Неожиданный поворот событий

Где-то в середине лета директор решил отправить меня в командировку в Ханты-Мансийск. Научному отделу нужна была химическая посуда — всякие колбы и пробирки, и мне предстояло все это раздобыть.

Надежда Константиновна согласилась приглядеть за детьми, и я отправилась в путь.

Прилетев в Ханты-Мансийск, я пошла в контору госпромхоза, где и предъявила заявку на химпосуду. На меня и заявку как-то равнодушно отреагировали и сказали, что посуды нет. Я потыкалась еще в несколько кабинетов, но с тем же результатом. «А ты сходи к Подпругину, может, он даст», — подсказал кто-то с некоторым ехидством в голосе. Вслед донеслось сдавленно хихиканье. «Лошадиная фамилия», — мелькнуло у меня в голове. Подпругин был директором госпромхоза и, по-видимому, последней инстанцией и надеждой. Найдя дверь с соответствующей табличкой, я постучалась и вошла. В кабинете за столом сидел крупный мужик с бычьей шеей и мрачно смотрел в какие-то бумаги. Два здоровенных кулачища покоились на столе. Мне стало понятно ехидство в голосе сотрудника, а колбы и пробирки показались полнейшей суетой. Но отступать было поздно.

— Чего тебе? — не взглянув в мою сторону, буркнул Подпругин.

— Нужна химическая посуда!

— А ты, вообще, откуда такая взялась? — тяжелый взгляд, наконец, остановился на мне.

— Я из заповедника. Нам нужна химическая посуда для лаборатории. Мне ее никто здесь не дает, послали к вам. Без химической посуды никуда не поеду! — повысив голос, разошлась я, так как терять мне было уже нечего.

Глаза директора вдруг ожили и в них появился интерес:

— Ко мне, говоришь, послали? — хмыкнул он. — А ты, я смотрю, девка решительная, мне такие в хозяйстве нужны. Пойдешь ко мне работать?

Это был неожиданный поворот событий.

— А делать-то что? — на всякий случай спросила я.

— С лошадьми обращаться умеешь?

— Умею.

— У меня неподалеку отсюда в деревне Троица есть конеферма. Там нужен зооветтехник. Вот ты им и будешь. Пошлю тебя на месячные курсы ветеренарии-зоотехники, поучишься. Работа интересная. Будешь следить за санитарным состоянием фермы, здоровьем лошадей, делать им прививки, отбирать на племя, выбраковывать, ну и так далее…

Я не верила своим ушам. «Подпругин, конеферма, Троица, зооветтехник, лошади.» — крутилось в голове. Захотелось пройтись колесом по кабинету и закричать: «Ну конечно, я пойду работать на конеферму», — но вместо этого я сдержанно сказала, что мне надо подумать.

— А что тут думать-то? Вот, забирай на складе свою посуду, — Подпругин шмякнул печать на мою заявку, — езжай в заповедник, собирай свои вещи и возвращайся сюда. Управляющего в деревне я предупрежу, тебя встретят, дадут жилье и ознакомят с работой.

Всю обратную дорогу я не находила себе места от возбуждения. Моя судьба принимала крутой поворот.

Жизнь в заповеднике явно не складывалась. Там не прекращались интриги и склоки, директор выживал неугодных ему сотрудников, наобещал всем золотые горы, но ничего не выполнял. Народ начал разбегаться. Уехали двое хороших ребят из научного отдела, Штильмарки тоже стали подумывать об отъезде, но пока решили держаться до последнего. Мне там явно ничего не светило: ни ставка научного сотрудника, ни человеческое жилье. Так что, покидая Угут, я практически ничего не теряла. Жалко было только расставаться с очередной мечтой и уезжать от Штильмарков.

По прибытии в заповедник я получила извещение, что в Сургут прибыл мой контейнер. С момента его отправки прошло полгода. Надо было собираться, забирать из Сургута контейнер, как-то перевозить его в Троицу и устраиваться на новом месте. Делать все это с детьми было бы трудно, поэтому я попросила родителей взять их на месяц к ним на дачу в Березовку. Родители и сестра согласились, и, уволившись из заповедника, я повезла детей в Москву.

Загрузка...