Зэками не рождаются

Глава шестьдесят третья

Известие об аресте Мухи произвело в зоне эффект взорвавшейся бомбы.

— Кто бы мог подумать, — рассуждали менты, — что такой добропорядочный зэк, который на протяжении почти пяти лет безукоризненно вел себя, был, можно сказать, правой рукой самого «хозяина», и вдруг оказался наркоманом, да еще вооруженным! Да разве можно теперь верить исправлению зэков? Никогда. Зэк есть зэк. От него что угодно можно ждать.

Многие же осужденные, которых на работе притеснял Муха, были в неописуемом восторге от такой новости. Их злорадство переходило все границы и приличия. Когда в изоляторе узнали, что привели Мухина, да еще водворили на пятнадцать суток, арестанты разразились несусветной, очень цветистой и самобытной бранью в адрес прораба.

— Шмара коридорная, вафлерша бановая! — орали из одной хаты.

— Пес троекуровский, помет шелудивой овцы, сжечь тебя мало на костре, крыса кумовская и т. д. и т. п. — раздавались возгласы из другой камеры.

Муха затаился в одиночке и не подавал даже писка. Он был раздавлен, уничтожен и дрожал от страха от одной только мысли, что может встретиться со своими врагами в четырех стенах, а их у него была почти вся зона!

Но через некоторое время он пришел в себя и немного приободрился. Он даже огрызаться начал, когда его полоскали[153], и написал жалобу на имя Романова, в которой указывал, что все ему подстроил Погорелов, он, мол, специально подпоил его и устроил ему подлянку. Но «хозяин», получив его послание, порвал на мелкие клочки заявление и выбросил в корзину. «Ума нет — считай калека», — подумал про себя «хозяин»: ему не было резона защищать Мухина, так как толку от него как от прораба практически не было. А вот Погорелов — совсем другое дело, хоть и негодяй, но умница, за счет него он сможет приобрести себе лавры и почести. На всякий случай «хозяин» вызвал все же к себе Погорелова и чуть ли не с восхищением в голосе спросил:

— Это ты Мухина подставил?

— Да вы что, Павел Сергеевич! Зачем он мне нужен?

— Не надо темнить, Боря. Теперь ты у меня на крючке, понял? Попробуй только в срок не закончить объект, я тебе все припомню, — полушутливо проговорил Романов.

— Все будет нормально, Павел Сергеевич, — заверил его Узбек и вдруг огорошил его своим вопросом: — Как бы мне свидание получить с женой?

— С какой женой? Ведь ты же холостяк. В деле у тебя никто не значится.

— Мы с ней не расписаны. Но у нас есть ребенок.

— Чего-нибудь придумаем, Борис. Вот закончишь объект — тогда дам тебе свидание, хоть на пять суток. А бабки есть?

— Сколько надо? — опешил Узбек от такой прямолинейности «хозяина».

— Ну хотя бы пару сотен.

— Пару сотен не смогу, а стольник хоть сейчас могу дать.

— Когда она собирается к тебе приехать?

— Да хоть завтра.

— Где она живет?

— В Минераловодске.

— О! Знатные места.

— Приезжайте к нам в гости!

— Обязательно, как освободишься, так приеду. Но она сюда минимум как через неделю может добраться. Короче, давай стольник и напиши мне здесь же заявление на свиданку.

Погорелов оторопел от свалившегося на него счастья. Он вытащил сторублевую ассигнацию, запрятанную в кепке, и отдал ее Романову, а потом, быстро схватив ручку, написал:

Романов взял заявление, внимательно его прочитал и сказал:

— Придется тебе его переписать. Напиши лучше: «с моей родственницей». Ведь у вас разные фамилии. Тем более у нее такая звучная: Сви-ри-стел-ки-на. — И он раскатисто рассмеялся тем здоровым заразительным смехом, который присущ здоровякам.

Через десять дней прибыла Венера. Накануне Погорелов досрочно закончил электрификацию объекта и ходил теперь в героях. Свидание на пять дней, которое дал Узбеку «хозяин», хоть и по блату, за деньги, являлось все же своего рода премией за его талантливую и квалифицированную работу.

Узбека постигло легкое разочарование, когда он встретил Венеру.

Он ожидал увидеть цветущую девушку с тугими щечками и плотными грудями, от которых перехватывало дух, а перед ним стояла уже взрослая женщина с лучиками морщин у каждого глаза на изможденном уставшем лице, с измятой грудью.

Но глаза, жгучие черные глаза были все такими же.

— Что с тобой, Венера? — спросил он ее участливо, стараясь не обидеть.

— Сынишка твой все высосал, долго его кормила молочком, целый год почти. Хотела, чтобы он крепким и сильным стал, как ты. Но это не страшно, я слышала по телику, что есть много способов восстановить груди, было бы желание и деньги, — успокоила она его.

— Да, это не самое главное, — проговорил Борис. — Как там наш сынок?

— Сынок у нас замечательный, — захлебываясь от восторга, говорила Венера. — Твоя стопроцентная копия.

— А что же ты его не привезла с собой?

— Побоялась. Может простудиться, да и обременяет очень. Ведь он еще маленький. В следующий раз обязательно привезу. Я оставила его на присмотр маме.

— Она с тобой живет?

— Да, она на пенсии уже. А сынок наш уже бегает! — с гордостью добавила она. — Смотри, — вытащила Венера фотографию из записной книжки.

— Это он? — удивился Узбек. На него смотрел крупноголовый пацан с не по годам выразительными чертами лица. «Дак он совсем не похож на меня», — разочарованно подумал Узбек. Сомнение закралось ему в душу, но он тактично промолчал.

— Ну чего ты молчишь? — забеспокоилась Венера. — Хочешь сказать, что не похож? Это на фотографии он так вышел. Смотри, копия: уши, как у тебя, большие, — засмеялась она задорным смехом, задрав кверху свой изящный носик.

Узбек прижал ее к себе и расцеловал.

— Ах ты, моя самочка, — нежно и медленно начал он целовать ее, а потом с силой привлек к себе.

Это было какое-то невероятное, божественное наслаждение…