Змея Давида

Глава 39

Дамблдор осторожно прикрыл за собой дверь в палату, где лежала Диана. Все время, пока старый волшебник осматривал пациентку школьного лазарета, Снейп стоял под дверью и с трудом удерживался от того, чтобы не начать нервно прохаживаться туда-сюда. То, что директор самолично решил осмотреть Диану, чтобы оценить ее состояние после встречи с демоном, наводило на не самые радужные мысли. И сейчас, когда Дамблдор показался на пороге, Снейп, не говоря ни слова, уставился на него вопрошающим взглядом.

— С ней все в порядке, — тихо произнес Дамблдор в ответ на его немой вопрос. — Даже удивительно, что подобная встреча прошла для нее практически без последствий. Если не считать магического истощения и небольшой интоксикации из-за отравления парами серы, она довольно легко отделалась. Несколько дней она просто не в состоянии будет колдовать, только и всего. Пусть полежит здесь, попьет общеукрепляющие и поносит на шее амулет с рогом единорога, чтобы восстановление магии шло быстрее.

— Она вам не рассказала, чем закончилась ее встреча? — спросил Снейп.

— Сказала, — как бы нехотя ответил директор. — Они пришли к некоторому, так сказать, соглашению, хотя в подробности она меня так и не захотела посвящать. Правда, есть и кое-что хорошее во всей этой истории. Теперь даже обладание Книгой и информацией, которая в ней зашифрована, не даст Реддлу ровным счетом ничего. Демон больше не выйдет на контакт ни с кем из живущих в нашем мире. Так что если Том еще не забыл, что приказал тебе узнать, где я спрятал Книгу, ты можешь смело поделиться с ним информацией. Это явно повысит уровень его доверия к тебе. Но все равно — Диана для него по-прежнему должна оставаться кем угодно, но не Наследницей. А он пускай ищет.

— Интересно, она хотя бы понимала, насколько сильно рисковала, отправляясь на встречу с демоном, не предупредив никого? — Снейпа распирало желание зайти сейчас в палату и отчитать Беркович за самодеятельность по полной программе, словно зеленую первокурсницу. — А если бы портал выбросил ее в Запретном лесу, где никакой Хагрид ее не нашел бы?

— Конечно, понимала, — усмехнулся в бороду Дамблдор. — Возможно, именно поэтому и ушла молча, потому что не хотела никого втягивать в столь опасное дело.

— Очень на нее похоже, — сквозь зубы пробормотал Снейп. — С ней можно сейчас поговорить?

— Она уже спит, Поппи накачала ее снотворным. Северус…

Снейп обернулся. Тон директора показался ему каким-то смущенным и одновременно задушевным, что заставило его насторожиться. Дамблдор зачем-то взял его за локоть и увлек за собой к окну, подальше от дверей палаты.

— Северус, — повторил директор, — возможно, тебе покажется, что я несу околесицу. Или что лезу не в свое дело… Все эти годы я намекал тебе, что тебе неплохо было бы хоть немного сделать что-то для самого себя. Я не забираю свои слова обратно, но все же… Сейчас наступают трудные времена. И любая… привязанность становится равносильна уязвимости. Подумай об этом.

Светлые до прозрачности глаза за стеклышками-половинками смотрели сейчас на Снейпа тем особым, проникновенным взглядом, который так иногда бесил и который в свое время помог ему выбраться из той бездны, в которую погрузилась его душа после ее смерти. Взглядом, который говорил, что он, Дамблдор, знает Снейпа лучше, чем он сам себя знает. И Снейп почувствовал, как у него на мгновение перехватывает дыхание.

— Я не понимаю о чем вы, — произнес он со всей возможной холодностью и спокойствием, заставляя себя глядеть куда-то поверх плеча Дамблдора.

— Ну, значит, я ошибся, — тут же примирительно ответил директор. — Не обращай внимания на слова старого перестраховщика.

* * *

Тишина, царившая здесь, на восьмом этаже, была почти осязаемой. И тем более отчетливо звучали в этой тишине осторожные неторопливые шаги. Если это кто-то из студентов, подумала Диана, причин для прогулок после отбоя было только две — или свиданка или подлянка, как говорили во времена ее учебы. Но, что бы это ни было, испортить всю обедню этому неведомому нарушителю правил все же придется.

Очень скоро она увидела этого полуночника, но каково же было ее изумление, когда в десятке шагов от нее показался ни кто иной, как Драко Малфой собственной персоной. Что может делать студент Слизерина в этой части замка и главное — где его верные «оруженосцы», эти двое шкафоподобных парнишек, в обычное время постоянно сопровождающие его?

Судя по всему, визиты сюда отнюдь не были для Малфоя-младшего в новинку. Он шел неторопливо, тихо, но не озираясь по сторонам, словом — как человек, прекрасно знающий дорогу. Он здесь явно не для того, чтобы выполнить свои обязанности старосты, иначе наверняка прихватил бы с собой приятелей. Разве что свидание. Диане почему-то стало интересно, с кем это у «слизеринского хорька» (как его, не стесняясь, называли гриффиндорцы) тайное рандеву вдали от родных пенатов. И она решила пойти за ним. На всякий случай.

Резиновые подошвы позволяли двигаться бесшумно, а Малфой, судя по всему, был слишком погружен в собственные мысли, чтобы прислушиваться к тому, что творится у него за спиной. Он шел, не оборачиваясь, чуть ссутулившись и засунув руки в карманы школьных форменных брюк. Вот он повернул направо, Диана отчетливо слышала звук его шагов, затем мгновение тишины, и вот Малфой снова выходит из-за поворота, разворачивается и опять сворачивает направо. Удивление Дианы происходящему достигло своего пика, когда Малфой во второй раз выплыл из-за поворота, сделал пару шагов, после чего в очередной раз развернулся и зашагал обратно. Она уже ждала его третьего появления, но вместо этого раздался скрип отворяемой двери, а затем — тишина. Ничего не понимая, Диана повернула направо вслед за Малфоем и застыла в полном недоумении — никакой двери, в которую только что должен был войти мальчишка, не было и в помине. Более того, здесь вообще был тупик, заканчивающийся нишей в стене. Продолжая ни черта не понимать, она подошла к нише и на всякий случай дотронулась рукой до каменной кладки. Стена как стена, ни намека на тайный ход, не говоря уж об обычной двери. Диана стукнула кулаком по стене и выругалась от досады и резкой боли в костяшках пальцев. И в этот момент отчетливо услышала за спиной чуть слышный, сдавленный смешок.

Она обернулась и на какую-то долю секунды ей удалось увидеть нечто, похожее на край кроссовка. Мгновенно догадавшись, что это такое, она чуть повела палочкой от бедра в сторону странного объекта, произнеся одними губами «Акцио, мантия!». Раздалось легкое шуршание, и в ее сторону полетела мантия серебристо-серого цвета из странного материала, напоминавшего на ощупь органзу. А обладатель мантии, Гарри Поттер собственной персоной стоял перед ней, досадливо кусая губы и переминаясь с ноги на ногу.

— Даже не спрашиваю, каким ветром вас сюда занесло, Поттер, — хмыкнула Диана, разглядывая мантию. — Кстати, классная вещь. Почем брали?

— От отца досталась, — ответил Поттер и тут же спросил:

— Вы его видели?

— Видела кого?

— Хорька… То есть Малфоя.

— Ваш, как вы изволили выразиться, хорек, исчез совершенно таинственным образом, пройдя сквозь стену. Надо бы спросить, где он научился этому тонкому искусству — я тоже так хочу, — сказала Диана, возвращая мантию Поттеру.

— Да он наверняка в Выручай-комнате, — усмехнулся Гарри. — Хотел бы я знать, какого черта он туда ходит каждый вечер!

— Что это еще за Выручай-комната?

— Вы никогда не слышали о Выручай комнате? — удивился Поттер.

— Да вот, знаете ли, не повезло.

— Ее еще называют «Комната-по-требованию». Она появляется, если тебе что-то очень сильно нужно. Ну, спрятать что-нибудь понадежнее, или спрятаться самому. Нужно просто очень сильно захотеть и пройти три раза перед стеной, в которой находится дверь, тогда комната откроется только для тебя и никого не впустит, пока ты там.

Ни о какой Выручай-комнате Диана прежде не слышала. Очень хотелось бы узнать подробности об этом очередном феномене Хогвартса, однако время было явно не подходящим.

— А что там могло понадобится Драко? — спросила она.

— Сам хотел бы это узнать, — Поттер снял очки и принялся протирать их краем своего свитера. — Он уже который день ошивается в этой части замка. Уверен, что он затевает что-то плохое.

— Что он может затевать плохого? Наверное, просто ищет место для свиданий, где никто не застукает в самый патетический момент…

— Да если бы свидания! — возразил Поттер, водружая очки обратно на нос. — Он принял Метку этим летом, думаете, у новоявленного «упиванца» только и мыслей, как о свиданках?

— Какая Метка, Поттер? Вы что, видели ее собственными глазами? Откуда такая уверенность? — Диана понизила голос, придвигаясь к Поттеру ближе.

— Не видел, — парень упрямо мотнул головой, — но у меня есть повод так думать. Можно подумать, вы не знаете, кто его отец!

Диана вздохнула. Паранойя и вправду бывает заразна, хотя кто знает — в такое непростое время именно она может спасти жизнь. В любом случае нелишним было бы действительно присмотреться к мелкому Малфою и постараться отвадить от этого дела Поттера.

— Гарри, — произнесла она устало, — советую вам снова влезть в свою мантию и вернуться в вашу башню. Профессор Снейп сегодня в особо гнусном настроении, и если он вас увидит в такое время, вы месяц с отработок не вылезете. Я попробую узнать о вашем Малфое что-либо конкретное, хотя уверена, что насчет Метки вы ошибаетесь.

Поттер медлил, видимо, прикидывая, как еще убедить Диану в том, что Малфой вступил в ряды Упивающихся смертью и наверняка выполняет задание Того-кого-нельзя-называть.

— Если верно то, что эта ваша Выручай-комната не впустит вас в себя, пока там находится кто-то еще, ваше дежурство здесь совершенно бесполезно. А если Малфой просидит там всю ночь? Вы готовы торчать здесь до утра, рискуя заснуть и прозевать, когда он выйдет?

Гарри вздохнул и медленно, нехотя побрел прочь, забыв снова надеть мантию. Диана пошла за ним следом, на расстоянии пары шагов и не спуская с него глаз.

— Наденьте мантию, — сказала она.

— Не боитесь, что я ее надену и улизну от вас? — усмехнулся Поттер, на что Диана фыркнула:

— Если вы это сделаете, я лично сдам вас профессору Снейпу. Так что в ваших интересах послушаться меня и не испытывать судьбу.

— Да Снейпа вообще нет сейчас в замке! Я сам видел…

— На вашем месте я не был бы так в этом уверен, — голос Снейпа для обоих прозвучал как гром среди ясного неба.

Профессор стоял шагах в пяти впереди от Поттера, как раз между двумя тусклыми факелами, едва освещающими коридор, поэтому его фигура, затянутая во все черное сливалась с темнотой и делала его совершенно незаметным. Поттер резко остановился, а Снейп сделал несколько медленных шагов в его сторону. Его скрещенные на груди руки и тяжелый неподвижный взгляд явно не сулили мальчишке ничего хорошего.

Диана почти физически ощутила, как воздух едва не начал искрить от излучаемой этими двумя неприязни. Поттер смотрел на Снейпа без тени робости, исподлобья и с откровенным вызовом во взгляде.

— Даже удивительно застать вас в замке, Поттер, а не где-нибудь в Запретном лесу, — протянул Снейп. — И еще более удивительно наблюдать, что вы ищите приключения в одиночку, а не тащите за собой своих друзей. Что, решили научиться пользоваться собственными мозгами вместо мозгов мисс Грейнджер?

Поттер молча сопел и не сводил с профессора взгляда. На его лице явственно читалось все то, что в этот момент думал о своем самом нелюбимом преподавателе, однако инстинкт самосохранения все же работал, и мальчишка помалкивал.

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора, — с явным удовольствием произнес Снейп. — Плюс отработка у мистера Филча завтра с шести вечера и до отбоя. Избыток свободного времени вам не на пользу, что ж, я готов вам помочь справиться с этой проблемой!

Поттер вздёрнул голову, будто норовистый конь и с нескрываемым раздражением в голосе возразил:

— Завтра в шесть у нас тренировка! Я и так пропустил две из-за…

— Ваша безответственность, Поттер, является проблемой исключительно вашей и вашей команды, но не моей, — прошипел в ответ Снейп. — Вы никогда ничему не учитесь и еще ни разу не дали себе труд задуматься над тем, как ваше разгильдяйство отражается на успехах вашего факультета и вашей команды. Завтра в шесть мистер Филч будет вас ждать. А сейчас марш в свою спальню, если не хотите все оставшиеся до каникул вечера проводить в компании Филча!

Диана растеряно проводила Гарри и Снейпа взглядом. Явно не доверяя мальчишке, профессор решил самолично проводить того до башни Гриффиндора. За все время его беседы с Поттером он старательно не замечал ее, хотя Диана ожидала, что он обязательно выскажется на тему того, что она, аврор и вообще взрослый человек, принимает участие в похождениях Поттера, да еще пытается скрыть то, что студент шляется по замку после отбоя. Однако Снейп вообще никак не реагировал на ее присутствие, если не считать короткого и ничего не выражающего взгляда в самом начале.

Вообще все это было странно. После ее выписки из Больничного крыла их со Снейпом отношения неуловимо изменились, причем не в лучшую сторону. Нет, он не стал относиться к ней хуже, однако Диана могла бы поклясться, что Снейп начал ее избегать. Если они сталкивались в коридоре, он бросал на нее короткий взгляд, сухо кивал в ответ на ее приветствие и излишне торопливо шел по своим делам. Если же она пыталась с ним заговорить, отвечал неохотно и старался поскорее уйти. Во время их последнего разговора (еще перед ее поездкой на Скай) она была уверена, что ей удалось установить со Снейпом некое подобие дружбы. Она не ждала, что теперь сближение пойдет ускоренными темпами, однако его нынешнее поведение сбивало с толку и ранило, прежде всего тем, что она не могла понять причины. Где она умудрилась промахнуться? Его так разозлил тот факт, что она отправилась на встречу с Демоном, не предупредив его? Но тогда он не преминул бы самолично, в самых изысканных выражениях, высказать ей все, что о ней думает. Однако за все двое суток, что она пробыла в школьном лазарете, он не навестил ее ни разу. Да и не была его злость такой уж сильной — когда он нес ее в Больничное крыло, она отнюдь не пребывала в бессознательном состоянии, просто от слабости не могла открыть глаз и пошевелиться. И она помнила, как бережно он ее нес, осторожно прижимая к себе, словно хрупкую вещь. И помнила звучавший в его голосе неподдельный испуг, когда ее выворачивало от кашля в хижине Хагрида. И теперь она чувствовала недоумение и боль. Неужели все с самого начала было бессмысленно?

* * *

Чувствуя раздражение и горечь (раздражение от того, что чертов мальчишка опять вовсю нарушает школьный распорядок да еще имеет наглость попадаться ему на глаза, горечь — от того, что ему самому пришлось упорно делать вид, что не замечает Диану), Снейп вернулся к себе и, сняв мантию, устало опустился в кресло перед камином. Нет смысла лукавить — ему как никогда хотелось поговорить с ней. Просто пообщаться по-дружески, поговорить о каких-нибудь пустяках (или наоборот, о чем-нибудь серьезном). Просто слышать ее голос, а не сидеть сейчас в этой вязкой тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов, да потрескиванием огня в камине. И не ощущать замораживающей пустоты в душе. От острого и столь непривычного осознания собственного одиночества и потерянности неприятно царапало на сердце.

Любые эмоции, даже самые сильные, с годами притупляются. Даже если искусственно подогревать их в себе, растравляя старые раны. А место постепенно угасающих эмоций занимает пустота, которая со временем растет, заполняя собой душу. Человек привыкает жить с этой пустотой, приучается воспринимать ее как часть самого себя и подсознательно начинает ревностно ее оберегать от попыток заполнить. Но даже несмотря на эту пустоту в душе всегда остается маленький уголок, в котором ютятся отголоски прежних чувств, идеалов и стремлений, и куда при желании можно поместить то, что позволяет еще цепляться за жизнь — память о прошлом, раскаяние, стыд и стремление отдать последний долг той, которая была смыслом твоего существования.

Теперь Северус точно мог сказать, что спустя столько лет место болезненной, иссушающей, безнадежной страсти постепенно заняла пустота. Можно было наполнить эту пустоту чем-то живым, земным, как поступил бы любой нормальный человек на его месте. Но Снейп «нормальным» себя никогда не считал, с этой «ненормальностью» он даже не пытался бороться, отчасти бравируя ею перед самим собой — это в какой-то степени возвышало его над толпой, смешиваться с которой он не любил никогда. И только в глубине сознания он прекрасно понимал, что его отказ заполнить образовавшийся вакуум объясняется не столько нежеланием что-то менять в сложившемся порядке вещей, сколько страхом перед новой болью. А то, что боль последует, он знал наверняка, в его жизни по-другому и быть не может. Он действительно любил читать Ремарка, Беркович верно подметила, и ему очень хорошо запомнилась фраза, брошенная одним из героев его повестей: «Ты только не подпускай к себе никого близко… Подпустишь — и захочется удержать, а удержать-то никого и нельзя».

Да еще этот Дамблдор, попробуй его пойми. То все эти годы он ему прозрачно намекал на то, что долг — долгом, а о себе не грех и подумать, чем раздражал его немыслимо, то теперь вот не менее прозрачно намекает, что необходимо не отвлекаться ни на что и сосредоточиться на Поттере. Хотя, может быть он и прав — сейчас не самое подходящее время для налаживания личной жизни, как бы этого ни хотелось. А вот как назло ему впервые в жизни захотелось чувствовать, что нужен хоть кому-то, кроме Дамблдора, чтобы этот «кто-то» ждал его не для того, чтобы выслушать очередной отчет и под чаепитие навешать новое сложновыполнимое задание, а просто так. Просто потому, что дорожит им как человеком, а не как орудием долга и возмездия. И от осознания этого желания заполнить привычную пустоту ему становилось страшно.

Он не мог сказать точно, когда понял, что ему становится не по себе, если он не видит Беркович хотя бы в течение нескольких секунд за день. Просто в один прекрасный день поймал себя на том, что, гуляя по окрестностям Хогвартса, невольно ищет глазами ее хрупкую фигурку, ее вечно разлетающийся «хвост» из собранных на затылке волос и знакомый жест, когда она подносит к глазам свой любимый магловский военный бинокль, обозревая окрестности с виадука. А найдя, успокаивается и невольно любуется.

Если ему удавалось увидеть ее хотя бы мельком, весь оставшийся день он ходил до странности спокойным и почти довольным, даже Поттер не был в силах вывести его из этого состояния. В те дни, когда она не попадалась ему на глаза, он не находил себе места, без особой цели слоняясь по коридорам, чтобы хоть как-то отвлечься от грызущего изнутри беспокойства, и срывая раздражение на подворачивающихся студентах. Поначалу он думал, что это все из-за того, что опасность, угрожающая ей, никуда не делась, а он чувствовал себя странно ответственным за ее судьбу. Но здесь, в Хогвартсе, под покровительством Дамблдора, на глазах у других авроров, постоянно страхующих друг друга, он мог бы и не изводить себя мыслями о том, что ее некому защитить.

Все чаще он стал замечать, что в мыслях уже называет ее только по имени, а не «Беркович» или «девчонка». Обращаясь к ней с привычной язвительностью, он с удовольствием отмечал, что она нисколько не обижается на его сарказм, а отвечает ему в том же духе, смело глядя в глаза. То, что раньше, когда она была студенткой, раздражало его, теперь вызывало если не восхищение, то неодолимую симпатию — и вечный ореол вокруг лица из непослушных кудряшек, выбивающихся из прически, и этот ее взгляд, пристальный, изучающий и при этом мягко-бархатистый, манера теребить что-нибудь в тонких пальцах, покусывать кожицу на верхней губе…

Когда он понял, что уже не видит в ней ни «солдата» Ордена, ни бывшую студентку, ни просто привлекательную, но совершенно чужую молодую женщину? Может быть, в то злосчастное утро, когда очнулся после ранения и нашел ее, спящую на полу перед своим камином? Или может уже тогда, когда ухаживал за ней? Ответа на этот вопрос так и не находилось, да это уже и не было важно.

Была ли она в его понимании красива? Она настолько была внешне не похожа на Лили, что об этом он даже не задумывался. Возможно, когда-то он бы и задался мыслью о том, что думая о ней, он изменяет памяти Лили. Теперь же она и Лили были настолько «на разных полюсах», что их даже смешно было смешивать. Чувства к той и к другой хоть и имели сходную природу, но при этом были настолько разными, что никак не могли оскорбить друг друга. Он действительно сильно привязался к ней, это было бессмысленно отрицать. Было ли это нечто большее, чем привязанность? А вот на этом вопросе он предпочитал не сосредоточиваться вовсе, особенно после того краткого разговора с Дамблдором. Как бы ни бесило его осознание того, что директор, пусть и очень деликатно, но вмешивается в его личную жизнь, он не мог не признать его правоту именно сейчас. Лучше ему держаться от нее на расстоянии, так будет лучше для всех.