Змеелов в СССР

Глава 12

Итак, я оказался холостой. И бедный на наличку. Так как, когда я рассчитался с бухгалтерией, свободные денежные средства у меня почти закончились. Все было в товаре. А я был в долгах как в шелках, родственники ждали от меня возврата более полутысячи рублей. Стипендию же за летние месяца мне должны были выдать лишь в сентябре.

Что прикажете делать? Я снова поехал к «дяде» Кухаруку. Здоровенный пес снова встретил посетителя, и опять повторилась обязательная для всех процедура. Жена Кухарука провела меня в пристройку. Там на подрамнике был натянут холст для будущего стенного ковра.

Контуры густейшего сверхтропического леса уже проступили, так же как и поляна у ручья, на которой в целях выполнения плана художественной артели кустарей «Славутич» предстояло появиться соблазнительным нимфам. Для вдохновения Кухарук, превратившийся в добродушнейшего усатого украинского «дида», чередовал ремесло с искусством, что, впрочем, бывало характерно и для более известных маэстро.

Здесь же, в цитадели базарного искусства, я и сдал шустрому родственничку оптом платки по 25 рублей штука. Ерунда, двадцать индийских платков на огромный город — слезы, разберут и будут просить еще. Так что дядя рассчитывал наварить с каждого по пятерке. Тут бумажной мануфактуры людям не хватает, а тут шелка заморские. Подходи и бери!

Пристроил «дяде» же и иглы дикобраза. Навар с них обещал быть бешеным. В процентах. Но слезы в рублях. Сотни две игл дядя обещал раскидать по лоточникам и продавцам сувениров. А так же цыганским коробейникам Неполено и Язаниму, широко известным на рынке по именам Гоча и Мача. Если продавать экзотическую иглу по пятачку то всего получится десять рублей. Из которых на мою долю придется всего три. Остальное уйдет реализаторам.

Оно, конечно, по моему «копиталу» такие рубли мелочь, однако врешь, курочка по зернышку клюет, а сыта бывает, деньги же на полу не валяются.

Что касается монет, то я не мог позволить, чтобы привередливые нумизматы выковыряли у меня раритеты словно изюм из булочек. Надо было продавать все. Так что присмотрев сотню монет, у которых были дубли и поэтому они не могли считаться редкостью, я их пристроил в десяток антикварных лавочек. На комиссию.

Настоящий расцвет антикварных магазинов пришелся в нашей стране на конец 20-х годов. Тогда власти начали через них массовую реализацию вещей, конфискованных в годы революции у аристократии, буржуазии и церкви. Тогда витрины стали напоминать музеи ювелирных изделий, картин, икон и реликвий.

Иностранцы с восторгом описывают выставку-продажу в Москве весной 1927 года большой коллекции яиц Фаберже. Народ тогда массово толпился у витрин, в том числе и пьяные пролетарии в шапках-ушанках, смотрел на это чудо, но купить, естественно, ничего не мог. Сейчас же блеск антикварных витрин несколько потускнел, но все же лавочки еще работают, зарабатывая для страны деньги. А мне больше ничего и не надо.

Школьники мои монеты купят или случайные люди — мне без разницы. Каждый товар найдет своего покупателя. А моим монеткам в среднем полторы- две тысячи лет. А Крым сейчас принадлежит РСФСР, поэтому на территории Украины находится довольно мало греко-римских городов и античных монет. А после, первые монеты стал чеканить только князь Владимир тысячу лет назад. И то это было редкостью. Так как в основном древнерусские князья использовали гривны — мерные куски серебра.

Более перспективные экземпляры я уже показал нескольким нумизматам но пока продавать не стал. Пусть рынок созреет. А я вернулся домой, в Белую Церковь.

Пока я отсутствовал, состав моей семьи претерпел некоторые изменения. Брат привел в наш дом жену, а сестра вышла замуж. И пока жила или у нас, или у мужа. Готовилась осенью к переезду. Мне кое-как, учитывая неизрасходованную заначку, удалось закрыть все мои денежные долги перед родственниками. Весь предстоящий доход теперь осел в монетах. А ведь мне предстоит копить деньги на золото для новой поездки в Туркмению.

Но пока мне предстояло немного отдохнуть. И потихоньку писать диплом. Надо будет выдать рукописными более сорока страниц. Так что, еще в поездке я начал писать тезисы своей дипломной работы. Мысли, вынесенные из будущего, с каждым днем все тускнеют и покрываются пеплом забвения. Так что их надо по ходу дела записывать. Когда вспоминаешь.

А надобно еще раз напомнить, что времена нынче стоят удивительные. Необычайные! И весьма запутанные. Возьмем, к примеру, моего почти земляка, проживающего до революции в Бердянске, известного советского писателя-фантаста, по профессии биолога-палеонтолога, Ивана Ефремова. Сейчас, в 1936 году, Ивану 27 лет. Или 26, если он прибавил себе года. И он уже кандидат наук. При этом Ефремов не только не написал никакой кандидатской диссертации, но даже просто не имеет диплома о высшем образовании.

Так как с факультета биологии университета его «вычистили» за «неправильное» происхождение. По отцу. Купцу 2-й гильдии. А так же потому, что сам Иван не был ни коммунистом, ни рабфаковцем.

Но его мать еще в начале гражданской войны, в 1918 году, в Херсоне вышла замуж за влиятельного красного комиссара. И жена сейчас считается «при муже». То есть у нее теперь самое правильное происхождение. А отчим очень влиятелен, чтобы двигать своего пасынка вперед, не взирая на всякие «буржуазные формальности». И нет таких крепостей, что не могут взять большевики. Так что дипломом, полученным заочно, без отрыва от работы, кандидат палеонтологических наук обзаведется только в следующем году. Вот такая сейчас сложная жизнь, друзья…

И, естественно, мне надо было готовиться к предстоящей войне. Бегать, заниматься зарядкой, закаляться и упорно ходить в тир. Не жалея копеек.

Так как обстановка в мире накалялась. В июле Франко взбунтовал испанские войска в Марокко. Началась гражданская война в Испании. А в августе войска Чан Кай-Ши в Китае вошли в Гуанчжоу. Примерно в это же время в фашистской Германии была введена всеобщая воинская повинность.

Гитлеровцы начали формировать немецкую армию из призывников, которым необходимо было отслужить по два года.

Чем же ответил СССР? Тем, что в конце августа расстрелял Зиновьева, Льва Каменева и других осужденных по делу троцкистско-зиновьевского центра. Правильно! Бей своих, чтобы чужие боялись.

Пользуясь отцовскими связями на железке, я часто мотался в Киев. Работал с нумизматами и антикварами. Три часа — туда, три — обратно, три часа в городе. Часто я навещал Кухарука и, в благодарность за совет, понемногу помогал ему в работе. Натягивал холсты на подрамники и грунтовал их. Пару раз выступил на рынке в качестве рекламщика. Бодро крича:

— Налетай, торопись, покупай живопись!

Остаток лета пролетел очень быстро. Теперь фактически нам оставалось всего четыре месяца учебы. Второй семестр начнется подготовка к написанию диплома. В этот период уже можно устраиваться на работу. То есть махнуть в Туркмению.

Учиться мне было чертовски нелегко. Так как биология меня в прошлой жизни не очень интересовала. Вернее, совсем. А сейчас с меня внезапно требовали то, что я считал китайской грамотой. Правда, я мог пользоваться интеллектуальным багажом своего предшественника. Но у него память была не абсолютной, что он благополучно забыл — теперь и я не знал.

А по-новому, я хотя и старался учиться, но слишком уж предмет мне был в новинку. Впрочем, все шло относительно неплохо. Как герой, змеелов, я был на хорошем счету у преподавателей, так что оценки мне натягивали. Да и в целом по уровню знаний я был не хуже остальной массы студентов.

Другое дело, что мой шанс остаться аспирантуре уверенно накрывался медным тазом. Крепкий середняк для науки не подходил. То есть, по окончании университета, так же как и все мои однокашники, я должен был пойти в одну из школ в качестве учителя.

Но к этому времени я основательно и бесповоротно поостыл к профессии сельского педагога. Да и что сказать? Недавно, постановлением ЦК ВКП(б) педология была объявлена «реакционной лженаукой» и устранена из системы советской школы.

Но мне все это было по барабану! Пусть трактор пашет, он железный! Я же мечтал о поприще, связанном с природой, разъездами, охотой, научными экспедициями.

На фоне моих метаний обстановка продолжала быстро накаляться. В начале октября СССР помпезно объявил, что будет помогать республиканцам в Испании. Поставляя туда оружие и советников. В ответ, в конце этого же месяца создался противоположный блок. Ось Берлин-Рим.

У меня же образовалась своя экологическая ниша. А научные статьи я могу писать и работая змееловом. Главное найти тех, кто мне будет платить за эту работу деньги. И через родственников я нашел такую шарагу.

Мне подвернулась работа на Киевской фабрике наглядных пособий. На фабрике было три или четыре цеха по изготовлению различных энтомологических коллекций. Составлялись они с таким расчетом, чтобы отразить видовой состав насекомых, их эволюцию или такое явление, как мимикрия — способность некоторых видов становиться похожими на других животных, менять окраску под цвет окружающей среды. Фабрика выпускала также коллекции из насекомых — вредителей сельского хозяйства и поставляла все это в специальные магазины.

Киевская фабрика наглядных пособий работала на материале, который ей добывали многочисленные ловцы, промышлявшие во всех областях Украины. Теперь к этому отряду охотников собирался подключиться и я. В качестве приглашенной звезды. Мы заключили временный трудовой договор. Мне предстояло добывать в неограниченном количестве насекомых, змей, ящериц и других животных Туркмении.

Между тем, 1936 год уверенно приближался к своему концу. 25 ноября Германия и Япония заключили Антикоминтерновский пакт, подразумевающий совместные действия против СССР.

В ответ Страна Советов приняла новую, сталинскую конституцию. Образовались новые республики. Казахстан гордо вышел из состава РСФСР и стал полноправным союзным субъектом. Так же Закавказскую ССР националисты сумели раздробить на Армению, Грузию и страну со сложным названием — Азербайджан.

Я же обложился учебниками, похудел и самым непостижимым образом сумел неплохо сдать экзамены. Наступил Новый год, а вместе с тем и моя временная свобода. Грозный 1937 год пока в народных массах вызывал ассоциации только как юбилейный год двадцатилетия революции.

После моей нумизматической эпопеи у меня в загашнике оказалась тысяча рублей. Которую я приберег для закупок. Хорошее подспорье. Еще пятьсот рублей мне пришлось опять занимать по родственникам. Так что я явился в дом к Степаниде Сомовой, утверждая, что меня послал для проведения сделки мой родной дядя Гольдберг. Тот, что зубной врач.

Эта одинокая женщина лет сорока пяти была тертый калач, «промышленница».

Но поскольку я щедро использовал полученную мной от Кухарука информацию о ценах, источнике золота, ее родственниках и составе семьи, способах доставки металла в Киев, то для Сомовой проще было поверить мне, чем отказать. А вдруг я обижусь и побегу в НКВД? С доносом?

Легче уж провести сделку между своими людьми. Тогда все будут заинтересованы держать язык за зубами. Да и что там у меня? Мелочь. А тут килограммами орудуют.

Добавив немного средств из своего кармана, из подъемных, я сумел прикупить по 24 рубля за грамм 65 грамм приискового золотишка. За 1560 рублей. Эх, хороша кашка, да мала чашка!

Все прошло без шума и пыли. «Без боли» — как до революции писали на своих вывесках зубные врачи

У меня с прошлой поездки в Туркмению сохранилась сброшенная змеиная шкурка, вот я и набил шлихтом «змейку». Из смолы сделал головку, получилась у меня ядовитая гадина словно живая.

Теперь на поездку мне предстояло потратить меньше денег. Так как я оформил две командировки. И как студент Университета. И как временный сотрудник фабрики наглядных пособий. Слуга двух господ. С двойной оплатой.

На снаряжение теперь мне свои деньги тратить не надо было. К тому же, теперь я знал сколько продуктов и каких мне надо брать с собой в дорогу. То есть мог экономить на весе и составе.

В середине января я вновь отправился в Туркмению. На «задворки» СССР. Так как памятный 37 год, когда в междоусобной партийной борьбе по цепочке будут уничтожаться целые кланы и сообщества, лучше проводить подальше от дома. Иначе невольно окажешься под ударом. Загребут до кучи, потом никто разбираться не будет.

Зима. Морозы. Стужа. Но ехал я «как белый человек». На поезд из Киева до Москвы меня без проблем смог пристроить отец. В Москве я с ходу пошел в дежурную часть. В надежде встретить своих знакомых сержантов Ляпунова и Квакина. Или непреклонного служаку-капитана. Я сразу наткнулся на капитана, предъявил ему документы, сообщил, что в чемодане у меня есть кое-какая живность и попросил посодействовать. С целью дальнейшего следования в пункт назначения. Во избежание различных ЧП.

Пошел по зеленый улице. Милиция посодействовала. Посадили меня красные околыши на первый же поезд до Ташкента. Нельзя сказать, что такие мои успехи заслужили одобрения других пассажиров, толпившихся на вокзале в поисках билета на нужный поезд. В спину мне некоторые несознательные советские граждане шептали:

— Интеллигенция, грамотные. Сволочи еврейские!.. Душить их! Вороньи носы, нас заклевали, образованные! Таких мы в 18-м году прямо к стенке ставили!

Москву я покидал в зимний буранный день января. В воздухе висела косая кисея крупного мохнатого снега.

Временами по булыжным мостовым мела поземка, бушевала пурга. Трудно было представить, что где-то уже весна, ярко и тепло светит солнце, растет трава, цветут цветы, порхают бабочки и греются в весенних лучах холодные гибкие змеи.

Дорога действительно была долгой. В Ташкенте пересадка. Теперь близко. От столицы советского Узбекистана я сразу по узкоколейке добрался до Байрама-Али. Еще пески, еще стужа и такыры, схваченная морозом верблюжья степь. Глубокие выемки сквозь насыпи древних земляных крепостей. Прибыли.

Пролетел я весь свой огромный путь в четыре тысячи километров менее чем за две недели. Уложился за двенадцать дней. Как раз по приезде успел узнать, что Рузвельт второй раз подряд вступил на должность президента США.

Самые продвинутые советские граждане активно обсуждают программную речь нового американского президента. О которой написано в газетах. Идиоты! Разве президент будет говорить, что думает? Резать правду-матку? Если он умен, то, конечно, нет. А дурака не выберут.

Я опять отправился сюда по старым следам, с большим нетерпением ожидая новых встреч со старыми крепостями, тихим городком Байрам-Али и с теми немногими, кого судьба послала мне в товарищи или добровольные помощники.

Маленький южный город дышал удивительным для жителей больших центров спокойствием. Приехал я в Байрам-Али уже не как студент, а как человек вполне самостоятельный, и остановился все на той же санитарной станции. Хорошо-то как! Царская резиденция для отдыха. На курорт приехал, на курорт курортничать! А это вам не на всесоюзных стройках ломаться. Горб себе зарабатывать.

Вот только комнату мою занимал теперь врач, специалист по борьбе с малярией, — в эти годы для Туркмении да и вообще для всей Средней Азии малярия была настоящим бедствием.

Врач был молод, энергичен, одним из тех энтузиастов, кто упорно и смело взялся за искоренение тяжелого недуга, и, прежде всего, малярийного комара — разносчика болезни.

Моя новая комната находилась по соседству с комнатой врача, и по комфорту ничуть не уступала прежней. И кроме, того подкупала тишина и уединенность. Главным же ее достоинством по-прежнему я считал электрический свет. Даже мой самопальный «террариум» со стеклом целехоньким дождался меня у завхоза «царского санатория».

На этот раз — как охотник — на особенную удачу я не рассчитывал, так как приехал довольно рано, зимой, когда активность животного мира, его численность, разнообразие резко сократились. Змеи, например, еще спят, до будущей весны зарылись в песок местные тортиллы, а такой зверь, как желтый суслик, непогоду решил переждать в своей норе и, как обычно, на целую зиму завалился дрыхнуть.

Так что можно было отдыхать и заниматься своими делами. Основной смысл моего раннего приезда скорее всего заключался в изучении охотничьих угодий, где в будущем можно было бы развернуть охоту, и самым интересным в этом отношении районом мне представлялся оазис, жизнь которому давала сбегавшая с парапамизских вершин река Мургаб.

Так что я гулял, можно сказать, с экскурсионными целями. К тому же, ежедневные прогулки на свежем воздухе — для здоровья хорошо.

Климат был здесь резко континентальным, и морозы пока стояли, не уступающие киевским. Легкие у меня горели и холод обжигал лицо. «Морозец не велик, но стоять без дела не велит». И никаких тебе вокруг грязных плюющихся верблюдов, в последний раз мывшихся при рождении пустынных кочевников и множества иных дурно пахнущих личностей. Тишина и покой.

История Мургабского оазиса уходила в туманную глубину веков и изобиловала неслыханными по своему драматизму событиями. К этому — в общем-то небольшому клочку земли — оказались причастными имена людей, когда-то прогремевших на весь мир и которых мы хорошо знаем со школы. Многие из них вторгались в этот оазис с целью грабежа, захвата и порабощения тех, кто населял долину с незапамятных времен. Несчастье оазиса заключалось в его феерическом плодородии, в его богатстве.

Так, географ и историк древней Греции Страбон писал о виноградных лозах Маргианы толщиною в обхват и виноградных гроздьях длиною в локоть.

Маргиана!..

Звучит-то как здорово!.. И нежно, и торжественно, почти как имя женщины — Марианна! «О Марианна, моя Марианна, я никогда не забуду тебя»… Именно так — Маргианой — и называли в древности долину Мургаба греки и римляне.

Были у оазиса и названия попроще: Маргав, Маргуш, Мару, Мерв. Древний город, существовавший уже в те годы, когда в лесах России еще полноправным хозяином был медведь. А хозяйничал он лишь потому, что человек, редкий абориген — охотник и рыболов, бывал там и по численности и по силе лишь случайным гостем.

А здесь — древняя земля. Очень древняя. При этом не один «потрясатель вселенной», обуреваемый жаждой захвата, стремился прибрать к рукам эту славную и многострадальную жемчужину Средней Азии. Чтобы оградить себя от непрошеных гостей, жители оазиса возводили мощные крепости и укрывались в них в лихую годину.

Но стены крепостей не всегда помогали.

Несколько раз покоряли Мерв персидские цари. Как свидетельствует клинописная надпись на Бехистунской скале, еще в шестом веке до нашей эры долина Мургаба входила в состав Ахеменидской державы под названием Маргуш.

Несладко, видимо, жилось маргианцам под властью захватчиков. Бесконечные поборы, бедность, унижения вынудили их восстать против поработителей. Произошло это в разгар ожесточенной династической борьбы между потомками персидского царя Кира. А возглавил восстание маргианец Фрада.

Кто он был? Ремесленник, ученый, служитель культа или же правитель области — марзубан? Неизвестно. В том же 522 году до н.э. попытался обрести свободу и ряд других областей огромной Ахеменидской империи: Персия, Элам, Мидия, Сирия, Египет, Парфия, страна Саков.

Но всюду восставших настигала неудача. Царь Дарий Гистасп жестоко расправился с повстанцами, о чем с редким для государя хвастовством поведал в наскальной надписи в Бехистуне, на территории современного Ирана. Надпись выбита на отвесной скале, которая вознеслась на тысячу метров над безжизненным простором степей.

Состоит надпись из трех параллельных текстов, написанных тремя рядами клинописи на трех языках: древнеперсидском, эламском и вавилонском. Но содержание текстов одно и то же. В них рассказывается о кровавом подавлении народных восстаний. Ведь только в Мерве вместе с незадачливым Фрадой было уничтожено свыше пятидесяти тысяч человек.

Не было мира в Маргиане!

На протяжении тысячелетий кровавые волны нашествий следуют одна за другой.

В четвертом веке до нашей эры войска Александра Македонского, сокрушив империю Ахеменидов, вторгаются в пределы Туркмении. К тому времени главное местное поселение, Эрк-кала, была уже сильно укрепленной цитаделью. Предполагают, что послав в Мерв один из своих боевых отрядов, сам Александр более коротким путем из Парфиены, предгорий Копетдага, двинулся на Бактры.

Греки, видимо, заняли Эрк-калу, превратив в казармы жилые постройки. Но даже здесь, в надежной цитадели, они вряд ли чувствовали себя в безопасности. Местное население ненавидело их. Воинственные кочевники налетали на гарнизон. И уж совсем, наверно, бедственно сложилась судьба гарнизона после смерти Александра, когда восточные провинции начали отпадать от сколоченной им державы. Сбежать греки не могли. Куда отсюда сбежишь? Кругом пустыня, пески.

Спустя полвека на Восток двинулись войска сирийского государства Селевкидов. В числе других восточных земель покорена была и Маргиана.

Около двух десятилетий (280—261) правил государством Селевкидов Антиох Сотер. В Маргиане он был «поражен плодородием равнины», обнес ее глинобитной стеной и основал город Антиохию. Стена должна была оградить оазис от наступления пустыни и кочевых племен.

Как ни много пролетело времени, а остатки стены Антиоха Сотера все еще видны на севере Мервского оазиса.

Сохранились и остатки города Антиохии. Они заключены в развалинах городища Гяур-калы, «Крепости язычников», площадь которого превышает триста тридцать гектаров. Находится крепость к востоку от Байрам-Али, недалеко от железной дороги и также недалеко от других, более поздних крепостей.

Стены Гяур-калы оплыли. А ведь когда-то это были высокие и мощные стены, толщиною до шестнадцати метров, включавшие в себя до тридцати с лишним прямоугольных, с небольшим выступом, башен.

Теперь эти крепостные стены напоминали череду огромных, навсегда застывших холмов. С них далеко видны степь, выщербленные стены крепостей, курганы и гордый в своем одиночестве мавзолей султана Санджара.

Внутри Гяур-калы от былых построек — дворцов, культовых зданий, домов — остались лишь бугры, ямы, да черепки битой керамики.

Вернувшись с прогулки, я узнал от завхоза санатория, что в воскресенье на базар в Мары от них поедет машина и меня могут прихватить с собой. Отлично. Мне надо нанести денежный визит своему старому знакомому каджару. Сбыть металл — и ходу.