Домой Маша возвращалась с огромным воодушевлением. Во-первых, студенты из организованного ей "технического кружка" разработали просто замечательную стеклопрокатную линию, и по всему выходило, что ее получится выстроить за лето. А во-вторых — она просто соскучилась. В самом деле, первый раз она целых девять месяцев жила практически одна! Поначалу-то оно интересно, но потом все время начинаешь думать о брате, о сестренках… и о Саше.
Когда пять с лишним лет назад этот еще нескладный юноша предложил им перебираться в Царицын, Маша согласилась исключительно потому, что предложение давало хоть какую-то надежду на относительно сытую жизнь. А о такой жизни, какая началась в доме Саши, она и мечтать не могла. Будучи девочкой умной, и вынужденно весьма самостоятельной, она очень быстро сообразила, что более чем плотная опека со стороны "хозяина", как тогда она про себя называла Сашу, проистекает исключительно из любви ко всей ее семье. Причины этой любви она не понимала и тогда, да и теперь понять не могла, но решила, что Саша таким образом показывает свои чувства душе той давно умершей девушки. Не очень логичное объяснение — но другого-то нет…
Вернувшись домой, уже в новый город Сталинград, Маша заметила, что "приемный отец" как-то очень сильно изменился. Нет, не внешне… хотя и внешне тоже. Возможно незаметные при ежедневном общении перемены оказались просто в глаза бросающимися после девятимесячной разлуки. И перемены эти Маше не понравились.
Прежде всего, в "отце" проявилась какая-то суетливость, он занимался дюжиной дел сразу, перескакивая с одного на другое и заставлял то же самое делать и окружающих. А временами внезапно застывал, думая о чем-то одному ему ведомом и в такие моменты ничего вокруг не видел и не слышал. Вдобавок и речь у него изменилась, стали в ней проскакивать какие-то немножко двусмысленные шуточки. В принципе, ничего особо неприличного — но ведь раньше такого за ним не водилось.
А когда он просто ни с того ни с сего наорал на Ваську, Маша поняла, что с Сашей происходит что-то серьезное. Только непонятно что…
Недаром говорят, что чужая душа — потемки. Не влезть в нее, и на себя не примерить. Но ведь всегда… то есть все последние годы он с Машей общался как с родной сестрой (а не дочерью, хотя и называл все время "дочь наша"), причем не с сильно младшей, а практически как с ровней, или с погодком. А так как происходящее нравилось девушке все меньше и меньше, то она решила с Сашей поговорить. Как младшая (а временами и старшая) сестра.
Больше всего Машу смущало то, что она не очень-то себе представляла, о чем говорить. Но сегодня вечером, рассказывая, как это издавна было принято за ужином о дневных достижениях и проблемах, Маша вдруг каким-то сугубо женским чутьем поняла и причины удивительной любви Саши к Векшиным, и что ему на самом деле сейчас необходимо.
— А теперь послушай, что тебе скажет твоя умная дочь, которая всегда точно знает что нужно делать…
План Станислава я все же посмотрел. Хороший такой план: по нему, чтобы Россию поставить хотя бы вровень с Германией, нужно где-то найти пять миллиардов долларов, затем к ним добавить двадцать пять миллиардов рублей — и всего через двадцать лет Россия достигнет промышленного уровня Германии. Нынешней, понятное дело. Другое непонятно…
Вот взять, к примеру, большевиков. В двадцать седьмом году, когда они свои пятилетки начинали, у них как раз, судя по тому, что было написано в интернете, была "послевоенная разруха" и промышленное развитие как бы не хуже теперешнего. По крайней мере паровозов в стране делалось даже меньше чем теперь, да и прочая промышленность была развалена. А в тридцать восьмом, всего через десять лет, по основным параметрам советская промышленность германскую обошла. Правда, Германию после первой мировой ободрали как липку, но, если я верно помню, Гитлер доободранский уровень превзошел в несколько раз. И мне кажется, что не было у большевиков требуемых Станиславу миллиардов. Впрочем, посмотрим, что он в новом плане напишет…
В "высокую политику" я теперь не лез принципиально: ну ведь неприлично с человеком (например, с Вячеславом Константиновичем) дружить, а потом раз — и спокойно смотреть, как большевики его в лучшем случае высылают из страны: думаю, что если этим большевикам преподнести готовую производственную базу, то можно будет и без суровых репрессий обойтись… А политика нынешняя полностью основана на личных связях. В "моем старом добром будущем" говорили, что "на бизнесе", но это неверно: бизнес сам по себе ни к чему не обязывал, а вот приятельские отношения именно обязывали, и к очень многому. Продать бизнес-партнера туркам в рабство ради увеличения прибыли на пару процентов — это для нынешнего менталитета вполне нормально. А вот отказать приятелю в мелкой услуге (продаже, например, его партнера в рабство туркам) — это обществом осуждаемо.
Поэтому приятелей у меня было немного, в основном среди своих же инженеров и рабочих. А бизнес-партнеры появились…
И одним из первых стал Форд. Генри, не Вильям. Правда у Генри тоже оказался брат с именем Вильям, но к "моему" семья Генри отношения не имела. А Генри — поскольку в "этом попадании" я американский авторынок под себя не загребал — основал свою собственную автокомпанию, и приступил к выпуску оригинальных "самодвижущихся механизмов". Вот только "Мустанг" уже задал кое-какие "стандарты", и владелец "Форд Моторс" обратился в мою американскую контору с намерением приобрести лицензию на дворник. Ну и пришлось мне пересечь океан…
Лицензии Форду не досталась. Он просто подписал контракт, по которому моя компания обязывалась продавать ему столько этих самых дворников, сколько он закажет (предварительно, за два месяца до даты поставки). Еще моя компания стала поставлять ему колеса с шинами, коробки передач, карданные и распределительные валы, фары, фонари указателей поворота и стоп-сигналы, стекла (на Генри очень большое впечатление произвело разбивающееся на кучу безопасных осколков закаленное стекло), радиаторы, масляные фильтры, масляный и бензонасосы… А еще — рулевые колеса, все детали подвески, генератор, электрические гудки, электрические переключатели, провода. И в завершение списка поставок Форд подписал контракт на мотор.
Точнее, на три мотора: одноцилиндровик в восемь сил, двухцилиндровый мотор в пятнадцать и четырехцилиндровый на тридцать сил. Судя по объемам закупок, Форд собрался "захватить мир": маленьких моторов он заказал на первые два месяца двести пятьдесят штук, средних — сто и двадцать четыре тридцатисильных. Так что подписывая контракты, я сам над собой смеялся и прикидывал, окупят ли поставки стоимость этого путешествия, но затем подумал — и подарил Генри "Урфина Джюса".
— Спасибо, мистер Волков, надеюсь, что моему сыну книга понравится… — Форд старался выглядеть искренне, но все же в глазах его проглядывало некое снисходительное ехидство, как бы говорящее "ну вот, не может не похвастаться…"
— Это не для вашего сына, это для вас. Если… когда у вас возникнет необходимость скорректировать заказ, то откройте книгу на странице с номером, совпадающим с числом месяца. И отсчитайте снизу слово, совпадающее с номером месяца. А в телеграфном заказе перед текстом заказа пошлите это слово, и я буду знать, что заказ ваш подлинный, а не происки конкурентов, мечтающих поссорить вас со мной. Если же заказ срочный и вы готовы оплатить срочную доставку, то прибавьте к номеру месяца пятьдесят — это будет номер страницы, и выберите слово с номером числа месяца уже сверху — и добавьте его в начале телеграммы к первому слову.
— Вы думаете, что мне придется эти заказы срочно корректировать?
— Мистер Форд, моя компания продает в месяц почти три тысячи автомобилей, и за последние два года ни одна из машин не вышла из строя по причинам технической поломки. Продукция моей компании стала эталоном надежности — чем пока не может похвастаться ни одна другая фирма, и вы, используя мои компоненты, сможете воспользоваться этой славой. Вам будет достаточно указать в рекламе, что на ваших машинах стоят мои моторы, колеса, фары — и ваши продажи сильно вырастут.
— Тогда непонятно, почему вы не увеличиваете продажи…
— Возить через океан воздух слишком дорого. Мне будет гораздо выгоднее, если вы начнете продавать по пять тысяч машин, а я буду поставлять вам детали для них.
— И вы думаете, что столько автомобилей можно продать?
— Можно продать и втрое больше — но я просто не смогу найти столько пароходов, чтобы эти автомобили привезти в Америку. Но чего мы обсуждаем еще нереализованные планы? Через пару месяцев сами все увидим… кстати, исключительно для пробы рынка я готов вам передать три десятка моторов и кое-какие прочие детали непосредственно со склада моей компании в Филадельфии. Завез, знаете, запас на случай возможных поломок, а поломок пока нет…
Домой я добирался долго, кружным путем. Решил, что раз уж пересек океан, то сразу на этом берегу все дела и сделать. Не совсем сделать, так, на будущее фундаменты заложить — но "закладка" заняла месяц. А в феврале — всего через две недели после моего возвращения — Генри Форд прислал первую "корректировку": ему срочно понадобилось пятьсот пятнадцатисильных моторов и сто тридцатисильных. А с мая заказ вырос до тысячи первых и пятисот вторых в месяц.
Когда в стране больше десяти процентов населения русские, то найти в нужном месте рабочего, к Родине все еще испытывающего теплые чувства (в особенности, если Родина за это неплохо платит) нетрудно. Так что моя служба безопасности весьма подробно была ознакомлена с попытками того же Форда самостоятельно изготовить детали автомобиля взамен закупаемых у меня. Ну что сказать… инженеры у американцев очень неплохие, и фордовским удалось самостоятельно повторить почти всё. Вот только цена "самостоятельно изготовленных" комплектующих оказывалась выше тех, по которым закупались у меня. Причем — заметно выше. А качество получалось сильно хуже.
С ценой-то все понятно: Станислав оказался совершенно прав, утверждая что "образованный рабочий имеет производительность труда в сорок семь раз выше, чем необразованный". Конечно, это не значит, что рабочий с семилеткой за плечами яму выкопает в сорок семь раз быстрее… хотя — значит. Потому что рабочего с семилеткой не страшно посадить на экскаватор, и яму он выкопает быстрее уже раз в двести. Вот только ему этот экскаватор нужно дать.
На моих же заводах большинство рабочих как раз были с "экскаваторами": Чаев со своим уже "Институтом станкостроения" трудился денно и нощно. И плодотворно: например, вместо американского "запатентованного" винторезного станка он придумал станок винтопрокатный, который эти самые винты с болтами делал по паре штук в секунду. И теперь все потребности в винтиках-болтиках всех моих заводов удовлетворяли шестеро рабочих, использующих в три смены всего два станка — один этот самый прокатный, а второй — штамповочный автомат, делающий головки винтов. Ну не совсем все потребности, так как эти два станка болты делали размером от трех до двенадцати миллиметров толщиной, а от полудюйма до дюйма крепеж делался на уже трех других станках — но рабочих было именно шесть человек.
Что же до качества — тут причины были иные. Вот взять, к примеру, генератор. Янки сделали генератор совсем такой же, как у меня — внешне. Но буржуям никто не рассказал про глифталевый лак на проводах, да и про полпроцента церия в меди сообщить забыли. А церий — который у меня получался как "отход лантанового производства" — металл очень полезный. Полпроцента церия в меди уменьшают сопротивление (электрическое) аж на пять процентов. И в результате "точно такой же" генератор у Форда грелся, изоляция подгорать начинала, подшипник клинил… потому что опять никто не написал, что в качестве смазки в генераторе вовсе не вазелин, а литиевое масло.
Вряд ли Форд анализ провода делал. А если и делал, то вряд ли понял в чем там дело: ведь "все знают", что даже небольшие примеси в меди ее сопротивление сильно увеличивают. Полпроцента алюминия — и сопротивление вырастает на пять процентов. А полпроцента железа сопротивление увеличивает уже чуть не на четверть! И даже серебро уменьшает (хотя и не сильно) проводимость. А церий… просто про церий я в институте услышал. И вспомнил, когда Ольга Александровна поинтересовалась, нужны ли мне отходы лантанового производства.
Ну торий мне был точно не нужен. Может в будущем… но пока торий тщательно паковался в свинцовые коробки и потихоньку прятался в специально закупленной пещере на Урале: я чего-то про землетрясения в этих краях не слышал. Что же до церия — как раз про него институтская химичка целую лекцию закатила. Рассказывала, какой он весь из себя хороший, какую пользу приносит каждому из нас. И вот тогда я про проводимость медно-цериевого сплава и узнал.
А еще я узнал, что церий этот почти каждый человек в руках держал — потому что из него (точнее из пополамного сплава с железом) делаются кремни к зажигалкам. А у меня зажигалок было целых две, между прочим.
Инженер Лунин из Чаевского института "Зиппо" без клейм внимательно осмотрел, измерил, напильничком поскоблил, нужные химические анализы провел — и в прошлом году изготовил роторно-конвейерный станочек попроще патронного. Ну, местами попроще: лично у меня бы фантазии не хватило бы выдавливать корпуса зажигалок за один раз при температуре в пятьсот градусов — когда не происходит наклепа металла и он остается пластичным. И тем более не хватило бы соображения все это делать в атмосфере азота, чтобы латунь не окислялась… Всего же Лунин сделал с десяток разных станков (включая сварочные, на которых все латунные детальки собирались в единую конструкцию), и теперь два десятка рабочих выпускали по две тысячи зажигалок за день. В переводе на деньги — тысяча долларов, даже больше (по полтиннику в Америке продавались просто латунные, а никелированные шли уже по семьдесят пять центов), и еще почти столько же выручалось за крошечные "фляжки" для бензина (объемом в четыре унции). Фляжки были дешевле зажигалок, но продавалось их больше — и я подозреваю, что использовали их не только для бензина, но из-за этого их еще приходилось лудить изнутри, так что изготовлением "спецпосуды" занималось уже человек тридцать. Пятьдесят "экскаваторщиков" обеспечивали мне еще полторы тысячи долларов прибыли в день — миллион рублей в год.
И таких "миллионов" с каждым днем становилось все больше: за границу отправлялись ручки, пудреницы, зеркала, расчески, миксеры, холодильники, пылесосы, очки, разнообразная одежда и обувь… Наконец-то я понял, почему в "моем мире" конец девятнадцатого — начало двадцатого века в той же Бразилии именовали временем "каучуковой лихорадки". "Золотая" — это понятно… но если на мировые рынки с моих заводов не поступают мегатонны резиновых изделий, то оказывается, что каучук из гевеи стоит целых три доллара за фунт. А паршивая дэнлоповская шина в три с четвертью дюйма шириной, на которой первый фордовский автомобиль мог проехать миль пятьсот, стоила уже двадцать пять — долларов, конечно.
Без Камиллы пока синтезировать изопреновый каучук не получилось, а из бутадиенового не получалось делать нормальные камеры для шин, так что приходилось платить по три доллара за этот самый фунт. Но для камер натурального каучука требовалось всего лишь десять процентов, так что цены у меня все равно были более чем конкурентными, а качество шин — вообще было вне конкуренции. И американские автодельцы бурно радовались моим изделиям: пять дюймов шириной, гарантированный пробег пять тысяч миль — и цена всего-навсего жалких пятьдесят долларов. Или — шестьдесят вместе с колесом. Или — девяносто вместе с тормозным диском и гидравлическим тормозом. Правда для последнего нужен был еще и тормозной гидронасос за двадцать пять — но качество вполне окупало затраты.
Летом тысяча девятьсот четвертого года американский автопром почти полностью "пересел" на мои шины, колеса, фары, трансмиссии и больше чем наполовину — на мои моторы. По расчетам Струмилло-Петрашевского до конца года Америка должна была закупить около шестидесяти тысяч "машино-комплектов", с каждого из которых выходило чуть меньше семисот долларов прибыли. Меньше, чем просто от продаж готовых машин, но только с Америки автопром обещал принести сто двадцать миллионов, а со всех зарубежных рынков — больше ста пятидесяти. Еще миллионов двадцать мне доставалось от "наследства Александра Волкова" — Мелентьевича, конечно: четыре "тематических парка" развлечений денежку ковали без перерывов. И пять миллионов давали лицензии от общепита. Если все пойдет по плану, то уже в октябрю прибыли превысят сумму кредита, который Россия брала у французов на русско-японскую войну…
Вот только война так и не началась.
Не знаю, что на японцев так "плохо" подействовало. Может быть, июльский приказ прошлого, тысяча девятьсот третьего года, от свеженазначенного наместника о создании в каждой роте Квантунской Армии артиллерийского взвода? Или строительство дороги от "чугунки" до устья Ялу с железобетонным мостом через Даянь? По которой "козлики" с прицепленными пушками ехали максимум два с половиной часа. Или сами "козлики", число которых в Дальнем и Порт-Артуре давно уже превысило тысячу штук? Неизвестно, ведь у японцев-то не спросишь. То есть можно было бы и спросить — так ведь не ответят…
Впрочем, мне было теперь не до японцев.
В Артуправлении кого-то очень заинтересовал мой "домашний арсенал". Причем не сами пушки — рейнсдорфовская пушка-гаубица для нынешних артиллеристов была "слишком слабыми" в качестве полевых орудий, а удивившая их буквально до изумления цена. И маленькой пушки, и семидюймовки — вдобавок как раз семидюймовая пушка им понравилась, а я их больше делать не собирался. Так что вскоре мы пришли к забавному соглашению: я передавал на Александровский завод производство больших пушек, а за это получал "концессию" на железную дорогу от Званки до Петрозаводска. Какая-то компания эту дорогу уже почти было собралась строить, однако "моё кун-фу оказалось сильнее". И не только потому, что "за меня" играли артиллеристы: у меня-то деньги на строительство были зажаты в потном кулачке и я был готов немедленно начать стройку. Тем более, что мне даже рельсы не требовалось где-то добывать: свои были. Сам проект дороги делался за счет Олонецкого губернского ведомства, и был уже всяко готов, но я-то обещал дорогу выстроить за год, а "конкуренты" только приступать к строительству собирались через пару лет.
Мне такой "гешефт" оказался очень кстати (в свете подготовки для грядущих большевиков дополнительного транспортного коридора): будущий Мурманский порт и дорогу к нему я очень даже имел в виду. Да, пока на нее денег нет, но зато потом, когда она будет построена, не придется страдать из-за низкой пропускной способности Олонецкой дороги.
Машка вернулась в Царицын из Москвы в самом начале июня — учебный год закончился. Судя по всему, учебу в институте она воспринимала как "слишком затянувшийся отдых" — и немедленно по прибытии приступила к внедрению на своем стеклозаводе разных придуманных ею (и, скорее всего, многими другими студентами и преподавателями института) "усовершенствований". Приехала она не одна, с ней прибыло еще человек пятнадцать — и городок был буквально поставлен на уши.
Даже не городок — город: Энгельгардт, который Александр Платонович и губернатор, обратил внимание на тот странный факт, что рядом с Царицыным два "заводских" поселка по численности населения превысили уездный город, причем каждый из поселков. Ну на "детский городок", находящийся вообще в Астраханской губернии, ему было наплевать, а вот на тот, который вырос в моем "поместье" — нет. Потому что иметь сто с лишним тысяч населения, не охваченного должным полицейским надзором и не платящего разнообразных "городских" налогов просто неприлично. Но так как отказываться от "поместных" прав я не собирался и передавать власть в уезд категорически не хотел, губернатор предложил иной вариант — и на карте губернии появился новый город "прямого губернского подчинения". Со своим городским уставом, и с несменяемым "предводителем дворянства" — для чего Александр Платонович выбил из царя специальный рескрипт.
Ну а глядя на все это и Газенкампф решил, что лишний (и второй по размеру) город ему в губернии не помешает. Так что "детский городок" получил официальное название "город Векшинск" — по "девичьей фамилии" покровительницы города Машки. А на правом берегу Волги отметка на карте возвещала о рождении города Сталинграда. Ну да, немного с названием я поспешил — но зато и Царицын переименовывать не пришлось.
Машка на уши поставила и Сталинград, и Векшинск: в первом срочно делалось нужное ей оборудование, а во втором не менее срочно строился новый стеклозавод. Новый цех, как считалось официально — но по размеру цех был втрое больше всего старого завода. Машка со своей компанией спроектировала линию по непрерывной прокатке стекла шириной в две сажени — и линия у нее вышла длиной в четыреста пятьдесят метров…
Стеклозавод был полностью в распоряжении моей приемной дочери. Полностью — это значит, что совсем полностью, и все доходы с завода были в ее полном распоряжении. Лично у меня не было ни малейших сомнений в том, что денежки Машка зря мотать не будет — и она полностью мое доверие оправдывала. По крайней мере пять миллионов, которые она заложила в проект нового цеха, она тратила со своего счета…
Вечером двадцатого июня, за ужином она вдруг сделала мне очень странное предложение. Обычно все эти дни мы собирались на ужин всем "семейством" — включая и детей, и Ольгу Александровну — но двадцатого с утра дети отправились "на каникулы" в Крым, а Ольга Александровна умчалась по своим делам на "завод ядохимикатов" на пару дней — и мы остались вдвоем. То есть весь день провели на своих рабочих местах, но за столом встретились без посторонних, даже Анна Петровна и Васька отправились спать: с работы мы давно уже привыкли возвращаться после захода солнца. И "дочь наша" решила, что одиннадцать вечера — лучшее время для таких разговоров:
— Саш, я вот давно тебя хотела спросить… если мне вдруг денег на новый цех не хватит, ты мне сможешь добавить несколько миллионов?
— Смогу, а сколько надо?
— Ну два, три… я просто подумала…
— Хорошо, я завтра переведу тебе на счет три миллиона, а не хватит — скажешь, или просто счета на меня записывай.
— Не надо переводить, я не это хотела спросить… то есть я просто так, из интереса. Ты же даже не поинтересовался, зачем мне деньги — и ты всегда так поступаешь. Скажи, почему ты у меня даже не спрашиваешь? Ведь я говорила о МИЛЛИОНАХ!
— Маш, во-первых, я просто знаю, что ты зря ничего не потратишь. Ты девочка умная, всегда точно знаешь, что нужно делать, и если считаешь, что нужно для чего-то еще немного денег, то наверняка точно знаешь для чего.
— Но другим-то ты так денег не даешь!
— Во-вторых, я тебя очень люблю, я вас всех, Векшиных, люблю, и хочу чтобы у вас все было хорошо. Я же обещал, что буду заботиться о вас как родной отец.
— Вот это мне и непонятно: ты же нас вообще не знал когда обещал. Но я почти сразу поняла: ты действительно нас любишь… не так, как свою Камиллу, а именно как… как родной отец, даже больше.
— Машка, это сложно объяснить… скажем так: когда я вас увидел, то просто вдруг понял, что без вас — и именно без вас — мне будет жить очень плохо. Понял, что мне будет очень плохо если вам будет плохо — и понял, что должен сделать все, чтобы вам было хорошо. Я уверен, что и Камилла бы у удовольствием всех вас удочерила и усыновила…
— Ты ее так сильно любил?
— Я и сейчас ее люблю…
— Саш, я как раз и хотела об этом поговорить… ты уж извини, но мне кажется, что поговорить очень надо уже. Ты ее любишь, но на самом деле ты все же любишь не ее саму, а своё воспоминание о ней. Как ты сам нам говорил, когда отец умер: его нет, но вы должны жить дальше. И ты должен жить дальше…
— И что ты хочешь предложить? — я поглядел на Машку с улыбкой. Наверное, настолько кривой, что она даже отшатнулась — но все равно продолжила после небольшой паузы:
— Камиллы, к нашему общему и искреннему сожалению, с нами нет. А ты — есть, и мы все: я, Степка, Таня с Настей — все хотим, чтобы и у тебя все было хорошо. И Ольга Александровна, и Васька хочет, чтобы все было хорошо…
— Мне хорошо…
— Саш, раз уж ты меня любишь как родную дочь, то мог бы мне и не врать. Я тебя тоже как отца люблю, даже больше — и чувствую, когда ты стараешься обмануть… нет, не чтобы обмануть — она даже руками замахала, видя как я нахмурился, — а чтобы нас не расстраивать. И Ольга Александровна говорит, что ты иногда так посмотришь… А ты как к Ольге Александровне относишься?
— Хм… честно — как к доброй, но строгой тетушке.
— Честно — и мы так же. А к Ваське?
— К Ваське? Хорошо. Девушка она умная, я бы даже сказал — талантливая. Три языка знает, за четыре года курс гимназии изучила…
— Вот и женись на ней.
— Что??
— Женись на Ваське. Девушка она умная, талантливая. Да еще влюблена в тебя до безумия. А что не дворянка… Ольга Александровна ее и удочерить может, она говорила…
— Машка, ты соображаешь, что говоришь? Подумай хотя бы вот о чем: допустим, я на ней женюсь — и у тебя мачеха будет тебя младше, разве это нормально?
— Конечно нормально. Раз отец всего на семь лет старше меня, то чего тут-то ненормального — Машка радостно рассмеялась. — Женись, ты уже к ней всяко привык, тебе с ней хорошо будет. И вообще…
— Что — вообще?
— Саш, ты же не монах… я видела, как ты на девок заводских смотришь. А дура твоя, Дина эта, вообще рассказывает, что ты иногда так на нее смотришь, что она готова из платья выпрыгнуть. Не женишься на Ваське — выпрыгнет! И придется тебе с этой дурой потом жить! Так что сделай, что тебе говорит умная дочь, которая точно знает, что нужно делать. И подумай над моими словами… до утра подумай. А утром, если ничего хорошего не надумаешь, я сама Ваське скажу, что ты просишь ее руки.
— Машка, я же Камиллу до сих пор люблю…
— Это так. Но ещё ты нас любишь — как детей. Ольгу Александровну тоже любишь — как тетушку. Камиллу любишь, как самую любимую девушку. И будешь Ваську любить как жену. И не спорь!
Я и не спорил. Все же Машка на самом деле на редкость разумная девушка. Несколько цинична… но если с десяти лет содержишь сумасшедшего родителя и троих братьев и сестер, поневоле станешь циником. Нет, все же прагматиком: циники — они злые, а дочь наша очень добрая девушка. И — несмотря ни на что — еще и романтичная. Хорошо, что она мне встретилась. Нет, хорошо, что мы встретились и смогли не потерять друг друга.
И конечно же Машка на самом деле думает, что так будет лучше. Может быть, она и права. Хотя слегка и ошиблась в отношении интеллекта моей секретарши: через два дня после сделанного мною предложения Дина, сжимая в потном кулачке двадцать пять тысяч долларов, "отряхнула прах российских дорог со своих ног". Причем город она покинула вместе с каким-то французом, приехавшим в городок на неделю за контрактом на поставки запчастей к машинам… одновременно с ним — и "весь город видел", как иностранец поддерживает ее под локоток при посадке в вагон. На делах ее убытие никак не сказывалось — я давно уже очень неплохо освоил "Ундервуд", что же до "личной жизни" — то… я просто не стал спорить с дочерью. Тем более, что Машка обещала "за мачехой присматривать и утирать ей сопельки".
И все же да, Машка немного ошиблась в главном: она думала, мне нужно создать свою семью. Но она, Степка, Настя и Таня — они уже были моей семьей. Хотя если я — "отец семейства", то наверное неплохо будет заполучить и "мать". Так что наверное эта свадьба будет полезна для всех нас. А венчались мы в новенькой, выстроенной Мешковым церкви — в русском городе без церкви же нельзя, и новый храм подоспел как нельзя более вовремя. Церковь святого Иосифа, в городе Сталинграде…