Зигзаги судьбы

Юганский заповедник

Лететь нужно было до Тюмени, а потом до Сургута. Оттуда на вертолете или маленьком самолете можно было попасть в Угут — центральный поселок заповедника. Наземных дорог туда не было, кругом расстилались бескрайняя тайга и болота.

Директором заповедника был Н.И. Петункин, недавно заступивший на эту должность. Он приветливо нас встретил и временно поселил в общежитии, сказав, что дом еще не готов, но скоро будет закончен.

Мой контейнер пока не прибыл, что было даже кстати. Стоял мороз, за -30 градусов, но у нас были с собой необходимые вещи и теплая одежда.

По ходу также выяснилось, что ставка младшего научного сотрудника пока занята, и меня временно оформили лаборантом в научный отдел и поручили разбирать и приводить в порядок заповедную библиотеку. Егор начал ходить в местную школу, а Машу я попыталась устроить в детский сад. Но это оказалось не так-то просто. Почему-то нужна была местная прописка, и чтобы ее получить, мне надо было выписаться из Москвы. Этот вариант отпадал. Я стала брать Машу с собой в библиотеку, и пока я работала, она играла на полу, рисовала или рассматривала книжки. Игрушек никаких не было.

Руководителем научного отдела был в то время Феликс Робертович Штильмарк. Его жена, Надежда Константиновна, помогала мне в библиотеке, и мы быстро подружились. Это были милые интеллигентные люди, которые всегда помогали и поддерживали меня в трудные моменты.

Через месяц мне сообщили, что дом достроили и туда можно переезжать. Это было радостное известие. Но радость продлилась недолго, так как дом оказался очередным общежитием с тремя маленькими комнатами, одну их которых нам и выделили. Размером она была 3x4 метра, в ней была печка, сложенная из сырого кирпича, место для двух кроватей и небольшого стола. И это все. Сквозь бревна и кое-как уложенного между ними мха светилась улица. Я попыталась затопить печку — из всех щелей повалил удушливый дым вперемешку с паром. Тяги не было, да и быть не могло. Все было сырое и промерзшее. В течение недели я ходила и подтапливала печку, чтобы она просохла. Постепенно появилась тяга, и дым стал идти в трубу. После работы я отводила Машу к Надежде Константиновне, а мы с Егором собирали возле магазина картонные коробки, раскладывали их и привозили на санках к дому. Этими картонками мы обивали стены комнаты изнутри, предварительно затолкав в щели мох. Это были наши «обои» и заодно изоляция от холода. Я попросила соседских мужиков сколотить нам топчаны. Детям пришлось сделать двухэтажный. Больше места ни для чего не было. Я с ужасом ждала прибытия контейнера. Он должен был приехать в Сургут, откуда мне надо было как-то перевезти его на вертолете в Угут.

Быт у нас был очень простой. Еду готовили на печке, портящиеся продукты хранили на полу за дверью, воду возили из колонки. Я сажала Машу на санки, перед ней ставила флягу, и мы ехали на колонку. Это было место встреч, обмен новостями и сплетнями. Вокруг колонки была скользкая площадка, а под самой колонкой из-за постоянно льющейся воды образовалась большая круглая ванна изо льда, наполненная водой и ледяной шугой. В очередной раз приехав за водой, я разговорилась с женщинами, а Маша колобком крутилась вокруг. На ней была толстая овчиная шубка, шерстяные рейтузы, валенки, толстая вязаная шапка и теплый шарф, закрывающий пол-лица. Было очень холодно. В следующий момент я увидела, что из ванны торчит Машина шапка, а следом всплыла и она. Она так быстро кувырнулась внутрь, что никто даже и охнуть не успел. Вид у Маши был испуганно-удивленный, она даже не плакала. Видимо толстый слой одежды не успел сразу и везде промокнуть. Я выдернула ее из воды, посадила на санки и бегом кинулась домой. Пока мы добежали до дому, Маша превратилась в сплошную хрустящую сосульку. Дома я быстро ее раздела, закутала в пуховой платок, напоила горячим чаем. Она даже не заболела.