Не забывал я и тренироваться в стрельбе. Главное тут всегда четко определить расстояние до цели. И произвести в уме необходимые математические вычисления. Дистанция, сила тяжести, воздействующая на пулю, температура воздуха, боковой ветер. С опытом производишь такие вычисления автоматически, не задумываясь. Со стороны кажется, что ты действуешь на инстинктах.
Тренировался я и в условиях помех. К примеру, стрелял стоя, поджав одну ногу, а второй ногой вставал на острие камня. Установленном на высоте гребня полуразвалившейся стены.
Пытался я стрелять и на скорость реакции. Выставил мишень, отошел, потом сразу повернулся и выстрелил, почти не целясь. А в другой раз, напротив, лежал два часа, глаза таращил, пока мишень уже перед очами не стала расплываться и только тогда произвел выстрел.
В другой день я снова стрелял на скорость. Установил, что для того, чтобы произвести прицельный выстрел, снайперу нужно всего десять секунд. Таким образом, за одну минуту снайпер может произвести пять выстрелов. Для зарядки патронов в винтовку необходимо двадцать, тридцать секунд. Глаз я в поисках змей и их следов уже хорошо набил, и скорость реакции мне ядовитые гады хорошо натренировали. Теперь даже бросок кобры мне кажется каким-то медленным, заторможенным.
А все знания в кассу. На войне могут быть разные обстоятельства.
Я собирался сдать нормативы стрелка первой категории. А они очень просты. Со ста метров необходимо попасть винтовочную гильзу, на двухстах — уложить десять пуль подряд в силуэт спичечного коробка.
В апреле, наскоро набрав коллекцию, я снова двинулся в Киев. И благополучно прибыл туда обычным порядком. Приветствуемый лозунгами «Привет VIII всесоюзному съезду акушеров и гинекологов».
Следует признать, что порядок на железной дороге с каждым годом все более походит на цивилизованный. Особенно если знать за какие ниточки дергать, чтобы достать билет. Хотя до момента, как нам заливают в газетах, когда простой уральский металлист или ивано-вознесенская ткачиха полетят на аэроплане, выиграв путешествие в лотерею Осоавиахима, пока далеко.
Сдав изумруды Альперовичу, я стандартно прикупил пол кило золота у Степаниды Сомовой. Теперь, когда я вышел на солидные обороты, то мог не частить и не мотаться как электровеник туда- сюда. Отправляя «товары- почтой».
Работая на фабрике наглядных пособий, я не терял связи с родным университетом, часто заходил туда, чтобы повидать своих профессоров, кое-кого из студентов, лаборантов. Иногда они помогали мне пристроить куда-нибудь научную статью. Публикации мне нужны для создания авторитета. Ведь я же не невежественный ремесленник, а представитель советской науки, работающий на передовой, в самых экстремальных условиях.
Но главным моим стимулом, в продолжающихся походах в университет, было желание иметь доступ и окучивать «цветник». У нас же на биофаке много девушек. Так сказать, «природный заповедник». А я в Туркмении «сижу на диете». Так что я внимательно ловил взглядом симпатичных студенток, примечая, кто из них носит шелковые чулки и женский бельевой пояс. Да щеголяет в сапогах из глянцевой клеенки. Говорят, что они дорогие. Да и не достанешь нигде. А кто в «мамином белье».
Сейчас у меня внешность хотя и своеобразная, но довольно приятная. Я, много работая на свежем воздухе, загорел, похорошел и окреп. Так что имел довольно экзотический вид в стиле «испанский граф проездом в городе». К тому же, на всякий товар найдется свой покупатель.
Так что я ныне стремился освоить и окучивать столь прославленную в дамских романах стезю «латинский любовник». Родриго Диегович Гонзалес. С гусарским душком. А что? Романтика! Мужественный и храбрый змеелов приехал из далекой Туркмении!
Это позволяло мне легко знакомиться со студентками. К тому же, с деньгами проблем я не имел. И был на это дело не жадный. Подарил цветы, сводил в «шапито», то есть в утопающее в зелени летнее кафе, где под раскинутым шатром располагались столики посетителей. Посидели, лимонад и мороженное поели-попили. Далее стандартно.
Снял на ночь комнатку с ванной, купил у спекулянтов настоящие американские презервативы, заказал столик в ресторане. А сейчас в ресторан вечером в Киеве так просто не попасть. Надо дать швейцару на лапу. Развлечений в городе мало: пять больших танцплощадок, десяток кинотеатров — и все. Везде забито под завязку.
Обоял девушку, напоил, привез к квартирку, дал проблеваться, вместе, почувствовав родство душ, приняли душ и прочая любовь-морковь до гроба. Только койка скрипит. Так сказать, осуществляли тестовый прогон бета-версии. О котором обе стороны получали приятные воспоминания.
Ибо пролетариат принес нашей женщине раскрепощение и освободил ее от всяких буржуазных условностей. Комсомолка отстаивает свое право выходить замуж и разводится каждый день как главное завоевание революции.
Но глупо жениться без пробы. Хватит, один раз у меня в этом мире был неприятный случай. Ходил в женихах хвостиком за девушкой, терпел во имя высшей цели. А невеста возьми да и помри. Не раскупоренной. Боги посмеялись…
Но все встречи были не в масть. Я уже человек немного будущим избалованный, а тут нравы народные, деревенские. Упор больше на ведение домашнего хозяйства, чем на создания мужу комфортного домашнего очага во всех смыслах. Даже колхозницы-пятисотницы ( у них за год набирается более пятисот трудодней) считаются отличными невестами. Богатыми. Женихи у их ног штабелями валяются.
А уж девушка, рассчитывающая получить диплом о высшем образовании, претендующая на должность технического специалиста, строит из себя королеву. Лорда Чемберлена ей подавай. Хотя Чемберлен уже женат, и жена не разрешает лорду отпускать усы, так как с усами этот британец на вид — форменный каторжник.
А ты лорду, что взамен предлагаешь? Свою дремучую дурь? Тупая же как деревянная табуретка! К тому же, честно признаться, я не из тех мужей, жены у которых выказывают свой норов…
Так что у меня все что-то не вытанцовывалось. А женится для галочки в анкете я не хотел.
Поэтому, далее у меня по плану утром происходил внезапный вызов на выездное заседание малого Совнаркома. В другом городе. Любимая, будем писать друг другу. Нравы пока в некоторых кругах относительно свободные, революционные. Ну, а если вдруг не сработало мое гусарство, значит просто разошлись краями, как в море корабли. Обвинений в изнасиловании мне не нужно, у меня своих дел полно. Так что на нет и спроса нет.
Вот значит, однажды в университете, во время одного из моих визитов, я повстречал знакомого герпетолога, некоего Юрия Циммера.
— Пойдем ко мне, — сказал он, шагая по коридору с видом человека, который чем-то взволнован и страшно куда-то спешит.
Я последовал за ним.
В лаборатории, стоя возле стола, уставленного сетчатыми ящиками, Циммера уже ждали несколько человек.
— Сейчас, брат, начнем священнодействовать, — сказал он мне, весело блеснув очками. — Гляди, учись, запоминай — может пригодится.
Как у матери великовозрастный сын всегда ребенок, так и для профессора я казался вечным учеником. Циммер и представить не мог, что я умею доить змей получше него.
Герпетолог подал знак, и «священнодействие» началось. Лаборант, облаченный в белый накрахмаленный халат, отодвинул крышку ящика и осторожно вынул оттуда серую гадюку. Взяв змею пониже головы, лаборант поднес к ее рту пробирку. Гадюка мгновенно вцепилась в край пробирки, и по ее стенке скатилось на дно несколько капель яда.
Гадюк — их было чуть ли не сорок штук — недавно наловили в пойме реки Ирпень.
Пара штук из них досталась и мне, и я проделал с ними то же самое, что перед этим делал в Туркмении. Чем заслужил одобрение профессора, местного добытчика змеиного яда. Туше!
Свойства змеиного яда известны с глубокой древности. В больших дозах — это грозное смертельное оружие, которым можно убить наповал любое самое крупное животное; в малых дозах — это ценное лекарство от многих тяжелых заболеваний.
Но сведений о яде все еще было недостаточно. Изучение его велось на самом высоком современном уровне коллективами нескольких институтов нашей страны.
Один из них находился в Москве. Юрий Циммер советовал мне заехать в этот институт и познакомиться с профессором Талызиным — известным специалистом в области паразитологии и большим знатоком змей. А мне такое предложение только в кассу. Можно окунуться в еще один девичий цветник. Только уже в столице. А я все еще в поиске. Подходящего спутника жизни. Которого пока еще не нашел, хотя ищу его постоянно. И усердно.
Будучи проездом в Москве я поспешил последовать совету Циммера, познакомившись с этим авторитетным в сфере советской науки человеком. То есть знаменитым профессором Талызином. Который мне тоже стал помогать с публикациями. В обмен на змеиный яд. Так как я лез ему без мыла во все отверстия. И кроме этого, я получил право на законных основаниях шастать по институту и знакомиться с девицами.
В общем, если бы не грядущая война, то мои дела шли неплохо. Я, выставив отвальную, в мае 1938 года съехал с санитарной станции, арендовав половину дома в центре Байрам-Али. У горожанина по имени Хусни-эд-дин.
Этот дом тоже находился неподалеку от бывшей царской резиденции. Две комнаты плюс летняя кухня, плюс хозяйственные постройки, которые я приспособил под содержание змей. Не желая, чтобы мне докучали любопытные соседи, на всех дверях я наклеил самодельные рисунки с нарисованным черепом и костями.
Внешним признаком достатка хозяина был покрытый виноградными лозами двор. Виноград требует много воды, а простые смертные доступа к ней не имели. Надо признаться, что хотя Маргиана славилась своими садами, но домашние сады все же являются привилегией не многих, и обнесены такими плотными стенами, как будто за ними содержится золотой запас страны.
Хозяину я платил 100 рублей, но он всем говорил, что пустил меня за 50.
По ленивым движениям Хусни-эд-дина, торговавшего на местном рынке в ковровом ряду, было видно, что работать он не любит, оттого скучает, и в то же время, очень дорожит своим бездельем. Ему было хорошо, покойно, и он с удовольствием думал о том, что ему хорошо, и не хотел ни чем нарушать свое спокойствие.
«Зачем пришли эти русские, чего им надо? — думал он с раздражением в сердце, подымаясь с корточек, когда заканчивал курить длинную трубку. — Эти русские всегда желают того, чего никогда не бывает…»
С таким образом жизни мои деньги пришлись этому человеку очень кстати.
Хочу сказать, что здешние туркмены, потомки древних маргианцев, очень любят тишину и покой. Их неторопливость и умеренность происходят не от праздности и лени, а от духовной зрелости. Им некуда торопиться, они все уже узнали, все поняли, и точно отделили хорошее от плохого.
Фанатически исповедуя религию Магомета, они в тоже время все еще остаются в душе такими же последователями пророка Зоратуштры, который был родом из этих мест, какими были их предки. Тайной является для них земная жизнь, но не небесная.
Маргианцы находят радость под каждым деревом, возле которого протекает небольшой ручей или арык. Они могут сидеть здесь неподвижно, от восхода до захода солнца, как будто жизнь вокруг остановилась.
Для маргианцев жизнь европейцев, все равно, что для нас жизнь краснокожих индейцев. Сплошная экзотика!
— Зачем Вы так мучаетесь? — спрашивал у меня Хусни-эд-дин, который ездил молодым человеком в Париж в 1913 году.
То есть четверть века назад. Он, перелистывая старые журналы «Ревю де Дё Мод», рассказывал мне о этой своей поездке в Париж, как о несчастном случае.
— На улице было много лишнего света, — говорил он, все еще сильно переживая. — Мне все мешали, и я всем тоже мешал. Все куда-то торопились, и я, глядя на них, тоже стал торопиться, хотя спешить мне было некуда. Вокруг меня было так много людей, что я не мог понять, для чего все они собрались здесь? Смотря на меня, все улыбались, как тихо помешанные, и я тоже старался улыбаться, подражая им, хотя мне было совсем не весело. Наконец, я с трудом выбрался на дорогу, стал среди гудевших на меня машин, и заплакал…
Надобно заметить, что мое новое жилье все же было дальше от «дворца» и ближе к вылепленному из глины туземному городу. Теперь под вечер, вместо пения соловья, из глубины соседних дворов, точно из глубины души, доносится старинное заунывное пение, под аккомпанемент двухструнной балалайки. Но с наступлением темноты, все вокруг незаметно умирает. Кое-где еще слышатся отдельные голоса; прерывисто и жалобно, как дыхание больного, вскрикивает и обрывается песня туркмена.
Стрелять я стал уже совсем хорошо. А на городских соревнованиях «Ворошиловских стрелков» в Байрам-Али, где я, по старой памяти выступал под флагом санитарной станции, мне удалось занять почетное третье место. Прогресс налицо.
Но и война приближалась. Еще 11 марта этого года гитлеровские войска перешли границу Австрии. «Аншлюс» состоялся, германские государства объединились. Как выразился канцлер Гитлер: Сегодня нам принадлежит Германия, завтра — весь мир! Тысячелетнему рейху надлежит стать глобальной империей.
А из-за политики расовой гигиены Германию надлежало очистить от «унтерменшей» (недочеловеков), чтобы стать непобедимыми. Недолюдей предстояло безнаказанно эксплуатировать, порабощать и убивать.
Уничтожали всех, не только евреев. Лишали жизни всех кто не хотел стать расой господ. Цыган, мишлингов ( евреев-полукровок), прочих метисов, азиатов, коммунистов и гомосексуалистов. Интеллектуалов. Цветных. Инвалидов и умственно неполноценных (по программе «жизнь не достойная жизни»).
Такое обстоятельство изрядно встревожило коммунистическую верхушку СССР.
Ведь в своей программной «Майн Кампф» Гитлер прямо указал куда будет нанесен главный удар. Если в январе 1938 года, под бульканье водки и массовые подлоги, в СССР расстрелы шли на полную катушку, как и в феврале, то в марте они уже резко пошли на спад. Это были уже судороги.
Все похерили. Побоялись, что озлобленный народ не поддержит власть в надвигающейся войне. Хотя средства информации в этом последнем весеннем месяце на одном и том же радостном дыхании сообщали как об успешном завершении попанинского дрейфа на льдине, так и о окончательной расправе с участниками «правотроцкисткого блока».
Даже нашу семью почти миновала это чаша. Лишь несколько дальних родственников попали в мордовскую спецколонию усиленного режима на лесозаготовки. В отличии от семейки киевских Мехельсонов, которая исчезла в недрах НКВД практически в полном составе. Включая придурковатую бабулю.
На этом все. Баста! Лишним людям нашлось другое применение. Теперь только они, массово снабженные штыками, могли гарантировать сохранение СССР. И нынешней власти.
Добавлю, что именно в горах на западе Австрии фашисты начнут сооружать несколько подземных заводов, для производства современнейшего чудо-оружия, которое должно было принести рейху победу в предстоящей войне.
Разрабатывали, приспосабливая в военных целях, самые передовые технологии. В короткий срок достигая умопомрачительного прогресса. Готовили необычайную ракетную технику. Управляемые ракеты. Крылатые ракеты. Сверх продвинутую авиацию. Реактивные самолеты. Подводные лодки-невидимки. Самонаводящиеся торпеды.
Предшественников «умных бомб», то есть авиабомбы, самонаводящиеся на тепловое излучение, много металла или радиосигнал. Неслыханное химическое и биологическое оружие. Оборудование ночного видения. Предшественников «стеллс-технологий», изготовленные Фарбен по программе «Черный самолет», маскирующие материалы. И даже атомную бомбу.
Гитлер искренне верил в то, что именно новые технологии позволят выиграть немцам предстоящую великую войну. Он так и заявлял без тени сомнения: «Будущее принадлежит нам!»
С другой стороны, Гитлер пока позиционировал себя как потенциальный союзник СССР. И главное — удачный торговый партнер. Который по «справедливой цене» мог забирать наш хлеб, продовольствие, цветные металлы, сплавы, и многое другое.
У нас ведь как получалось? Ленин говорил: «капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их и повесим». Но не сказал, откуда взять деньги на покупки, когда конфискованные драгоценности буржуев закончатся.
Дело обстояло как? Приходят наши совторговые «хваты» к американским капиталистам и давай канючить, чтобы у нас они у нас купили хлеб за валюту. А те в ответ: нам свой девать некуда, сами продаем. Разве, что возьмем за бесценок на фураж скоту.
Наши в ответ: купите у нас тогда отличный природно-легированный чугун.
На это американцы, в ответ на предложение купить советский чугун, просто подводили зарвавшегося советского торгпреда к окну. Перед ними открывалась, к примеру, панорама промышленного города Кливленда с сотнями самых различных заводов, с электростанциями, железнодорожными путями, огромными зданиями, устройствами вездесущей рекламы.
Прямо на переднем плане виднелся гигантский металлургический завод, дым из трубы которого заслонял значительную часть городского пейзажа. На завод и был направлен указательный палец слегка дрожащей старческой руки хитрого капиталиста. Которому в это время было уже 76 лет.
— Мы с вами конкуренты в области торговли чугуном,— сказал гостеприимный хозяин, финансирующий это предприятие.
Намек: нам такого и даром не надо. Сами чугун всех марок дешево производим в огромных количествах.
— Но ваша промышленность не вырабатывает чугуна из природно-легированных руд,— парировал наш торгпред.
— Это верно, но американцы привыкли легировать с помощью присадки ферросплавов,— отвечал в ответ капиталист.
— Тогда вы можете у нас покупать феррохром, ферромарганец и другие ферросплавы,— предлагал озабоченный торгпред купить хоть что-то.
— И это верно, если бы американцы не имели мощностей по переработке марганцевых, хромовых и других руд,— лениво говорил капиталист, и они отходили от окна.
— Тогда давайте обсудим вопрос о поставке из Советского Союза хромовой, марганцевой руды,— заявлял советский представитель.
— И то, и другое, и третье было бы верно, если бы американцы не заключили долголетних контрактов на поставку руд из Бразилии, ряда стран Африки, из Турции и других стран, куда, кстати говоря, они вложили свои капиталы,— завершил деловой разговор советник хозяина-олигарха по финансовым вопросам.
Облом.
Так советских совторговцев и брали за жопу. Да уж, науправлялись… кухарки! Если что американцы и покупали у СССР, то максимум за треть рыночной цены. В отличии от немцев. Которые готовы были брать все и побольше.
Правда, денег у изнуренных репарациями немцев ( даже после объединения с австрийцами) было немного. Но Гитлер уже решил, где их раздобыть. В ограбившей золотой запас России богатенькой Чехословакии.