Змеелов в СССР

Глава 18

В августе я совершил еще одно челночное перемещение. Туда-сюда. Байрам-Али-Киев и обратно. Рутина, одним словом. Деньги сами себя делать не будут. Я же не Леня Голубков.

В Киев доехал неплохо. В преддверии войны, великая чистка почти прекратилась. Камни сдал штатно, деньги получил, у Сомовых металл взял. По старой схеме собирался выехать в Туркмению.

За что я хочу похвалить товарища Сталина, несмотря на все его ужасающие зверства, что все же рост в стране идет ощутимый. К примеру, по золоту. При царе-батюшке в Сибири добывали около 30 тонн золота, а Сталин всеми правдами и неправдами, понукая и трудовой армией зеков, героев дешевого труда, в количестве шести миллионов человек, и вольными старателями, старается увеличить это число на порядок.

В Сибири и на Колыме золотодобыча приближается уже к 200 тоннам. И нелегальный ручеек оттуда тоже возрастает, даря хорошие денежки всем, кто сумел к нему примазаться. Но и основной поток дает хороший приток валюты в СССР, для приобретения необходимого промышленного оборудования. А оно, работая, резко повышало товарную массу.

И все же, где-то в моих делах протекло. А на подобные операции не приходят люди в белых перчатках.

Было жарко, так что я был одет налегке. Вещей тоже вез немного, все же имею съемный дом в Байрам-Али, так что часть личных вещей оставалась там. Давно прошли те времена когда все свое я носил с собой.

Металла я взял на этот раз 600 грамм. Разве это вес? В обычный граненый стакан можно насыпать золотого шлиха до краев. Объем 0,250 л, а вес выходит целых четыре килограмма. А у меня всего маленькая горстка песка. Рыночной стоимостью 670 долларов США на международном рынке.

Это при том что средняя зарплата рабочего в богатеньких США, занятого в текстильной или в сталелитейной отрасли, составляет 423–433 доллара в год. Из них 236 долларов уходили на скромное питание, 115 драли за коммуналку, а 9 долларов на год оставалось на развлечения.

В чемодане, среди нескольких тряпок, в которых скрывался кисет с металлом, гостила гадюка. Еще у меня был полупустой рюкзак, где лежали мыльно-рыльные принадлежности, полотенце, металлические кружка, ложка, миска, запасная рубаха, открытые чувяки.

На голове кепка, рубаха в стиле гимнастерки с карманами, где лежали документы и часть денег. Сбоку на предплечье — скрывался ножик в специальных ножнах. В поездке без ножа никак нельзя. Хотя бы чтобы колбаску и хлебушек порезать…

В заначке, то есть в трусах, лежали основные проездные средства. Мой костюм дополняли штаны и рабочие сапоги-ботфорты. Эти ботфорты, а еще профессиональный сачок с пинцетом, выполняли роль транспарантов, издали предупреждающих работников правоохранительных органов о моем нелегком ремесле. И отбивали у них желание связываться со мной напрочь.

Добравшись попутным паровозом из Белой Церкви в Киев, я приехал почти к отправке своего поезда. Ждать пришлось бы полчаса, не больше. Так что вещички я все носил с собой. Ожидая посадки. Вдруг спиной я ощутил чей-то недобрый взгляд.

Я украдкой обернулся, но никого подозрительного не заметил. Паранойя? Может быть. На вокзале клубилась целая куча разнообразного народа, так что подозрительных личностей здесь всегда хватало. А я не знал кого искать. Правоохранителей или уголовников. И тех и других я не приветствовал в данном положении.

Перед поездкой я поспешил посетить вокзальный туалет. По малой нужде. Вещи, естественно таскал с собой. Хотя это было неудобно. Но примостив чемодан у стеночки, вместе с сачком и прочей лабудой, я справился с задачей и собирался выходить.

Но было уже поздно. Вслед за мной в сортир зашли четверо мужчин. Всем своим видом вызывающие антипатию. По виду вошедшие были типичные урки. Перстни на пальцах, татухи «Коля» там же. Рожи, не обезображенные излишним интеллектом. Шлепанцы драные, выцветшие рубахи. Красноречиво. И кто же это вас из дурдома выпустил?

Кроме меня, в туалете имелось еще пара мужиков. Довольно справного и домашнего вида.

Главарь — длинный, жилистый мужик, в линялой тельняшке с отрезанными рукавами, засаленной кепке, надвинутой на глаза, сразу по-хозяйски приказал потенциальным свидетелям:

— Мужики! Быстро вышли! У нас тут с корешом базар серьезный будет!

А поскольку его сопровождало трое субъектов, подручных, из числа тех, кого на зоне обычно называют «бакланами», или «рогометами», или еще как-нибудь похуже, весьма характерного облика, то мужики спорить не стали, а исчезли. Мигом растворились.

Мне это тоже не понравилось, так что я перевесил рюкзак за лямки на одно плечо, чтобы при случае сразу его скинуть и освободиться. В правую руку взял свой чемодан, в левую негабаритные прибамбасы. Вторжение вахлаков было настолько вызывающим и наглым, что я сразу почувствовал себя незащищенным. Одиноким и потерянным.

А предводитель урок уже распоряжался:

— Шнырь, стань на вход!

Так ведет себя хозяин, вожак, медведь в волчьей стае, то есть долговязый явно верховодил в этой компании «Робертов». От слова «робыть», что в переводе с украинского означает «делать».

Самый зачуханный из уголовников переместился ко входу, чтобы отгонять потенциальных клиентов сортира казенными словами:

— Перекурите пока десять минут. Санитарная обработка.

По виду именно такие урки в камере себе яйца к лавке приколачивают, чтобы только на работу не ходить.

А на меня буром пошли трое. Все они были в меру пьяны «для куражу» и, похоже, находились на своей территории. Потому как излучали непоколебимую уверенность. Уличные бойцы старой школы. Работать не хотят, а деньги — чтоб лопатой…

Впрочем, главарь держался чуть сзади, видимо берег свою тушку, предпочитая самому не ввязываться в мясорубку, а руководить действиями подручных «быков».

Впрочем, нагло «базарить» ему это не мешало:

— Слышь, фраерок ушастый, сорока на хвосте принесла, что у тебя есть вещички, которые порадуют братву. Было ваше — стало наше. Сам отдашь или Гнилозубый тебя пером попишет? — высказал претензию мне «джентльмен удачи».

При этом обветренные губы урки по-блатному искривились, открывая стальную фиксу. Недобрый взгляд тусклым буравчиком так и сверлил мне душу.

Улыбающийся Гнилозубый в расхристанной до пупа грязно-розовой шведке, у которого рту действительно творилось что-то ужасное, вытащил здоровенную заточку и показал ее мне, улыбаясь до ушей. Матово заблестела тусклая сталь. Действовал он довольно быстро, его костлявая, перевитая венами кисть нырнула в карман и с опасной ловкостью тут же выскользнула обратно. Самодельный нож прыгал в руке дегенеративного уркагана как живой.

За финку на воле с ходу срок дают. А такая самоделка сойдет за подручное средство. Хотя, надо признаться, что уголовникам самые гуманные в мире советские суды до сих пор выносили самые мягчайшие приговоры: для коммунистической идеологии вся гнусность и подлость были явно остатками вчерашнего «старого режима», вчерашнего капитализма. Блатному отвесят за преступления — самое многое, годика три, для приличия. Это тебе не двадцать пять лет качаться в лагерях. Все ждут как в сказке чудесного перерождения. Уголовного чудовища-рецедивиста в красавца-принца.

— Кишки выпущу! Гы-гы-гы… — все так же улыбаясь, мне пообещал этот любитель стоматологии, чувствующий себя хозяином положения.

Выхлоп перегара чувствовался на приличном расстоянии…

Ну вот. Плохие парни во всей красе! И что делать? Как ответить на этот извечный русский вопрос? В спарринг они со мной играть не собираются, просто прирежут и вся недолга. И страдать угрызениями совести потом не будут. Даже если «уработают меня наглухо». А простой гадюкой в чемодане их не испугать. От таких бандитских рож сама гадюка перепугается и убежит.

В обморок падать не вариант.

А против четверых мне не выстоять. Никак. Это же не кино с злоключениями Милагрес латиноамериканского разлива. У меня от страха даже руки дрожат и пальцы почти не гнуться. Отдать товар? Здоровье дороже. Но нет, потом мне жизни не будет, все медным тазом накроется, все мои планы поломаются. Ставка слишком велика. Потенциальная угроза должна быть устранена немедленно. Значит надо бить первым, бить сразу и сильно. Обманывать. Может кто прибежит на шум драки. Тут все же вокзал, где полно милиции.

Так что я поставил чемодан на пол, чуть сзади и начал изображать из себя испуганного беспартийного интеллигента.

Говорю по-лоховски:

— Ребята, не режьте меня, сам все отдам. А меня деньги есть, много, возьмете водки, выпьете за мое здоровье. Вижу, вы люди хорошие, заявлять не буду. Разойдемся краями.

Ну, понеслась! Золотое правило уличной драки — скорость, натиск, неожиданность. И никаких правил. Три, два, один… После этого я отчаянно прыгнул вперед. Сместившись влево. Играя в жестокое уличное правосудие.

Сачок в левой руке уже немного убрал назад, а выдвинутым вперед пинцетом для ловли змей сильным тычком ударил в солнечное сплетение Гнилозубого. Изо всех сил. Словно в крутое тесто. Удар палкой передался по телу.

Началось распространение болезненных ударных волн. Сила удара является производной веса палки и ее скорости. Чистая математика. Произведение скорости на массу есть момент импульса. Импульс мой был хорош. У уголовника сразу рот открылся, словно у вынутой из воды рыбы, да в глазах плескался даже не страх, а глубокое непонимание происходящего.

Правой же рукой, вытащенным из скрытых ножен отравленным клинком я рассек зеркальную — правую щеку главаря. Тот ошеломленно дернул головой, на миг потеряв ориентировку. И тут же я проворно отскочил назад.

Так как второй бычара справа, хотя находился и дальше от меня и поздно среагировал, но, изображая крутого героя боевика, попытался меня ткнуть своим здоровенным татуированным кулаком, похожим на сваебойку. Такой кувалдой можно свалить с ног любого человека. Если хорошо попасть.

Но я уже рукой с зажатым в кулаке ножом успел сорвать с плеча рюкзак и бросить его под ноги нападавшему дегенерату. Противник, в стиле «Атакующий носорог», запнулся, кулак его просвистел рядом с моей головой, а на возврате я еще его успел оцарапать своим ножичком.

Это была только прелюдия. Если бы уголовники тут же всей толпой навалились на меня, то мне бы тут же пришел конец. Поэтому я тотчас же истерично закричал благим матом:

— Стой! Извините, ребята, не знаю как так получилось. Это нервы. Сейчас все отдам. Забирайте и уходите!

Урки оторопели, не поймут в чем дело. А мне нужно было время, чтобы яд подействовал. Змея сразу каплю яда в ранку вводит. И то от укуса кобры или гюрзы человек погибает в течение 15—20 минут. Хотя и работоспособность теряет в течении трех-пяти. Разумеется, тут многое зависит от времени года, места укуса, состояния человека и самой змеи в момент укуса. А я пол капли вчера вечером развел и лезвие обработал. Не хотелось с утра такими делами в спешке заниматься. А за половину суток жидкий яд гюрзы немного разложился, на четверть утратил свою гиблую силу.

И все же он еще был смертоносен. «Гробовая змея», «Ужас ночи», «Царица мертвых» — такую громкую славу снискала себе гюрза в Средней Азии.

К тому же, не сильно полагаясь на действие слов, я выставил вперед свои руки. В левой из которых была палка с пинцетом, а в правой клинок, хотя и с маленьким лезвием. Но жутко ядовитым.

Так что урки растерялись. Хотя на главаря было страшно смотреть. Кровь, она такая, может брызнуть так, что неслабо в ней уделаешься. Лицо бандита было искажено яростью. Лезвием я достаточно эффективно рассек ему щеку и теперь кровь заливала его застиранную тельняшку, которая сразу покрылась красными пятнами. Линялая ткань набухала алой жидкостью.

К тому же, главарь больше привык работать языком, давить авторитетом, а в драках был осторожен, полагался на подручных. А сейчас Гнилозубому я ударом палки сбил дыхание, а второй бык в одиночку не желал ринуться в бой. Он тоже достал убийственного вида заточку и, сдвинув набок кепку и взъерошив пятерней сбоку редкие грязные волосы, ждал, пока товарищ его поддержит. У него было злое лицо неудачника и щербатый рот.

Главарь же пытался надавить авторитетом:

— Конец тебе, фраер. Давай, Гнилозубый, введи лоху наркоз! Будет знать, как на братву кидаться!

И тут же, обращаясь ко мне:

— На кого ты тянешь, волчара позорный⁈ Да я зону топтал, когда ты еще в штаны ссался! Я тебя, падла парашная, на куски порву и каждый кусок съем без соли! Смотри! — главарь истерически рванул ворот засаленной тельняшки.

Тельняшка легко порвалась как гнилая тряпка, обнажив тело уголовника. Культуризмом он явно не занимался. Проникающий в туалет через маленькие верхние оконца свет высветил характерные татуировки на впалой груди: Сталина, летящего голубя и воткнутый в пенек кинжал, обвитый змеей. Звезды, набитые вокруг сосков. Они и витые погоны на плечах уголовника выдавали опыт многочисленных «ходок» на зону и высокое положение в уголовной иерархии. Генерала криминального мира.

Сталина на сердце урки бьют для страховки. По местным поверьям ни один милиционер не рискнет стрелять в профиль великого вождя. Иначе сам поедет в зону. Купола на спине не видны, но скорее всего они там присутствуют. Из других татуировок мне был знаком забавный кот на левом предплечье. Мультяшный, в щегольском цилиндре и в галстуке-бабочке. Этот КОТ означал «Коренной Обитатель Зоны».

На правом же предплечье главаря был изображен синий лихой пират с черной повязкой на глазу и с кинжалом в зубах, украшенной снизу надписью ИРА. Что символизировало не имя невесты и даже не Ирландскую Республиканскую Армию. А кредо по жизни: «Иду Резать Актив».

Надо ли говорить, что при виде таких вверительных грамот я нисколько не испугался? Силу ломает только другая сила! А тут какой-то петух камерный что-то кукарекает.

У тому же, пауза была весьма кстати, так как яд в крови старшака урок уже начал действовать и на губах его слегка запузырилась пена. Он даже слегка повизгивал, как неудачно заколотая свинья. Должно быть, он уже страдает от невыносимой, жгучей боли. Толи еще будет!

Гораздо опасней были быки. Они занимали удобную позицию для атаки.

Гнилозубый, крадучись, обходил наглого фраера слева. Его подельник справа. Четвертый, с испещренным оспой лицом, привычно зажал между пальцами лезвие опасной бритвы и стал страховать товарищей, готовый от входа сразу при удобном случае подключиться, как только ему представится такая возможность.

Кодла действовала очень слаженно, чувствовалось, что у нее изрядный опыт в таких делах и на счету имеется немало кровавых побед. Главарь отвлекает внимание по центру, быки одновременно с флангов атакуют. Если удается свалить жертву наземь, то подключаются все четверо и безжалостно лупят тело ногами. А потом и горло избитому перерезать не составляет никакого труда.

В попытках еще немного выиграть время, я сказал:

— Ребята, забирайте рюкзак и уходите! Я не буду создавать вам проблем. Я сделаю все, что вы скажете.

Но уголовники хотели все, в том числе и мою жизнь. Ну да. А кому бы понравилось — ни с уха, ни с рыла — и по рогам?

И урки, выбрав подходящий момент, молниеносно кинулись вперед. В левой руке у меня была длинная палка с пинцетом, который в данных обстоятельствах я не боялся сломать. Жизнь дороже. Так что я яростно тыкал им, словно бы моей рукой управлял неутомимый шатун паровоза. И держал Гнилозубого с его заточкой на безопасном расстоянии. К тому же, что-то у них пошло не так. Уголовники должны были атаковать меня втроем, но сейчас главарь неожиданно почувствовал себя очень усталым и решил передохнуть. В надежде, что быки сами сломают фраера.

Что же касается моей правой руки, то я тыкал своим ножом со скоростью иглы от швейной машинки, в надежде подрезать противника. Так что я совершал обеими руками молниеносный каскад движений, за которыми не мог бы уследить глаз человека. Попробуй, посоревнуйся годами в реакции с атаками ядовитых змей, жить захочешь — будешь действовать быстрее молнии. На сверхзвуке. Я сам стал единым боевым механизмом, мощным живым оружием.

К сожалению, клинок у меня был гораздо меньше размерами, чем у уголовника. Так что враг ловко сумел мне порезать внешнее запястье. Закапали капли крови. Но я тоже был доволен, ответным выпадом мне тоже удалось оцарапать руку соперника. Сейчас яд разойдется по кровотоку и это скажется.

Видя, что главарю уже заметно поплохело, и теперь имею дело с обезглавленной змеей, я рискнул стукнуть концом своей длинной палки Гнилозубого. Его заточка не могла его защитить. Тем более, что он был правша, то есть держал нож в дальней руке от меня, я же атаковал тычком по внутреннему короткому диаметру. На удар торца деревяшки, произведенного с силой отпущенной с держателя катапульты, челюсть Гнилозубого отозвалось характерным клацаньем. Из разбитой губы вахлака выступила кровь. Это было больно, неприятно, но не смертельно.

Между тем, пользуясь, что путь ему свободен, клинок ножа второго бычары уже хищно нацелился мне в правую бочину, и лишь двадцать сантиметров отделяли холодную острую сталь от комиссарского тела.

К счастью, яд уже начал действовать, движение урки замедлились, а я, напротив, во время ловли и доения кобр приобрел нечеловеческую быстроту и ловкость. Так что я с кошачьей гибкостью вильнул корпусом, уходя с линии атаки влево, а сам правовой рукой с умопомрачительной быстротой взрезал атакующую конечность противника до самого локтя. Уголовник тут же опасливо отдернул руку, но было уже поздно. Дозу яда он нахватал в совокупности уже приличную. Не жилец.

Тем временем полуголого главаря уже шатало и он устало присел прямо на грязный пол туалета. Завод кончился. Его колени подкосились. Он откинулся назад. Его голова ударилась об цемент. Успокоившись среди семечной шелухи, горелых спичек и окурков. Этот противник вышел из игры.

Воспользовавшись тем, что число активных противников стало только двое, а скорее даже полтора, я поспешил закрепить свои достижения, все так же угрожая Гнилозубому толчковыми движениями палки, взял сачок в правую руку и ловко и профессионально накинул на кисть с ножом Щербатого, второго быка. Его кулак запутался, как рыба в сети.

Я же отвел руку с заточкой в сторону и, бросив испорченный сачок на пол, с вихревой скоростью воткнул свой нож в плечо соперника. Костлявая кисть разжалась, нож выпал из руки уголовника. Железяка с неприятным звуком ударилась о цемент.

Кровавая пена шла у моего врага изо рта, а глаза затуманились. Тело урки начинало содрогаться от мелких конвульсий. Больше он был мне не соперник. Тогда я палкой с пинцетом ударил по руке Гнилозубого и второй рукой воткнул свой ножик ему в защищающуюся левую ладонь.

Отлично. Могучим пинком я мощно ударил по колену Гнилозубого и там что-то захрустело. Кости разошлись. Сухожилия не выдержали. Связки порвались. Уркаган взревел от боли и гнева. Должно быть это очень больно, я же вложил всю свою силу в этот удар. Весь свой вес. Не сбавляя темп, я ткнул лезвием своего клинка в шею врага.

Очень противный парень. Он мне совсем не понравился. Он получил по заслугам.

Все — троим уже хорошо.

Четвертый уголовник понял, что они влипли вглухую. Наступила его очередь: я сделал быстрый скользящий шаг в его сторону, стремительно сокращая расстояние.

Ага! Он меня боится. Это хорошо.

Разумней всего было этому уркагану рвать когти, но потом перед своими не оправдаешься. Да и оставаться целым при таком раскладе западло…

Братва не поймет и не оценит.

Я ударил палкой по руке с бритвой, а потом, со скоростью работающей швейной машинки, нанес несколько ударов по телу соперника. Куда попадать мне было без разницы. Удар проходил за ударом. Этот тоже упал. На грязном полу вокзального сортира бесформенными кулями валялись четыре еще недавно грозных уркагана.

Я быстро каждому представителю братвы воткнул лезвие ножа в район трахеи. Будем считать это за Акт милосердия: лучше не оставлять бедняг мучиться последние десять минут жизни. Как только опухоль пойдет, человек гарантировано задохнется. На 100 %.

А токсикологическую экспертизу здесь никто делать не будет. Видно же уголовники с заточками, сами себя в туалете порезали. Отчего и умерли. И хрен с ними. Они сами выбрали этот путь.

Так что я намочил чью-то трофейную кепку и быстро вытер кровь с порезов своей правой руки. Засунул нож в ножны. Достал из кармана платок и обернул чистой тканью кисть и все что выше. Пойдет. Схватил с пола рюкзак, поднял уцелевший чемодан, взял сломанный сачок (не надо оставлять улику) и побежал на поезд.

Оставив на месте тишину и стерильность. Полную и абсолютную. Ибо анализ ДНК пока проходит по разряду ненаучной фантастики.

Посадку уже объявили. Проводница проверила мой билет, скользнула взглядом по платку, с окровавленными пятнами на руке.

— Не повезло. На острую железяку напоролся, — спокойно пояснил я. — Ничего непоправимого. У вас же в аптечке йод есть? В туалете царапины промою и перевяжу по настоящему.

Порезы кровоточили, но не так, чтобы мне понадобилась помощь врача. Так что и йод у проводницы нашелся и бинт. А там и поезд тронулся в путь.