Звезда пленительнаго

Глава 17

Саша Муранов в группе начал работать с самого начала. Причем как раз вначале работа показалась ему не только неинтересной, но и не очень даже и нужной. Но потихоньку до него начала доходить грандиозность замысла руководителя группы…

На самом деле работать он начал еще раньше, будучи студентом. Тогда Стёпа Векшин собрал команду для разработки, как он сказал, "пульта управления" новейшего лифта с электрическим мотором. Чтобы пассажир, нажав кнопку нужного этажа, приводил лифт в движение, а тот безо всякого участия лифтера его на этот этаж доставлял. Кроме самого "пульта" команда придумывала и электрический механизм, который останавливал лифт в нужном месте с точностью до полудюйма, а затем самостоятельно открывал двери…

Система управления лифтом получилась, и студент Александр Муранов был приятно удивлен выплаченной за работу премией. Поэтому, получив по окончании института приглашение поработать в "специальном конструкторском бюро автоматики", долго не раздумывал — хотя работа и была в провинции. Приехав же в эту "провинцию", Саша был поражен: сначала обликом самого города, а затем — и в гораздо больше степени — полученным заданием.

Система управления лифта состояла, кроме всего прочего, из почти сотни различных реле — и все члены команды испытывали гордость за то, что им удалось построить столь сложный электрический прибор. Но тут требовалось сотворить прибор, насчитывающий уже несколько тысяч реле — и для молодого инженера было совершенно непонятно, зачем громоздить столь сложную конструкцию там, где можно было обойтись простыми счетами.

Кроме того, было вообще непонятно как такой агрегат можно хотя бы спроектировать — однако руководитель новой конструкторской группы предложил столь простое и элегантное решение… хотя именно "простым и элегантным" решение стало лишь после того, как он рассказал о двоичной системе исчисления, нарисовал схемы двоично-десятичных преобразователей и рассказал о "логических модулях".

К удивлению самого Саши, релейную арифметическую машину удалось построить меньше чем за полгода. Но еще задолго до окончания постройки руководитель выделил отдельную группу для разработки, как он сказал, "устройств подготовки данных". По назначению — что-то вроде обычного кассового аппарата, но с таким количеством дополнительных возможностей!

Инженеры, входящие в группу, изучили несколько уже существующих машин: "Адлер", "Корона", "Рейнметалл" — и практически единодушно пришли к выводу, что на русских заводах повторить такое вряд ли получится: уж слишком сложной и прецизионной показалась им механика. О чем, собственно руководителю и сообщили, предложив обдумать альтернативные подходы. Но вместо обсуждения альтернатив группа получила довольно издевательски прочитанную лекцию о том, что очень многое из того, что теперь в России делается, во Франции, Германии и Америке даже не пытаются повторить, поскольку просто понять не могут принципов работы отечественных конструкций.

"Взбодренные" столь нетривиальным способом инженеры к разработке приступили — и теперь господину Муранову в ближайшее время предстояло покинуть красавец-Сталинград и вернуться в патриархальную Москву. Заняв там должность директора возводящегося "Завода счетно-аналитических машин".

Когда все идет хорошо, то это очень подозрительно. Но особенно хорошо все же не было, и мелкие, но непрерывные неприятности каким-то странным образом грели душу. Наверное тем, что приходилось постоянно думать — а затем результаты этого процесса превращать в реальность. Но вот только иногда думать приходилось над тем, как выпутаться из очередной… из заднего неприличного места.

Федя Чернов — отечественный пионер каркасного домостроения и, если я не ошибаюсь, мировой пионер в деле применения каркасов железобетонных, уже два года занимался строительством Главного здания МГУ. То есть это я знал, что оно — это оно и есть, а для всех прочих это было "здание университета на горе" — как в Царицыне фамильярно именовали Мамаев бугор. А еще я все же думал, что Федор Иванович строит именно то здание, которое я ему нарисовал на бумажке… ну, на огромном листе чертежной бумаги. А чем же ему еще-то заниматься?

Оказалось, что против творческого зуда отдельных специалистов действенного оружия у меня нет. Федя действительно здание строил, и строил его именно на "горе". И к Рождеству даже закончил пятый этаж — и вот только теперь до меня дошло, что домик несколько не соответствует техзаданию.

Казалось бы — чего проще: тридцать шесть этажей центрального корпуса, четыре "флигеля" по двадцать этажей, еще башенка в центре и шпиль — все вместе получается двести пятьдесят метров. Всего на пятьдесят метров ниже Эйфелевой башни — обидно же…

Федя к решению возникшей перед ним проблемы (сам создал непреодолимые трудности…) подошел по наиболее легкому пути: просто "смасштабировал" мой рисунок (…и сам же успешно их преодолел). Теперь домик предполагался сорокавосьмиэтажный, с тридцатиэтажными флигелями… общей высотой в триста пятьдесят метров. И кого волнует, что обойдется он вчетверо дороже? Зато и "полезных площадей" будет втрое больше…

Мы сидели в новенькой, только что отделанной аудитории будущего университета и внимательно разглядывали "чертежи", выполненные в Черновской архитектурной мастерской. Использовать это слово без кавычек мне не позволял нынешний стиль таких высокохудожественных работ: все в цвете, каждый листик на окружающих кустах прорисован…

— А золоченый шпиль будет красиво смотреться — заметила Васька.

— Да, до первого суховея — каким-то склочным голосом продолжил фразу Саша Антоневич. — Живое воплощение выражение "деньги на ветер". Интересно, сколько золота потребуется на золочение семидесятиметрового шпиля?

— Немного, я думаю, что даже для трехслойной позолоты хватит полупуда — изложила свое мнение супруга.

— И тонны не хватит, Саша прав: чтобы ветром позолоту не содрало тут нужно листовым золотом крыть. Кто шпиль проектировал? — поинтересовался я.

— Честно говоря, я думал заказать эту работу господину Шухову…

— А он отказался, так?

— Ну да… он сказал, что прожектами не занимается — на Федю было больно смотреть, печаль от крушения надежд буквально сочилась из его глаз.

— То есть пока еще никто не проектировал? Это хорошо… Мария Петровна, у меня будет небольшая просьба. Чтобы золото ветром не сдиралось, мы шпиль золотить не будем. Но так как по проекту он должен быть золотым, вы приготовьте зеркала из желтого стекла, ими, как черепицей, все и покроем — Машка приехала на каникулы и тоже напросилась на "презентацию" проекта.

Хотя какая презентация: на первых пяти этажах, которым предстояло стать всего лишь цоколем гигантского здания, уже подходила к концу отделка более чем сотни различных помещений. Но с другой стороны — да, презентация, а заодно и техсовет. Которому нужно было решить главную проблему: строим дальше или ставим крышу и на этом заканчиваем? И именно по этой, второй причине в аудитории собралось почти полсотни ведущих специалистов со всех моих заводов. И несколько известных ученых — проблем новое здание создавало куда как больше, чем изначально смог представить Федя…

Насчет желтых зеркал — это не я придумал. Просто когда-то прочитал, что в МГУ так было сделано — и по той же причине (хотя в Москве пыльные суховеи и не случаются). Но со шпилем-то проблема невеликая:

— Давайте, я шпиль рассчитаю. И сделаю: по размерам, да и по нагрузкам конструкция близка к корабельным — предложил Березин. Возражений не последовало — все внимательно читали подготовленный мной список того, о чем "забыли заранее подумать". И следующий пункт списка заставил всех присутствующих сильно задуматься.

— Если отвлечься от того, что потечет по этим трубам, то задачка расчета канализации представляет значительный математический интерес — нарушил молчание Николай Егорович Жуковский. Каким образом Машка смогла его заманить на техсовет, я представлял с трудом. Хотя если принять во внимание "выдающиеся математические способности" первой студентки Технилища, то… Неважно, а вот что Жуковский смог приехать — это замечательно.

— Думаю, что общее уравнения движения… многокомпонентных материалов по трубам будет составить не очень сложно — Николай Егорович с улыбкой оглядел присутствующих, — но вот математические и инженерные расчеты, мне кажется, можно будет исполнить только предложенными Марией Петровной так называемыми численными методами.

Машка попыталась что-то сказать, но я успел пхнуть ее локтем в бок. В конце-то концов в Училище их предложила использовать именно она, так что все верно.

Совещание продолжалось с несколькими перерывами весь день. Васька где-то через час, устав от обилия инженерных терминов, пошла домой. Я тоже хотел отправиться за ней, но работа есть работа, пришлось сидеть до конца. Главным образом потому, что, судя по настроениям большинства инженеров, оно — это большинство — было склонно "поставить крышу" и отложить достройку здания на потом. Всем им было бы интересно поучаствовать в строительстве "самого высокого здания в мире", но объем уже обрисованных трудностей их пугал. Их, не меня — я успел испугаться заранее, составляя список проблем.

И, честно говоря, у меня даже уверенности не было в том, что такое здание на современном уровне инженерной науки и техники вообще выстроить получится — но мне "главное здание МГУ" было очень нужно. А что выйдет оно даже больше задуманного, то это совсем хорошо. Деньги я найду, лишь бы построили…

К шести вечера высказались все. Последним свое мнение изложил специально приглашенный на это совещание Владимир Александрович Беклемишев:

— Господа, я восхищен смелостью замысла, и, должен признаться, счел бы великой честью, если бы мои скульптуры украсили сей храм образования. Но, как я понимаю, продолжение строительства откладывается на неизвестное время, и поэтому хочу заверить собравшихся, что буду рад получить известие о том, что работы возобновились. Надеюсь, что это случится еще при моей жизни — и с легкой улыбкой он завершил это очень краткое выступление. Все повернулись в мою сторону.

Да, при всем старании в завершение строительства потребует вложить еще миллионов тридцать-сорок. Не потому, что само здание выстроить столь дорого. Но чтобы оно стало не просто украшением пейзажа, а могло выполнять предусмотренные функции, красивых стен и прочных перекрытий недостаточно. Нужно спроектировать лифты — и поставить завод по их производству. Нужно придумать и изготовить хитрые подъемные краны, которые смогут подниматься по выстроенным с их помощью конструкциям. Даже водопроводные трубы высокого давления — и те нужно спроектировать, изготовить оснастку для их изготовления… и краны для умывальников, которые при таком давлении не будут отрезать людям руки струей воды.

А еще… в общем, если получится уложиться в сорок миллионов, меня следует считать счастливчиком. А даже если и в пятьдесят — то что? То, что разместится в этом здании, будет для меня гораздо дороже. И мне это здание нужно — не когда-нибудь в светлом будущем, а сейчас. В крайнем случае, на той неделе… Я вздохнул, помедлил еще секунду и встал:

— Итак, господа, я с большим вниманием выслушал всех вас. И, как я понимаю, продолжить строительство здания сейчас не представляется возможным ни с технической, ни с экономической точки зрения. И исходя из этого, я пришел к неизбежному в данных условиях решению… — я еще раз тяжело вздохнул, судорожно пару раз прожевал собственные губы, выдохнул — Здание должно быть построено до первого сентября тысяча девятьсот восьмого года. Отмечу — "до" вовсе не значит тридцать первого августа. В августе здание должно будет укомплектовано мебелью, лаборатории — приборами, библиотеки — книгами. Столовые — посудой, в холодильниках должны лежать продукты, а в шкафах жилых корпусов — постельное белье. Господин Чернов до Нового года составит и опубликует условия конкурса на оформление интерьеров — кроме интерьера главного зала, им я займусь лично. Поработать, причем весьма напряженно, предстоит всем вам — а чем каждый будет заниматься в рамках этого строительства, я сообщу каждому в течении недели. На этом сегодняшний техсовет прошу считать оконченным. А Николая Егоровича и Владимира Александровича я попрошу сегодня быть моими гостями.

За ужином мы с Николаем Егоровичем увязли в споре о том, как наиболее рациональным способом проводить испытания вертикальных дерьмопроводов высотой в четверть километра. Ни к каким приемлемым решениям мы не пришли и остановились на том, что за Жуковским останется еще задача математического обоснования масштабирования натурных испытаний.

А Беклемишев — уже с Васькой — бурно обсуждали возможность изготовление статуй из нержавеющей стали. В их спор влезла и Машка, предложившая статуи для наружного украшательства вообще делать керамические, из корундовой керамики. Спор продолжился в Вськиной мастерской, где Машка сломала киянку (правда, старую и, похоже, уже треснувшую) о лежащий на верстаке шлифовальный диск. И спор закончился тем, что на следующее утро Владимир Александрович отправился в Петербург за инструментом, помощниками и прислугой, решив отработать "новую технологию" на Сталинградском корундовом заводе…

Жуковский тоже отбыл к себе в Москву: мы договорились, что теперь очередь моих инженеров ездить к нему за консультациями. Оставшееся до Нового года время я занимался распределением задач среди моих предприятий, а затем — принялся в очередной раз придумывать, где взять много денег. Очень много…

Раздумья были тяжкими. Главным образом потому, что тема усугублялась дополнительным вопросом: а какие деньги мне, собственно, нужны-то? И вопрос был очень серьезным.

Станислав Густавович записку о том, что такое деньги, мне составил месяца за три. Как я и ожидал, в виде краткого пересказа "Капитала". Ну что, записку я все равно прочитал — а затем с главным моим экономистом состоялась "крайне плодотворная" беседа:

— Станислав Густавович, я же просил вас самому подумать, а не составлять краткий конспект "Капитала". Я этот "Капитал" читал когда… в общем, давно уже — и тогда уже понял, что все это — чушь.

— Вы не понимаете…

— Подождите. Я, возможно, не понимаю чего-то, даже скажу больше — я действительно многого в экономике не понимаю. Но вот чушь и передергивания распознать сумею. Давайте разбираться: вот Маркс пишет, что деньги — это товар.

— Да, особый товар…

— Ерунда. Вот золото — это товар, серебро — товар… Впрочем, я это уже говорил. Но ведь деньги никоим образом с золотом или серебром-то не связаны! У тех же англичан золота для обмена на фунты хорошо если процентов пятнадцать запасено, а прочие их бумажки не обеспечены ничем. А Маркс утверждает, что те же бумажные деньги есть всего лишь более удобная замена тому же золоту — что на проверку оказывается полной чушью. Не в этом дело, а в том, что все в "Капитале" — чушь и ерунда. Начиная с основ…

— Я не думаю…

— Напрасно не думаете. Вот скажите мне — что в "Капитале" главное?

— Главное… тут все важно.

— Понятно, не знаете. Главное тут — учение о прибавочной стоимости. Вот есть учения о великом будде Гаутаме Шакьямуни, есть учение о древней Шамбале…

— О ком?

— О чём, но не это важно. Учение Маркса — из той же оперы: тут важно верить, а не думать. А если подумать… Вот вы, как я понимаю, Маркса тщательно изучали. Скажите мне, откуда берется прибавочная стоимость?

— Капиталист грабит промышленный пролетариат…

— Грабит как? С кистенем стоит на выходе с завода и отбирает зарплату?

— Глупый вопрос, вы и так все прекрасно знаете…

— Нет, не знаю. Впрочем, и вы не знаете, а лишь верите… скажите, труд по Марксу — это товар?

— Да.

— Продает его рабочий по рыночной цене?

— Ну… да.

— Вот я, капиталист, купил сырье — это товар. За рубль купил. Купил труд рабочего — тоже за рубль. Получил какой-то продукт — где я ограбил рабочего?

— Но ведь рыночная цена товара…

— Подождите. Я купил фунт муки, рабочий мне испек булку. Рубль — мука, рубль — зарплата, у меня булка за два рубля. Где я рабочего ограбил?

— Если рыночная цена булки составляет три рубля…

— Я эту булку сам съел. Где я ограбил рабочего?

— Ммм…

— Усложним вопрос. Купил два фунта муки, два рабочих испекли мне по булке. Одну я съел сам, другую продал за три рубля. Я что, одного рабочего не ограбил, а другого ограбил? Еще сильнее усложним: я обе булки положил в корзину и вытащил и съел одну не глядя. Какого из рабочих я ограбил?

— Обоих, поровну…

— А я вторую-то булку не продал, а отложил и съел на ужин… Вот такой я гад: хочу — граблю рабочих, хочу — нет — но сами рабочие этого вообще не замечают. Забавно? А вот еще более забавный пример: я эти две булки вообще купил, по два рубля. Скажем, в Китае — там все дешевле. Одну съел, другую продал за те же три рубля. Кого я ограбил на этот раз? А если я есть не хочу, сытый уже купил булки — и обе продал. Было у меня четыре рубля, стало шесть. Кого я ограбил? И откуда у меня появились лишних два рубля? И — в свете таких раскладов — что из себя эти два лишних рубля представляют? Давайте вы все же сами подумаете, и мы еще раз обсудим…

За год таких "обсуждений" было штук пять. Еще пару раз Струмилло-Петрашевский притаскивал мне какие-то "расширенные толкования" все того же бородатого классика, но было видно, что они его самого не очень удовлетворяют:

— С вами, Александр Владимирович, просто становится страшно спорить. Что бы я вам не показал, вы первым делом пытаетесь найти какие-то неточности…

— Противоречия, дорогой Станислав Густавович, противоречия. Я всего лишь инженер, и если мне предлагают выстроить мост без опор, я отказываюсь в том числе и потому, что мне же по этому мосту и ездить. А ездить, заранее зная что мост рухнет — это идиотизм. Сейчас я строю здание промышленной компании, а фундамент этой компании я поставил без расчетов, чисто интуитивно. И хочу понять… мне просто необходимо понять: могу ли я возводить это здание дальше или мне нужно все бросить и немедленно заняться укреплением, а то и перестройкой фундамента? Я хочу знать, а не рухнет ли мое здание после надстройки следующего этажа?

— Честно говоря, я не вижу причин для вашего беспокойства, у вас-то фундамент хоть и скрыт, но настолько прочен…

— За комплимент спасибо. А теперь я вам открою великую тайну: я знаю по меньшей мере три способа это здание сломать легким щелчком — и в этих трех местах я фундамент по мере сил укрепляю. Но если есть три слабых места, о которых мне известно, то почти наверняка есть и такие, о которых я и не подозреваю. Вот и помогите мне их найти — потому что если здание рухнет, то под обломками оно погребет всех причастных…

В конечно итоге (скорее, видимо, в промежуточном) мы пришли к выводу, что денег существует минимум три вида. Первый — это то, что на счетах и на которые можно купить что-то на рынке. Второй вид — это "внутренние виртуальные деньги" — всего лишь мера учета трудозатрат на собственных предприятиях. Пока кусок руды переходит с завода на завод, постепенно превращаясь в сталь, болт, мотор, автомобиль — этот "кусок" с первым видом денег практически не взаимодействует и на содержание счетов не влияет: ведь затраты на рабочих — это именно покупка внешнего "товара-труда" на внешних рынках. С этим все понятно, но существуют — реально существуют — и деньги "третьего сорта": деньги, которых нет. Приобретение чего-либо в кредит — это как раз оборот "денег третьего вида", "денег будущего". Которые когда-нибудь должны будут превратиться в деньги "настоящие" — но пропорции превращения мало предсказуемы…

Придя к такому выводу, я очень пожалел, что продал Рябушинским два харьковских банка. Вот уж неиссякаемый источник "денег третьего сорта"! Но что сделано — то уже сделано… Мышку правда, в любом случае стоит заинтересовать этим делом, но сейчас деньги мне нужны реальные. Первого или второго видов. Много.

Был у меня небольшой загашничек, но был он как бы не совсем мой. И из него я копейки не возьму… О загашнике этом знала только Машка. Поначалу она надо мной по этому поводу хихикала, но очень быстро перестала. Лишь спросила:

— А Мария Иннокентьевна-то о нем наверняка знает?

— Нет, никто не знает, и Водянинов тоже не знает.

Дочь наша тогда задумалась, потом спросила:

— То есть деньги туда идут в обход бухгалтерии… А как ты это делаешь?

После того, как я показал как, Машка время от времени тоже стала пополнять заначку, а на мое предложение не лезть в это дело, лишь сказала:

— Саш, поверь, так нужно. Мне нужно…

В середине января Мария Иннокентьевна составила сводную ведомость по результатам розничной торговли в Воронеже за прошлый год — и эти результаты резко перенаправили мои мысли в ином направлении. Воронеж — город, положа руку на сердце, провинциальный, и не очень-то и большой. Сто тысяч человек — но каждый из этих ста тысяч ежемесячно отдавал мне (причем — совершенно добровольно и даже с радостью) по пять с лишним рублей денег. Три с небольшим миллиона за полгода. Если же взять столицу, то там можно с легкостью "срубать" уже по десять миллионов в месяц. А если взять Америку с ее семьюдесятью пятью миллионами жителей…

Тщательное (и вдумчивое) изучение Маркса и Энгельса (которые не совсем муж и жена) привело нас с о Славой к однозначному выводу: формула "деньги-товар-деньги" абсолютно верна. Особенно верна потому, что производство в эту формулу не входит. Заводы — это средство превращения денег в товар для тех, у кого мозга не хватает закупить товар в Китае! То есть не сейчас, конечно — но суть понятна: деньги прирастают исключительно при продаже товара. И если товар продавать дешево, но много, то прирост будет больше, чем при продаже дорогого товара, но в малых количествах.

Конечно, чтобы продавать много недорогого товара, его нужно сначала где-то взять. Например, купить незадорого. У тех, кто его делает — и главное при этом сделать так, чтобы сам производитель не лез на розничный рынок. А уж каким способом этого добиться — вопрос отдельный…

Строительство университета автоматически подразумевает строительство целой кучи заводов — причем в том числе и "мобильных": завод по изготовлению арматурных секций все же в нынешних транспортных условиях должен располагаться рядом со стройкой. Как и бетонный завод — возить жидкий бетон дальше чем на пару километров сейчас практически невозможно. Но, по большому счету, любая серьезная стройка — это своеобразный завод, включающий в себя множество самых разнообразных (по профилю продукции) "цехов". Так что это все понятно.

Но кое-какая "продукция" все же должна была служить и после завершения строительства — те же подъемные краны, да много чего еще. Кстати, кранов у меня было уже несколько штук, причем по нынешним временам "высотных": с их помощью строился цокольный блок университета. Пятиэтажный, но высотой-то он был в двадцать пять метров. Так что чтобы ценное оборудование не простаивало, я предложил — в том числе и в качестве "школы монтажников" — поставить рядом ещё два отдельных корпуса, небольших, этажей по семь. Для биофака и… ну ещё для какого-нибудь.

Однако краны еще оставались — и "пришлось строить" кое-что еще…

"Завоевать мировое господство" в торговле не просто. Главным образом потому, что для торговли нужны продавцы — а это народ вороватый. Глаз да глаз за ними нужен, причем желательно — автоматизированный. Конечно, систем видеонаблюдения у меня не было — но не было и компьютеров, а Машка-то методом конечных элементов мосты рассчитывала! Если чего-то из оборудования нет, но задача кристально ясна, то, оказывается, она решаема иными способами…

Степан собрал в институте неплохую команду "электриков" для решения очень простой задачи: в доме высотой в полсотни этажей нужны лифты. Причем желательно — лифты, которые везут человека исключительно туда, куда он пожелает и, вдобавок, за обозримое время. Ну я-то задачку объяснил, общую схемку начертил — и полсотни студентов под руководством десятка преподавателей ринулись делать управляющий автомат для лифта с кнопочным пультом. Релейный автомат. Простой. Но для изготовления которого нужно этих релюшек несколько десятков. С учетом же того, что лифтов только в Главном здании университета было намечено установить полторы сотни, число потребных релюшек стимулировало строительство завода по выпуску этих в общем-то нехитрых изделий…

Конечно, сделать даже пару тысяч реле за полтора года можно и в мелкой мастерской — но ведь лифты-то нужны (будут) не в единственном здании России — а денег на такой завод много не нужно, так что заводик заработал еще в ноябре. Однако завод — это уже не мастерская, разных реле там выпускалось уже по несколько сотен в день — а раз есть реле, то можно делать самые различные релейные автоматы. Например, релейные суммирующие машины — которые, скажем, считывают данные с перфоленты…

Сама по себе идея мне понравилась. Ведь, если не вникать в "элементную базу", именно счетные машины я в институте и изучал. То есть собирался изучать, но какие-то основы успел захватить. Маловато для того, чтобы спроектировать электронный компьютер, но вполне достаточно, чтобы самому "придумать" релейный сумматор… или вычитатор. В результате у меня получился охренительных размеров аппарат, который действительно умел складывать и вычитать числа, набитые на перфоленте, причем на этой же ленте пробивалась и дырка, указывающая операцию…

Осталось только перфоленты откуда-то получать для того, чтобы мой "арифмометр" не простаивал. Для чего группа из десятка инженеров дружно разломали несколько германских кассовых аппаратов — чтобы сообщить мне, что "в России ничего подобного сделать не выйдет, поскольку у нас руки кривые". В ответ им была прочитана лекция с кратким перечислением того, что в России кривыми русскими руками и тупыми русскими мозгами сделано такого, что "на просвещенном Западе" до сих пор повторить не могут — и в середине марта на свет появилось новое чудо техники. Безо всякой иронии чудо: полностью механический клавишный суммирующий кассовый аппарат. Аппарат печатал цену каждой покупки, затем — сумму всего чека, и эту же сумму он пробивал на перфоленте. Причем сумма могла быть и отрицательной — что нужно, например, при возврате товара покупателем. Правда рядом с этим агрегатом даже арифмометр Однера и "Ундервуд" показались бы примитивными детскими игрушками — но он позволял именно "автоматически" контролировать продажи в магазинах.

Евгений Иванович Чаев обозвал меня разнообразно, поскольку его институту предстояло теперь изготовить несколько сотен единиц в полном смысле этого слова уникальной оснастки — зато к концу года ожидался пуск завода, который будет производить тысяч по двадцать таких аппаратов в год. Очень нужных аппаратов — но дело было даже не в них. Окрыленные успехом проекта, инженеры приступили к разработке новых счетных машин — и как раз тут я рассказал Степану про принципиально новый для этого времени тип реле, именуемом герконом… Но это случилось уже к концу тысяча девятьсот седьмого, года, который стал вероятно худшим из проведенных мною в этой реинкарнации. А начались гадости уже в феврале…