Золото. Назад в СССР 2

Глава 15

Вчерашний медведь разорил и уничтожил наш улов щуки, поэтому мы сели обедать ухой из озерного окуня, на которого я раньше даже бы и не посмотрел.

Но сейчас, на прохладном воздухе в кругу смеющихся коллег-мужиков, уха эта казалась царским блюдом.

Я выловил из своей миски с дымящимся паром рыбью голову и собирался ее отложить, чтобы разделаться с ней потом, как заметил, что из ближайшего кустарника слева на меня умоляюще смотрят глаза небольшого зверька.

Грызун похожий скорее на белку, высотой примерно в тридцать сантиметров и весом менее килограмма стоял на задних лапах и водил носом в мою сторону.

Он поблескивал своей пушистой шерсткой. Я узнал вид этого суслика. В народе его называют евражкой. Его в шутку называют интеллигентным разбойником, потому что он часто выходит к людям. По родословной евражка — суслик.

Цель у него одна — разжиться едой. Правда, достигает ее он очень воспитанно и интеллигентно.

Если вы остановитесь на привал, к вам придет сначала один суслик и будет смотреть грустными голодными глазами. Они симпатяги и кажется чувствуют, что человек испытывает к ним жалость.

Но пока вы будете разглядывать первого, то не успеете глазом моргнуть и не заметите, как останетесь без еды. Потому что появляется второй, который деловито приближается, чтобы наголо забрать понравившеюся еду.

Делает он это неторопливо, с достоинством, совершенно не боясь человека.

Первый, который по началу отвлекал ждет угощения. Если ему ничего не перепадает, то он тоже нагло бежит и хватает, все из еды, что попадается ему на пути.

Они не боятся людей, но они очень не любят собак. Сразу сбегают при виде четвероногого друга человека. Еще рассказывали, что евражка умеет издеваться над собакой.

Собаки видят евражку, бегут к нему, он свистит и уходит в нору, из другой норы высовывается другой суслик, свистит, собаки видят его и несуться ко второму.

Только собака у второй норы, первый вылезает и свистит. Так и гоняют пса пока ему не надоест.

Смотрел я в эти печальные глаза и поймал себя на мысли, что у меня в руках голова и костистый хребет окуня.

— Извини брат сегодня у нас ни балыка, ни черной икры, ни коньяка для тебя. Будешь?

Я показал скелет рыбы с остатками мяса на них. Зверек чуть придвинулся и смешно сложил передние лапки на груди.

Мне пришлось бросить остатки рыбы евражке.

— Корми, не корми толку от них никакого. Разве что потом на шашалык пойдет, — прагматически заметил Бондаренко

— Не нужно во всем искать выгоду или толк. Человек может может не только брать у природы, но и отдавать. Разве можно такого парня на шашлык. Посмотри на него, разве такого можно на мясо?

Между Брахманом и Бондаренко завязалась дискуссия.

Тем временем, евражка подошел забрал предложенное мною угощение и ушел, а вместо него появился второй. Он жалостливо смотрел прямо на Бондаренко.

Тот покачал головой и с усмешкой произнес:

— Вот бандиты! Твоя взяла, шашлык отменяется. Он протянул второму евражке целое печение.

Евражка осторожно принял его в передние лапы и удалился в заросли с царственной осанкой и достоинством.

Я еще раз убедился в том, что здесь можно выжить только в гармонии с природой, которая волей неволей заставляла человека относится к себе с уважением и любовью.

После обеда мы снова принялись за перевозку дров. Тащить становилось все труднее. Снег начал таять и в некоторых местах сани приходилось волочить по грунту.

При этом мы попробовали нагрузить их побольше, закинув один лишний плывун сверху но тут же пожалели об этом.

Они начали скрипеть и прогибаться. Да и на прогалинах приходилось прилагать вдвоем титанические усилия. Так и до поломки недалеко.

— Спешка хороша в двух случаях: при ловле блох и при поносе, — резюмировал Петрович, — давай сгружать. Лучше лишний раз сходим, чем лишний раз сани мастерить.

Я уже приноровился таскать на плечах по две вязанки валежника, поэтому попробовал третью.

— Главное, чтобы не получилось так, что мы с тобой тут зря горбатимся, а потом топить будем кедровым стлаником, — ответил я, в полной мере ощущая физически и ментально, каково было древнегреческому персонажу Сизифу, который попробовал достичь бессмертия и обмануть смерть в лице богов Аида и Танатоса.

— Не зря. Никто не знает, сколько мы тут пробудем. Карман запас не тяготит, ни есть, ни пить не просит. Ежели мы не используем, то другой кто-нибудь лагерь тут разобьет, чарочку за нас с тобой поднимет, у Бога за нас милости попросит.

— Петрович, неужели ты думаешь, что в нашей жизни есть Бог?

— Глупые вопросы задаешь, про жизнь не нужно думать — напрасно всё это. Жизнь нужно жить.

Мне было интересно слушать простые и понятные рассуждения старика иногда в них являлась такая глубина, что я удивлялся. Хотя говорил он просто и даже можно сказать примитивно.

— Ну, а Бог, есть?

— Есть, конечно.

— А откуда ты знаешь?

— Знаю и все. Каждый кто Его ищет просто знает и все.

— Ну а как ты его нашел, вот научи меня.

Петрович посмотрел на меня подозрительно, приподняв кривые брови. Поняв, что я не ерничаю и не издеваюсь над ним, он стал думать, что мне отвечать.

— Для начала тебе надо понять, что без толку меня спрашивать. Нельзя от меня ничего про Бога узнать.

— Как так?

— А вот так! Каждый из людей хочет другим показать, что он ближе к Богу, лучше его понимает. И такой человек будет приукрашивать все время, свои догадки за правду выдавать. Только все это вранье.

— Ну это я хорошо понимаю, Петрович. А что тогда не вранье? Что тогда правда?

— Бог. Он внутри каждого из нас и снаружи.

— Погоди, Петрович, ты сейчас про какого Бога говоришь?

— Известно про какого, про нашего, православного Бога.

Слово «православный» прозвучали в этом времени для меня впервые и очень удивило. Я ни разу не видел, чтобы Петрович или кто-то другой крестился или как-то по-другому проявлял свою христианскую веру.

Мне почему-то казалось, что в те времена все поголовно должны были быть атеистами. Особенно люди со сложным прошлым.

Хотя я тут же вспомнил, как в детстве, в возрасте, когда я еще не ходил в школу, бабушка с отцовской стороны, единственный человек в семье не стеснявшаяся и не скрывавшая факта своего крещения, водила меня в церковь «ставить свечки».

— Вот ты сейчас, Илюха, что видишь?

— Ну не знаю, озеро, тундру, дрова на санях, тебя.

— Вот! Ты как фонарик, бляха-муха, только свою часть жизни освещаешь. А вместе с тобой это видит Бог. Он тебе доверил этот участок, ну как промывка на речке. И изнутри смотрит, что видишь и что делаешь. Видишь плохое — стараешься поправить. Видишь хорошее — стараешься приумножить. Вот и все.

— А как поправить или наоборот приумножить?

— Известно как — молитвой. Ты только эти разговоры при Семеныче не разводи, не любит он этого.

Петрович имел ввиду Семягина, который будучи партийным и хозяйственным начальником не мог быть никем, кроме как убежденным атеистом.

Он сквозь пальцы смотрел на рассказы Брахмана, потому что все его увлечения выглядели, как чудачества. Оно не несло угрозы.

Благодаря дружбе с Индией йога считалась чем-то вроде национальной гимнастики или физкультуры.

Позже в журналах начали печатать комплексы упражнений по хатха-йоге для самостоятельного изучения.

Все же знания, касающиеся христианства, считались мракобесием и пережитком прошлого.

Вообще Александр Иванович Семягин был очень не плохим мужиком и весомой фигурой среди инженеров старожилов в Поселке.

Я увидел его впервые, когда попал на одно из совещаний в Управлении, сразу после принятия в штат геологов. Тогда главным инженером, до Куницына был грузин — Леван Шалвович Лорткипанидзе.

Лорткипанидзе был еще и личным недругом Семягина. Они учились вместе в Московском Горном Институте.

Их соперничество началось еще на студенческой скамье и имело давние корни и причины.

Сначала с отношения к учебе, со спортивных состязаний, студенческих споров, а потом незаметно переросла во взаимную вражду, впрочем, скрытую от посторонних взоров. Главным зачинателем ее стал Лорткипанидзе.

Воспитанный в семье грузинских партийных функционеров и будучи представителем «серебрянной» молодежи, он постоянно участвовал в застольях, праздных шатаниях.

Его судьба была заранее предопределена. Особых талантов и ума подобные ему молодые люди не проявляли, но по понятным причинам они не могли быть оставлены без внимания своими родителями или старшими родственниками.

Сразу после окончания школы родители определяли отпрысков на «теплые» места на вторые и третьи не пыльные роли. Благо отраслей экономики, где таких мест было тьма тьмущая, в Союзе существовало предостаточно.

Отпрыску лишь нужно было просто посещать ВУЗ, не ввязываться в проблемы, не заводить сомнительные знакомства и не попадать в милицию.

В этом случае, по окончанию института ему была обеспечена должность, приличная зарплата, привилегии и стабильная карьера советского бюрократа.

Несмотря на это такие «детишки» умудрялись оставаться недовольными вступали в группы, совершали разные мерзости, подобные угону самолета рейсом SU-6833 группой Иосифа Церетели в восемьдесят третьем, про это даже сняли документальный фильм, но это другая история.

Семягин же парень из простой семьи, не хватающий звезды, всего добивался своим трудом, самодисциплнной и концентрации на том, что делал.

Его главной целью на тот момент было выучиться и получить высшее образование по специальности — горный инженер.

Так вот Лорткипанидзе все время подбивал Семгина бросить «заниматься ерундой», жить полной жизнью.

Как-то в канун сдачи курсовой работы, Леван сбил Александра с понталки настоял на том, чтобы Семягин присутствовал на очередной пьянке. А сам обещал решить все вопросы с преподавателем, сославшись на связи свой родни.

Александр потом долго корил себя за то, что повелся на его уговоры признал эту ошибку, потому что обещания Левана оказались просто словами.

Левану выставляли отметки «по-блату», но никто и не собирался «вписываться» за никому не известного сокурсника. С какой стати?

Этот случай еще больше обострил взаимоотношения между ними.

Потом случилось так, что обоих распредели в Поселок, при чем Леван стал руководителем Семягина. А еще через полгода его поставили Главным Инженером Управления. А еще через полгода его поставили Главным Инженером Управления.

Понятно, что из-за пробелов в образовании управленец и инженер из него был так себе.

Надо ли говорить о том, насколько неприязненными стали отношения между Семягиным и Лорткипанидзе?

Звезда Александра Ивановича же всходила с опозданием, но круто. Он открывал россыпь за россыпью и получил лауреата. Постепенно он стал очень уважаемым геологом.

На том первом совещании все ждали Лорткипанидзе, он любил опаздывать и заставлять себя ждать.

Леван Шалвович шел в окружении свиты и походил на певца группы «Песняры» летящая львиная прическа — грива, усы подковой, среднего роста, кривоногий Лорткипанидзе на ходу здоровался с инженерами, но мимо Семягина прошел, сделав вид, что не заметил.

Я это приметил и очень удивился, когда Леван Шалвович полез обниматься, рассказывать как любит талантливую молодежь, а Семягин в это время отвернулся, стараясь не видеть эти фальшивые сцены.

Старожилы Левана не очень уважали. Знали чего он стоил, но «я начальник — ты дурак» ситуация встречавшаяся во все времена, поэтому его терпели.

Это продолжалось до тех пор, пока Лорткипанидзе не сменил Куницын.

А Левана Шалвовича перевели выше в администрацию области курировать золотодобычу. У меня было большое подозрение, что пасквиль на Куницына написал именно Лорткипанидзе.

Я отогнал от себя думы про Управление и вернулся мысленно к старику.

— Смотри,смотри Петрович, мы тут оказывается не одни. Давно я сохатого не видел, — я остановился и указал рукой на юго-восток.

Петрович остановился приложил правую ладонь к бровям, как Алеша Попович на известной картине Васнецова «Три Богатыря», пытаясь вглядываться в сторону, куда я ему указывал.

Я скинул вязанки, мы оба взобрались на огромный высокий валун, чтобы разглядеть великолепное зрелище. Пораженный красотой и размерами лося Петрович восхищенно выдал:

— Да у него размах рогов метра два! Охренеть что за зверь!

Он скинул с плеча винтовку и попробовал прицелиться.

Бык выглядел потрясающе. Черный лось — сохатый, огромный и длинный, ломился через каменную природную насыпь почти голубого цвета.

На контрасте его черная шкура и светлые рога выделялись и были видны как на ладони. Он прошел мимо нас метрах в четырехстах. Петрович даже не стал досылать патрон в патронник. Он передумал стрелять.

Слишком далеко. К тому же он перемещался с такой быстротой, что расстояние между нами увеличивалось каждую метров на пятнадцать-двадцать. Видно почуял человека.

Иногда ему попадался средний по высоте кустарник. Лось врывался в него словно ледокол, и опустив рога, с треском рушил природную преграду.

Когда он бежал по местности, наскакивать на сучья и валежник, то хруст дерева под его копытами напоминал звуки сухих горящий поленьев. Или даже одиночные выстрелы.

Было заметно, что сохатого обуял дикий страх, толкающий лося от нас. Бык гнал напролом через тундру.

— Ну просто красавец! Эк его занесло в медвежьи угодья.

Петрович опустил ружье и всматривался в силуэт и вслушивался в шум, который оставлял за собой благородный зверь.

— Ну это он от нас так ломанулся. Мне так кажется — я тоже любовался этой картиной.

— Да этот лосяра знает и пулю, человека. Иначе бы не несся, вот так, как угорелый.

— А вот скажи Петрович, вот если Бог смотрит нашими глазами, и мы допустим видели бы как медведь преследует лося. Вот вот догонит. Если сожрет — плохо. Снинет сохатый, не поймает тоже плохо. Медведь голодный ходить будет. Может он поэтому и напал. Как нам быть в этом случае? Нужно поправить плохое или приумножить хорошее.

— Тут все просто. Мы здесь гости. Медведь тысячи лет охотится на лося, а лось удирает. И ничего — живут, рождаются. Господь Бог всё регулирует. Нам остается только смотреть и не попадаться этом медведю. И своими богоугодными делами заниматься.

— Пойдем заниматься богоугодными делами или перекуришь? Наше дело людское, да, Петрович?

Петрович подумал, грустно опустил глаза и неожиданно сказал:

— Наше то людское, но вот беда, Илюха — меня какая-то крыса обворовала.