Я сумел выстрелить три раза подряд с короткими промежутками, не особо надеясь, что хоть кто-то услышит выстрелы.
И-о, чудо! Через несколько секунд мы с Мусой услышали ответные свистки.
Тогда я произвел еще три выстрела подряд. И еще три свистка. Вот бывает некоторые завидуют, что у начальства есть персональный водитель. Я, например, нет. Пассажиром можно и в автобусе кататься.
Если имеешь автомобиль служебный или личный — постарайся получать удовольствие от вождения. Так я думаю.
К чему это я. У кого-то есть персональный водитель, а у меня персональный ангел хранитель в этих местах. Старик Выкван.
Правда, не знаю будет ли он меня спасать в следующий раз. Я когда увидел, как он опять спешит на помощь, так сразу кричу ему: Выкван! Выкван!
А, как мне показалось, он когда меня заметил и узнал, даже спешить перестал. Подошел, стоит на берегу, справшивает: Опять это ты, Этчывэлпылвынтын.
А я как дурак счастлив, что он нас нашел, улыбка до ушей. Отвечаю: это я, Выкван. А он трубку достал, закурил и не торопится вытаскивать.
Молчу не отвлекаю, знаю, такое дело надо перекурить. А он знаете, что спросил? Говорит, тебе тут, что бадарааннаахот хрен медом мажет? Это у женщина-дух травы, что-то вроде нашей кикиморы болотной.
В итоге вытащил нас наш ангел-хранитель. Правда есть и плохие новости. Рюкзак Султыга утонул, вместе с ним и листы из журнала Гибаряна.
Потом он предлагал идти к яранге обсушится, но я конечно отказался. Мы прямо там у болота развели костер развели сняли одежду сушимся.
Говорю у нас раненый, в пяти километрах отсюда на озере кровью истекает. Нужно поскорее к нему добраться. А старик трубку курит, у нее еще мундштук такой изогнутый длинный и тонкий. И снова молчит.
Смотрит то на меня, то на Мусу. Сидит на бревне, ждет, когда одежда от жара обсохнет. Вот не видел бы сам, никогда не поверил бы, что у человека глаза говорящие бывают. Это как телепатия.
Глаза его говорят, ничего не случится с вашим раненым, а вот вас, дураков, я больше спасать и вытаскивать из болота не буду. Тебя, Бурцев, особенно. В то же болото, только дурак в третий раз лезет.
Да. Взглядом все это и сказал. А я как бы ушами слышал его голос. Не подумайте, что у меня болотная лихорадка. Я сейчас все четко соображаю.
Ну а дальше, вы все знаете. Выкван к себе с Мусой отправился. Там как раз к нему геодезисты заходили. Я вернулся к Ямазову ждать помощи.
Через два дня за нами вертолет прилетел на озеро. Вот я здесь. Пришел сдавать оружие, писать объяснительные или заявление по собственному, если надо. А ты вы меня и выхватили.
— Все понятно.
Гунько поправил свой галстук. Сегодня он был в костюме.
— Тогда могу идти?
— Нет, подожди. Слушай меня, Бурцев. Вопрос о твоем увольнении не стоит, так?
Когда Гунько волновался, он начинал везде вставлять своё «так». Вероятно его подсознанию требовалось социальное одобрение для принятия решений. Я понимал, что от меня ничего не зависит. Но в этот раз решил поддержать его.
— Наверно, так.
— Вечером все управление будет на собрании трудового коллектива. Решено обсудить всю эту ситуацию в Гибаряном, с тобой, с этими беглыми зеками. Так?
Я пожал плечами.
— Не стану от тебя ничего скрывать, будет создана комиссия для установления всех обстоятельств вашей с Гибаряном разведки, работы поисковой группы под моим началом. Я считаю, что нам с тобой нужно договорится по одному вопросу.
— По какому?
— Точнее по двум,но второй потом. Что будем делать с Ямазовыми?
— А что мы с ними должны делать?
Я вгляделся в его глаза, ведь Султыг говорил, что купил его.
Гунько взгляда не отвел. Если он играл, то сегодня он играл хорошо. Комар носа не подточит. А Станиславский бы ему аплодировал.
— Понимаешь, такая ситуация: всё, что происходило видели я, ты, спасатели, частично Гибарян и Ямазовы, так?
— Так.
— У Гибаряна очень плохо срослась нога решили отправлять, его в Москву. Будут новую операцию делать. Он сегодня летит из Поселка в Город, а оттуда через два часа сразу в Москву. Там завтра у какого-то светила хирурга-ортопеда окно в операциях. Сам понимаешь, из какой он семьи. Там все уже договорено и схвачено. Так, что речи не может идти о том, чтобы он выступил на собрании. Ребята спасатели тоже написали объяснительные и рапорта, они тоже не будут выступать. Так?
— Про Гибаряна и спасателей не знал. Не знал, что они сегодня улетают. Но пока всё понятно. Что дальше?
— А вот, что. Получается, что на собрании свидетельствовать можем мы с тобой, против двух Ямазовых. Так?
— Хорошо, допустим, так.
Он немного замешкался.
— Ты не подумай, я не против тебя. Просто как-то, — он сморщил лицо, — ну не то будет. Мы будем говорить одно, Ямазов с племянником второе.
— Я не очень понимаю, что от меня надо.
— Слушай, Бурцев, ты не пойми меня неправильно. Я с Ямазовым уже в больничке переговорил. Он говорит, что к тебе претензий нет.
Меня очень сильно возмутили эти слова.
— Это у него ко мне? Ко мне, нет претензий? А не охренел ли он, Николай Прокофьевич!
— Да, ты постой, не кипятись, молодая твоя кровь, подумай. Голову включи. Он вообще не про советский закон говорит.
— А про что?
— Ну ты их знаешь, они мстительны, вся их порода по своему уставу живет.
— Все понятно, хотите, чтобы я их закон джунглей принял, кто сильный тот и прав?
— Ээх, — с укоризненной интонацией затянул Гунько, — а сам-то? Сам-то всегда прям по закону?По советскому УК РСФСР действуешь. Закон, в народе говорят, что дышло. Дальше сам знаешь продолжение. Законник нашелся.
Я промолчал.
— Я тебя не осуждаю, если был бы помоложе сам, то вместо тебя за ними пошел бы. Но ты вот мне скажи, ты его по какому закону дрыной вон той своей по башке огрел? И еще не один раз? А может есть такая статья, по которой любой гражданин может другого палкой по голове бить, чтобы узнать своровал ли тот, записи из дневника геолога или нет? А?
В этом вопросе, конечно, Гунько был прав. Но это не означало, что я согласен забыть про всё, что узнал про Ямазова.
— Николай прокофьевич, а как по вашему мне нужно было поступить? Он, между прочим, бросил меня в медвежьей яме подыхать. Люди тундре так не поступают
Я посмотрел в окно. Чтобы обуздать свой гнев.
— Я что,должен был бы подойти к нему, погладить по головке, и вежливо просить его вернуть мне украденные листы? Не изволите ли, милостивый государь, возвернуть скомунизженные листы дневнтка? Так вы же понимаете, что он бы не отдал, ничего в любом случае. Кроме прочего, как быть с теми двумя несчастными зэками-беглецами, которых он удушил?
— Удушил, говоришь? А ты сам своими глазами это видел?
— Я может быть и не видел, но зато, видел его племянник. Вы видели как себя вёл Муса там на месте у пещеры? Любому понятно, что он боялся подойти, потому что видел, как этих двоих укокошили!
— Значит ты не видел, как погибли те двое беглых заключённых, так?
— Так.Но что это меняет?
— Илья, это многое меняет. Давай, будем с тобой оперировать фактами. Начнём с листков гибаряна: ты нашёл их у султыга или Мусы в одежде или в рюкзаке?
Я промолчал
— Нет? Значит, мы с тобой не можем утверждать, что листки украли именно Ямазовы. Так?
Я немного подумал и кивнул головой в знак согласия
— Бумаг мы не нашли, доказать что листы из журнала однозначно украли Ямазовы мы не можем, но ведь нет доказательств и обратного. Листы из дневника Гибаряна украдены. И это факт.
— Вопрос, кто мог сделать и кому это выгодно?
— Зачем искать, если я сидел в яме, а он мне сам в этом признался. Ямазов похитил бумаги.
— Ты прав. Но это мы с тобой знаем, а собрание нет. Повторю. Без листов, найденных в их вещах или у них в одежде все наши обвинения в адрес Ямазова бездоказательны. Если на то пошло, то надо обвинять всех. Меня, тебя, Выквана, спасателей.
— То есть, вы считаете, что они не виновны?
— Я так не сказал. Я согласен с тобой в том, что парень вёл себя очень странно на горе. Но я тебе предлагаю подумать вот о чём: а что, если они вместе с пришли к пещере тогда, когда эти двое уже были мертвы? Такое может быть?
— Допустим может.
— А чисто теоретически парень мог испугаться, если они увидели, как этих бедолаг убивает кто-то другой? — он сделал паузу, — понимаешь? Они пришли увидели, как тех душат и ушли. Теоретически, а?
— Теоретически может. Почему Ямазов не сказал нам?
— Я не знаю. Но каким-то причинам Султыг решил об этом не рассказывать и запретил говорить об этом своему племяннику. Например, если убийца угрожал убить Мусу.
Да Такой вариант действительно мог произойти. Но пока мне было совершенно непонятно у кого ещё есть мотив, и главное возможности осуществить те убийства.
— Я уже об этом думал. Тогда убийца был все это время среди нас?
— Необязательно. Но и не исключено. Я это говорю потому что не все так однозначно. Кроме тех двоих, мы ещё потеряли Витю, но, скорее всего, там действительно был несчастный случай.
— Или Витя его узнал?
— Да не похоже. Потом, когда эта беда случилась с Витей, Ямазовы были далеко.
— Ну хорошо, вы их все выгораживаете, а как же затвор от ружья гибаряна, который мне явно подкинули?
— Илья, я думаю так. Ямазовы видели, кто убил тех двоих. За молчание потребовали бумаги. Дождались, получил первый лист. Потом выкрали остальные и свалили. Убийца потребовал молчания, в случае раскрытия он пригрозил убить Мусу. Это была еще одна причина свалить. Убийце золото вообще не интересно. Он же мог тебе и затвор подкинуть. Что скажешь?
— Выходит, это кто-то из спасателей?
— Ну не Гибарян же на своей сломанной ноге скакал,по горам и душил зэков. Вариантов три: Ямазовы, кто-то из спасателей, кто-то третий посторонний,который как привидение следовал за нами, а мы его не замечали.
Если положить руку на сердце выходило, что все мои обвинения основаны либо на словах Ямазова, либо на косвенных предположениях. Мог ли Гунько быть подкупленным Ямазовым? Не пытается ли сейчас Николай Прокофьевич вывести Султыга из-под удара.
Словно протав мои мысли мой собеседник прервал молчание:
— Вообще в этом деле всё очень странно выглядит. Ну давай вернёмся к началу. Лично у тебя есть претензии к Ямазовым?
— Говорите прямо.
— Листы с твоих слов утонули. Султыг еще месяца три не сможет ходить. До месторождений он не доберется. Считай ты свою миссию выполнил. Не дай уйти золоту налево. Если на собрании мы исключим их активное участие и скажем, что пошли, нашли трупы потом вышли на Гибаряна и просто вернулись, то сможем спокойно по-человечески разобраться со всем этим по приезду Куницына. Зеки похитили Гибаряна после того, как ты ушел за помощью. Те не выдержали суровых условий погибли. Мы наши Гибаряна, дневник утопили в болоте по неосторожности.
— Что вы хотели по-второму вопросу?
Все таки Гунько был глуп. Или делал вид, что глуп. Я ведь не забыл, что мы изменили маршрут с подачи Ямазова. Но пока помолчу.
— Дай мне хоть что-нибудь. Какие-то координаты, ориентиры названия, связанные с месторождениями.
Костя Гибарян молоток. Сталь. Не дал себя прогнуть и молчал, как я его и просил.
— Не помню ничего. А это зачем?
— Ну поговори с Костей, он же память не терял!
— А это зачем?
— Если ты опять скажешь, что все забыл на собрании, то тебя просто напросто отстранят от работы, до окончательных результатов комиссии. Я ничего не смогу с этим поделать.
Хитрый жук, хочется тебе все-таки подсидеть Куницына. А он тебе доверяет. Гунько не был бы собой, если бы не попробовал меня так мелко шантажировать
— Вы за меня не беспокойтесь, если что, я в промывальщики пойду.
— Да не возьмут тебя никуда в золотодобычу, как ты не понимаешь?
— Работы в Поселке хватает. Найду что-нибудь.
— Ну, как знаешь. Мы по Ямазовым договорились?
— Договорились. Пока не приедет Куницын.
— Собрание в 18–30 в актовом зале. Приходи пораньше. Не опаздывай.
До вечера у меня в планах было два дела. Я собирался навестить Алену и Костю, который лежал в палате в «больничке».
Как только я прибыл в Поселок я позвонил из таксофона в поликлинику. Выяснилось, что у Алены сегодня был выходной. Поинтересовавшись состоянием здоровья Гибаряна я уточнил ее домашний номер у дежурной
— Девушка, а нее есть дома телефон? Можно мне ее домашний номер телефона?
Мне ответили, что не уполномочены отвечать на подобные вопросы.
— Но то ее пациент. Я только вернулся из экспедиции. Она настоятельно просила, чтобы позвонил ей сразу по прибытию. Может вы наберете ей домой и спросите позволения передать номер?
— Как вас зовут?
— Не помню. Скажите ей этот тот, кто из-за нее потерял память. Шучу, Бурцев Илья. Я перезвоню, через пять минут. Кстати, когда можно навестить Константина Гибаряна?
Через несколько минут у меня был ее домашний номер. Алена жила в отдельной квартире в доме, где расселили руководство Поселка и учреждений.
— Привет, — услышал я в трубке ее голос и улыбнулся. Он заставлял замирать сердце, — Бурцев, что молчишь? Алло?
— Соскучился, хочу чтобы ты все время говорила. А я слушал.
— Дурак, лучше меня увидеть
— Выезжать?
— Нет, у нас сегодня днем театральном кружке репетиция в клубе. Приезжай через три часа.
— Самодеятельность?
— Самодеятельность — это лечить амнезию рискованными походами за вашим золотом. А у нас театр. Мы спектакль готовим.
— Да? Какой?
— Мы ставим «Машеньку», у нас там как раз роль «Моти», вакантна? Не хочешь себя попробовать?
— Чтобы быть рядом с тобой, готов и «Мотю» и самого «Сатану» играть! Я в универе тоже артистом был — пел в студвесне. Хочешь послушать? Могу про медицину. Если не боишься конкуренции
— Ну давай сбацай, если не боишься, разочаровать своего лечащего врача
— Мы поедем, мы помчимся в венерический диспансер, и отчаянно ворвемся прямо к главному врачу…
— Всё-всё хватит, — мне удалось ее рассмешить, — я знаю эту песню. Дуралей ты, жду тебя в клубе. Мы ставим «Машеньку»
— У тебя ужасная жизнь. Ты отдыхаешь, там же где и работаешь. Так нельзя. Я тебя как-нибудь в тундру увезу.
— Смотри, «увозилку» не надорви. Поздравляю тебе со спасением своего боевого товарища, — она снова посмеялась, — тут весь Поселок о вас говорит. Говорят, что вы нашли Сезам — пещеру АлиБабы.
— И не одну!
— Ой, сама скромность. Так вот, насчет поездки в тундуру и вообще, у меня условие…
— Слушаюсь и повинуюсь…
— Я ни слова не хочу слышать о золоте, все вокруг только о нем и говорят.
— Сударыня, ваше слово, закон!
— С утра нам еще одного пациента из вашей группы с огнестрельным ранением привезли. Мне пришлось выйти в выходной и осмотреть. Не ты ли его подстрелил?
— Ямазов Султыг. Хотелось бы, но увы. Надеюсь он вел себя прилично?
— Вполне. Что у вас там вообще происходило?
— Ну вы же запретили мне говорить о золоте, как же я теперь смогу вам рассказать об этом, сударыня?
— Ах ты, змей искуситель!
Мы потрепались с ней еще несколько минут ни о чем, и обо всем на свете. И договорились о встрече.
Мне очень нравилось слушать ее смех и голос, похоже, что она ждала моего звонка. Гибраян со спасателями и Гунько добрались до Поселка на сутки раньше.
И она знала, что Костя мой друг. Это Алёна настояла на том, чтобы его транспортировали в Москву на операцию.
Я планировал вернуться в общагу, привести себя в порядок, ведь пребывание в тундре оставляет неизгладимый отпечаток. Его надо как следует отмывать и освежать.
Затем нужно купить гостинцев Гибаряну, навестить его перед поездкой, а после можно идти на репетицию. Репетиция как раз заканчивалась перед собранием.
Часа мне хватило на то, чтобы перекусить, отмыться, побриться, сбегать к парикмахерше Любе, купить конфет и апельсинов для Кости.
Полный сил и предвкушения встречи с Аленой я отправился в «больничку».
К моему огромному удивлению, прямо на входе, на крыльце на меня налетела Марина. Она чуть не сбила меня с ног выбегая из помещения.
Я с трудом удержал ее от падения и сам остался на ногах. Но мои ярко оранжевые апельсины разлетелись, как жонглерские шары и покатились по голубым деревянным ступеням.
— Привет, вот так встреча? А ты что тут делаешь? Разве ты не улетела с Владилен Викторовичем?
— А это ты? я тороплюсь. Улетаю вечером, вот приходила, брала интервью у главврача поликлиники. Ты же не захотел мне дать. А с Куницыным Катя полетела, она сама так захотела.
Она явно не ожидала меня тут увидеть. И ее тяготило общение со мной.
Я наклонился, присел на корточки и стал собирать апельсины
— Ладно, счастливого пути.
— Чао, я побежала.
Она быстро удалялась. Я посмотрел ей вслед. Зачем она соврала про Алену? Ведь ее нет в «больничке». Ни здрасте, ни простите.
Я подобрал все апельсины снова положил их в бумажный кулек и зашел внутрь.