции всех компонентов, потому при прочих равных, он обладает большей мощностью, а как результат и дальность поражения у нас больше. Не скажу, что игра идет в одни ворота, но за нашим явным преимуществом.

Так что мои люди лишь стреляют и упорно отказываются двигаться вперед за полевые укрепления, в надежде, что конкистадоры первыми предпримут атаку, потому что гораздо легче защищать позиции, чем атаковать выстроившегося в боевом порядке противника. И вот сейчас моим стрелкам и пушкарям предстояло подстрекать, жалить и изводить врага, пока терпение его не иссякнет и он не обратится в бегство либо, что гораздо более вероятно, не перейдет в наступление, чтобы отмстить.

Испанцы пока стоят, не шелохнувшись. Чтобы не так страшно было стоять под губительным обстрелом, конкистадоры дружно поют старую песню испанских терций:

Да уж, абы кого в пикинеры не берут- туда требуются рекруты сильные, выносливые, а самое главное- смелые- стоять в плотном строю, держа пику перед собой- напротив других пик, а также пуль, картечи, ядер- для этого нужно иметь стальные нервы и хорошие доспехи.

Кавалерия подобралась к нам поближе, покрутилась рядом, да и отпрянула. Попытка запугать нас не удалась, скорее кабальеро сами напугались. Деревянные рогатки угрожали заостренными кольями, арканов у всадников нет, а спешиваться и под губительным огнем оттаскивать рогатки в сторону, дураков нет. Пусть чернь, быдло, этим занимаются, всадники все же дворянство, соль земли.

Вот так, нас с наскоку не возьмешь, неподготовленная атака захлебнулась самым жалким образом, тем более я видел, что такая разведка для кавалерии не прошла даром, одна лошадь на отходе сильно хромала, подволакивая ногу. Разбросал бы я «чеснок», но нам самим сегодня наступать придется, так что пусть пока кабальеро блаженствуют. Мой стрелок — это вам не благородный рыцарь, который сражается с противником лицом к лицу. Нет, он стреляет издали, да еще и прячется за изгородями, что делает его недосягаемым для конницы.

— Господь помогает нам! — провозгласил я, обращаясь к воинам, стоявшим в центре и находившимся под моим личным командованием. — Испанцы боятся нас! Эти трусы знают, что с Божией помощью мы наплодим в их проклятой стране множество сирот. Видите, до чего они напуганы: с места боятся тронуться!

Это заявление было встречено одобрительными возгласами.

Но, испанцы упорно продолжают стоять неподвижно. Хотя, изменив угол наклона фальконетов и используя свинцовые ядра небольшого калибра, мы добились положительных изменений, так я видел, что кое на кого бог уже послал ядро на излете. Ничего, у испанцев черепа крепкие, потерпят, так как верно люди говорят, что: «терпение-достоинство ослов».

Жарко, солнце припекает, да еще и раскаленные фальконеты выбрасывают в воздух раскаленные струи, пот катится ручьями по всему телу. После кавалерии нас немного побеспокоили туземные солдаты. Полуголые таинос в количестве девяти десятков заверещали, что повесят наши головы на колья у ног своих богов. Индейские воины ревели, как дикие звери, и потрясали копьями. Низкорослые, черноволосые, пестро размалеванные аборигены, смахивающие на адских демонов, подбежали к рогаткам, видно пытались расчистить путь для испанской кавалерии.

Но это вообще смешно, раздается очередной залп, следует удар каменным дробом из десяти фальконетов и дюжина полуголых тел валяется среди окровавленных и обломанных кактусов. Еще десятка полтора орошают своей кровью сухую землю при стремительном отступлении. Остальным энтузиастам этого тоже вполне хватило, чтобы повернуть обратно. Итак, дебют в нашу пользу.

Все, испанцы не выдержали. «Давайте, господа, — призвал предводитель католического воинства окружавших его представителей знати. — Вперед!» Медленно, стремясь ровнять строй, они надвигаются на наши позиции.

— Держать строй, держать строй — разоряются капралы и сержанты в испанских рядах.

— Болваны, — проговорил Герхард фон Роземберг.

— Бедняги, — в тон ему ответил Ефим Оленин.

Вот это по-нашему, по-бразильски. Выходите на огневой рубеж наших сорока фальконетов и полусотни аркебуз и мушкетов. Скоро еще и дюжина арбалетов подключатся, как испанцы приблизятся. Почти все мое воинство задействовано в стрельбе. Одни стреляют, другие заряжают. Действуем дистанционно. Пики и алебарды лежат на земле, до лучших времен. Не хватает людей. Пока нам нужно использовать пушки, не даром же таскали с собой все время столько тяжести.

На нас идут всего три с половиной сотни солдат, но в глазах многих из нас почему-то это число возрастало в пять, а то и в десять раз.

Испанские ряды и шеренги представляли собой идеально ровные линии. Блестели на солнце кирасы, поблескивали кожаные колеты. Солнечные лучи играют на остриях смертоносных пик. Перепоясанные широкими кушаками командиры были вооружены длинными, прямыми мечами. Одно из колыхавшихся знамен развернулось на ветру, и я разглядел вышитое алое и золотое полотнище. Стервятники, привлеченные пальбой, и реющие в небесах, в предвкушении обильной добычи опустились ниже. Все наши легкие пушки ударили противнику во фронт, по плотной массе, но вражеские солдаты стоически выдержали это испытание, а офицеры позаботились, чтобы ряды не дрогнули.

Все же еще далековато для убойной стрельбы, испанцы несут потери, но пока небольшие, под палящим солнцем они прут медленно, но с несокрушимым напором. Блистательная по своему мужеству атака. Отважные сердца! Убитыми и ранеными у них выбыло человек тридцать. Тут нужно идти россыпью, использовать все укрытия, а приблизившись резко бежать. Но все это вступает в противоречие с нынешней воинской наукой. Наплюем на потери, но не нарушим воинский строй.

— Держать строй, сомкнись — лес пик все ближе к нам, как и голоса командиров конкистадоров звучат все отчетливо.

Испанцы, как никто другой, знают значение старой латинской пословицы: «Торопись медленно». Враги сознают свою силу, каждый из них мог быть достойным противником любому моему натренированному солдату. Сколько уже от испанцев осталось? Три с половиной сотни, включая конницу, которая держится в отдалении, приготовившись рубить бегущих? Нормально, мы уже полсотни голов поломали и покалечили? Только я об этом подумал, как от вражеских шеренг раздался очередной залп, и пуля обожгла мою щеку. Выполнять роль живой мишени не так уж приятно.

— Может, мы не доживем до ночи, помоги нам Господи — произнес один из моих солдат по-русски.

Ответные залпы с нашей стороны были намного губительней и смертоносней. Я вижу, как пуля метко попадает в голову идущего с пикой в первой шеренге конкистадора. Лицо сразу превратилось в сплошное кровавое месиво, и он упал под ноги своим товарищам. Отличная работа! Давайте голубчики, еще чуть-чуть подойдите.

Еще один дружный залп и свинцовый смертельный град летит на испанское воинство. Передовые ряды наступающих шеренг рассыпаются, как пчелиные соты под ударом тяжелого молотка. Но к чести испанцев, все пробоины быстро заполняются, и снова перед нами предстает ощетинившийся пиками монолит. На расстоянии пятидесяти шагов мы сможем разглядеть у наших врагов цвет глаз и засадить несколько пуль в их мозги. Но если конкистадоры подойдут вплотную, то в два счета нас всех переколют, как слепых котят. Испанцы — верткие ребята.

Все, голубчики подошли, на свою голову. Спеша к победе, страдая от губительного огнестрельного огня, неистовое испанское войско не выдержало, ускорило шаг и почти перешло на бег. И тут я понял, что предыдущая страшная атака, когда пули и ядра повалили столько людей, была лишь предварительной. Настоящее сражение начиналось только теперь.

Вот тут и разразилась катастрофа. Все как всегда. Мать честная!!! Оглушительные взрывы взметают кучу дыма и пыли. Эффект был ужасен. Изломанных людей отбрасывает в воздух, словно тряпичные куклы. Летят оторванные руки, ноги, головы и внутренности. Смертельная мясорубка для кучи исковерканной плоти. Стройные ряды исчезли, повсюду лежали убитые, да корчились на земле умирающие. Знай наших!

И у меня технологии не стоят на месте. Прошли те времена, когда использовались огненные стрелы и прочая лабуда, типа нефтяных или даже пороховых дорожек. Во-первых, такое все сразу видят, а второй раз ученую птичку в силок не заманишь! И что делать? Я долго думал, как прийти к нормальным взрыв машинкам и изолированным проводам. Кое-что уже получается. Проще всего оказалась разобраться с проводами. Медные провода у меня индейцы льют в литейных мастерских в земляные спиральные формы. Потом наступает пора кузнецов, они эту проволоку отбивают молотками, делают более прочной. Те куски, что сломались, соединяются новыми расплавами.

В общем, мне особые технологии не нужны, просто длинный кусок медной проволоки метров в сто пятьдесят и несколько кусков поменьше. Дальше индейцы наматывают изоляцию из дрянной хлопковой ткани, а потом обмазывают обмотку каучуком. Потом на мануфактуре у Гойкоэчоа, этот каучук вулканизируется. Саперам конечно головная боль, иногда провод ломается внутри, приходится искать разрывы паять и изолировать наживную свежим каучуком. Но не так уж часто такой провод и нужен. Вот загрузили, привезли на Кубу, выгрузили вчера утром, проверили — работает. Приготовили закладки на поле, еще раз проверили без мин, нормально, есть искра, заложили пороховые мины, засыпали, замаскировали — отлично. Все чинно благородно, ждет дорогих гостей. Теперь осталось сюда заманить испанцев. И они пришли.

А вот взрыв машинки мне пока соорудить не удалось. От слова совсем. Пользуюсь эрзацем, вернее тем, что мне дает матушка природа. В Мексике полно электрических угрей и скатов. Милые рыбки при случае долбанут тебя током так, что мало не покажется. Вот я и устроил охоту за этими живыми фабриками электричества. Ловим сетями, затем индейцы в специальных костюмах и резиновыми перчатками (спасибо Доминику Гойкоэчоа) выбирают их и сажают в большие кувшины с водой. Там их кормят и воду меняют, как в аквариуме. А дальше совсем просто.

Привезли на Кубу, когда понадобились угрей залили вместе с водой в большой керамический котел (кто не сдох) и стали ждать. Когда испанцы подошли, то просто сильно постучали по котлу палкой, рыбки заметались в ярости, на стенках котла располагаются медные контакты, ток дали, он пошел по проводам, дал искру, она воспламенила взрыватель из пороха и бумаги, обработанной селитрой, все загорелось и большой бум. Этот же принцип был использован в Американской рекламе. Когда-то в большом рыбном магазине плавали в аквариуме электрические угри и когда по стеклу стучали, то угри метались, задевали металлические контакты, размещенные на стенках аквариума, и зажигали весящую над водой гирлянду с лампочками.

— Вот так вот — господа испанцы! Нужно было в школе физику учить, а не водку пьянствовать! — смеясь произнес я эпитафию незадачливому испанскому воинству.

В каждой шутке есть доля правды, и наука и искусство (и прочие вещи, что отличают человека от животного) сейчас в Империи Карла I не в почете и только религия беспрепятственно царит на его землях (в ее католическом варианте).

А дальше, когда дым рассеялся, мы еще раз выстрелили, и потом еще раз, чтобы окончательно деморализовать раненого противника. От постоянных выстрелов пушек и аркебуз, было уже мало толку, кроме добавления темной адской вони к смраду боя, конскому ржанию, звону и лязгу оружия, пыхтению, крикам и стонам людей. Испанцы уже бежали, в панике, охваченные ужасом, оставляя лежащими на жалкой сухой траве своих окровавленных бойцов — славных испанских парней, мертвых и умирающих. Конкистадоры — опытные воины, но они разлетелись, как птицы, гонимые ураганным ветром. Но, далеко не все. Где-то половина еще целые (включая задержавшуюся конницу), а вот полсотни испанских воинов пребывают в крайне плохом состоянии. Азартный Герхард сорвался со своими бойцами рубить убегающих и добивать раненых.

— Вперед! Вперед! Не дать им опомниться! — кричит он в угаре битвы.

— Веселей, ребята! Зададим им жару! — подхватил возглас командира Климент. — Вперед! Руби ублюдков!

Что же пора и мне подать свой голос:

— Все понемногу вперед, — объявил я. Не жалейте испанцев! Убивайте их! И Господь благословит вас всех! Благословение Божье с вами!

Пленные нам сейчас не нужны, нас самих мало. Да и надоело мне заниматься перековкой испанцев в новых людей, как показывает практика все это дурость несусветная. Просто вырежем всех, как баранов. Бойня началась, мечи, попавшие в цель, звучали, как топор мясника, разделывающего тушу. Сломленные конкистадоры ужасно кричали. Некоторые бросали мечи и пики и поднимали руки, молча принимая поражение, пытаясь спасти свои никчемные жизни…

У бравого немца за минусом арбалетчиков семь десятков бойцов, так что даже если испанская конница вернется, то он отобьется. А мы ему поможем. Здесь не существовало правил, мои командиры не остановят сражение, была лишь опасность. Хотелось бы конечно, чтобы испанцы потерпели более сокрушительное поражение, но и так неплохо. Главное, что их спесь и гордость сломлены. А если сотни две придурков затворятся в городе, то мы им быстро объясним, в чем они не правы. Тем более, что из этих пары сотен, многие имеют ранения. В горячке боя может они их не заметили, а потом все это навалится. И индейцы уже к ним пойдут только под прямой угрозой оружия, вон как улепетывают, а угрожать мы уже никому не позволим.

Ничего особенного во всей этой войне и нет. Совсем ничего. Здесь бой оказался неожиданно легким. Все равно, что овцу зарезать. Испанцев уже не догнать, и мои солдаты возвращаются на поле битвы и ищут трофеи. Мне тоже достается три небольших фальконета, и то хлеб. Мои бойцы охвачены азартом кладоискательства: сдирают сапоги, снимают пояса, копаются в котомках и кошелях. Пора сдвинуться с места, а то на такой жаре запашок будет неприятный. Но пока тошнотворный запах свежей крови пьянит, словно аромат изысканного вина, хрипы умирающих лишь бодрят.

Итак, в этот день мы закончили с противниками, а у испанцев погибла добрая половина войска, плюс к ним еще три десятка индейцев, и отойдя немного вперед, под сень тропического леса, располагаемся на ночлег. Фальконеты нести было тяжело, а носильщиков не хватало. Наши разведчики-индейцы нас заверили, что конкистадоры убегают без остановки до самого Сантьяго. А поле боя стало поживой для хищных птиц и других падальщиков. Стервятники опустились, осторожно, бочком подступили к раздетым и обобранным мертвецам и принялись за свое черное дело. У нас тоже было четверо раненых (у врагов тоже были и аркебузы и фальконеты, хотя и намного меньше, чем у нас, так что бедолаги словили свои кусочки свинца на излете). Царапины не в счет.

Утренняя прохлада быстро сменилась зноем, вокруг в джунглях молча перелетали с места на место птицы с ярким оперением, да без умолку трещали обезьяны. В этот день мы отсортировали свои военные припасы, часть фальконетов пришлось вернуть на корабли, такую тяжесть носить некому. Кубинские индейцы, откуда-то прознав о нашей победе, прибыли наниматься в носильщики в количестве сорока человек, но для нас это капля в море. Обленились в Мексике, черти. Привыкли что всегда идут налегке, а индейцев в обозе на каждого солдата по двое, носят все грузы. А тут за все плати. А я транжира, однако…деньги совсем не считаю.

Но как бы — то не было, под сенью тропический леса наш отряд медленно тащится к Сантьяго. А город уже близко. Еще раз послал в Сантьяго пару индейцев с письмом. В нем предложил испанцам беспрепятственно убираться с острова. Если же, кто не сбежит и не признает мою законную власть победителя в божьем бою, а будет упорствовать, в стремлении считать эту землю владением Карла Фландрского, то участь его будет печальной, словно первых христиан в императорском Риме. Как говорят наши друзья англичане: «Если крыса не сдохла сразу, то пускай пса по второму разу».