Зигзаги судьбы

Сплав

За коровами решили отправить нас с Иваном. У меня был хоть какой-то опыт в этой области, и я умела доить. У Ольги не было никакого опыта. Наш аэродром раскис от дождя и самолет временно не летал. Время нам терять было нельзя, так как из Ербогачена в нашу сторону направлялась последняя в этом сезоне баржа, и упустить ее было нельзя. Влад остался с детьми, а мы с Иваном решили плыть на моторке. Загрузив в нее канистры с горючим, еду, котелки, спальники и запасную одежду, мы тронулись в путь. Расстояние от Наканно до Ербогачена по реке составляет около 500 километров. Груженая моторка медленно шла вверх по течению. Плыли мы три дня, останавливаясь поесть и на ночлег в охотничьих зимовьях. Тунгуска текла, извиваясь в довольно крутых берегах. Кругом была совершенно дикая и, казалось, нетронутая человеком природа, если бы не зимовья, выдававшие присутствие здесь людей. Это были места, где когда-то погиб прототип главного героя «Угрюм-реки» — золотопромышленник Громов.

Зимовья ставили на удобных местах, и как правило, их было видно с реки. Дверь никогда не запиралась. Некоторые из них были запущенны, там давно никто не появлялся. Другие выглядели ухоженно, чувствовалась заботливая рука хозяина. На полке всегда были спички, свечи, заправленная керосиновая лампа и кое-какая еда — в основном, крупа, мука, сухари и сахар, иногда банка тушенки или сушеная рыба. Возле печки — сухая растопка. Мы ничего этого не трогали, так как у нас были свои запасы, и оставляли зимовье в том же порядке. Это был негласный закон охотников. Периодически в эти домики наведывались медведи и устраивали там погром. Нам удалось увидеть эту картину, когда мы сделали очередную остановку. Дверь была распахнута настежь, и внутри зимовья все было перевернуто вверх дном. По полу за порог и дальше в лес тянулась дорожка из крупы. Иван прихватил с собой ружье, и мы пошли по этой дорожке. Через некоторое время она закончилась в кустах пустым драным мешком. Пока там что-то было, медведь его тащил, а когда вся крупа высыпалась, потерял интерес и бросил.

В одном месте Иван причалил к берегу и сказал, что мы тут порыбачим. От главного русла реки отходила заросшая протока — старица. Иван скрылся в лесу и через некоторое время выплыл на погонке — небольшой деревянной плоскодонке. Оказывается, он сюда иногда приезжал рыбачить и припрятывал лодку в зарослях.

Долина реки изобиловала такими старицами, и в них водились довольно крупные караси. Тунгусы готовят этих карасей по-особому: чистят от чешуи и делают сбоку около головы небольшой надрез, через который вытаскивают кишки и желчный пузырь. Все остальное остается внутри. В это время карась полон икрой и молоками. Потом делаются надрезы по бокам вдоль ребер, карась укладывается на сковороду, подсаливается и тушится на медленном огне. Получается необыкновенно вкусно.

Иван быстро поймал сеткой пару рыбин, и у нас были на обед караси по-тунгуски.

Как-то выплыв из-за очередного поворота реки, мы увидели на берегу медведя. Он смешно, эдаким столбиком, сидел на задних лапах и, вытянув шею, с любопытством нас разглядывал, пока лодка не скрылась за поворотом.

С погодой нам повезло, днем было тепло и солнечно, только один раз ночью прошел сильный дождь, от которого мы укрылись в зимовье. Комары и мошкара на воде почти не донимали. Красивый закат, не успев до конца погаснуть, переходил в рассвет. Ночи были светлые, и вставали мы рано, затапливали печку, готовили нехитрый завтрак. Над рекой поднимался туман, было совсем тихо, только изредка в реке плескалась рыба. Потом быстро всходило солнце, поднимался легкий бриз и разгонял туман. Наступал новый день.

Разговаривали мы мало, да и не было в том нужды. Иван, проводивший много времени в тайге и в одиночестве, был молчалив. Я тоже не отличалась разговорчивостью. Мне это качество досталось, видимо, от отца. Молчание может быть пустым или напряженным, а может быть наполненным и объединяющим, когда и без слов все понятно. Как поется в песне у Окуджавы: «Как много, представьте себе, доброты в молчанье, в молчанье…»

На третий день мы доплыли, наконец, до Ербогачена и отправились на ферму. Было жалко, что наше путешествие закончилось. Мне оно показалось каким-то необыкновенным и оставило ощущение зачарованности. Будто я выпала из привычного времени и попала совсем в другую реальность, где время выделывало фокусы с сознанием — оно то текло очень быстро, то совершенно останавливалось и растягивало какие-то моменты до бесконечности. И в этой реальности все было давно знакомо, душа ее узнавала и радовалась, и слова в ней мало значили.

На ферме заведующая подвела меня к дояркам и попросила их помочь выбрать коров и одного быка. Иван ушел договариваться с баржей. Доярки указали на десяток коров, из которых мне нужно было выбрать четыре. Мы решили начать с небольшого количества голов. Я подсаживалась поочереди к каждой корове и пробовала доить. Важно было, чтобы вымя было ровное и не тугое, и струи молока не били в разные стороны. Про количество молока оставалось только верить дояркам, которые утверждали, что все коровы хорошие и дают примерно одинаковое количество литров. В конце концов, коровы и бык были выбраны, и мне помогли отвести их на пристань, откуда скоро отходила баржа. Она была большая, нагруженная горой строительного материала, и должна была плыть куда-то вниз по реке мимо Наканно. Кроме того, на ней стояли, фырча и мотая головами, около двадцати лошадей, которых вывозили на дальний выгон. В передней части баржи были сделаны кормушки и лежали тюки с сеном. Мы затащили упирающихся коров на баржу и привязали их около кормушек. Увидев сено, они сразу успокоились и принялись мирно жевать. Быка пришлось привязать отдельно. Он был еще совсем молодой, но крепкий и очень симпатичный, с рыжей кудрявой челкой. Завидев коров, он стал раздувать ноздри, бить ногой по палубе и «бычиться».

Иван прицепил свою моторку к корме баржи, и мы отплыли в обратный путь. Кроме нас, на борту были моторист, два погонщика лошадей и двое молодых ребят — туристов, плывущих в маленькое поселение Инаригда, находившееся в 130 километрах ниже Наканно. У ребят оказалась с собой гитара. Баржа шла медленно, и хоть мы и не останавливались на ночлег, путешествие опять заняло три дня. На ночь я устраивалась спать в кормушке с сеном. Там было мягко и тепло, и надо мной всю ночь мирно вздыхали и пофыркивали лошади, обдавая ароматным дыханием, смешанным с запахом сена. Утром и вечером нужно было подоить всех коров. У нас было с собой ведро. С непривычки руки очень уставали. Получалось около 70 литров молока. Мы пытались пить, сколько влезало, заполняли все возможные тары, остальное приходилось выливать в реку. Днем мы устраивались на горе досок и по очереди играли на гитаре и пели песни.

Где-то на середине пути баржа завернула к берегу — пора было выгружать лошадей. Подойти близко к берегу баржа не могла, и между ней и берегом оставалось некоторое пространство воды. Лошади упирались, и пришлось сталкивать их в воду. Они быстро выкарабкались на берег и растворились в тайге. С ними сошли и погонщики. Как они потом оттуда выберутся, было не понятно.

И вот показалось Наканно. Кто-то увидел нас издалека, и весть, что пришла баржа с коровами, быстро облетела деревню. Начал подтягиваться народ, прибежали и все наши дети вместе с Ольгой и Владом. Коров выгрузили с баржи, и длинная процессия отправилась на ферму. В деревне, можно сказать, начиналась новая страница истории.