Золотая чаша Колоксая

Глава 20

Вечерело. В Долине туманов разгорались погребальные костры. Убитых гаравайцев сложили всех вместе и подожгли. Для тарсов и маг’ярцев сделали отдельные крады.

Волин простился со своими погибшими товарищами и подошёл к телу Камена. Столько всего было на душе старого дружинника, а слова не шли. Мужчина стоял и смотрел на спокойное лицо воина. Казалось, маг’ярец спит. Кашляни — и он тут же откроет глаза. В паре шагов от крады замер мрачный Честимир. Дядька стал рядом с молодым человеком:

— Тебе повезло с наставником, княжич.

Честимир горько усмехнулся, поднимая лицо к небу:

— Ты даже не представляешь как!

Они молча наблюдали, как вернувшиеся девушки кладут цветы к телам убитых. Яронега задержалась возле крады старой няньки. Волин видел, что она не просто гладит умершую, а что-то чертит на её лбу. А потом отвлёкся, сбился с мысли, услышав, как запела альвийка. Низкий, глубокий голос вместе с дымом слался над землёй, проникая под кожу, впитываясь в память навсегда. Честимир удивлённо глянул на тарского дядьку:

— Что она поёт?

Волин покачал головой.

— Я не знаю синдарин.

— Это песнь скорби, — откликнулся Усыня, стоявший неподалёку. — Её поют альвы своим погибшим воинам. В знак уважения к павшим…

Радомир, будучи единственным, пусть и недоученным, волхвом, провёл поминальный обряд. Исцеляющее заклинание Нимфириель подействовало, и рана затянулась. Володарович смог встать на ноги, но ещё опирался на кий, вырезанный в лесу. Альвийка то и дело поглядывала на белеющий сквозь рубаху бинт, волновалась за тарса. Но он справился. Одним за другим вспыхивали погребальные костры, унося души погибших в Навь по дороге, которую указывало заходящее солнце.

Спустя пару часов маг’ярский отряд и уцелевшие тарсы покинули долину. Уже наступила ночь, но Честимир уверенно вёл своих людей, в душе ещё переживая случившееся. Кровь до сих пор бурлила в жилах. Попадись ему сейчас какой-нибудь гараваец — разорвал бы голыми руками. Вокруг было темно. Луна спряталась за густыми облаками, налетевшими с запада. Дорогу освещали факелами. Ехали медленно, жалея раненых и измученную княжну.

Честимир в очередной раз обернулся: Волин о чём-то шептался с бледным как полотно колдуном. Володарович укрылся плащом, но княжич догадался: тарс держится за раненый бок. Усыня что-то увлечённо объяснял альвийке. Обеспокоенный взгляд замер на тоненькой фигурке невесты. Яронега держалась из последних сил, но не призналась бы в этом даже под страхом пытки. Зато это поняли видуны. Усыня и Нимфириель пристроились с двух сторон от тарсиянки, готовые в любой момент прийти на помощь. Молодой мужчина отвернулся, вглядываясь в темень, где скрывалась дорога. Вскоре заметил рядом тарского дядьку, догадался, что волнует старого, раненого дружинника.

— За тем холмом будет наш охотничий домик. Переночуем там.

— Значит, ты ждал нас не в Лузинце? — догадался Волин.

Честимир покачал головой и пояснил:

— Лузинец в десяти вёрстах отсюда. Эта усадьба ближе к границе.

Тарский дядька понятливо кивнул. Домик был предназначен для князя и его гостей, решивших поохотиться в богатых зверем лесах. По молодости князь Светигой часто бывал здесь, потом государственные дела не позволяли надолго отлучаться из столицы. А молодой княжич не особо увлекался охотой. В свете факелов удалось разглядеть небольшое одноэтажное здание, сложенное из гладких брёвен, обнесенное вокруг высоким частоколом. Слуги встретили поздних гостей, провели к дому, но заходить внутрь никто не стал. По законам предков после смертоубийства, даже своих врагов, не то что в дом, в селение заходить запрещалось. Ближайшие три ночи воинам предстояло провести на улице. В целях безопасности решили ночевать во дворе под защитой высокой ограды.

Скромная тризна была приготовлена под ночным небом. Впервые встретившиеся тарсы и Честимировичи стояли бок о бок, вспоминая тех, кто навсегда остался в Долине туманов. Традиции требовали помянуть погибших: все выпили вина, даже альвийка сделала исключение. Постепенно завязались разговоры, дружинники обсуждали недавнюю битву, рассказывали самые яркие моменты, делились своими впечатлениями. Рядом с Нимфириель сидел Усыня, тихонько расспрашивая о чародее. Видун не отходил ни на шаг с момента отъезда с поля боя. Светловолосый, синеглазый, как все коренные маг’ярцы, Усыня дотошно выпытывал у девушки об особенностях их дара, в частности, о мысленном обмене проклятиями. В отличие от Нимфириель, парню повезло: его чародей только «смотрел» и не пытался убить.

— …Головные боли? А посильнее заклятия не было?

Видунья глянула на него:

— Например?

— Ну-у, чтоб у чародея… мозги сварились?!

Альвийка точно знала, что маг’ярский видун не шутит, поэтому чуть замешкалась с ответом.

— Усыня, такого проклятия нет.

— А чтоб у него мозги через уши полезли?

Девушка снова отрицательно покачала головой. Радомиру, который полулежал напротив, невольно приходилось всё это слушать. Он нервно хохотнул:

— Ну вас! У меня без заклинаний скоро голова лопнет.

Усыня оживился:

— А…

— Нет! — оборвала его альвийка. — Такого заклинания тоже нет.

Окончив трапезу, дружинники вместе с маг’ярским дядькой Могутой пошли к реке для очистительного омовения. Княжна Яронега тоже поднялась, намереваясь пройти в дом и подняться в отведённые ей покои. Но Радомир нарушил эти планы. Когда девушка проходила мимо, он как будто невзначай спросил:

— Может, княжна расскажет нам о чаше?

Яронега замерла. Значит, Волин передал услышанный разговор колдуну. Тарсиянка растерянно глянула на альвийку, но та смотрела с таким же интересом, как и остальные.

— Почему Ставр не сказал всей правды? — не стал медлить волхв.

— Потому что он ничего не знал, как и мой отец.

— Как так?

— Для меня самой стало неожиданностью, что ищут не княжну, а именно хранителя чаши, — Яронега какое-то время молчала, потом громко выдохнула: — Что ж… Я расскажу.

Девушка присела рядом с Нимфириель, но смотрела на колдуна.

— Знаешь ли ты, Радомир, о Небесной кузнице?

Тот кивнул:

— Да. На заре времён Сварог и Семаргл выковали там плуг, впрягли в него Чёрного Змия и разделили сущее на Явь — мир живых и Навь — мир мёртвых.

— Почти так, — улыбнулась княжна. — В Небесной кузнице был выкован не только плуг. Вместе с плугом был ярем, секира и… чаша.

Володарович, судя по лицу, начал что-то вспоминать. Яронега продолжала:

— Это случилось в Арсаве, во времена царствования Таргитая. Однажды с неба упали четыре золотых предмета. Три сына царя Таргитая хотели поднять их. Но когда двое старших подошли, вспыхнуло пламя, и они отступили. Когда вышел младший брат Колоксай, пламя улеглось, и он смог взять эти предметы. Колоксай стал царём и прародителем паралатов.

— Колоксай был сильным ворожбитом, — добавил Радомир.

— Верно, — не спорила девушка. — Моя мать из царского рода паралатов… Нет, я не умею ворожить, — предупредила она следующий вопрос и добавила: — У меня другая миссия. Все женщины нашего рода хранят тайну золотой чаши Колоксая.

— Ох ты ж… — выдохнул Володарович, изумлённо глядя на тарскую княжну.

— Что это за чаша такая? — Волин нахмурился, ожидая объяснений.

— Золотая чаша Колоксая — это чаша, дарующая бессмертие и вечную молодость, исцеляющая любую хворь, — ошеломлённый Радомир даже забыл о ноющей ране в боку.

— И эта чаша бессмертия у тебя? — Честимир пристально смотрел на невесту.

— Нет! — девушка смутилась и отвела глаза, — это было бы неразумно. Ведь неприступных крепостей и дворцов не бывает.

Княжна украдкой глянула на жениха и встретила такой же изучающий взгляд. Глаза у маг’ярца были зелёные-зелёные! Но не как у альвийки: не холодного изумрудного цвета, а наоборот, тёплые, нежные, как молодая листва. На девичьих щёках вспыхнул стыдливый румянец, и Яронега торопливо отвернулась.

— Ты знаешь, где она хранится, — уточнила видунья, стараясь не улыбаться.

Княжна согласно кивнула.

— Да. Это и есть моё предназначение.

— А пользоваться ею?.. — спросил Радомир.

Девушка покачала головой.

— Не доводилось.

— Кто такая Зора? — вмешался Волин.

— Моя нянька, а до этого служанка моей матери, — ответила княжна и добавила: — Она тоже из паралатов. Когда мою мать отдали в жёны князю Земиславу, вместе с ней в Тарсию приехала и Зора, только тогда она была значительно моложе и сильнее.

— Твоя нянька знала о чаше?

— Конечно. Именно Зора защищала меня все эти годы.

— Не слишком ли стара она была для охраны?

Дядька не мог понять, как такую ценную вещь поручили охранять немощной старухе. Яронега погрустнела.

— Время беспощадно ко всем.

— Что ты сегодня рисовала на её лице?

Девушка склонила голову набок и внимательно посмотрела на Волина.

— А что ВЫ сделали с чародеем перед тем, как сжечь?.. Зора тоже владела магией. Очень слабой, но всё же, — княжна зябко поёжилась. — Убитые ворожбиты могут восстать, превратиться в умертвие… Как то, которое мы видели в деревне. Этого нельзя было допустить!

— Могла мне сказать, — буркнул волхв. — Чего в крови мараться?

— Я хотела сделать это сама, Радомир, — Яронега посмотрела на него. — Чародей правильно сказал: Зора заменила мне мать и стала подругой… Мне и провожать её в последний путь.

А Честимир насторожился:

— Какое ещё умертвие? В какой деревне?

— Потом расскажем, — пообещал Волин и криво усмехнулся: — И поверь, это далеко не все наши злоключения.

Княжич начал сердиться.

— И вот это безопасный путь, значит?.. Ну, Ставр!

— Тебе напомнить, что случилось со свадебным поездом? — Володарович искоса глянул на молодого мужчину.

Тот скрипнул зубами, но промолчал. Когда первое потрясение прошло, Честимир признал, что, как бы там ни было, его невеста в целости и сохранности доставлена в Маг’яр.

От реки послышались голоса, это возвращались дружинники с Могутой.

— Получается, что всё дело в волшебной чаше, а не в рудниках? — Волин переглянулся с Радомиром.

Тот пожал плечами.

— Думаю, дело и в том, и в другом. Гаравайцам нужны рудники с самоцветами, иначе Гунари не появился бы здесь, а чародею нужна была чаша.

— Откуда он вообще взялся? — дядька посмотрел на подопечную. — Ты видела этого чужеземца раньше?

Яронега покачала головой.

— Нет… О чаше мало кто слышал. А если и слышал, то считает всё красивой сказкой.

— Но он точно знал, что ты хранитель?!

Княжна лишь развела руками.

— У чародея был такой чудной акцент, — альвийка глянула на Волина.

— Я помню, — кивнул дядька. — И его одежды… Думаю, он прибыл из-за Тёмного моря. Может быть, даже из Великой пустыни.

— И мозги мои он шакалам обещал, — вспомнила Нимфириель.

А Володарович о чём-то думал. И, судя по залёгшей между бровей морщинке, это были нерадостные думы.

Честимир смотрел на свою юную невесту, чувствуя, как щемит сердце. Он увидел тарскую княжну полгода назад, когда вместе с отцом оказался в Снавиче. Блуждая утром по чужому дворцу, княжич попал во внутренний дворик и увидел, как красивая девушка выглядывает в окно и, подставив ладони, ловит капли с тающих сосулек. Влюбился сразу! С первого взгляда!.. Уже потом ему сказали, что это княжеская дочка. С тех пор Честимир думал только о ней. Когда узнал о том, что князь Фейн хочет сосватать Яронегу своему сыну, заставил отца нарушить все планы и женить его на тарсиянке.

Сам того не ведая, маг’ярский княжич изменил судьбу всего Черногорья. Кто знает, что ответил бы князь Земислав гаравайским сватам, не получи он накануне весточку из Маг’яра?..

…

Рано утром волхв обошёл двор, осторожно поглаживая ноющую рану. Он искал альвийку, но среди спящих её не было. Мужчина услышал голоса около ворот и пошёл туда. Разговаривали дозорные, незнакомые Володаровичу, из тех, что прибыли с Честимиром. Колдун прислушался и насмешливо фыркнул: дружинники обсуждали девок.

— …А титьки у неё — во! — хвалился один, характерно растопыривая пальцы.

— Ух! Мне б такую! — завистливо вздыхал другой.

Радомир со своим характером не мог молча пройти мимо:

— Купи себе корову!

Дозорные тут же вскинулись, но, узнав тарского колдуна, не посмели огрызнуться, только опасливо зыркали на застывшего у ворот мужчину.

А Володарович, уперев руки в бока, задумчиво оглядывался по сторонам: куда её понесло с самого утра?

— Эй, вы! — тарс окликнул хмурых дружинников, — альвийку видели?

— В орешник пошла, сказала, скоро будет, — один из маг’ярцев махнул в нужном направлении.

Радомир быстро нашёл Нимфириель. Она на окраине леса собирала орехи. Девушка тоже заметила приближающегося колдуна, но ничего не сказала. Видимо до этого она была на реке: мокрые, ещё спутанные волосы спускались по спине, а намокшая в этих местах одежда липла к телу. Тарс знал, что альвы не испытывают холода, но всё равно не смог сдержать дрожь, представляя прикосновение мокрой ткани к коже. Мужчина что-то прошептал, сделал взмах рукой — и котта моментально высохла, а девушку окатила тёплая, согревающая волна. Нимфириель вопросительно глянула на волхва: слишком хорошо его знала, что поверить в бескорыстную заботу. Радомир прошёлся по полянке, искоса поглядывая на видунью, и замер на противоположной стороне.

— Что ты думаешь о рассказе Яронеги?

— И тебе доброго утра, колдун!

Мужчина поморщился, будто уксуса лизнул. Нимфириель сокрушённо вздохнула и ответила на вопрос:

— Я слышала об этой чаше, — она медленно подошла к волхву. — Только у нас в Мирквиде эту историю рассказывают по-другому: не волшебная чаша, а котёл.

Володарович тряхнул головой:

— Нет, я не про то. Я всё думаю, и знаешь что…

— Нет, — альвийка широко улыбнулась, — но начало меня уже завораживает: ты ДУМАЕШЬ! Ого! И как, получается?

Радомир насупился, чувствуя, как портится настроение.

— Орешков погрызи — сточи зубки.

Девушка, посмеиваясь, вернулась к прерванному занятию:

— Ладно, говори, что тебя тревожит.

— Не буду!

— Ну как знаешь! — она подхватила котомку с орехами и пошла к дому.

Володарович остался в лесу один.

Весь день альвийка ощущала тяжесть от мыслей колдуна. Но больше он не делал попыток заговорить с ней. Видунья видела, как тарс блуждает в паре саженей от реки. В руках всё ещё был кий, но мужчина не столько опирался, сколько рисовал им какие-то знаки на влажной земле. Нимфириель почувствовала лёгкие угрызения совести: наверное, для волхва это действительно было важно, если он снизошёл до разговора с ней. С Волином Радомир не говорил, она это точно знала. Тарский дядька сегодня вообще не появлялся: болела рука, вернее то, что от неё осталось. Никого, кроме лекаря, он к себе не подпускал.

Девушка дождалась, когда колдун вернётся с реки после очередного очистительного омовения, и замерла перед ним.

— Или рассказывай сам, или я залезу в твою голову.

— Ещё чего!.. Кстати верни амулет! — Володарович уселся на чурбан, предусмотрительно оставленный во дворе, и протянул руку.

— Ты же его выбросить собирался! — напомнила альвийка, а сама спрятала шнурок с камнем, пониже натянув рукава.

Мужчина хмыкнул, но руку убрал. Оба замолчали, наблюдая, как Честимир и Яронега выходят за ворота. Он что-то говорил, она улыбалась в ответ. Не спеша, молодые люди скрылись из вида.

Радомир собрал ещё влажные волосы в хвост, перевязывая их кожаным шнурком.

— Как думаешь, откуда чародей узнал о Яронеге?

Нимфириель внимательно посмотрела на мужчину. Тот продолжал:

— Он точно знал, что именно она — хранитель. И ещё… Сколько лет было чародею?

Девушка пожала плечами. Волхв невесело усмехнулся:

— Не больше тридцати. На помирающего от тяжёлой болезни он не походил… С какого перепуга чародею понадобилась эта чаша бессмертия?

— К чему ты ведёшь? — альвийка присела рядом.

Радомир пододвинулся, освобождая ей место:

— Мне кажется, что не один чародей охотится за чашей и её хранителем. И вообще…странный он был. Обратила внимание на его ворожбу?

Нимфириель фыркнула:

— Я не то, что обратила внимание, колдун, я попробовала её на себе.

Володарович осознал, что сморозил глупость, и виновато глянул на девушку:

— Ты видела его магические сетки?.. У нас их плетут по-другому, — мужчина задумчиво нахмурился. — Приехать неведомо откуда и провернуть такое не абы с кем, а с княжеской семьёй!? Что-то не складывается…

— Думаешь, у него есть сообщники? — догадалась видунья.

— Уверен. Добыть чашу Колоксая — это не орехов в припол насобирать. Чародей не был похож на простого наёмника, но даже если предположить, что он наёмник… — волхв хлопнул себя по коленям. — Не мог он один решиться на такое!

Нимфириель молчала. Действительно, странностей хватало. Причём с самого начала их путешествия. Казалось, вот распутался один узелок, как тут же появлялся следующий. Радомир прищурился:

— Но почему его сообщники не нападают? И вы с Усыней молчите, значит, не чувствуете угрозы… Вчера… Даже сегодня. Ведь это самый удачный момент. Нас не так много, часть ранена, мы далеко от Седой горы… И свалить всё можно на гаравайцев. То есть даже погони не будет!

— Может, сообщники чародея сейчас далеко?

— Отправили его ОДНОГО за золотой чашей? — засомневался Володарович.

— Нет, не так, — в отличие от колдуна, Нимфириель реагировала спокойно. — Может, они были уверены в победе чародея?.. Ведь если бы Честимировичи оказались чуть дальше: не в этом охотничьем домике, а в том же Лузинце — они попросту не успели бы нам помочь. Мы уже были бы мертвы, а княжна Яронега у чародея.

Мужчина внимательно посмотрел на девушку. Та пожала плечами:

— Мы вернулись к тому, с чего начинали в Снавиче: знаем об угрозе, но не знаем, кого боятся.

— Будь настороже, альвийка. Не думаю, что история с золотой чашей на этом закончится, — предупредил колдун, поднимаясь с чурбана и непроизвольно морщась.

Видунья заметила это.

— Заговорённый меч? — догадалась она.

— А кто его знает, — пожал плечами Володарович и проворчал: — Пойми этих гаравайцев. Как так, так ворожба — зло! И давай жечь всех ворожбитов без разбору! А как пользоваться амулетами да мечами из альвийских кузниц — так пожалуйста… Собаки патлатые!

— На себя глянь! — хмыкнула девушка, кивая на довольно-таки длинные волосы тарса, связанные в хвост, и велела: — Рану показывай!

Радомир с обиженной физиономией задрал рубаху, демонстрируя тёмно-розовый рубец.

…Честимир и Яронега как раз появились с другой стороны, обойдя ограду по кругу. Княжич кивнул в сторону видуньи и колдуна:

— Не думал, что они так крепко дружат!

О случившемся на мельнице знал только Волин да убитый Камен. Остальные по-прежнему считали, что Володарович недолюбливает альвийку-полукровку. Поэтому Яронега тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой:

— Ты ошибаешься. Они не друзья, а, к сожалению, враги.

Честимир не сдержал недоверчивого смешка. Ага, как же! Он видел, как альвийка осматривала рану тарса, а тот терпеливо ждал, скрывая боль. Потом видунья протянула склянку с какой-то настойкой и Володарович, не сомневаясь ни секунды, выпил снадобье. Княжич поднялся по ступенькам, провожая невесту в дом, и ещё раз обернулся. Волхв и альвийка сидели на поваленном чурбане и над чем-то смеялись. Маг’ярец сомнительно тряхнул головой.

— Боюсь, это ты ошибаешься, Яронька. Не враги они!