Змея Давида

Глава 48

Одинокая муха настырно билась в мутное стекло дома номер 12 на Гриммо. В гостиной расположились Аластор Муди, Молли Уизли, ее муж, трое сыновей — Билл и оба близнеца, Флер Делакур и Диана. В уголке, крепко взявшись за руки, притаились Рон Уизли и Гермиона Грейнджер. Несмотря на скопление народу, царила чинная тишина. Все присутствующие тихонько сидели за общим столом и внимательно наблюдали за манипуляциями Грозного Глаза, «размножающего» один комплект одежды, состоящей из потертых джинсов, футболки и драных кроссовок. Затем пришла очередь нелепых очков в круглой оправе с дужкой, обмотанной скотчем.

Когда всего стало ровно по семь штук, Муди удовлетворенно хмыкнул и откинулся на спинку стула с видом человека, сделавшего трудную, но интересную работу. Затем он вынул из кармана миниатюрный фиал и тоже размножил его, сделав еще пять копий.

— Змейка, давай свое варево, — скомандовал он, и Диана поставила на стол обыкновенную стеклянную банку из-под маринованных пикулей с плескавшейся в ней мутной гадостью, напоминавшей нечто среднее между жидкой уличной грязью и болотной жижей. Сопровождаемый тем же почтительным молчанием, Муди аккуратно разлил содержимое банки по фиалам и закупорил их.

— Готово, — прохрипел он, пряча пузырьки во внутренние карманы своего заношенного плаща. — Операцию назначаю на субботу, время уточним после. Теперь распределим роли в нашем спектакле. Пойло будут пить Диана, Фред с Джорджем, Флер, малыш Ронни и мисс Грейнджер. Фред — ты летишь вместе с отцом, Джордж — с Люпином, Рон — с Нимфадорой. Мисс Делакур полетит с Кингсли, он в курсе наших планов.

Флер, услышав это, сморщила носик:

— А почему я не могу лететь с Биллом? — надув губы, спросила она с заметным французским акцентом.

Секунду Муди словно размышлял, не стоит ли ему разозлиться на эти капризы, но затем передумал и пробурчал:

— Хорошо, Билл — так Билл. С Кингсли полетит мисс Грейнджер, — на что Гермиона согласно кивнула. — Змейка, ты летишь со мной.

Диана тоже кивнула в ответ, но заметила:

— Поттер наверняка прихватит с собой сову. Она белая, бросается в глаза. Уверена, что «упиванцам» это известно. Так что придется…

— Понял, — перебил ее Муди. — Сегодня вечером настрогаю еще шесть птичек, а сейчас давайте обедать. У всех тут, похоже, животы к спине прилипли, не только у меня.

Все время, пока Муди распределял роли в предстоящей операции под кодовым названием «Семь Поттеров», брови Молли Уизли хмурились все сильнее и она переводила обеспокоенный взгляд с Аластора на Диану. Когда же собрание было закончено и все с облегченным вздохом подвинули свои стулья к столу, она поманила Муди пальцем:

— Аластор, на пару слов…

Диана внимательно наблюдала за ними. Молли что-то строго выговаривала Грозному Глазу, она говорила шепотом, и разобрать ее слова из-за завязавшейся в ожидании обеда оживленной беседы, было невозможно. Впрочем, догадаться было и так несложно — все время своей тирады миссис Уизли поглядывала в ее сторону и даже выразительно постучала себе кулаком по лбу. На лице Муди появилось удивленное и смущенное выражение, он тоже взглянул на Диану, но тут же отвел глаза, как-то застенчиво хрюкнув. Значит, Молли догадалась. Хотя живот под растянутой «толстовкой» еще не был заметен, у Молли глаз наметанный на такие вещи, как-никак — мать семерых детей. Было немного неловко, но все же к такому повороту Диана была готова — еще месяц и уже никакие свитера больше на два размера ей не помогут.

На тарелку Дианы миссис Уизли наложила порцию овощного рагу едва ли не в два раза большей обычной, присовокупив к этому здоровенную кружку какао. В ответ на ее удивленный взгляд, хитро подмигнула и тихо сказала:

— Ешь как следует. Тебе нужно.

Обед шел своим чередом. К собственному удивлению, Диана умяла свою порцию полностью, после чего пришел черед мясного пирога. С непривычным для себя аппетитом уплетая пирог, Диана разглядывала присутствующих. Шрамы Билла уже зажили, но не исчезли полностью, сильно обезобразив его когда-то довольно красивое лицо. Впрочем, это не мешало мадемуазель Делакур поглядывать на своего жениха (а об их помолвке было объявлено почти сразу после похорон Дамблдора) с неподдельным обожанием и восторгом. Мисс Грейнджер чинно орудовала вилкой с ножом и успевала шепотом выговаривать сидевшему рядом с ней Рону, который с трудом удерживался от того, чтобы не чавкать и ел пирог, не мудрствуя лукаво, руками. Близнецы даже жевали синхронно и оба, с отрешенно-мечтательными выражениями на лицах глядели куда-то в потолок — не иначе обдумывали очередную новинку для своего магазина магических приколов. Муди ел торопливо, словно обедал по меньшей мере сутки назад, с лица его не сходило озабоченное выражение. Когда пришла пора чаепития и на столе появилось несколько вазочек с тыквенным печеньем, Муди кашлянул и произнес:

— Небольшое изменение в актерском составе нашей замечательной труппы — мисс Беркович в операции принимать участия не будет.

— А почему? — задал дурацкий вопрос Фред.

— По кочану! — рявкнул Муди. — Потому что нельзя. Из тех, кто будет свободен в этот вечер, остается Флетчер. Не хотел бы я с ним связываться, но что поделать, в конце концов это именно он предложил идею с поддельными Поттерами… Ничего, я с него глаз не спущу, все равно со мной будет лететь!

— А он согласится? — усомнился Артур.

Муди хохотнул:

— Куда он денется? Змейка, а тебе надо бы спрятаться получше. Самое правильное — на время совсем свалить из страны. У тебя ведь нет родных?

Диана смутилась и отрицательно покачала головой.

— Куда свалить? Меня и за границей вообще-то никто не ждет.

— Вы можете остановиться у моих родителей, — подала голос Флер. Похоже, вся женская часть Ордена была абсолютно в курсе того, что Диана беременна, во всяком случае, по интонации Флер было заметно, что она ничуть не удивлена тем, что Диану сняли с участия в операции.

— Спасибо, я подумаю. Хотя, может быть все не так уж и плохо, и я смогу остаться в Англии. Вернусь в тетин дом в Шеффилде…

«Ох, как же не хочется туда возвращаться-то!»

— Тебе нельзя оставаться одной в такой ситуации, — сказала Молли. — Если не хочешь уезжать из страны, можешь жить у нас. Кто-то же должен за тобой присматривать…

Диана вздохнула. Она и сама понимала, что становится с каждым днем все более уязвимой, а рождение ребенка и вовсе сделает ее почти беззащитной. Уже через пару месяцев аппарации будут ей полностью противопоказаны, аппарировать с новорожденным младенцем на руках может смертельно опасно для ребенка, в том числе и перемещения через порталы. Война набирает обороты, выходить одной из дома уже сейчас опасно, а что будет дальше, неизвестно. Придется потратить оставшееся время на то, чтобы превратить теткин дом в Шеффилде в неприступную крепость — запастись провизией, детской одеждой, подгузниками, возможно — специальным детским питанием, а также наложить на дом «фиделиус» и сделать Хранителем саму себя. И как можно реже высовывать оттуда нос. Этот план ей не особо нравился, но быть в тягость тем же Уизли не очень хотелось — они и так буквально на головах друг у друга спят, в свое крошечной «Норе». Ехать во Францию к совершенно незнакомым людям, которые еще неизвестно как отнесутся к появлению незамужней беременной ведьмы, ей также не представлялось таким уж удачным решением. Во всяком случае, вариант с родителями Флер Диана решила оставить на крайний случай.

* * *

Диана упаковала свои вещи в небольшой саквояж, предварительно уменьшив их. После последнего собрания члены Ордена покинули дом на площади Гриммо, перед уходом Муди наставил там ловушек, смертельных для каждого носителя Темной метки. На время штаб-квартира Ордена Феникса была законсервирована. Покидая дом в памятный вечер, когда состоялась операция «Семь Поттеров», орденцы договорились держать связь через блокноты-пейджеры — это был более быстрый и безопасный способ связи, чем патронусы или каминная сеть, тем более последняя уже больше месяца была «под колпаком» у Министерства, а там уже давно окопались люди Волдеморта. Скримджер держался из последних сил, окруженный людьми, которым он не доверял, падение Министерства стало уже вопросом времени, и когда Диана узнала об убийстве Скримджера, она даже не удивилась. Последний, слабый оплот сопротивления был разрушен, и все члены Ордена полностью перешли на нелегальное положение.

На свадьбу Билла и Флер она не пошла — ее отговорил Люпин. После того, как ей пришлось покинуть Хогвартс, она некоторое время жила в его доме, куда вместе с ней перебралась и счастливая Дора, к которой в полной мере вернулись ее способности метаморфа. Диана все-таки решила вернуться в дом Сары в Шеффилде, хотя и откладывала его посещение до самого последнего момента. Но прежде чем отправиться туда и засесть в доме как в крепости, она вспомнила об одной вещи, которая, если бы попала в руки «упиванцев», стала бы настоящим смертным приговором для каждого члена Ордена.

Ей нужно было забрать свои карты, по которым можно было узнать местоположение практически каждого «орденца». Все три карты — Лондона, южных графств и Шотландии (последняя — недоработанная, но и по ней при желании можно было уследить за теми, кто постоянно проживал на севере страны) — находились в тайнике дома на Гриммо. Точнее, тайником служила кровать в одной из комнат. И теперь карты оттуда следовало изъять во что бы то ни стало.

Было еще кое-то, что не давало ей покоя. Книга Левита осталась лежать в комнатах Снейпа в Хогвартсе, после похорон Дамблдора аврорский охранный отряд был спешно расформирован и отправлен по домам, а въезд в Хогвартс был запрещен всем без исключения до начала нового учебного года. Тот факт, что Книга не находилась в ее руках, вызывал беспокойство, хотя и не столь сильное, как возможность попадания карт-«следилок» в руки Волдеморта. В некотором смысле, после встречи с Ниацринелем Книга стала бесполезна даже для нее — если демон не солгал, Азраил открутит голову своему слуге, если тот еще хотя бы раз прельстится возможностью «поиграть в Бога».

Дом Сары был заперт уже второй год после трагедии. Комнаты, которые после окончания дознания авроры немного привели в порядок (отмыли кровавые пятна, уничтожили остаточный фон он темных заклинаний, расставили по местам сдвинутую мебель) встретили ее стойким запахом пыли и нафталина и мертвой тишиной. Толстый слой пыли на окнах с трудом пропускал солнечный свет, в камине образовалась паутина (камин не был подключен к общей сети, так как был газовым, зато отсюда можно было не опасаться непрошенных гостей), а на кухонной плите так и остались пятна от прикипевшей сбежавшей каши.

Диана медленно прошлась по комнатам, оставляя вереницу следов на белесом от пыли полу. Сердце гулко билось где-то в висках, будто стиснутое невидимой рукой, но слез не было. Она вернулась в гостиную, села на диван и тупо уставилась в неработающий телевизор. Так они с матерью обычно и сидели, в то время, когда тетя любила расположиться в кресле в углу комнаты. Телевизора оттуда видно не было, но Сара и не смотрела его, только слушала — почти ослепла в последние годы. Часы на каминной полке давно не шли — батарейка села, посеревший тюль на окнах чуть заметно колыхался — в том месте оконная рама закрывалась неплотно и в сильный ветер оттуда свистало не хуже чем в каминной трубе. Диана встала, подошла к шкафу и робко, словно боялась, что кто-то может услышать, открыла одну дверцу.

К ее ногам выпали скрипичный футляр и стопка пожелтевших листков и, присмотревшись к ним получше, Диана узнала скрипичные партии всех произведений, которые когда-либо играла ее мать. Некоторые листы представляли собой не отдельные партии, а целые куски оркестровых партитур, непонятно, правда, зачем Мира их хранила.

Давно сдерживаемые слезы хлынули потоком. Диана медленно и трепетно перебирала листки, поднося их к глазам, узнавая ноты, указания темпа или названия инструментов на итальянском. Ей хотелось думать, что бумага все еще хранит тепло от пальцев Миры, и что это тепло способно передаться и ей и придать сил. Когда Диана была еще маленькой, Мира надеялась, что дочь пойдет по ее стопам, поэтому и начала обучать ее нотной грамоте. К сожалению, ничего путного из ее желания не вышло — Диана удивительным образом сочетала в себе почти абсолютный слух с полным нежеланием заниматься музыкой. Максимум на что хватило ее силы воли — разучить и коряво сыграть одной рукой на пианино «Зеленые рукава». Если бы она все-таки связала свою жизнь с музыкой, если бы мать с теткой все-таки послали куда подальше МакГонагалл с ее предложением отдать Диану в Хогвартс (имели ведь полное право отказаться), все могло бы быть по-другому…

Отложив листки, Диана очень осторожно, словно ребенка, взяла в руки футляр. Застежки тихо щелкнули, открываясь, и Диана извлекла из уютного, мягкого, обитого серым бархатом нутра скрипку. Она разглядывала ее пристально, словно хотела впитать в память все детали вещи, ставшей для нее практически единственным ярким напоминанием о матери, даже еще более ярким, чем фотографии — фотографироваться Мира не любила. Диана провела кончиками пальцев по верхней деке, прослеживая рисунок дерева, просвечивающий сквозь лак, дотронулась до струн, погладила эфы. Лак на грифе с нижней стороны поблек от постоянного трения, один из колков треснул, на смычке несколько конских волосков выбилось из крепления и теперь болтались, похожие на желтоватые рыболовные лески. Диана вдруг подумала, что за все эти годы забыла, как вообще когда-то звучала эта скрипка, хотя раньше, еще в школе, ей порой даже снился этот звук, она могла бы узнать его из сотни других инструментов, даже не видя. Когда-то очень давно (в прошлой жизни) у нее тоже была скрипка, маленькая, детская, но ее довольно быстро продали, когда поняли, что заставить Диану заниматься музыкой не легче, чем уговорить котов не орать в брачный период. Сара поспешила избавиться от инструмента, пока Диана в приступе отвращения не разнесла скрипку в щепки выбросом стихийной магии.

Все последние полтора года после гибели семьи Диана старательно бегала от воспоминаний, от мыслей о том, каковы были последние минуты жизни ее матери и тети. Ей пришлось научиться этому, чтобы не сойти с ума, изводя себя чувством вины (если бы она тогда не поддалась на уговоры Стива и они не пошли бы в кино, все могло бы быть совсем по другому, если бы она уговорила мать и тетю взять билеты на самолет на неделю раньше, если бы…) и пониманием того, что она ничего не может сделать для того, чтобы отомстить — пожизненное заключение, пусть даже в Азкабане, было слишком милосердным наказанием за то, что сделали эти ублюдки. И вот теперь она словно компенсировала эти полтора года борьбы с собственной памятью и вспоминала, вспоминала, перебирая материальные свидетельства прошлой, мирной и спокойно жизни.

Она перевернула все шкафы и ящики, пока не отыскала альбом с фотографиями. Быстро пролистав страницы со своими снимками, Диана нашла единственную, отведенную под фотографии матери. Их оказалось всего четыре — за все шестьдесят пять лет ее жизни. На одной из них она держит годовалую Диану на руках, глядя куда-то в сторону от объектива, на другой Мира в составе квартета сидит на пустой сцене, немного вполоборота к зрителю, держа скрипку в руках, на ее лице застыло отрешенное выражение, которое часто бывает у скрипачей, когда они опускают взгляд. Самой Диане больше всего нравилась совсем другая фотография — первая, сделанная после войны, где Мире было всего шестнадцать. С нее смотрела исхудавшая девушка-подросток, выглядевшая почти ребенком, с едва отросшими после лагеря чуть волнистыми русыми волосами и серыми глазами, а во взгляде ее, казалось, навсегда застыли страх и настороженность. Отголоски этого страха, так отчетливо заметного на этой фотографии, время от времени мелькали и во взгляде взрослой Миры. Диане иногда казалось, что на фоне невероятно деятельной, общительной и языкастой до грубости Сары Мира казалось какой-то сломанной, потухшей. Хотя это было обманчивым впечатлением. Мира всегда была такой, еще до войны — тихая, погруженная в себя и при этом сильная — именно этим умением закрывать сознание от мерзостей окружающего мира. Во всяком случае, этот дар плюс некоторые магические способности позволили ей выжить и не сойти с ума, а после войны не только восстановить навыки игры на скрипке, но и достичь уровня мастерства, достаточного для того, чтобы ее взяли играть в Лондонский филармонический оркестр.

Вволю наплакавшись, Диана с трудом поднялась с пола. Несколько дней назад она впервые почувствовала шевеление ребенка и теперь постоянно дотрагивалась до живота, в ожидании снова ощутить под пальцами едва ощутимые толчки. Она почти постоянно разговаривала с ним, чаще мысленно, чтобы никто не услышал, но иногда и вслух. Вот и сейчас она успокаивающее провела рукой по уже округлившемуся животу и, улыбнувшись через силу, прошептала:

— Все, маленький! Я больше не буду, не ругайся! Это не самое веселое место, я знаю. Но теперь это наш дом. Здесь нас никто не достанет. А если кто сунется, пожалеет…

* * *

«Последний раз аппарирую, черт подери!» — успела подумать она, прежде чем тошнотворно-давящий вихрь аппарации закрутил ее, протаскивая через пространство. Приземление, как ни странно, получилось довольно удачным — она не упала и только слегка пошатнулась, нелепо взмахнув руками для удержания равновесия.

Впрочем, радость от удачной аппарации тотчас улетучилась, когда до нее дошло, что в доме есть кто-то еще, кроме нее. Нет, никаких звуков из глубины дома не доносилось, но где-то явно горел свет (кажется в гостиной, хотя она могла и ошибаться), ее обоняния коснулся едва уловимый запах, похожий на аромат женского дезодоранта, а какое-то шестое чувство подсказывало, что и ее появление не осталось незамеченным для того, кто притаился в доме.

Хотя заклинания, наложенные покойным Грозным Глазом, должны были в буквальном смысле размазать по стенам любого, у кого на руке была Темная метка, Диана все же испугалась — после падения Министерства всеми членами Ордена было решено в этот дом не возвращаться. В конце концов, сюда могли пробраться сторонники Волдеморта, еще не успевшие обзавестись Меткой. Она выставила вперед палочку и беззвучно прошептала:

— Гоменум ревелио!

«Ни черта себе, да их тут трое!» — успела подумать она, и в следующее мгновение ломающийся мальчишеский басок крикнул «Петрификус тоталус!» и в нее полетел красный луч. Легко отправив его в стену коридора, она тут же послала ответный, с треском ударившийся в дверь, ведущую на кухню.

— Что, Поттер, так и не научились невербальным заклинаниям? — язвительно спросила она, направив палочку в сторону двери, за которой притаился нападавший. Сразу же вслед за этим послышалось перешептывание, и из двери, ведущей в кухню, появился сначала сам Гарри Поттер, за ним Рон Уизли, а затем и мисс Грейнджер — все трое с палочками наперевес и с не очень дружелюбными выражениями на лицах.

Несколько секунд все четверо хранили напряженное молчание. Хотя преимущество было на стороне «гриффиндорской троицы», нападать первыми они не спешили, держа ее под прицелом трех палочек. Первой опомнилась Гермиона.

— Как вы сюда попали? — спросила она, чуть опуская палочку.

— Так же, как и вы — аппарацией. А что, вы выставили какие-то особые охранные заклинания?

Поттер и Уизли переглянулись, причем Грейнджер под ее взглядом покраснела — сразу видно, что никто из них не догадался наложить никаких дополнительных охранных и сигнальных чар на дом, понадеявшись на те, что оставил Грозный Глаз.

Эта игра в «гляделки» могла продолжаться сколь угодно долго, а у Дианы уже начинали ныть поясница и ноги — отяжелевшее тело упорно просило отдыха и возмущалось таким неподходящим нагрузкам. Между тем троица пребывала в нерешительности — им хотелось верить в то, что она — это она, однако начинающаяся война развивает осторожность, и они явно были готовы к худшему. Поэтому, не опуская палочки, она вздохнула и произнесла:

— Может быть, зададим друг другу парочку контрольных вопросов и перестанем торчать в коридоре?

Поттер и Грейнджер переглянулись, причем Грейнджер кивнула, а Поттер согласно пожал плечами.

— Ну… — неуверенно начал он. — Что вы мне сказали в тот вечер, когда застукали после отбоя возле Выручай-комнаты?

— Что сказала? — Диана задумалась. — Говорили-то в основном вы, живописуя то, какие зловещие планы вынашивает ваш «хорек», крутясь вокруг «Выручайки», куда вы так старались попасть, чтобы вывести его на чистую воду. Помню, я еще советовала вам поскорее надеть вашу мантию-невидимку, пока вас не застукал профессор Снейп.

По напряженному, разительно повзрослевшему за эти несколько месяцев лицу Поттера расплылась довольная, какая-то по-мальчишески озорная усмешка:

— Верно! А я еще сказал, что могу надеть мантию и улизнуть от вас и черта с два Снейп меня потом найдет.

— А в этот момент все-таки появился Снейп и влепил вам отработку у Филча, — подхватила Диана, чувствуя, как спадает напряжение.

— Думаю, этого будет достаточно? — спросил Поттер, опуская палочку.

Но Диана покачала головой и перевела взгляд на Грейнджер и Уизли.

— Теперь для ваших друзей. Какого цвета было на мне платье на свадьбе Билла и Флер?

— Да вас там даже не было!

— А вы там вообще были? — Грейнджер и Уизли выпалили эти фразы одновременно, словно сговорившись.

— Верно, — Диана улыбнулась через силу и тоже опустила палочку. Все трое тут же отошли от двери, приглашая пройти ее в кухню.

Со дня ухода отсюда Ордена Феникса дом Блэков стремительно возвращался к своему прежнему обветшалому состоянию. Во всяком случае кухня теперь выглядела как обиталище закоренелого холостяка, не заботящегося об уюте совершенно — вкусной едой, как это было при Молли, не пахло, огонь в камине горел тускло и почти не согревал, в чашке чая, которую налила для нее Гермиона, плескалась унылая коричневатая бурда — как видно, чайный пакетик заваривали не единожды, а по углам и на полках образовался толстый слой пыли.

— Давно вы здесь? — спросила Диана, отхлебнув невкусный остывший чай.

— Неделю, — ответил Поттер. — Засели тут сразу после свадьбы, так и сидим. Знаете, «упиванцы» пробрались прямо в «Нору», испортили Биллу и Флер весь праздник. Началась паника, нам удалось уйти под шумок. Пытались спрятаться в магловских районах города, но нас и там каким-то чудом достали. Поэтому пришлось остаться в этом доме, все равно идти больше некуда.

— Какие планы? — спросила Диана. — Не век же вам тут сидеть.

— Пока толком никаких, — вздохнул в ответ Поттер. — Дамблдор поручил мне одно дело, но как подступиться к тому, чтобы начать его выполнение, мы понятия не имеем.

— Что за дело?

— Дамблдор велел не распространяться об этом. Оно касается Вол…

— Давайте без имен, — поморщилась Диана. — Ходят неясные слухи, что на это будет имя наложено что-то вроде Следящих чар, позволяющих найти того, глупца, который осмелится его произнести. Может, это всего лишь паранойя, но в военное время длинный язык еще никого до добра не доводил.

— Я не боюсь называть его по имени!

— Ну и зря. Слухи могут оказаться правдой. Насколько важно то, что поручил вам Дамблдор?

В этот момент дверь в кухню со скрипом начала отворяться, и в образовавшемся проеме появилась начала острая морщинистая физиономия Кричера, а затем и он сам протиснулся в кухню, старательно избегая встречаться взглядом с присутствующими и по привычке бормоча под нос что-то явно нелестное. За то время, что Диана него не видела, эльф, казалось, приобрел еще более неопрятный вид — набедренной повязкой, которая болталась на его тощей талии, казалось, мыли полы на вокзале Кингс-Кросс, а дряблая кожа на теле отвисла еще сильнее и напоминала смятую сероватую бумагу. Бросив быстрый взгляд своих бесцветных, в красных прожилках, глаз на Диану, Кричер чуть слышно пробурчал:

— И эта тоже здесь — босячка, не пойми какого роду-племени, якшающаяся с маглами…

— Заткнись, а то зааважу, — лениво произнесла Диана и на всякий случай красноречиво поиграла палочкой.

Кричер замолчал, но взгляд, которым он в ответ ее одарил, был красноречивее всяких слов. Диане стало почему-то смешно — раздражение на это существо куда-то пропало, до такой степени жалким в своей слепой ненависти ко всему миру выглядел домовик. Она поморщилась и спрятала палочку в рукав:

— А он-то что здесь делает? Его же вроде в Хогвартс перевели!

Поттер скривился:

— После смерти Дамблдора он почему-то вернулся сюда. Выкинуть его я не могу — он как-никак — моя собственность. А после того, как два года назад он практически сдал Волдеморту Сириуса… с него вообще лучше глаз не спускать, продаст — и дорого не возьмет!

— Вот кого я с удовольствием пустила бы на форшмак!

Рон довольно хрюкнул, а Гермиона наставительно произнесла:

— Вообще-то форшмак — это рыбное блюдо…

— Да какая разница, — беспечно ответила Диана, глядя на Кричера, бесцельно слонявшегося по кухне и заглядывающего в углы и шкафы с видом недовольной домохозяйки, продолжая неслышно шептать под нос проклятия. — Между прочим, — она пристально посмотрела на домовика и зло усмехнулась: — говорят, мясо домовиков по вкусу похоже на рыбу, так что форшмак из него получится недурной!

Своего она добилась — прохрипев что-то невразумительное, Кричер отчаянно зыркнул на нее и вылетел за дверь, хлопнув ею на прощание, провожаемый довольным смехом Поттера и Уизли.

— Ну, зачем вы так с ним, — укоризненно произнесла Грейнджер, — он же и без того несчастный…

— Зато он наконец-то свалил из кухни, а то, зачем я сюда пришла, ему знать необязательно, — с этими словами Диана набросила на дверь «заглушку» и пояснила:

-Я здесь хранила одну вещь, которая, если попадет в руки Сами-знаете-кого, будет означать смертный приговор для всех, кто входит в состав Ордена.

— Вы имеете в виду карты-«следилки»? — спросил Рон.

— Откуда вы про них знаете?

— Билл рассказывал.

Диана кивнула:

— Билл, кстати, на них прекрасно обнаруживается. И Чарльз тоже, и ваши родители, и Джордж с Фредом. Так что сами понимаете — лучше будет их перепрятать так, чтобы никто из «упиванцев» не смог до них добраться. Надеюсь, они вообще не знают об их существовании…

— Зря надеетесь, — со злым блеском в глазах сказал Поттер. — Если о картах знал Снейп, он наверняка уже рассказал своему хозяину обо всем. А может быть даже и успел вынести их отсюда!

Диана внутренне напряглась. Та ненависть, с которой Поттер произнес «Снейп», больно резанула по сердцу. Конечно, Снейп о них знал — она ведь при нем демонстрировала членам Ордена опытный экземпляр. Если бы он все-таки сдал карты Волдеморту, всех (или почти всех), кто на ней был отмечен, давно бы уже уничтожили. Теоретически он вполне мог это сделать — сразу после убийства Дамблдора у него было время пробраться в дом и обыскать его еще до того, как Муди наложил на дом специальную защиту. Но практически… Северус не мог, повторяла она про себя, он не может быть предателем…

— Гарри, проводите меня, — решительно сказала она, вставая.

Вместе с Поттером они поднялись на второй этаж, в комнату, которую использовали очень редко. Именно здесь, между двумя старыми матрасами, члены Ордена и хранили карты. Комната была пуста, сразу было заметно, что последний раз по назначению ее использовали очень давно. Диана тут же бросилась к кровати и отбросила пыльный матрас в сторону. На втором матрасе, завернутые в брезент и обмотанные заговоренными ремешками, лежали карты. Облегченно выдохнув, Диана сняла заклинание, расстегнула ремешки и развернула плотную ткань — карты были в полном порядке.

— Странно, что Кричер не стал на них покушаться, — сказал Гарри. — Он все время шастает по дому и прикарманивает себе всякий хлам, который ему самому кажется ценным.

— Его отпугнули заклинания, наложенные на ремешки, — пояснила Диана, на что Поттер удивился:

— Но ведь домовики боятся разве что темных заклинаний?

— На ремешках были именно такие.

— Вы… Это вы их накладывали?!

Диана нехорошо улыбнулась:

-Шокированы, Поттер? Я неплохо разбираюсь в Темной магии. У нас, слизеринцев, это почти на генетическом уровне.

Вся троица заинтересованно склонилась над одной из карт, когда они вместе с Поттером спустились вниз.

— Но на них же никого нет, — разочарованно протянула Гермиона.

Диана усмехнулась:

— Конечно, нет. Чтобы карта показала всех, кто «отмечен», нужен пароль. На каждую карту — свой пароль, он менялся один раз в неделю. Смотрите, — и Диана направила на пергамент свою палочку, резко начертила в воздухе вертикальный зигзаг и круг и произнесла:

— Пастушья сумка!

На карте тут же начали проявляться мелкие буковки — имена «отмеченных» членов Ордена. Гермиона восторженно выдохнула, а Рон нахмурился — до него, кажется, в полной мере дошло, насколько опасной может быть эта карта в руках врага.

— Сами понимаете, — пояснила Диана, — если бы карта попала в руки Того-кого-нельзя-называть, пароль вряд ли продержался бы достаточно долго. Магу такого уровня взломать подобный пароль — вопрос времени. Час или неделя — но он его взломает.

Она пробыла в доме Блэков еще около часа. Все это время они сидели на кухне, пили невкусный чай (от новой кружки Диана отказалась — ей было нежелательно много пить, чтобы избежать отеков) и разговаривали. Не о войне, не о Волдеморте и «упиванцах», не о таинственном задании Дамблдора, о котором Поттер говорить напрочь отказался. Просто вспоминали учебу, детство, школьные проделки, разборки с другими факультетами. И все, будто сговорившись, старательно избегали упоминать о Снейпе. Беседа о подобных вещах словно создавала иллюзию мирной жизни и хоть не надолго, но отвлекала от действительности.

* * *

Дома было все также пусто и тихо, только беспорядок прибавился — Диана так и не убрала на место скрипку, ноты и альбом с фотографиями. Переведя дух после аппарации, она обошла все окна в доме и опустила жалюзи, после чего зажгла свечи. Пользоваться электричеством не хотелось, хотя накануне она оплатила все счета, и теперь в доме был и свет, и газ, и вода. Когда гнетущий мрак в доме был рассеян теплым золотистым светом пяти свечей, Диана обессиленно опустилась в кресло. Ноги гудели, поясницу ломило, но в голове, к счастью, вяло шевелилась единственная мысль о теплой и мягкой постели.

Оглушительный звонок раздался именно тогда, когда она уже начала засыпать в кресле, немилосердно выдернув ее из сладкой полудремы и заставив сердце сначала сбиться с ритма, а затем заколотиться в горле и висках. Диана распахнула глаза и в полном столбняке уставилась на продолжавший надрываться на специальной тумбочке телефон.

Где-то на восьмом звонке она все же встала с кресла и медленно, словно перед ней находился некрупный, но опасный зверь, начала подходить к телефону. За последнее время она настолько отвыкла от благ магловской цивилизации, что сейчас телефон казался ей чем-то враждебным, почти одушевлённым предметом, способным внести очередную смуту и несчастья в ее и без того потерявшее всякую устойчивость существование. Стряхнув морок, она решительно взяла трубку.

— Слушаю!

Сначала на другом конце провода молчали, а затем откуда-то сильно издалека незнакомый, чуть дребезжащий голос неуверенно спросил:

— Мира?

Диана с шумом выдохнула и устало ответила:

— Это не Мира.

— А кто это? — снова спросила, судя по голосу, весьма пожилая женщина в трубке. — Сара, это ты, что ли?!

До Дианы вдруг дошло, что неизвестная женщина спрашивает по-русски, а она сама ей по-русски же и отвечает.

— Я — Диана, дочь Миры, — она уже поняла, что это кто-то из подруг Сары, у нее их было много одно время.

— А где Сара с Мирочкой? — не унималась звонившая.

— Они умерли.

Снова в трубке повисло молчание, а затем до ее слуха донеслись всхлипывания. Она терпеливо дождалась, пока неизвестная хоть немного успокоится, а затем пояснила:

— Уже полтора года тому назад.

На другом конце провода раздались несколько судорожных вздохов, после чего снова все стихло. Наконец, женщина тихо и обреченно спросила:

— Как это произошло?

— Вооруженное ограбление, — не рассказывать же этой неизвестной магле, что там произошло на самом деле. — Я прошу прощения — а вы кто?

— Я — Лиза. Елизавета, не слышали обо мне? — женщина в трубке немного успокоилась.

— Какая Елизавета?

— Мишина сестра.

Тут еще и Миша какой-то затесался, раздраженно подумала Диана. Словно она обязана знать поименно всех эмигрантов из бывшего СССР, с которыми водила дружбу ее общительная тетя.

— Кто такой Миша? — спросила она.

— Ну, как же? — удивились в трубке. — Миша Беркович, Сарочкин первый муж!