Краткое содержание предшествующих глав. Экспедиция Семягина, остановилась на зимовку у озера. Самый опытный промывальщик Старик Петрович был убит при невыясненных обстоятельствах. Убийца или убийцы находятся среди членов экспедиции. Казалось бы, что ни у кого нет мотива совершить это убийство. Но чуть копнув, Илья узнает, что не все так просто. Мотив убийства есть у нескольких человек. Что делать? Зимовать рядом с убийцей до весны?
— Илья, я вот тоже много думаю об этом. Ты прав. Ни дров, ни продуктовых запасов у нас недостаточно. Но вот что я вспомнил. В конце сентября, здесь проходят оленеводы со стадами. Они идут к Сухой Балке на зимовку.
— Предлагаете дождаться их и идти с ними?
— Вообщем-то да. Думаю, что это будет самым лучшим для нас выходом. Что скажешь?
— А если в этом году они пойдут другим маршрутом?
— Если они пойдут другим маршрутом, то нам придется туго, — ответил начальник партии.
— Тогда нужно не ждать пока придет беда, а действовать на опережение. Еще нам нужно с глазу на глаз обсудить Петровича, я тут много чего узнал.
Я не знал как поступить со своими подозрениями в отношении самого Семягина. Трудно выдавать все козыри и чужие мотивы человеку, который может быть сам замешан в убийстве.
Ведь будь Александр Иванович убийцей, он мог повернуть и использовать информацию против невиновного. Но с другой стороны, у него уже была возможность свалить на меня и он не сделал этого.
— Хорошо, бери топор, оружие, сани, пошли вдвоем за дровами. Я как раз собирался тебе предложить.
Перед тем, как нам отправиться за стлаником, Семягин отдал распоряжение насчет рыбалки, приведения территории лагеря в порядок.
— Надо бы еще такие же сани сварганить, как думаете? — обратился я к своему спутнику, когда мы ушли на достаточное расстояние.
— Да, это точно. Вообще если мы будем привозить каждый день день дров больше, чем сожгли вчера, то через некоторое время у нас образуется. Что там у тебя по Федору Петровичу.
— Оказывается, что даже если находишься с человеком долгое время рядом, то никогда не можешь быть уверен, что знаешь его.
Семягин шел рядом по глубокому снегу и просто посмотрел на меня из под своих нахмуренных бровей и ничего не ответил.
— Чужая душа потемки, — продолжил я, — это всё к чему. Получается, что много кто имел зуб на старика, ну или причину отправить его на тот свет.
— Например? — он остановился и поправил свое ружье на плече. Я тоже остановился.
— Ну, например, братья Мухутаровы с ним конфликтовали. Это же все между нами, верно?
— Илья, о чем ты говоришь, конечно между нами.
Семягин подтвердил, что не станет открыто использовать полученную от меня информацию.
— Только я никак не могу понять Мухутаровым то это зачем.
— Ритуальное убийство. Ну или точнее убийство на почве религиозной нетерпимости.
— Что? Что за блажь? Ты соображаешь…
Было видно, что мои слова задели Семягина и он рассердился и с трудом сдерживал гнев.
— Александр Иванович. Я соображаю. Пожалуйста, не забывайте, что у нас в экспедиции убили человека. Убийца находится среди нас. Мы рассматриваем все мотивы, даже самые невероятные, для того чтобы узнать, что же произошло на самом деле.
— Ну хорошо, объясни мне зачем им идти на такое ужасное преступление?
— Они до сих пор очень привязаны к своим верованиям. Они посчитали, что цепь неудачных событий связана с тем, что Федор Петрович отнесся к природе без должного уважения.
Я рассказал, что по мнению братьев Николая и Василия послужило причиной неудачных поисков золота, шторма на обратном пути, нападения медведя и других негативных явлений сопровождавших нас в этой экспедиции.
Семягин задумался. Мы пошли дальше.
— Знаешь, Бурцев. Мне иногда тоже хочется думать, что кто-то сглазил нас ну или какой-то злой рок нас преследует. Но только я материалист и убежденный атеист, понимаешь?
Я кивнул.
— Легче всего свои просчеты и безграмотность свалить на какие-то внешние «невидимые» силы. Ведь, что такой злой рок? Проявление каких-то потусторонних явлений и закономерностей, которые человек не в состоянии контролировать. Я повторю, в эту белиберду не верю. Все человеческие катастрофы и неудачи, за исключением каких-нибудь землетрясений, цунами, аномальных морозов или наоборот засухи, дело рук самого человека и результат его глупостей. Согласен?
— Да, согласен, но мы сейчас не о вере говорим, а о мотивах. Они посчитали, что когда Петрович сфотографировался с ногой поставленной на холку медведя, то он оскорбил его дух и всем нам следовало бы ждать новых бед. Вы рациональный человек, с высшим образованием, понятно, что это все шаманские предрассудки. Но не мне вам говорить, как живут эвенки и другие северные народы.
— Тут я с тобой согласен про суеверие, что греха таить. Я вон до сих пор плюю через левое плечо, когда черного кота встречу или бабу с пустыми ведрами. Жду пока кто-нибудь другой бабскую дорогу первый пересечет, но я никогда не слышал, чтобы они из-за этого убивали людей.
— Я не утверждаю, что это так, но фиксирую тот факт, что отношения были очень напряженными. Кроме братьев Мухутаровых есть еще проблемы. Один из Бондаренко утверждает, что видел самородок Перовича у Алеева. Тот украл его. Бондаренко считает, что из-за того, что не сумел заработать на калым. Он же жениться собрался. Вполне возможно, что боязнь быть разоблаченным послужила мотивом убийства. Но в этом нет стопроцентной ясности, тем более уверенности.
— Как ты ты узнал, что Алеев украл самородок? Кроме слов Бондаренко есть еще доказательства?
— Пока нет, но думаю, что нам с ним нужно поговорить.
— Не верю я Бондаренко, он мог оговорить. После того, как я нашел у него второй самородок, видеть его не могу. Он с таким же успехом мог и на меня показать.
— На вас вряд ли.
— Это почему?
— Да кто поверит с вашей репутацией. Вы наоборот шум подняли бы моментально и прилюдно конфисковали бы золото у старика, так же как вы поступили с Бондаренко.
— Ну тут, наверно, ты прав, но с Бондаренко оговорить станется.
— Александр Иванович, я заранее попрошу у вас прощения, но я просто обязан задать вам два вопроса.
Он снова остановился
— Ну? — Семягин этой фразой как бы предложил мне опросить себя.
— Я знаю как вы относитесь к Лорткипанидзе, и помню, что он часто, если не всегда, бравировал тем, что якобы знает о результатах ваших экспедиций до их завершения. Лично я в этом вопросе на вашей стороне, как и большинство инженеров в Геологическом Управлении. Но подозревали ли вы Федора Петровича в сливе информации Левану Шалвовичу? Ведь очевидно, что ему кто-то докладывал.
— Вот оно что…
Он посмотрел мне в глаза и как-то вымученно улыбнулся.
— Ты и меня подозреваешь…
— Александр Иванович, я просто хочу понять и ни в чем вас не обвиняю.
Он с трудом скрыл свою досаду. Но она легко читалась в его взгляде.
— Знаешь, я мог бы подумать на Федора Петровича, но мы уже столько лет вместе и всякое проходили в многочисленных экспедициях, что узнай я, что это он сливал, как ты говоришь, информацию, то скорее бы простил бы его.
— То есть вы не знаете наверняки докладывал ли Петрович Лорткипанидзе или нет?
— У меня нет таких сведений, Илья. Я не знаю, кто стучал Левану. Это могли быть каждый раз разные люди. С некоторых пор мне стало совсем до лампочки мнение Лорткипанидзе.
— Почему?
— Раньше я очень сильно нервничал. Меня прямо бесила такая несправедливость. А потом я понял, что вот эта его опереточная игра работает против него. Многие стали его за эту мелочность, зависть и мстительность презирать. А некоторые ему даже в лицо плевали.
— Неужели? Что правда?
— Да, было такое дело.
— И кто же это был, если не секрет.
— К делу это не относится, но так и быть скажу тебе что два года назад состоялся неприятнейший разговор. Твой шеф, Куницын Владилен Викторович обозвал его лжецом и мерзким прохвостом, сообщил что больше на одном поле с ним срать не сядет и плюнул в его сторону.
— Владилен Викторович? — у меня глаза на лоб полезли. Нет ну я знал, что Куницын в критических ситуациях за словом в карман не лезет, но чтобы плевать?, — на него не похоже. По-моему он не так воспитан.
— Действительно так, ты прав. Он всегда спокоен, уравновешен и деликатен. А тут на тебе. Я тоже сначала не поверил в это. Я сам не видел, но при разговоре присутствовали трое людей, каждый из который рассказывал мне про эту сцену. Тут хочешь не хочешь, а поверишь. Там дело меня тоже касалось, Леван очень некрасив поступил. Но после того случая, мою злобу как рукой сняло.
— Хорошо, про Лорткипанидзе и Петровича понятно, а можно еще про самородок спросить.
— Спрашивай.
— Насколько я знаю Федор Петрович с вами с самых первых геологоразведочных экспедиций. Верно?
— Верно.
— Что вы почувствовали, когда узнали, что этот талисман-самородок был нелегально добыт в вашей самой первой экспедиции? И фактически, Петрович, все это время вел, как бы это сказать — вел двойную игру. Хотя уверен, что вы считали его своим в доску.
Он сделал паузу перед ответом. Потом будто почувствовав облегчение ответил:
— Не стану скрывать, Илья, что мне было крайне неприятно это узнать. Я, действительно, считал и считаю его своим в доску. Все дело в том, что мы выручали друг друга в ситуациях, когда это был совершенно не выгодно обоими ни с какой точки зрения. Так могут поступать только друзья и близкие люди.
— Но самородок?
— Человек — это слабая душа. Не помню, кто это сказал. Все эти наши бедолаги не могут противостоять искушению. Они, как правило не имеют ни кола, ни двора. Хочется им «богатства». Да и духовно, не скажу что они щедро одарены.
— Оправдываете ли вы его поступок?
— Я нисколько не снимаю вины с Федора Петровича. Но тем не менее, я понимаю причины, которые толкнули его на это. жадность и глупость. У меня это не первый случай. были и другие воры, которые пытались спрятать, утаить и перепродать найденное золото. Но правда всегда рано и поздно всплывала на поверхность. Так же как и сейчас с этим самородком, который нашел и утаил старик.
— Чтобы бы сделали, узнав об этом самородке до экспедиции?
— Я бы заставил его пойти в милицию.
— И всё?
— Ты хочешь знать, мог ли я убить его за это? Нет, конечно. Сердился ли я на него? Да. Но судя по всему, его уже в это время не было в живых.
Моя интуиция подсказывала, что Семягин говорит искренно и я решил ей довериться.
— Еще вопросы есть? — он шел и не смотрел на меня.
— Нет, Александр Иванович. Спасибо большое, пока все ясно.
— Что ты думаешь, насчет Романа?
— Козака? В каком смысле? Спрашиваете, стоит ли привлекать его к расследованию?
— Нет, но до меня дошли слухи про карточный долг.
Семягин осторожно проверял знаю ли я что-нибудь об этом.
— До меня тоже. Тот, кто мне об этом поведал просил не рассказывать никому из страха перед местью. Но раз вы упомянули Козака сами, то теперь это уже не имеет значения.
— Это серьезная ситуация. Козак проиграл деньги.
— Не только, деньги, но и получку на год вперед.
— Вот так дела, как такое возможно, чего им не хватает? Я не пойму, как я это все мог проглядеть.
— Я вам так скажу, в студенческие времена я повидал картежников. Азартные игры это страшная воронка, которая может затянуть даже вполне разумного человека. Не случайно Пушкин писал про «Пиковую даму», а Достоевский «Игрока». С одной стороны люди тупеют до неузнаваемости. Видит человек, что проигрался в пух и прах, ну остановись… Но нет, он хочет отыграться. С другой, они становятся изощренными лгунами, когда им нужно раздобыть денег на игру. Проигравшийся картежник способен на отчаянные поступки.
— Я с ними не сталкивался особо. Видать у тебя больше опыта в этом вопросе. Давай начистоту, как думаешь, Козак мог убить старика?
— По рассказам, он был маниакально одержим идеей отыграться. Старик не хотел продолжать играть, но Роман прицепился, как пиявка и требовал продолжения игры. В самом начале Петрович предложил ему полностью простить долги. Но не тут-то было. Как будто, кто-то ему выключил разум. Он считал, что старику просто везет.
— Что-то подсказывает мне, что это было не просто везение.
— Вы думаете, что Петрович катала?
— Катала?
— Ну карточный шулер, мошенник.
— Думаю, что он обучился в тюрьме всем этим нечестным фокусам с картами.
— С чего вы это взяли, Александр Иванович?
— Эта история с карточными играми и «случайными» выигрышами Федора Петровича повторялась практически в каждой экспедиции.
Я удивленно посмотрел на Семягина, а он тем временем продолжил
— Ну это не принимало таких экстремальных форм. Он мог обыграть каждого игрока рублей тридцать-сорок, ну пятьдесят. А потом все отказывались садиться с ним за стол. Ты просто человек не азартный, поэтому все это тебя не коснулось.
— И вы это знали?
— Конечно, Илья.
— И ничего не предпринимали, чтобы это прекратить?
— Видишь ли, карточные игры в команде не самое лучшее развлечение, но у нас с ним был уговор. Я закрывал глаза на это небольшое это хобби Федора Петровича.
— А он?
— Он играл просто для удовольствия. И в свою очередь делал так, чтобы мы могли выявлять самых азартных и неуравновешенных людей в команде. Ну и после проигрыша у них пропадало желание играть на деньги.
— То есть вы знали про Козака и его проигрыши с самого начала?
— Я знал, что они играли, но не знал, что он так много проиграл. Не пойму почему, но старик не стал со мной делиться информацией.
— Люди считают, что его «жаба» заела. Когда сумма стала слишком велика, он не сумел отказаться.
— Козак не мог простить Федору Петровичу потерянные деньги и репутацию среди членов команды?
— Чем больше думаю, тем очевиднее становится, что Козак мог бы пойти на такое.
— Помнишь, он неудачно пытался взять расследование в свои руки? Не для того ли, чтобы направить его по ложному следу, а Илья?
— Ну это-то ни о чем не говорит, он просто ответит, что хотел предложить свои услуги и поскорее разобраться. Вопрос только в том, сумеем ли мы в ближайшее время собрать доказательства. Все, что у нас есть — это только мотив.
— Мда, ты прав. Кого будем допрашивать первым?
— Козака. Думаю нужно с ним переговорить, но очень осторожно, так чтобы не напугать его. Он может натворить глупостей.
Мы вернулись с санями нагруженными парией топлива. Бондаренко и Брахман убирались на территории лагеря после завтрака. Остальных не было видно, видимо они разбрелись по палаткам.
— Где Роман? — спросил Семягин заглянув в его палатку и не найдя там его.
Брахман и Бондаренко переглянулись затем мой сосед с большой тревогой посмотрел на меня.
Он уже догадался, что мы с Семягиным обсудили карточный долг Козака.
Весь его внешний вид как бы говорил об обиде и возмущении тем, что я не сдержал данное слово и поделился подозрениями с руководителем геологоразведочной партии без него.
Я заглянул ему в глаза и сделал успокаивающий жест открытой ладонью, направленной вниз.
— Вон он рыбу ловит, — Бондаренко показал в сторону озера.
Цепочка следов длиною метров в тридцать вела к одинокой фигуре, сидящей на стульчике перед лункой.
Козак рыбачил метрах в тридцати от берега. Лёд был еще совсем тонкий. Семягин недоуменно огляделся.
— Мы ему говорили, что лёд еще не созрел, но все без толку. Разве он послушает? Говорит, что сейчас лучшая рыбалка. Рыба хорошо идет осенью.
Я подошел к месту, где проходила предполагаемая линия берега. И попробовал на прочность лёд ногой. Семягин наблюдал за мной.
— Вроде, набрал прочность.
— Пошли, — позвал меня за собой Александр Иванович.
Я огляделся и взял с собой шест. Но мои опасения были напрасными минусовая температура сделал свое дело. Мы пошли по следам, оставленным на белоснежной поверхности озера Козаком.
Увидев наши приближающиеся фигуры, Козак приветливо помахал рукой.
— Не бойтесь, идите смелее. Я пробурил лунку, лёд уже толщиной в десять-двенадцать сантиметров. К тому же тут не глубоко, эти трусы только и знают, причитать, как бабы.
На этих словах он посмотрел в сторону берега и презрительно сплюнул.
Его поведение изменилось. Он демонстрировал брезгливость по отношению к двум фигурам стоящим на берегу и наблюдающим за нами.
В тесном садке на льду трепыхалось пять или шесть довольно крупных рыбин, примерно килограммового веса.
— Вот, полюбуйтесь какая красота! — снова заулыбался Козак.
— Ого! Мускун, — Семягин присел на корточки и улыбнулся в ответ, разглядывая улов, — Роман, скажи, пожалуйста, какую сумму ты проиграл Федору Петровичу?
Роман продолжая улыбаться ответил не сразу. Он ждал этого вопроса и наслаждался своей почти театральной паузой.
— Я так и знал, шеф, что вы меня спросите об этом, — он развернулся поднял брови и посмотрел Семягину прямо в зрачки.
Козак не проявлял ни толики нервозности. Он вел себя слишком хладнокровно для игрока, которого вот вот обвинят в убийстве.
Он очень спокойно и подробно рассказал про карточную игру, про долг. Ответил подробно и обстоятельно на каждый из наших вопросов. Он не юлил и прекрасно понимал, что после его рассказа он становится главным подозреваемым. Это больше всего смущало меня.
— Ну раз у вас ко мне больше вопросов нет, то у меня есть вопрос к вам обоим. Не возражаете? — Козак, полный предвкушения от предстоящего удовольствия, смотрел на нас обоих так, словно собирался праздновать победу в битве за свою жизнь.
— Не возражаем, спрашивай, — Александр Иванович, тоже был несколько сбит с толку его поведением.
Он оглядел нас с торжествующей улыбкой.
— Знаете ли фамилию того зека, которого Петрович забил половником на зоне?
— Нет, а при чем тут этот зэк? — Семягин нахмурил брови, пытаясь обдумать услышанное.
— А при том, что его фамилия Бон-да-рен-ко… — Козак был доволен произведенным эффектом, разглядывая наши вытянувшиеся лица, — но это еще не всё. Вижу, что про Бондаренко вы все поняли. А знаете, как фамилия племянника того зэка?
Неприятная догадка кольнула мое сознание. В памяти параллельно всплыл зимний пейзаж с сопками.