Мы возвращались в лагерь и я издали увидел, что там происходит какая-то суета. Оставшиеся Петрович и дежурный бегали, кричали и громко матерились.
Я не сразу понял, что у них в руках нет оружия, а палатка-лабаз сотрясается словно от землетрясения.
Понятно, что дело рук медеведя — не человека. Только один вопрос: это тот же самый что повстречался Брахману и Бондаренко или другой.
Бурые медведи большие индивидуалисты и никогда не сбиваются в стаи, кроме случаев с медведицей и медвежатами, которые могут ходить с матерью примерно до трех лет. Потом они уходят.
Тот, что повстречался нам был крупным взрослым самцом, поэтому было странно, что в лагерь пришел бы еще один, другой самец.
У каждого медведя своя отдельная территория. Размером семьдесят-сто квадратных километров, помеченная запахами, приметными задирами на деревьях.
Сами медведи обороняют свою территорию от чужаков. При этом медведь не делит свою «деляну’дведицей, у той свой участок, обычно раза в три, четыре меньше. Вот такая медвежья 'семья».
Молодняк отделившийся от матери может активно кочевать за границами участка. Но после гона уходит.
Я с товарищами подбежали к лагерю.
— Медведь, сука! — возбужденно кричал Петрович, показывая пальцем на палатку с продовольствием. Рядом с палаткой на земле лежали два ружья, но оба: Петрович и дежурный по кухне по понятным причинам, боялись подходить к ним.
— Встали все в одну сторону, в одну шеренгу! — скомандовал Семягин, и показал место на расстоянии метров десяти от лабаза — кто без оружия — за спину!
— Будем его валить? — спросил Бондаренко.
— А какой у нас выбор? Если выскочит на нас, то в голову, Если в сторону, то стреляйте если прицелились наверняка, нам тут подранок не нужен.
Убедившись что все готовы, Семягин выстрелил в воздух. Палатка на мгновение замерла, а потом из распахнутого входа выскочил зверь.
Это был тот самый медведь, которого встретили Брахман и Бондаренко. Он совершил скачок в сторону
Раздалися залп ружейных выстрелов. Медведь упал, подняв и уронив свои лапы. Он издал гортанный рык. Его добили выстрелами в голову. Он дернулся в последний раз и затих.
— Вот черт, здоровый, — сказал дежурный осматривающий морду от которой еще валил пар, — перевернул и разбросал весь ужин, щуке и ухе хана!
Он показал на разбросанную повсюду посуду, дымящееся кострище, видимо потухшее от перевернутой на огонь ухи.
Везде царил беспорядок который учинил незваный «злой дух». Смытый лабаз разбросанные личные вещи и продукты, сигнализировали о том, что нам еще придется оценить ушерб от нападения.
Я подошел к туше и осмотрел ее. Морда и нос медведя были измазаны в чем-то светлом. Скорее всего в сгущенке. Я присел на корточки и прикоснулся пальцем к липкой массе.
Так и есть. Я посмотрел в сторону лабаза. Видно зверюга решил полакомиться. На земле валялась помятая железная банка с огромными дырищами от клыков.
Клыки у медведя также являются непосредственно орудием убийства. Их он использует по большей части для того, чтобы удерживать уже пойманную добычу.
Сила челюстей его удивительна. Зубами и клыками медведь дробит любые, самые крупные кости, какие я только видел. Даже кости своих сородичей.
Он перекусывает толстые березовые побеги — десятилетки, поэтому тонкая жесть металлической банки для него совсем не помеха.
Мужики окружили поверженного хищника и рассматривали размеры его лап. Сантиметров пятнадцать в ширину. Медведью по лапам и клыкам можно было дать лет десять-двенадцать.
Я посмотрел на валяющийся смятый кан — овальный котелок, в котором дежурный подавал мне уху. Да ужин был безнадежно утрачен.
Словно прочтя мои мысли Петрович разрываясь от злобы к медведу сообщил своим хриплым голосом:
— Эта тварь еще и всю нашу рыбу сожрала, — показывая пальцем на порванные сетчатые мешки где лежал улов, — это же надо, что за лядская партия в этот раз вышла!
— Петрович, все целы и на том спасибо. Могло быть и хуже, — подошел Брахман и начал помогать собирать разбросанную посуду.
— А ты что уже не того, не буддист, не йог или как там у тебя? — спросил Макарова кто-то из отряда
— Нет, почему? Сейчас совсем другое дело, между зверем и человеком я конечно выберу человека.
Я тоже не сомневался в правильности решения. Медведь был мог потом убить кого-нибудь из отряда. Он слишком вольготно чувствовали себя рядом с нами и можно сказать, что он нас не боялся.
Медведь всегда опасен. Об этом надо помнить на Севере все время.
Никто не будет специально преследовать и убивать зверя, если он после встречи с человеком ушел. Но во многих случаях животные не оставляют выбора.
Если медведь выскакивает с лежки на старателей или геологов в него не раздумывая стреляют, цена сомнений может быть слишком высока.
Никто не может забраться в голову соседу, чтобы прочитать его мысли или намерения, что уж говорить о звере.
Медведи непредсказуемы иногда они совершают неспровоцированные нападению. Так было и с моим руководителем Куницыным Владиеном Викторовичем. Он как-то ходил в одиночную однодневную короткую геологоразведку.
Он шёл осенью вверх по мелкой каменистой речке Мсмна. Подходил к концу массовый ход горбуши, многочисленные трупы лососей на берегах высохли, как осенняя листва.
Тушки ещё вчера красивых и гордых рыб пожелтели и завалившись скукожились, как скверная вобла на развале у пивного ларька.
Эта лососёвая вобла валялась на гальке абсолютно везде — и шуршала под ногами, как старые газеты в ремонтируемой комнате.
Куницын подходил к длинному и круто изогнутому повороту реки, когда в самом основании увидел медведя средних размеров, который брезгливо копался в сушёных лососях.
Этот медведь подпустил его метров на сто, время от времени поглядывая через плечо, а затем неторопливо удалился в кусты.
Куницын сразу почувствовал неладное, медведь этот ему не понравился с самого начала.
Что-то было в его поведении, в том, как он оглядывался, и в том, как он удалился, что моего начальник несколько насторожило.
Ещё Куницын рассказывал, что подумал, что их пути с медведем могут пересечься в том месте, где Владилен Викторович собирался выходить из лесотундры на берег.
Подумал и спрятал эту мысль глубоко в уголок мозга — но не выбросил! И как оказалось, очень даже не зря.
Заканчивая огибать этот поворот, он оказался под невысоким обрывистым берегом. Сразу за его кромкой начинался высокий чозениевый лес, с травой и кустами.
И пока Куницын шёл под этим лесным обрывом, он слушал, как в траве и кустах шелестит ветер, то тише, то громче — как это обычно бывает перед закатом солнца.
А затем ветер неожиданно стих.
И Куницына что-то заставило остановился.
Как он объяснял, его остановила мысль и ощущение, что в тот миг в природе произошло какое-то изменение, и он просто должен был его для себя обдумать.
Спавший ветер и и наступившая тишина и были для Куницына таким изменением.
Но практически одновременно с тем как он остановился, в полутора метрах от Владилена Викторовича на гальку приземлился тот самый медведь. Приземлился, рявкнул и на полсекунды замер в недоумении.
За эти полсекунды Куницын сорвал с плеча двустволку и, держа оружие на весу, практически приложив его к голове зверя, вышиб ему мозги двумя выстрелами.
После третьего, он в последний раз перезарядил оружие и, почти не ощущая боли в сорванных отдачей двенадцатого калибра пальцах, направился к ближайшей коряге, на которую сел, пытаясь обдумать случившееся.
Судя по всему, шорох, который он слышал наверху, издавал никакой не ветер, а вот этот самый медведь.
Он следовал по кромке обрыва за ним, ориентируясь по звуку моих шагов на гальке, прикинул упреждение и бросился на предполагаемую сверху.
Спасло Куницына то, что он остановился. И зверь промахнулся. Он ошарашенно остановился.
Собственно говоря, Куницын действительно уцелел лишь чудом. Медведь на охоте бросается только когда полностью уверен в своем броске.
Спасла его физика. Ошибка в упреждении, сделанная медведем, его мозг не рассчитал что человек может внезапно остановится.
Хотя местные утверждали, что Куницына спас добрый дух, который остановил время. Они доказывали, что мгновенная растерянность медведя и есть как бы контрудар доброго духа.
С тех пор местные Куницына очень уважали и чуть ли не обожествляли. К нему начали приводить на лечение больных детей, которых он отправлял в «больничку».
Но они всегда неизменно стараются получить его «благословение»,
Куницын же относится к поведению того медведя, как к аномальному. Говорит, что до сих пор не вполне понимает, почему он бросился на него — учитывая изобилие пищи вокруг.
— Что с тушей делать будем? — спросил Ромка Козак, — пустим на мясо и съедим?
— Отставить на мясо, — ответил Семягин
— Это почему? — непонимающе уставился на начальство Рома
— Нам еще отравлений в отряде не хватало.
— А чё, вон местные жрут за милую душу — им ничего. Все у них нормально переваривается, а мы-то чем хуже? Я вон у октябрьского как-то раз пробовал — отличное мясо. Говорят, что до Революции на царский стол медвежьи окорока поставляли. И было это деликатесом.
— Козак, ты как маленький ей Богу, во-первых, у местных по иному обмен веществ устроен, они столетиями вырабатывали свое пищевое поведение, во-вторых они мясо по особенному тщательно готовят и все равно, каждый раз это игра в «русскую рулетку»
— Это точно,- поддержал начальника Петрович, — к медведю, как пище следует относиться очень осторожно. Без крайней нужды лакомиться медвежатинкой в полевых условиях не рекомендуется.
— Так ведь говорят, что до Революции на царский стол медвежьи окорока поставляли, — не унимался Роман, — и были эти копчености деликатесом.
— Ромка, медведь в котле может оказаться более опасен, чем в лесу, когда ты с ним один на один без оружия, — ответил я вставая с корточек, — кстати, местные тоже бояться есть медведя, они его задабривают, оправдываются и лгут «медвежьему духу». У них целый ритуал есть: они убив медведя, просят прощения, а потом говорят, что косолапого убили не они, а русские или соседние племена.
— Да ну? — удивленно смотрел на меня Козак.
— Ну да, — посмеялся я, — у них охотники убившие медведя три дня после охоты сидят отдельно от общины и считаются нечистыми.
— Где сидят?
— Они специальную ярангу сооружают, где разделывают и готовят мясо. Еду и воду через особую дыру в стене передают женам, те не встречаясь с ними глазами. Женщины плюют в своих мужчин. А мужчины притворяются будто они из другого племени пришли и обманом заставили общину есть медвежатину.
— Вот у них все наворочено. Обычаи эти и традиции. На хрена так сложно?
— Ну у них эта суета рассматривалась, как обряд очищения. После того, как мужчины три дня готовили мясо, молили и обманывали «великого духа», они уже получали право покинуть ярангу через обычный выход и присоединиться к остальным. Если никто не заболел, то охота считается удачной.
— А если нет?
— Ну считается, что если кто-то заболел, то «великого духа» не удалось обмануть, врали и молили плохо. Такова жизнь.
— А что с ними случается?
— Медведь жрет всякое, в том числе и падаль, если больше нечего. Паразиты в его мясе обычное дело. Он является переносчиком трихинеллеза. Опасно очень. Сам зверь не страдает от этих паразитов. Может с ними без сложностей всю жизнь ходить. А человек нет.
— Вот-вот, — добавил Петрович, — я помню в семьдесят седьмом тридцать четыре человека слегли в Момахинской артели и мой дружбан с ними. Медвежатинки поели. Так семеро ласты склеили. Насовсем. На фиг, на фиг такое добро. Я лучше с голоду помру, чем такое переживать. Мой дружбан думал, что сдохнет. Но пронесло.
— У них в артели еще и бруцеллез в том мясе был, — Семягин тоже встал с корточек — хотя они утверждали, что вымачивали в уксусе и потом варили шесть часов. Но где же столько уксуса взять. Сдается мне «повара» свистели про уксус и время варки.
— Ну ладно уговорили, — горестно выдохнул Рома, — а этим окаянным что делать?
— Что-что? Ты стрелял? — спросил Семягин, хитро прищурившись.
— Стрелял.
— Шкура нужна?
Рома подумал недолго и ответил:
— А что, можно забрать? Нужна.
— Ну тогда будешь вымаливать три дня прощение и освежевать тушу.
— А чё это сразу я освежевывать? Я же не один стрелял. Считай, все стреляли.
— Ну все стреляли, чтобы наверняка завалить. Смотри какая зверюга. Ты же знаешь медведь с тремя-четырьмя пулями в башке и туше может ходить.
Это было правдой бурый медведь обладает невероятной живучестью. Он самый «крепкий на выстрел», выражаясь местным охотничьим языком, зверь среди живности на Севере.
Ни олень, ни лось, ни волк, ни горный баран, ни дикое кошки, в частности рысь, не могут сравниться с ним в этом качестве.
— Нет, не пойдет.
— Стреляли все, вон сколько дырок в шкуре, а освежевывать я один чтоли буду? Мы так не договаривались.
— А тебе вон Бондаренко поможет, — с улыбкой отвечал Семягин.
Бондаренко выступил вперед.
— Раз такое дело, то помогу, конечно. Ведь можно же еще желчи собрать и жира медвежьего? Не пропадать же добру?
— Можно.
— Шкура мне не нужна, а вот башка — да. Можно я себе череп тогда заберу?
— Кто-нибудь возражает? Хочет кто нибудь трофей? — Семягин вопросительно посмотрел на команду.
— Да пусть берет, — ответили мужики.
— Тогда сам будешь возиться с черепом, вываривать его и всё удалять с него. Учти, минимум полдня варить придется.
— Надо тушу подальше оттащить метров на тридцать-сорок, — сказал Петрович, а то вонять начнет.
Я помогал наводить порядок и собирал разбросанные вещи и посуду. Семягин посмотрел на меня:
— Помню, как твой напарник Гибарян на медведя с ножом в поселке бросался, когда только из Москвы приехал.
Он присоединился к работе по ликвидации последствий пиратского медвежьего набега.
— И что прогнал?
— Ага. Но когда его спросили зачем он это делал, медведь мог и не уйти, он ответил, что вырабатывал бесстрашие и характер закалял, как Павка Корчагин.
— Не похоже на Гибаряна, он всегда такой рассудительный.
— Вот я и спросил у него через год, полез бы он снова с перочинным ножичком на зверя — ответил, что глупый и неопытный был. До приезда на Север медведей только в зоопарке, цирке и по телевизору видел.
— Как с твоей памятью? Ты не подумай, я не из-за золота. Считай ты новую жизнь начал, столько пережил за эти дни, да и в экспедиции в целом, есть просветы?
— Да пока что-то не очень. Я как этот, в «Джентльменах удачи» — тут помню, тут не помню. Расстраиваетесь из-за результатов этой экспедиции?
— Да не особо. Мне важнее вернуть всех целыми невредимыми домой. А то видишь, что ни день, так приключение. Чего доброго пророчество Петровича правдой окажется.
— Да прорвемся как-нибудь. Главное, что коллектив дружный. Кстати, сколько у нас соли? Сдается мне что испортится шкура медвежья.
— Соли хватит, килограмм сорок есть еще. Почему спросил
— Ну допустим шкуру засолят, уйдет на это дело килограмм десять соли. Она неделю полежит свернутая, пока будет солится. Потом ее сушить нужно, а где сушить в палатке? Боюсь погоды не будет. Со дня на день морозы пойдут. Одно мучение у ребят выйдет. Нам кстати еще рыбы нужно по новой наловить и засолить, может ну его этого медведя?
— Дело говоришь, в суете про погоду не подумал. Пойду Козака с Бондаренко расстрою. Ужин через полчаса. Сегодня ужинать будем тушенкой. Люди устали. Рыбалку и сбор дров возобновим завтра. На той стороне вроде стланика много, — он показал направление куда мы ходили за Макаровым и Бондаренко, — с топливом не пропадем. Надо больше заготовить.
Семягин ушел, я остался помогать по кухне. Все быстро справились с беспорядком. Вскоре вся группа была в сборе у вечернего костра.
Люди будто забыли об миновавших опасностях болтали, смеясь рассказывали истории и свои приключения.
Таково свойство человеческой психики не Севере не думать о плохом и относиться ко всему с долей цинизма и юмора.
Я рано отправился спать. На меня как-то сразу навалилась усталость.
Проснувшись часов шесть утра и открыв глаза, я понял по темной и светлой полосе на стенках палатки, что за ночь выпало по колено снега.
Рекомендация:
Пожилой тренер по боксу погибает и оказывается мальчишкой в далеком 1976-м. Как осуществить свою мечту, и выступить на Олимпиаде-80? В прошлой жизни не получилось, но теперь он готов взять реванш и сделать все правильно: https://author.today/work/351980