Золото. Назад в СССР 2

Глава 20

Буквально через секунду передо мной стоял прежний Семягин. Сосредоточенный, спокойный и хладнокровный. Он посмотрел мне в глаза.

— Хорошо, что будем делать?

— Первое, что нужно сделать — осмотреть все палатки и все вещи разом. Возможно дело в самородке.

— Ты думаешь, что все-таки кто-то украл его?

— Я думаю, что старик не стал бы мне врать или выдумывать.

— Кого ты в этом подозреваешь?

— В том-то и дело, что я не могу сейчас никого подозревать. Я так радовался, что подобралась в этой партии команда без срачей, споров и вечной, чуть ли не классовой, вражды между геологами и рабочими. Все друг другу по-товарищески помогали, проявляли взаимовыручку и терпение. Что про себя попплевывал «тьфу-тьфу», чтобы не сглазить. И вот на тебе.

— Насчет команды ты прав. Я ее с особым тщанием подбирал. Все потому что моя первая экспедиция была полностью провальной именно из-за взаимоотношений в коллективе.

— Провальной? — переспросил я, — разве?

— Еще какой провальной. Люди в том походе были органически не способны к взаимовыручке, врагу не пожелаешь с такими в тундре оказаться. Зависть, высокомерие, грызня. Еле закончили партию, думал, что они поубивают друг друга.

— Как так, Александр Иванович?

— Молодой был неопытный. Не думал, что кроме профессиональных навыков, нужно еще на совместимость смотреть. Так же как и в этот раз, мы ничего тогда кроме знаков не нашли. После той экспедиции, стал людям особое внимание уделять. Из той первой партии только Петрович со мной все эти годы прошагал и протопал со мной тысячи километров. намыл десятки килограмм золота, если не сотни.

— Правда? Вы с ним так давно знакомы.

— Да, и должен тебе сказать, что несмотря на его багаж за спиной, ну ты наверняка знаешь про его отсидки.

Я кивнул.

— Порядочнее и надежнее человека у меня в партиях не было.

— А вы кого-нибудь в краже подозреваете?

Семягин растерянно развел руками.

— Я так же как и ты. Очень надеюсь, что в коллективе нет воров и все это ошибка. Я все еще думаю, что Петрович ушел куда-то и скоро вернется.

— Не тешьте себя иллюзиями, Александр Иванович, я и сам бы хотел, но он не вернется.

— Мда, я и сам понимаю, но не хочу верить в плохое.

— Нет ни одной причины по которой он решил бы сам покинуть лагерь в одиночку. Куда он пойдет?

— Да ты прав. На двести верст ни души. Вот вот пойдет снег и начнуться морозы. И при этом мы не нашли его следов.

— Дело не только в этом.

— А в чем еще?

— Его ружье.

— Не понял, что его ружье?

— Вот же оно, — я указал рукой на оружие Петровича, — если бы он решил уходить, то в любом случае непременно взял бы оружие с собой.

— Точно. Ты прав. И пистолет его был ни при нем. Это значит, что если он выходил, то не уходил далеко и планировал сразу же вернуться.

— После того, как осмотрим вещи народа, нужно еще раз обыскать все окрестности и берег озера. Возможно мы не внимательно смотрели и найдем следы.

— Ты знаешь, как выглядел самородок?

— Только со слов Петровича.

Я подробно рассказал про то, что знал о самородке. Семягин внимательно выслушал, потом забрал ружье Петровича и вышел из палатки.

Я последовал за ним. Люди стояли нахмурившись. На их лицах не было видно страха или беспокойства.

Мне было жаль старика. Я знал, что скорее всего его уже нет в живых. Его смерть не была справедливой.

Я стоял и размышлял о людях, которые стояли передо мной. Почему судьбы выбрала именно его? Он, утверждавший, что рожден для того чтобы жить на море, под палящим черноморским солнцем.

При этом всю свою вольную жизнь проработавший на трудных работах. А про жизнь в тюрьме и говорить не приходится. Мне было очень жаль старика.

Было время,в моей прошлой-грядущей жизни, когда я мучился сомнениями: есть ли хоть какая-нибудь справедливость в нашем хаотичном и неустроенном мире, почему одни люди могут позволить себе проводить большую часть года в праздности, работая не напрягаясь?

Олигархи, хозяева крупных золотодобывающих предприятий, их топ-менеджеры, могли ходить по миру на яхтах, летать на собственных самолетах, посещать практически любые удивительные места на Земле.

В то время как другие пашут в поте лица, как Папа Карло всю жизнь, никогда не выезжают за пределы родного города и только две или три недели недели отдыхают в непосредственной близости от своего рабочего места, в лучшем случае, где-нибудь на даче или природе.

И в этой несправедливости был какой-то дьявольский изощренный баланс. Эти две группы людей: трудяги и владельцы ресурсов, каким-то иезуитским способом уравновешивали друг друга.

Редко когда, кто-то из них находил такой дисбаланс считал противоестественным.

В этой же жизни, такие сомнения меня практически не посещали. Вот можно сказать, что впервые. Тут пахали все и у всех была возможность отдохнуть.

Но теперь несправедливость заключалась в том, что у оставшихся была возможность попасть на Юга, пусть даже и кому-то не больно надо было, а Петровичу, которому этого очень хотелось, теперь туда уже никогда не попасть.

— Итак, товарищи, прошу соблюдать спокойствие. Попрошу все вынести сюда все личные вещи и предъявить к досмотру.

Сказал Семягин.

— Шеф, вы что нам не доверяете? — спросил Алеев.

— У нас пропал человек, есть веские основания думать, что его нет в живых. Поэтому сейчас здесь вопрос о доверии или недоверии совсем не стоит. Вы можете не предъявлять и не показывать свои вещи. Но тогда я, как руководить геологоразведочной экспедиции, буду вынужден принять определенные меры к такому человеку. А именно — мы создадим комиссию и проведем досмотр в любом случае. Но соответствующие выводы сделаем.

— Почему вы думаете, что Петровича нет в живых? — спросил Брахман.

— Позже объясню. Про досмотр личных вещей вопросы есть?

— Нет, — ответил Брахман, — раз такое дело, то я не против показать свои вещи. Скажите хоть, что вы ищите. Может быть и досматривать не нужно, если у меня это есть, то я и так покажу.

— Мы ищем всё, что может пролить свет на то, куда делся старик.

Ответил Семягин. Брахман первый вошел в палатку и вытащил из него свой рюкзак.

Он поставил его у ног Александра Ивановича без тени какого-нибудь гнева или раздражение и отступил шаг назад.

Семягин посмотрел ему в глаза, не увидел в них вызова, присел на корточки и стал развязывать шнуровку.

— Принесите, пожалуйста, мне одеяло, — обратился он к окружающими не поднимая головы.

Алеев пошел в палатку. Он вернулся с сине-серым казенным колючим одеялом через несколько секунд.

Семяги расстелил одеяли на земле и стал доставать и складывать на него вещи Брахмана. Было видно, что он делает это старательно, стараясь не упускать мелочей.

Внимательно изучив содержимое рюкзака и не найдя самородка Семягин аккуратно отложил стопку личных вещей и рюкзак в сторону, поднял голову и сказал:

— Следующий.

— Могу забрать, спросил Брахман?

— Вещи в рюкзак положи, и вот сюда в сторонку поставь, пусть пока полежит, — он указал рукой место. Потом повторил.

— Следующий.

Я сходил в нашу палатку и поставил перед ним свой рюкзак.

Семягин осматривал его содержимое не менее внимательно, чем рюкзак Брахмана. Не найдя ничего у меня он преступил к следующему.

Некоторые из ребят были недовольны осмотром, но поворчав, притащили свои рюкзаки тоже.

Но поиски в их вещах ни к чему не привели.

— Да что мы какой-то ерундой занимаемся, может он сейчас вернется, — занервничал Бондаренко, когда очередь дошла до него, — что за хрень?

— Отказываешься предъявить вещи? — спокойно спросил Семягин

— Да отказываюсь! — его руки дрожали, — то есть нет. Но это самоуправство, вы не имеете права рыться, в чужих вещах. Я буду жаловаться в Москву, когда прибудем в Геологическое Управление! Просто произвол какой-то!

Семягин сидя на корточках кивнул.

— Валяй, жалуйся. Вещи несешь или нет?

Я смотрел на Семгина и Бондаренко. Это была интересная картина. Губы Бондаренко побелели то ли от страха, то ли от гнева.

Он нехотя пошел в палатку и вернулся со своим рюкзаком и почти швырнул его к ногам Александра Ивановича.

Семягин не обратил на это никакого внимания и продолжил поиск самородка.

Когда Бондаренко ходил в палатку я заметил, как он что-то быстро переложил себе в карман за пазуху.

Александр Иванович брезгливо, но аккуратно, покопался в вещах Бондаренко, и не найдя ничего отложил вещи в сторону.

— Александр Иванович, я прошу прощения, но попросите его выложить из-за пазухи, то что он туда прятал. Бондаренко, ты тоже прости, но не хорошо прятать в таких обстоятельствах чтобы то ни было.

Бондаренко посмотрел на меня волком. В его взгляде было столько ненависти, что если бы он умел метать молнии, то я давно уже был бы испепелен.

— Вы не имеете права!

Семягин подошел к нему, и протянул руку.

— Доставай.

— Там ничего нет.

— Доставай, не заставляй меня применять крайние меры.

Бондаренко полез за пазуху и извлек небольшой холщовый мешочек. Он в сердцах с размажу вложил его в руку Семягину.

Тот поднял брови, отступил и пожав плечами развязал его и извлек небольшой самородок.

По форме он напоминал очертания континента Африки. Весь мелких дырочках, словно проткнутый в сотнях мест крупной иглой или скорее тонким гвоздем.

Самородок был размером с ключ от английского замка, такой же плоский.

— Что это? — Семягин показал всем находку держа ее между большим и указательным пальцем.

— Золото, разве не видишь? — последовал злобный ответ.

Бондаренко перешел на «ты», явно демонстрируя неуважение.

— Вижу, ты мне не дерзи. Откуда у тебя оно?

— От верблюда.

— Понятно, — он повернулся к оставшимся членам экспедиции, — Николай, забери у него оружие.

Потом он обратился ко мне.

— Ты узнаешь самородок?

Я подошел взял его в руки и внимательно рассмотрел. А потом вернул обратно.

— Александр Иванович, у Петровича другой по форме и размеру был.

— Хорошо я понял, — он снова повернулся к Бондаренко.

— Бондаренко, я жду ответа. Если ты думаешь, что отделался легким испугом, то очень ошибаешься.

— Нашел я его.

— Когда?

— Две недели назад, на пойме.

— Нашел и промолчал? Зная, что мы идем обратно пустыми? Что экспедиция остро нуждалась хоть в каких нибудь результатах?

— Да, брось, Александр Иванович, какой это результат. ты же знаешь, что одна такая находка ничего не стоит, нету там промышленного золота.

— А вот это уже мне решать, есть оно или нет. Ты же знаешь, что красть государственное золото это преступление? До конца экспедиции будешь без оружия, без разрешения из палатки, а тем более из лагеря тебе отлучаться запрещено. Неповиновение рассматривается, как попытка побега и ухода от ответственности. Переезжаешь в мою палатку. Понятно?

Бондаренко ничего не ответил. Взял свой рюкзак и понес в палатку к Семягину.

— Пеняй на себя, — он снова обратился к остальным, — ввиду сложившейся ситуации прошу всех вывернуть свои карманы.

Но досмотр содержимого карманов, последующий шмон в палатках больше ничего не дал.

После проверки палаток Семягин всем разрешил разнести вещи.

До обеда мы снова организовали поиски Петровича но совершенно тщетно. Нигде ни его самого, ни следов обнаружено не было.

Прошло несколько дней. С каждым днем становилось холоднее, береговой лед сковывал все большие пространства воды подбираясь к середине озера.

Стало ясно, что через пару дней оно замерзнет совсем. А это означало одно.Катер не придет и им придется здесь зимовать.

Каждое утро приходилось прорубать полынью во льду для того чтобы было что пить и чем мыться.

Предсказания Петровича о том, что мы можем застрять здесь до следующего лета начали сбываться.

В одно утро неожиданно повалил крупный снег. Необычном было то, что погода стояла почти безветренная. Крупные снежинки валили с неба покрывая всю округу белым пушистым ковром.

В это время года такой спокойный снег без колючей вьюги почти уникальное явление.

Выйдя из палатки я заметил свежие следы уходящие вправо.

Разбудив Семягина я показал ему их. Пересчитав людей в лагере, все были на месте, мы взяли ружья и пошли по следам. Их оставили несколько часов назад они были уже сильно припорошены, поэтому сложно было определить кому конкретно они принадлежат.

Метров через двести следы уходили в глубь суши. В противоположную сторону от озера.

Они вели туда, куда мужики оттащили медведя. Пройдя еще метров восемьдесят показалась его бурая туша. А прямо рядом с ним тело человека.

Как бы мне не хотелось верить своим глазам и как бы я не отгонял от себя увиденное, деваться нам с Семягиным было некуда.

Это был Петрович. Он был тут уже давно. Все эти дни с момента его исчезновения.

Я повидал достаточно мертвых тел в своей жизни, чтобы не бояться и относиться к ним спокойно, как это было с беглыми зеками, найденными во время спасательной экспедиции.

Я стоял и ощущал, что не в силах двинуться с места. В груди стучало сердце.

Но вид мертвого Петровича поразил меня. Ничего более зловещего и ужасающего я не видел. Может быть потому что я сблизился с ним? Не знаю. А может быть потому что он сидел и улыбался будто встретил хорошего знакомого, привалившись к неосвежеванной туше медведя. Глаза его были закрыты.

На его лице застыла веселая, приветливая улыбка, какой он обычно одаривал этот холодный мир, в минуты простого мужицкого счастья. Например, когда не спрашивая, ему подавали чарку у костра, или когда он рассказывал какую-то смешную историю из своей жизни, а потом смеялся над собственной шуткой вместе с остальными.

Он был в ночной рубахе. Чёрная дырочка на ткани в области сердца и тонкая струйка крови, говорила о том, что он умер так и ничего не поняв и не почувствовав.

На его голове и плечах — шапка из снежинок.

В его ладони сжатой в кулак, что-то поблескивало золотистым цветом.

Семягин снял шапку и приблизился к телу старика. Не смотря на запах.

— Вот ты где? А мы искали тебя, как я не сообразил, что нам нужно сюда, — он осмотрел его кисть с самородком внутри.

— Похоже, что он нашел свое золото.

— Итак, товарищи. У меня нет слов. После того, как мы похоронили нашего Федора Петровича Ветрова, я понимаю следующее. Среди нас есть убийца. Тот, кто не пожалел старика и бессовестно отправил его на тот свет.

Мы стояли с кружками в руках на поминках организованных в память о старике.

— У меня такое предложение. Пусть тот, кто это сделал признается в содеянном и снимет грех с души. Мы дадим ему ружье, патроны, запасов. Пусть этот… — Семягин подбирал слова, но так и не подобрал — уходит. И больше никогда к нам не возвращается. Выживет — значит ему повезло, ну а нет, так нет. Не хочу чтобы это чудовище жило среди нас. В этом случае я напишу в отчете, что Федор Петрович, погиб в результате несчастного случая. И мы все поклянемся, что это останется между нами. Согласны?

Все закивали.

— Если же убийца не признается, то я обещаю, что докопаюсь до истины, чего бы мне это не стоило. Все тайное все равно становится явным. И тогда убийцу ждет жестокая расплата. Я сюсюкаться не буду.

Он залпом выпил свой спирт из кружки, потом поднял руку и поклялся:

— Я клянусь, что если убийца признается, то ему дадут возможность уйти и это убийство останется в тайге.

Все по очереди подняли руки и повторили клятву. Заканчивал я.

— Я заявляю всем, что не делал этого и тоже клянусь, что сохраню в тайне произошедшее.

Но насколько я понимал, моя клятва была уже бессмысленна. Никто не признался. Значит убийца среди нас.

— Тот, кто это сделал не желает признаться? — я обратился к гипотетическому убийце, — Подумай. Какие бы причины не заставили тебя это сделать. У тебя есть шанс выжить. Просто сделай шаг вперед, как мужчина и уйди на рассвете.

Наступило молчание, все ждали, что убийца решиться признаться.