Зигзаги судьбы

Эвенки

Иногда в Наканно появлялась своеобразная процессия: из уцелевших отдаленных стойбищ на «Буранах» прикатывало две-три семьи эвенков. Оленей сменили снегоходы — к ним были прицеплены большие деревянные сани, в которых среди шкур копошились женщины и дети. Это был их «выезд в свет», и приурочивался он к прилету самолета, привозившего товар в магазин. Накупив водки и дешевых леденцов и упившись вусмерть, взрослые члены семейства засыпали и валялись на улице кто где попало, а дети с полными карманами конфет разбредались по деревне в поисках прибежища. У всех детей уже были гнилые зубы. Наутро, кое-как протрезвев, главы семейств собирали по деревне своих жен, сестер, матерей и детей, и погрузив их в сани вместе с ящиками водки и конфет, укатывали обратно в стойбище.

Было очень печально наблюдать, как остатки этого народа деградируют и вымирают буквально на наших глазах. У них не было абсолютно никакой толерантности к алкоголю, они моментально пьянели, зависимость развивалась очень быстро.

Этот народ был выдернут из своей культуры и среды обитания и «облагодетельствован» нашей «цивилизацией».

Многие из них утратили знания и навыки, позволявшие им выживать в этих суровых условиях, забыли свой язык. Некоторым удавалось пробиться «в люди». Они заканчивали Университет Народов Севера в Петербурге и возвращались в родные места учителями или культурными работниками. Но их были единицы. Остальные не принадлежали ни к своему, ни к нашему миру и тихо спивались. Они были оторваны от своих корней и так и не освоили «нашу» культуру. Эвенкийские дети учились в школе заметно хуже. В восьмом классе у нас был ученик, который все еще читал по слогам. Его просто переводили из класса в класс. А что еще было с ним делать?

В нашей школе работала эвенкийка, звали ее Зоя Васильевна, ей было около шестидесяти лет. Она преподавала эвенкийский язык, рассказывала детям про их историю и культуру, про повадки зверей и охоту. Зоя Васильевна имела образование работника культуры и учителя и принадлежала, если так можно сказать, к эвенкийской интеллигенции. В молодости она охотилась в одиночку на медведя и до сих пор добывала пропитание охотой и рыбалкой. Жила она вдвоем со своей матерью, которой перевалило за сто лет. Это была маленькая сухонькая старушка, вся покрытая мелкой сеточкой морщинок, и не понимавшая русского языка. Она целыми днями сидела дома, скребла и выделывала шкуры, шила унты и вышивала их бисером. И надо заметить, без очков. Их дом напоминал этнический музей. Там были всякие охотничьи трофеи, рога и черепа, старинные предметы быта, украшения из бисера, шкуры, капканы, гарпуны… Мы любили приходить к ним в гости, с удовольствием общались, пили чай и слушали рассказы Зои Васильевны об их прежней жизни, быте, охоте.