«Берегись… Берегись… Берегись…» — монотонно скрипели колёса повозки. Альвийка огляделась по сторонам, непроизвольно сжимая плечо лука, и хмыкнула. Чего только не померещится после многочасовой, однообразной езды?!
Дождавшись привала, девушка спешилась, морщась от лёгкой боли в теле. Её спутники выглядели не лучше. Охранники, разминая затёкшие мышцы, прохаживались вокруг повозок, периодически забредая в небольшой лесок, рядом с которым они остановились. Нимфириель терпеливо ждала, пока вернутся все мужчины, пока «прогуляется» княжна с няньками, и только потом скрылась среди деревьев. Шла долго, погружаясь сознанием в тишину и безмятежность осеннего леса. В какой-то момент даже забыла, зачем сюда пришла. Стояла, прислонившись спиной к дереву, и слушала перешёптывания ветра с листьями. А перед глазами стоял лес Мирквид, который она покинула недавно, но уже успела соскучиться. Видунья вздохнула, вспоминая родной дом. Заметила среди веток белку и поцокала языком, подзывая её. Лесная проказница без страха сбежала на плечо альвийки и взяла протянутые тыквенные семечки. Нимфириель улыбнулась, но гладить шёрстку не стала: белочки не любили этого.
Немного погодя девушка вернулась к обозу и оказалась втянутой в глупый спор. Повариха Цвета справно готовила обед, перебрасываясь шуточками с усевшимися рядом мужчинами. Тарсиянка овдовела лет шесть назад: её разгульной, любивший засиживаться в корчме Траян, однажды повздорил с заезжими в город мужиками. Те оказались на диво мстительными и, подкараулив обидчика, избили так, что Траян больше не поднялся. Цвета повыла положенное время, а потом стала думать, как жить дальше: дети выросли, обзавелись своими семьями, и идти к ним нахлебницей не хотелось. На счастье, услышала от соседки, что купцам надобна повариха, и в тот же день вдова была в доме Углеши. Все эти годы она регулярно бегала на капище и благодарила богов за это решение. Женщину не обижали и другим не давали, жалованье платили исправно. А вот замуж Цвета больше не пошла, хотя звали, и не раз. Многим мужикам она нравилась. Даже Володарович не устоял перед хохотушкой-поварихой. Удобно разлёгся на плаще, брошенном на траву, и поддразнивал женщину:
— Все знают, что у тарсов кровь погорячее будет. Что те маг’ярцы? Сидят в своих лесах да болотах.
— А по мне так, что тарс, что маг’ярец… Да хоть альвы с их ушами — всё одно мужики, — Цвета подмигнула волхву. — И свербит у вас всех в одном месте.
Рядом послышались сдавленные смешки. Другая повариха ещё ниже опустила голову, торопливо нарезая подкопченное мясо. Стеснительной Тишке и так было неловко под взглядами мужчин, а тут ещё о таком шутить начали. Женщина благодарно глянула на смеющегося маг’ярца Цедеду, пересевшего поближе, и спряталась от остальных за его широкой спиной. Но Радомир не обращал на Тишку никакого внимания, пододвигаясь всё поближе к вдове.
— Ой, Цвета, ты, видно, просишься, чтобы мы тебе показали разницу!.. — заявил он и с хитрой улыбкой предложил: — Давай одну ночь ты возле тарса погреешься, а другую — возле маг’ярца! А потом скажешь, с кем теплее.
— А черпаком по лбу не желаете? — повариха знала, что мужчина шутит, поэтому всерьёз не злилась.
— Остаётся найти тебе альва, — подытожил тарс Божай.
— Я вот тебе покажу сейчас… — женщина погрозила ему кулаком. — Что я у того альва не видела?
Охранник как раз заприметил вернувшуюся видунью. Другой поостерегся бы трогать жительницу Мирквида, но только не он. Божая ценили за непревзойдённое владение мечом и регулярно били за хамоватое обращение с людьми. Не помогало!
— Нимфириель!.. — он дождался, когда девушка повернётся, и воскликнул: — Вы слышали, что несёт эта неразумная баба? Говорит: люди ничем не отличаются от альвов. Покажите ей разницу!
Видунья смерила говорившего пренебрежительным взглядом, развернулась и пошла к дядькам, сухо заметив:
— Я не ярмарочный шут.
Цвета с укоризной глянула в спину девушки, доверительно шепнув колдуну:
— Давно у неё мужика хорошего не было.
Мужчины засмеялись, а Володарович — громче всех. Нимфириель на миг замерла, словно споткнулась, а потом сделала чуть заметный пас рукой. Щёлк! Цвета испуганно взвизгнула, когда молоденькая берёзка, рядом с которой она сидела, наклонилась и одна ветка — несильно, а больше попугать — хлестнула женщину по округлому заду. Охранники захохотали ещё громче, наблюдая за перепуганной поварихой. Цвета склонилась к маг’ярцу Хотулу, сидевшему слева:
— Это что?.. Это она так может делать?
— Угу.
Радомир в этот момент вскочил с земли, с недоверием глядя на муравьёв, в бесчисленном количестве бегающих по нему и по плащу.
— Зараза! — в сердцах бросил колдун вслед альвийке.
В ответ поднялась рука с не очень красивым жестом…
Торговый обоз резво катился по дороге. Мужчины уже общались, не делая различий между своими и чужими, скрашивая долгий путь разговорами. И видунья осталась одна. Несмотря на доброе расположение маг’ярцев и почти всех тарсов, люди всё равно сторонились её. Девушка не обижалась и не тяготилась одиночеством. Держалась неподалёку от главной повозки, чтобы «видеть» весь обоз. В какой-то момент Нимфириель перехватила любопытный взгляд возницы. Только по чуть дрогнувшему уголку губ стало понятно, что она уже знает мысли охранника. Альвийка не в первый раз сталкивалась с мужским вниманием и относилась к этому спокойно. Знала, как падки человеческие мужчины на прекрасных дев. А её народ славился своей красотой далеко за пределами Мирквида. В соседних княжествах видунью считали редкой красавицей. Зелёные, с холодным, изумрудным отсветом глаза и ярко-рыжие волосы, доставшиеся от бабки-маг’ярки, привлекали внимание многих. От альвийских предков Нимфириель взяла тонкие черты лица и белую, без румянца кожу. А ещё горделивую осанку, бесшумную походку и, несомненно, свой дар и способности к ворожбе. У девушки было много поклонников, которые порой нанимали видунью, только для того, чтобы поухаживать за ней. Но альвийка быстро вычисляла таких воздыхателей и вежливо, но твёрдо отказывалась.
В повозке было тихо: няньки задремали, а тарская княжна воспользовалась моментом и пересела к Милану — хмурому и молчаливому вознице. Яронега не лезла с разговорами, просто смотрела на дорогу, но заметив неподалёку видунью, поманила её. Нимфириель подъехала ближе.
— Вы звали, княжна?
Тарсиянка едва заметно кивнула и призналась:
— Я нечасто встречала альвов и совсем мало знаю про ваш народ. Не хочу показаться грубой, но нянька Зора рассказывала, что вы полуальв?
— Это правда.
— Значит, в ваших жилах есть и человеческая кровь?
Нимфириель улыбнулась:
— Моя бабушка была человеком.
Яронега не отводила глаз от девушки:
— А ваш дед — чистокровный альв?
— Да.
Княжна задумалась.
— Альв и человек полюбили друг друга… Такое бывает?
— Редко, — Нимфириель утвердительно кивнула, но не стала ничего объяснять или рассказывать.
А княжна не настаивала. Она слышала, что альвы очень обидчивы. Наживать врага в лице видуньи из-за собственного любопытства Яронега не собиралась. Тарсиянка с интересом разглядывала зеленоглазую красавицу:
— Полуальв сильно отличается от альва?
— Как получится, — Нимфириель неопределённо пожала плечами.
— То есть?
— Полуальв сам выбирает, как ему жить: как альву или как человеку, — пояснила видунья.
— Что выбрали вы?
— Я пока не решила, — девушка кивнула, завершая разговор, и вернулась в конец обоза.
Не то, чтобы ей не понравились расспросы тарской княжны. Несмотря на смешанную кровь, Нимфириель никогда не чувствовала себя не такой, как другие. Рядом были любящие и понимающие близкие. Высокое положение деда и отца тоже ограждало от недоброжелателей и альвов, недружелюбно настроенных против полукровок…
Только в данный момент видунья почувствовала тревогу. Она раз за разом оглядывала окружающую местность, не замечая ничего подозрительного. Даже тёмная полоса леса на горизонте, куда убегала дорога, не беспокоила. Наоборот, сознание в ту сторону рвалось, как в убежище. Тревожил запад. Ехавшие рядом охранники переглянулись, когда альвийка дважды не ответила на их вопросы, и больше к ней не приставали. Нимфириель взволнованно поглядывала на заходящее солнце, непроизвольно замедляя ход лошади. И вдруг на девушку накатила такая волна вони, что она закашлялась. Мужчины непонимающе смотрели на Нимфириель. Она резко натянула поводья, через силу сдерживая рвоту, рот наполнился горькой слюной. Кобылка взвилась на задние ноги, и ехавшие рядом шарахнулись в стороны.
— Какого лешего? — чертыхнулся Радех, успокаивая свою лошадь.
Нимфириель спрыгнула на землю и, закрыв нос и рот рукавом, сделала несколько шагов на запад.
— Что случилось? — Волин нахмурился, не сводя глаз с встревоженной альвийки.
Та словно не слышала, вглядываясь в золотой горизонт.
— Ну? Чего стали? — к ним подъехал Володарович.
Дядька пожал плечами, показывая на Нимфириель. Девушка напряжённо посмотрела на колдуна:
— Ты ничего не чувствуешь?
Радомир вцепился взглядом в бледное лицо видуньи и, отбросив привычную неприязнь, прислушался к себе:
— Нет, вроде…
— Воняет.
— Что?
— Мертвечина, — пояснила девушка.
Колдун спешился и с противной ухмылкой на губах подошёл к альвийке:
— Хотелось бы мне, чтобы ты так смердела, померев вскорости.
Но Нимфириель никак не отреагировала на оскорбление, даже не схватилась за меч, как делала всегда при его приближении. И Радомир нахмурился: значит, случилось что-то серьёзное. Он видел, как видунья щурится, словно пытаясь заглянуть за горизонт.
— Погоня? — не вытерпел Волин, встревая в разговор.
— Нет, — девушка вздрогнула, — я чувствую погоню, как удар стрелы, а это не то… Ощущение липкое. Такое чувство, будто слепой руками ощупывает.
Володарович переглянулся с дядькой:
— Нас ищут.
Волин согласно кивнул и вновь посмотрел на видунью. Нимфириель стояла, раскинув руки, и «слушала».
— Далеко отсюда случилось, — девушка, подумав, поправилась, — нет, не само случилось, а сделали что-то очень плохое, мерзкое. Кровью пахнет и смертью…
— Далеко? — тихо переспросил Радомир, вновь обмениваясь с Волином встревоженными взглядами. — Нас это касается?
Альвийка едва заметно кивнула:
— Ещё коснётся.
Колдун посмотрел вдаль и тяжело вздохнул:
— Говорить тебе «не каркай» уже поздно. Верно?
Нимфириель тряхнула головой и отвернулась:
— Поехали! Нечего здесь стоять… Не поможет.
Мужчина услышал топот удаляющейся лошади. Задумчиво посмотрел на краснеющее небо. А потом почувствовал тошнотворный запашок, не настолько сильный, как говорила альвийка, но отчётливо несло мертвечиной. Внутри на миг всё сжалось в дурном предчувствии. Волхв резко выдохнул. Хотя нечему удивляться! Он ещё в Снавиче знал, что поездка лёгкой не будет.
Радомир вскочил в седло, пуская жеребца в галоп. Быстро догнал обоз. На глаза попалась неестественно прямая спина девушки. Мужчина впервые с некоторой благодарностью подумал о Ставре, который отправил видунью с ними. Что скрывать, может, из-за альвийской крови, но дар её был куда сильнее, чем у Хижы.
…
В этот раз путешественникам пришлось заночевать на окраине леса. Ни одной деревни поблизости не было. Корнила с Волином слаженно организовали ночлег, пока поварихи готовили ужин. Быстро поев, усталые обозники легли спать.
Было уже за полночь. Люди давно спали, стреноженные кони паслись неподалёку, изредка слышалось их негромкое ржание и фырканье. Еле слышно шелестели листья на деревьях. По небу плыли облака, из которых выглядывал остророгий месяц.
Нимфириель не спалось. Некоторое время альвийка провела в одиночестве, затерявшись среди деревьев. Её шагов почти не было слышно, только обманчивая тишина ночного леса. Видунья безошибочно чувствовала, что где-то там, в глуши, проходит невидимая граница человеческого и волшебного миров. Граница для смертных, потому что те, другие, кого называли волшебными, магическими, не нуждались в запретах и ограничениях, и так избегая людей. Альвийка улыбнулась и склонилась в вежливом поклоне перед филином, неподвижно сидящем на толстой ветке сосны, безошибочно узнав хозяина здешнего леса. Леший, поняв, что его раскрыли, спустился пониже, разглядывая незваную гостью. Видно, никакой опасности ни себе, ни лесу он не почувствовал и спокойно вернулся обратно. Нимфириель ещё немного постояла на небольшой поляне и направилась к стоянке.
Тревожное чувство давно прошло, тем более видун Хижа подтвердил, что в свадебном поезде всё в порядке. Процессия с мнимой Яронегой двигалась в сопровождении большой охраны, ведь каждый городской намесник считал своим долгом выделить княжне отряд лучших ратников. Но альвийское чутьё подсказывало, что дальнейший путь уже не будет лёгким. Не в силах заснуть девушка села к костру. Корнила, начавший ночной дозор вместе с маг’ярцем Пелгом, протянул ей печеную рыбу:
— Не спится?
Нимфириель пожала плечами. Мужчина улыбнулся.
— Бывает.
Девушка, обжигая пальцы, отламывала маленькие кусочки и клала в рот.
— Тебе не впервой такие ночёвки?
— Так и вам, госпожа, тоже. Радомир Володарович говорил, что вы…часто странствуете, — купец немного запнулся, подбирая слова.
Нимфириель усмехнулась, догадываясь в каких красках колдун описывал её. Они помолчали, пока девушка, откусывая маленькие кусочки, ела дымящуюся картофелину.
— Тебя несильно тяготит наше присутствие?
Корнила внимательно посмотрел на альвийку и опустил голову:
— Ставру не отказывают, госпожа. Сами понимаете… Рискую, конечно, за брата и сына переживаю… Ну да чего там! Авось Велес оборонит.
Нимфириель помолчала немного, просматривая воспоминания купца о богатом жертвоприношении, которое они совершили с Углешей в Снавиче накануне отправления обоза, потом сказала:
— Я заметила, вы очень дружны с братом.
— А как же иначе, моя госпожа? Родная кровь.
Девушка хмыкнула:
— Часто блеск золота заслоняет родство.
Торговец понимающе кивнул, шевеля веткой тлеющие угли.
— На свете всякое бывает. Но поверьте мне, не все купцы меряют свою жизнь золотом, — Корнила не сдержался от смешка, виновато глянув на видунью. — Я сейчас говорю как глашатый на городской площади, но это так… Если мне нужно будет выбирать между сыном и золотом, я даже секунды думать не буду. Золото всегда можно заработать, было бы желание да чуток удачи, а родить такого сына, как мой Станил — нет. Да и брат у меня один… — купец громко выдохнул, перехватив внимательный взгляд альвийки, и пояснил: — Когда Углеша родился, мне было десять. Мать наша умерла на третий день от горячки. Отец, спасаясь от горя да тоски, часто уезжал торговать. Мы его, почитай, и не видели. Я стал брату и мамкой, и батькой. Через шесть лет наш отец привёл в дом другую жену, а нам — мачеху.
— Она была злой?
— Нет, — Корнила затряс головой. — Что вы? Обычная баба. И отца нашего любила и уважала.
— А вас?
— Чужие дети, они и есть чужие. Никто не заменит родную мать, — купец нахмурился. — Мачеха нас не обижала. Так… не замечала. Я-то уже отрок был, как мой Станил сейчас, а Углеше очень заботы и ласки хотелось.
— Корнила, прости, но о какой метели ты вспоминаешь? — не удержалась видунья, подсаживаясь поближе к купцу.
Мужчина погрустнел:
— Иногда я забываю про ваш дар… Слушая меня, вы, должно быть, решили, что кабы не я, то Углеша пропал бы. Но это не так. Я рано начал ездить с отцом в вот такие обозы, как наш. Не могу сказать, что мне легко это давалось. В дождь, в слякоть, вытаскивая гружёные повозки из грязи… Или прячась от разбойников в бурьяне… Или перегнувшись через борт корабля, когда морская хворь выворачивала наизнанку… А ту метель я вспоминаю часто. Мы ехали после торговли в маг'ярских Кехах. Я заболел. Нам бы остановиться на каком постоялом дворе да переждать (а погода тогда была дрянь, зима рано пришла), но мы продолжали ехать. В конце концов, меня так взяло, что думал: до утра не дотяну… — Корнила улыбнулся девушке. — Но кое-как вычухался. Все мои мысли в тот момент были о брате. Я знал, что дома меня ждёт Углеша. Не отца, а меня. Что если я не вернусь, он останется один, никому не нужный. Наверное, я поэтому и выжил…
Тарс замолчал. Нимфириель вздохнула, обдумывая услышанное:
— Хорошая история. Заставляет верить в лучшее, что есть в нас.
Корнила поднялся, чтобы обойти обоз.
— Я уже порядком пожил, госпожа, и понял простую вещь: добрых людей на свете больше, чем плохих. Они есть и среди воинов, и среди селян, и среди купцов… Как поступать, решает человек, а не его ремесло.
— Ты ещё скажи, что ни разу не дурил покупателей! — альвийка хитро улыбнулась.
Мужчина засмеялся.
— Смотря кого, — сознался он, помня об альвийском даре. — Когда попадаются прохвосты, пытающиеся объегорить меня… Ну-у, тогда это дело чести.
Корнила ушёл. Нимфириель осталась одна. Тихонько потрескивали ветки в костре, сопели спящие мужчины. Незаметно девушка и сама стала погружаться в дрёму.
— …Чего сидишь тут?
Альвийка моргнула, приходя в себя, и торопливо огляделась. Колдун привстал со своего лежака, недовольно зыркая на неё. Нимфириель отвернулась, что-то пробормотав. Радомир нахмурился:
— Что делаешь, спрашиваю?
— Не твоего ума дело! — огрызнулась девушка. — Спи уже.
— Ага! Я спать, а ты мне муравьёв под рубаху?
— И крапиву в шаровары, — буркнула альвийка, возвращаясь на своё место.
Тарс не спускал с девушки глаз, пока она не легла и не накрылась своим плащом.