Змея Давида

Глава 51

Северус Снейп ненавидел этот кабинет, перешедший в его безраздельное пользование в конце августа 1997 года. Когда-то, очень давно, когда он был еще молод и полон иллюзий относительно своего (и не только своего) светлого будущего, он мечтал занять это массивное резное кресло за широким столом. Теперь же, когда «мечта идиота» наконец сбылась, он не чувствовал ничего кроме отвращения: к этим стенам, к этим живым портретам прежних директоров, к этому виду из окна и прежде всего к самому себе посреди всего этого великолепия. Но самым невыносимым был, пожалуй, взгляд Дамблдора, когда тому надоедало делать вид, что он спит, или гостить по другим портретам. Каждое утро они с покойным директором обменивались вежливыми дежурными фразами о погоде, самочувствии, планах на новый день, но ни на секунду Снейп не мог забыть, как бы ни старался, что разговаривает с тем, кто обязан ему своей смертью. Как не мог и смириться с тем, что своей просьбой Дамблдор просто поставил его в положение изгоя в собственной школе.

Ненависть, волнами исходившую от студентов трех факультетов (Слизерин не в счет) и от преподавателей, Снейп чувствовал буквально на физическом уровне, для этого даже не нужно было быть легиллиментом — она, эта ненависть, практически витала в воздухе... И постоянно ждал удара в спину, хотя и знал, что в стенах школы никто не посмеет поднять на него руку, потому что месть Темного Лорда будет страшна и он не оставит от школы камня на камне. Он никогда не питал иллюзий насчет отношения к себе окружающих, он привык к их настороженности, их подозрениям в свой адрес, к тому, что большинству вообще будет наплевать на него, что бы с ним ни случилось, и, принимая должность, думал, что справится и с их ненавистью. Он и справлялся, но только он, да еще, пожалуй, Дамблдор, знали чего это ему стоит.

Ненависть читалась в каждом их взгляде, только у Флитвика она была приправлена ледяной вежливостью, у Слагхорна — страхом, у Помфри, Спраут и остальных профессоров — отвращением. И только у МакГонагалл взгляд выражал беспримесную, неприкрытую ненависть, готовую выплеснуться в действия при удобном случае. И ранило это куда сильнее, чем ему самому вначале казалось. Ранило и вызывало горечь.

Хотя в какой-то момент ему начало казаться, что Помона Спраут поменяла к нему свое отношение, во всяком случае, из ее взгляда исчезло отвращение, и теперь она поглядывала на него со странным вниманием в те минуты, когда ей казалось, что он этого не видит. Случилось это после трагического случая в октябре, перед самым Хэллоуином, когда в туалете Плаксы Миртл нашли повесившейся одну из студенток ее факультета.

Девушка была полукровкой, а Амикусу Кэрроу власть, предоставленная ему Волдемортом, похоже, совсем вскружила голову, раз он вообразил, что раз чистокровных трогать нельзя, то уж полукровки точно созданы для ублажения его фантазий. Пару раз он наказал ее за какое-то пустяковое нарушение новых порядков «по свойски», то есть парочкой аккуратных «круциатусов», но на это никто толком не обратил внимания: она не первая и, судя по всему, не последняя, кто это отведал. В третий раз Кэрроу назначил студентке отработку, во время которой изнасиловал ее, после чего та и повесилась.

Узнав, что послужило причиной суицида, Снейп готов был убить Кэрроу голыми руками. Он с трудом удержался от того, чтобы довести его «круциатусами» до сумасшествия, но вовремя заставил себя остановиться — убей он назначенного самим Темным Лордом преподавателя и гнев повелителя обрушится на него самого. В лучшем случае тот отстранит его от должности, а это означало оставить школу на растерзание Кэрроу, тем более что Эйвери и Беллатрикс горели желанием самим посидеть в директорском кресле. При таком раскладе школа рисковала превратиться в филиал Аушвица. Вытолкав еще не закончившего стонать Кэрроу за двери своего кабинета (темное бешенство, охватившее его, было настолько сильным, что его не смутило даже присутствие на портрете Дамблдора, хотя, судя по его молчанию, тот был бы не сильно против таких методов), Снейп решил сыграть на опережение и самому обратиться к Лорду с жалобой на зарвавшегося преподавателя. Рискуя попасть под горячую палочку Повелителя за незапланированный визит, Снейп явился к Волдеморту и в красках расписал ему то, как Кэрроу считает Хогвартс своей вотчиной, а студентов — своими рабами и без зазрения совести готов принести в жертву своей похоти драгоценную волшебную кровь.

В тот день звезды были на стороне Снейпа, и дело кончилось тем, что Кэрроу заработал головомойку от Лорда, приправленную дополнительной порцией «Круцио», а Снейп удостоился похвалы за то, что так заботится о сохранении будущих кадров для его армии. С тех пор Кэрроу с сестрицей немного присмирели и действовали по принципу «мучить, но не калечить». И не доводить до самоубийств. К сожалению, большего Снейп сделать не мог и не имел права — слишком ревностное заступничество за студентов, особенно за гриффиндорцев, постоянно лезущих на рожон, могло выйти боком ему самому и поставить под удар его дело. Оставалось лишь с брезгливой-равнодушной миной проходить мимо очередного студента, на лице и теле которого виднелись следы недавнего «близкого» общения с семейкой Кэрроу или их лучших учеников Гойла и Крэбба, и регулярно поставлять в Больничное крыло зелье собственного изобретения от последствий Круциатуса.

* * *

Сказать, что МакГонагалл была взвинчена, значило выразиться слишком мягко. Она была на грани истерики, лицо белее бумаги, сжатые в ниточку губы дрожат, пальцы, стиснутые до побелевших суставов, комкают воротник мантии. В кабинет Снейпа она не вошла, а влетела.

— Что-то случилось, Минерва? — он постарался придать своему голосу максимальное равнодушие, хотя уже понял — случилось нечто экстраординарное, иначе декан Гриффиндора не посмела бы вламываться к нему в кабинет в одиннадцать вечера.

— Случилось?! — рассерженной кошкой прошипела МакГонагалл. — У меня студент пропал! И я уверена, что без этих ваших… новых профессоров здесь опять не обошлось! Что они с ним сделали, вы должны быть в курсе!

— Что значит «пропал»? — спросил Снейп. — И постарайтесь успокоиться. Если все действительно так серьезно, только ваших истерик тут и не хватало!

— То и значит, что пропал! — закричала МакГонагалл. — Пропал Невилл Лонгботтом! Его нет в общей спальне Гриффиндора и никто из студентов не знает где он!

Снейп тяжело вздохнул. Слова «Лонгботтом» и «головная боль» за этот учебный год стали для него едва ли не синонимами. Он не переставал удивляться разительным переменам, произошедшим с одним из самых своих нелюбимых студентов за последний год. Куда подевался толстоватый и неуклюжий мальчишка, бледневший и начинавший заикаться при одном только его появлении? Ходячее недоразумение превратилось в худого и жилистого молодого человека с широкими плечами и сильными длинными руками, каждый раз бестрепетно встречавшего его взгляд с видом человека, уверенного в правости дела, ради которого он терпит пытки и издевательства Кэрроу. Еще пару лет назад у Снейпа бы случилась смеховая истерика, если бы кто-то заикнулся при нем о том, что Лонгботтом превратится в лидера сопротивления масштаба целой школы, но реальность была именно такова.

Именно Лонгботтом после ухода из школы Поттера сумел сплотить вокруг себя то, что некогда именовалось Отрядом Дамблдора и не только сплотить, но и организовывать (правда, крайне неосторожно и бестолково, но чего еще ждать от гриффиндорца) постоянные диверсии и партизанские вылазки, направленные на подрыв авторитета директора и профессоров Кэрроу. Одна операция по похищению меча Гриффиндора из его кабинета чего стоила! Снейп тогда с трудом отвоевал Лонгботтома у Амикуса Кэрроу, горящего желанием испробовать на бестолковом мальчишке самые мерзкие заклинания из своего арсенала, даром, что Лонгботтом, решивший сыграть в рыцаря, взял всю вину на себя и сообщил, что его подельницы Джинни Уизли и Луна Лагвуд просто помогали, а идея принадлежала исключительно ему. Свою порцию издевательств Лонгботтом все-таки получил, после чего вместе со своими подругами был отправлен «на отработку» к Хагриду в Запретный лес, подальше с глаз Кэрроу.

И вот теперь этот паршивец, кажется, нарвался по-настоящему. МакГонагалл права — без Кэрроу тут точно не обошлось. Гриффиндорец, скорее всего, исчерпал лимит терпения Амикуса и Алекто, которые наверняка горели желанием отомстить ему за все призывы к неповиновению и ругательные надписи в адрес их и Снейпа, и директор не удивился, если бы узнал о том, что с Лонгботтомом расправились именно Кэрроу.

Сейчас необходимо было успокоить Минерву и уговорить ее не предпринимать никаких активных действий. Она обязательно наломает дров, набросится на Кэрроу, не дай Мерлин, покалечит кого-нибудь из них, чем привлечет ненужное внимание к своей персоне Темного Лорда. И если с чертовым Лонгботтомом действительно что-то случилось, не поможет ему этим ни разу. Поэтому Снейп молча подошел к шкафчику и вытащил оттуда бутылку Огденского и стакан, плеснул в него немного огневиски «на один палец» и протянул МакГонагалл, заполошно мерявшей шагами его кабинет.

— Выпейте, Минерва, — произнес он как можно более спокойно. — И постарайтесь взять себя в руки. Если к исчезновению вашего студента действительно имеют отношение профессора Кэрроу, я об этом узнаю. Хотя я уверен, что ваш герой просто шляется сейчас где-нибудь на просторах школы и выдумывает какую-нибудь новую гадость против меня.

МакГонагалл выпила виски залпом и вернула Снейпу стакан. Спиртное подействовало на нее должным образом, она немного успокоилась, но ненависть в ее взгляде никуда не делась.

— Исчезни так же кто-нибудь из ваших «змеенышей», вы бы проявили куда больше беспокойства, — хрипло рассмеялась она. — Конечно, вам как нельзя более на руку то, что пропал именно Невилл! Наконец-то вздохнете свободно!

— Для меня все студенты одинаковы и за всех я отвечаю в равной мере, — собственные слова показались Снейпу пафосными и лживыми, но, тем не менее, в какой-то мере отражали правду. Даже если бы он не давал обещание Дамблдору защищать детей и школу, это мало что изменило бы. Как бы его не бесили гриффиндорцы, как бы в целом безразлично не относился он к студентам Рейвенкло и Хаффлпаффа, закрывать глаза на то, во что превратили бы его школу Кэрроу и им подобные, казалось Снейпу неправильным. Но где там объяснить это Минерве! Помнится, в прошлом году, когда Драко Малфой, порезанный на британский флаг «сектумсемпрой» от ее любимого Поттера, валялся в лазарете, она так не металась и не переживала о том, что парень мог попросту умереть, не подоспей Снейп вовремя.

— Я займусь поисками вашего Лонгботтома, — добавил он. — Думаю, если профессор Кэрроу хоть что-то знает о нем, мне он скажет. Ступайте к себе, Минерва. Как только ситуация прояснится, я сам вам обо всем расскажу.

Постаравшись вложить в свои слова максимум вежливого презрения, МакГонагалл вскинула подбородок и произнесла:

— Да уж потрудитесь, директор!

Когда декан Гриффиндора ушла, Снейп по каминной сети вызвал к себе обоих Кэрроу. Судя по запаху дешевого огневиски, брат с сестрой «расслаблялись» после трудного рабочего дня одним из доступных их пониманию способов.

— Где Лонгботтом? — без приветствия и прочих предисловий сразу спросил их Снейп.

— Сам хотел бы знать, директор, — пожал плечами Амикус. — Я ему сегодня отработку назначил, — и он гнусно хихикнул, — а этот гаденыш не явился и вообще пропал. Я с Алекто собственноручно обыскал гриффиндорские спальни, но там его нет. И вещей его там нет, по крайней мере, многих вещей. Такое впечатление, что он вообще сбежал из школы!

Глаза у Кэрроу при этом бегали, как и у его сестрицы, поэтому Снейп им не поверил. Руки чесались заставить его говорить с помощью «Круциатуса», но снова слушать его вопли в собственном кабинете ему не улыбалось, поэтому Снейп подошел к Амикусу и, направив палочку ему в лицо, вломился в его сознание.

Но, похоже, нынешний учитель ЗОТИ говорил правду — ничего похожего на то, что он хоть что-то знает о том, куда мог подеваться Лонгботтом, в его памяти Снейп не нашел. Морщась от отвращения, он остановил действие заклинания и теперь смотрел, как Кэрроу трясет головой и потирает лоб — Снейп нарочно не озаботился о том, чтобы тому было комфортно при сеансе легиллименции. Он повернулся к Алекто. Некрасивое широкое лицо ее пошло пятнами, она отступила от него на шаг и замотала головой:

— Не знаю я ничего! Идите вы к гоблинам с вашей легиллименцией, не знаю, где этот проклятый мальчишка! Пропал и пропал, невелика потеря, предатель крови паршивый!

Снейп отвернулся от них и махнул рукой. Ему сделалось противно, настолько противно, что даже пропало желание запустить в них каким-нибудь болезненным проклятием — жалко тратить на них магическую энергию. Он скривился и отвернулся от Кэрроу.

— Вы оба свободны, — процедил он. — Поисками Лонгботтома я сам займусь.

Значит, на сей раз эти двое действительно не причем. Похитить парня не могли — никто посторонний без разрешения директора в школу не проникнет, он лично об этом позаботился. Подался в бега? А кто знает, подумал Снейп, мог ведь остаться незамеченным какой-нибудь из потайных ходов от школы до Хогсмида, по которому Лонгботтом и сделал ноги? После того, как операция по захвату престарелой миссис Лонгботтом провалилась (по обрывкам разговоров Снейп понял, что бравая старуха Августа дала прикурить троим «упиванцам», явившимся по ее душу, и исчезла), давить на Невилла, шантажируя его жизнью и здоровьем бабушки, стало невозможным. А значит, теперь и церемониться с ним нечего, даром что чистокровный — или Азкабан, или Авада в лоб и концы в воду.

Снейп испытал что-то вроде облегчения. Может быть, с уходом Лонгботтома его соратники без своего лидера немного угомонятся. Да и мальчишка, даст Бог, уцелеет вдали от Хогвартса. Или найдет Поттера и присоединится к нему. Все-таки лишняя голова (пусть и непутевая) и лишняя палочка для Избранного точно станут не лишними.

* * *

Снейп вытащил один из ящиков письменного стола, который он собирался разобрать уже месяца два, но не доходили руки. Все это «добро» лежало тут еще со времен Дамблдора. Сверху находилась старая пузатая папка с оторванными тесемками. Снейп небрежно бросил ее на стол, папка раскрылась и из нее посыпались старые школьные колдографии.

Повинуясь несвойственному ему приступу ностальгии, Снейп почему-то принялся разглядывать снимки, не останавливаясь, впрочем, надолго ни на одном. Несколько колдографий он вообще глянул мельком, увидев, что они сделаны задолго до его поступления в Хогвартс, но одна привлекла его внимание. Это был снимок квиддичной команды 1986 года после финального матча, на котором они разгромили соперников из Рейвенкло. Справа от ловца в первом ряду в обнимку с метлой стояла тринадцатилетняя Диана Беркович и победоносно улыбалась.

Какая она здесь маленькая, подумал он, разглядывая смешные толстые косы, непослушный вихор надо лбом и слегка скособоченную спортивную мантию (снимок был сделан непосредственно после их выхода с поля). Она всегда внешне выглядела младше своего возраста, особенно на первом курсе. В памяти мгновенно всплыл ее первый урок зельеварения и его собственная реакция на нее.

«… — Мисс, гм, Беркович, кажется? — Снейп неприязненно оглядел маленькую фигурку с прической в виде двух пышных «хвостов» над ушами и торчащей челкой, из под которой на мир взирали любопытные темные глазищи. — Не подскажете ли вы классу, какова может быть реакция, если в зелье ненароком попадет человеческий волос?

Девчонка, старательно пряча смущение под независимо-нахальным видом, пожала плечами:

— Оно взорвется, сэр?

Снейп подошел ближе. Мелкая растрепа слегка съежилась под его взглядом, но продолжала упрямо смотреть ему в глаза, не желая капитулировать так сразу.

— Взорвется, — начал он перечислять обманчиво мягким тоном, — испарится и отравит ядовитыми испарениями половину класса. Оно может образовать едкую субстанцию и прожечь котел. А еще может превратить ваше зелье в мощное психотропное оружие, если вы вообще знаете, что это такое. Проще говоря, с помощью такого вот зелья вами можно будет управлять, словно марионеткой, и вы даже не поймете, что с вами происходит.

Девчонка смотрела на него очень внимательно, и по ее взгляду было видно, что о таких последствиях она даже не задумывалась. Что и требовалось доказать. И для закрепления эффекта, прежде чем отвернуться от нее, Снейп гаркнул:

— Если на следующем уроке увижу вас с этими дурацкими «хвостами» — сниму баллы!»

После этого нагоняя она сменила прическу и начала заплетать волосы в косы, которые носила лет до пятнадцати.

Он криво усмехнулся мыслям о маленькой самоуверенной отличнице, считавшей себя самой умной во всем Хогвартсе, но память тут же услужливо подсунула другой, гораздо боле поздний диалог:

«… — Тебе нравится? — горячий шепот у самого уха, едва уловимое касание мягких губ к виску, а маленькая ладонь тем временем скользит от груди вниз, все ниже и ниже, доводя прикосновениями до состояния полного безволия и лишая способности мыслить.

— Да…

— А так?

— Ох, черт… Ты моей смерти хочешь?

Тихий смех, заглушенный его поцелуем.

— И не надейся. Я тебе не позволю. Ты мне нужен… живой…»

Снейп тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания, как попало запихал снимки в папку и швырнул ее обратно в ящик. Наводить в столе порядок резко расхотелось. Привычные горечь, холодная пустота и что-то, подозрительно похожее на боль от потери, затопили сердце. «Только и осталось, что колдографии», — подумал он. Все, кто когда-то был дорог ему, всё самое светлое и хорошее осталось только в виде постепенно тускнеющих магических снимков, на которые он старался смотреть как можно реже, чтобы не бередить лишний раз память. Случайная находка всколыхнула в нем то, от чего он бежал последние несколько месяцев — несбывшиеся надежды на толику счастья, похороненное желание быть нужным кому-то одному, а не «общему делу», воспоминания о близости, и не только физической. После ее последнего сообщения в день убийства Дамблдора он больше не получал от нее никаких известий. Какое-то время он надеялся, что она просто в глубоком подполье, как и многие другие «орденцы», но репортаж «Поттеровского дозора», подпольной радиостанции, которую ему удавалось время от времени поймать, был весьма пессимистичен — Диана Беркович числилась у них как пропавшая без вести. Пропавший без вести, считал Снейп, это всего лишь ненайденный труп, а значит, не стоит питать напрасных иллюзий и надежд. Всё, к чему он прикасается, всё, чего когда-либо осмеливался желать, словно обречено. А значит, прав был Дамблдор, когда говорил, что не стоит привязываться к кому-то по-настоящему — все равно придется терять, так или иначе. Только и останется, что поблекшие снимки да собственная память.

Тот, другой снимок, точнее, огрызок от него, Снейп оставил в доме на Спиннерс-энд, в ящике секретера матери, где она хранила самое ценное для нее. Оставил его там специально, чтобы не растравлять старые раны. Достаточно и того, что он в невменяемом состоянии бросился в тот день на Гриммо с целью найти именно то письмо с колдографией, зная, что оно где-то там. А потом, когда одна часть волшебного мира скорбела по Дамблдору, а другая шумно обмывала его «бесславный конец», три дня беспробудно пил, запершись в доме родителей и заранее испросив у Лорда несколько дней «отдыха». Пил, пытаясь выпасть из действительности, и в сотый раз перечитывал строки, написанные ее рукой: «С любовью, Лили». Мысли о Лили мешались с воспоминаниями о Диане, но алкоголь не приносил желанного забвения и мира с собой. На четвертый день, когда запасы огневиски иссякли, Снейп решал, как ему поступить дальше — отправиться за добавкой или же начать приводить в относительный порядок себя и подобие собственной жизни. Но дилемма была решена без его участия появлением на пороге его дома Хвоста.

Жалкий сукин сын нахально сообщил, что его прислал Темный Лорд для того, чтобы «помогать» ему. По опыту прошлого года Снейп знал, что как помощник Хвост ни к черту не годится, зато как соглядатай поднаторел изрядно. Но прогнать этого паршивца не представлялось возможным — Лорд не поймет, заподозрит его, Снейпа, в нелояльности и обидится, а его обижать не рекомендуется, особенно теперь. И, скрипя зубами, Снейп вновь впустил Петтигрю в свой дом. Едва не покалечил его, стоило тому заикнуться о его похмельном виде и батарее пустых бутылок на полу, после чего приказал Хвосту прибраться в доме, а сам выпил Антипохмельного и демонстративно заперся в лаборатории, прихватив с собой письмо и колдографию Лили, намереваясь там ее спрятать.

Вернуть себя в ставшее привычным состояние холодного равнодушия ко всему оказалось проще, чем он думал. Все-таки долгая работа над собой не прошла даром, привычка отгораживаться от собственных эмоций в очередной раз сослужила ему хорошую службу. Значит, теперь между ним и обещанием, данным им Дамблдором семнадцать лет назад, не стоит больше никакая личная привязанность, да и не было ее, этой самой привязанности. Хотя… Уж перед самим-то собой можно быть честным, злорадно заметило его «внутреннее Я». Была привязанность, и сильная. Впервые после Лили он чувствовал к женщине эмоции более сильные, чем простой интерес, физическое желание или некие дружеские чувства, как к той же Вектор, с которой его как раз связывала давняя, еще со школьных лет, приязнь, постепенно превратившаяся в спокойную дружбу. По отношению к Диане он позволил себе то, чего не позволял ни разу после восемьдесят первого года — надежду и желание быть ближе.

Может быть, и к лучшему, что так все получилось, подумал он. Особых иллюзий насчет того, что он благополучно доживет до конца войны, Снейп не питал, хотя и не жаждал умереть, даже теперь. Впрочем, если даже он и доживет и Лорд будет уничтожен, желающие увидеть его мертвым или с высосанной душой, найдутся и с той, и с другой стороны. Не отправит на казнь за убийство Дамблдора «светлая сторона» — прикончат бывшие коллеги-«упиванцы», если всплывет его истинная роль в этой войне. А может быть, что и сам Лорд в очередном приступе паранойи постарается избавиться от него, когда решит, что он, Северус, метит на его место. Все-таки все признают, что именно он — самый сильный маг после Повелителя. Только бы успеть передать мальчишке то, что велел Дамблдор. И по возможности продумать варианты собственного исчезновения с горизонта, если ему в кои-то веки повезет и он сможет выбраться из этого дерьма живым.