Звезда пленительнаго

Глава 30

Константин Харлампиевич Панин, как он сам любил говорить, закончил Николаевскую инженерную академию еще в прошлом веке — отслужив перед академией год подпоручиком в саперном батальоне. Закончил, но не выпустился — пришлось заняться делами сугубо мирными. Отставка — за месяц до выпуска — случилась по обстоятельствам семейным: две младшие сестры внезапно (как это и водится всегда) остались на его попечении, а инженерная служба редко случается в столице…

Впрочем, и мирные дела от устремлений его мало отличались: занимался Константин Харлампиевич строительством. Разве что вместо фортов, солдатских казарм и армейских складов проектировал он фабричные корпуса, рабочие казармы и торговые склады. Хотя развернуться ему и на этом поприще особо не удалось.

Не потому, что плохо работал или дорого за работу просил, а потому, как встретился ему иной заказчик. Денег предложил много, работу дал знакомую — и стал отставной поручик Панин комендантом строительства электростанции. Да не простой, а водяной — а там только плотину нужно было поднять на пятнадцать саженей почти в версту длиной. С работой он справился изрядно, пригласив — по прямому пожеланию заказчика — десятниками с дюжину отставных унтеров из старой своей части. Ну а те — и говорят, опять с дозволения хозяина — и солдатиков своих бывших изрядно на стройку притащили. Конечно, дело это обычное — необычным лишь то было, что станцию электрическую эту ставили, как посмотрел Панин по глобусу, аккурат на другой стороне этого глобуса…

Но народ нимало сим не смущался, тем более и работников доставляли на строительство вместе с семьями, и жилье давали неплохое, да и платили все же немало. Самому же Панину и работа понравилась. Конечно, пока плотины сыпали (вторая, на нижней станции, была небольшой, но и ее ставить пришлось), интересного мало было — но и городок рабочий военный строитель сам спроектировал и поставил. А как станции выстроили, Панину было предложено рядом ставить уже целый город — и тут уже стало очень интересно.

Места, конечно, были вокруг тихие… однако ведь последняя война совсем недавно здесь закончилась, и местные жители, бывало, и пошаливали… собираясь иногда в немалых размерах банды. Раз даже на стройку напасть решили, когда рабочим жалованье привезли. Не учли, правда, что в рабочих-то пара сотен отставных солдат было, хорошо знающих, с какого конца у винтовки пуля вылетает — а уж с винтовками заказчик постарался: знал, где строительство-то затевает. Больше на строительстве бандитов не видели.

Однако, когда дело дошло до постройки города, несостоявшемуся военному инженеру первым условием было поставлено, чтобы жизнь в нем стала окончательно тихой:

— Мне, Константин Харлампиевич, не нужна крепость какая, на манер Вердена или, скажем, Осовца. Мне нужен город, небольшой — но уютный и красивый. Но больше нужно, чтобы жители в нем всегда чувствовали себя спокойнее чем в любой крепости. Чтобы любая девушка не боялась ночью одна через город от подруги домой возвращаться, чтобы дети, если вдруг заблудятся, у любого помощи просить не испугались… Чтобы жизнь в городе была абсолютно — то есть совсем абсолютно — безопасной. Ну а красота — на красоту отдельных денег найдем.

Задачу Панин осознал и с ней, как он искренне считал, справился отлично. За что и получил пост алькальда города Сьюдад Электрико. Ведь именно его стараниями город получился такой красивый, удобный и уютный. Широкие прямые улицы-аллеи, красивые дома в классическом стиле. Дороги, мощеные каменными плитами, фонтаны на площадях…

Обводной канал на случай наводнения — сооружение весьма полезное. А то, что в город только по четырем мостам попасть можно — так чего ж через прерию-то шляться? Бельведеры на иных домах на окраине, где рабочие живут — красиво. Цоколи домов на окраине из дикого камня в сажень толщиной — надежно. Дворники на каждые два дома — чисто, да и вдруг какая детишка заблудится?

Стрельбище за городом? Да какой русский отставной солдат не любит пострелять на досуге по мишеням? А патронов, да и винтовок в городском оружейном магазине всем хватит. Цены в нем, конечно, безбожные — ну да кто неволит стрелять-то? Вольных же стрелков в городе хватает. Правда, шумно на стрельбище — но опять же, до города шум этот почти и не доходит, да и стреляют там лишь в урочное время. Так что обычно тихо в городе. И очень спокойно.

В Петербурге пришлось задержаться еще на три дня, это еще повезло: когда твои заводы выпускают кучу всякого оружия, то в военное время почему-то становишься очень востребованным человеком. А когда у тебя еще и железная дорога к единственному теперь открытому круглогодичному порту, то востребованность эта вовсе даже не ограничивается армейским начальством. И плевать, что дороги еще в общем-то и нет — но ведь скоро будет!

И ладно, если бы дело касалось промышленников, делавшие что-то для армии — так ведь нет, большинство из желающих "срочно договориться о транспорте" составляли торговцы всяким импортным барахлом. Мне вот, например, очень интересно было узнать: тот же Высоцкий всерьез рассчитывал, что он получит приоритет в перевозке через Мурманск английского чая и прочего "колониального товара"? Уже через Мурманск — порт был зарегистрирован именно так. Порт же частный был, как хочу, так и называю — а с другой стороны, как иначе-то назвать порт, находящийся именно на Мурмане?

Но и без торгашей развлекалова более чем хватало. Например, удалось побывать на совместном заседании руководства Артуправления и Генштаба. Именно удалось: в кассе билетов на цирк такого уровня купить не выйдет. Собственно, пригласили меня на это действо именно артиллеристы — вероятно, в качестве "живой поддержки" их предложений. Простых предложений: на опыте Алексеева в Порт-Артуре создать артиллерийские взводы и обеспечить ими, хотя бы для начала, каждый батальон, находящийся на фронте. А то одна четырехорудийная батарея на полк — это как-то совсем уже грустно выходит…

Идти мне не хотелось, поскольку результат ожидался вполне предсказуемый. То есть для меня предсказуемый, поскольку один раз я уже через подобную процедуру проходил, причем с теми же самыми "действующими лицами". Но в этот раз все же "предчувствия меня" все же обманули и Артуправление пробило если не создание в каждом пехотном батальоне артвзвода, то основную идею, заключавшуюся в принятии на вооружение моей "слабенькой" пушки. Оказывается, что и артиллеристы что-то могут сделать…

Нет, совсем не в том смысле. Это я "героически избегал пленения" на свадебном автомобиле и с полным комфортом. А от Артуправления кто-то поработал уже на линии фронта, и привез кучу фотографий, сделанных на второй-третий день боев. Причем фронт был франко-германский, а у делавших эти фотографии явно не было под рукой попутного банановоза, срочно возвращающегося с полдороги чтобы их в удобном месте подобрать. Тем не менее "веселые картинки" попали в Петербург даже быстрее, чем это получилось у меня: сразу чувствуется работа профессионалов.

Профессиональными были и выводы, сделанные на основе анализа фотодокументов: подавляющая часть французских броневиков была уничтожена из эрхардтовских пушек в пятьдесят семь и шестьдесят шесть миллиметров. Что было понятно, так как Генрих Эрхардт именно такие и ставил на свои собственные броневики — однако фотографии доказали генштабовцам, что и моих шестидесяти пяти миллиметров будет достаточно. Оставался один вопрос, который задал уже мне помощник военного министра:

— Александр Владимирович, вы тут сидите, молчите, будто вам совсем это неинтересно. Возможно, прибыли и в самом деле для вас невелики будут, если объявленная Артуправлением цена вами будет принята, но, как мы понимаем, она уже с вами как-то оговорена. И осталось узнать, как скоро вы сможете эти ваши орудия начать поставлять Армии и какие количества вы сможете произвести? Я знаю, что вы уже в другие страны пушек этих поставили несколько сотен, но нам все же нужно понимать, можем ли ты рассчитывать на хотя бы подобные количества для русской армии?

Да, то, что на заседание пришел Иванов, Артуправлению задачу облегчало. А мне — наоборот: все же очень трудно было сообразить, что он (пока) вообще не имеет понятия о моей артиллерии…

— Николай Иудович, Вы можете рассчитывать на десять тысяч пушек Рейнсдорфа начиная с сегодняшнего вечера — я столько просто со складов готовых отгрузить могу. Снарядов к ним вот немного, около пяти миллионов, все фугасные. У Алексеева в резерве должно быть с тысячу орудий и три миллиона снарядов к ним, тоже фугасные. Шрапнели, спасибо грекам, я теперь тоже выделывать могу, но общий объем выпуска трех миллионов шрапнельных снарядов в год вряд ли превысит. Но на первое время — хватит, а там посмотрим, что еще сделать можно. И вдобавок можно использовать и патроны к пушкам Барановского, их, если я верно помню, на складах два миллиона двести тысяч запасено…

— Однако! Вы что же, сами войну какую решили учинить, если такие запасы делали?

— Да нет… желающих с нами повоевать всегда в избытке было, а производство у нас на Руси небогатое, вот я и решил, что такой запас рано или поздно потребуется. Как оказалось, верно решил. Кстати, Вы, Николай Иудович, про немецкую мортирку "Миненверфер" слышали? Могу тоже предложить похожую, только получше да и подешевле. Пока — немного, с пару дюжин… но через месяц смогу уже дюжины по две каждый день выделывать…

Все-таки Иванов — в первую очередь генерал, а потом уже государственный деятель. И если уж он и государственник неплохой, то генерал уж точно отличный — поэтому после окончания заседания мы с ним некоторое время еще обсуждали технические параметры пушек-гаубиц, и особенно его заинтересовала (и очень удивила) возможность использования устаревших патронов к пресловутым пушкам Барановского:

— Александр Владимирович, зря вы тут про эти патроны упомянули. Мы-то, артиллеристы, все поняли, а шпаки могут подумать что их и впрямь можно сразу заряжать да стрелять.

— Можно, Николай Иудович, действительно можно.

— Так ведь в них порох-то черный, а у вас-то бездымный кордит!

— Ну, после стрельб пушку подольше почистить придется, а так вполне годятся против пехоты — и гранаты, и шрапнели. Вы потом пушку-то посмотрите, там на щите лафета даже таблица пересчета дальностей установлена. Испытания Артуправлением проводились — действительно старые патроны годятся. Хотя и сильно хуже, конечно. Но когда батарея за минуту полсотни гранат по врагу выпустит, тому будет всяко не сладко. Мы же пушку против Японии разрабатывали, а в Порт-Артуре на флотских складах таких патронов поболее сотни тысяч лежало — так чего же их не использовать?

— Надо же! Всё вы предусмотрели…

— Не всё. Пушки-то я дам, а вот кто из них стрелять будет? В артшколе генерала Юрьева с полсотни офицеров за месяц обучить можно будет, но это очень мало…

— Генерал Юрьев? Что-то не припоминаю…

— У нас он подполковник в отставке, генерала ему Гёнхо присвоил — там Вениамин Григорьевич всех корейских артиллеристов и обучал. Кстати, можно попробовать с корейцами договориться, у них инструктора, по словам Юрьева, неплохие подготовлены, но будут ли наши у корейцев учиться?

— Прикажем — будут хоть у папуасов! Но вы опять правы… я распоряжусь, чтобы в министерстве все обдумали. Как с вами связаться? Вы ведь скорее всего обратно в свой Сталинград отъедете?

— Проще всего просто телефонировать. Даже если меня на месте не будет, в секретариате все запишут и мне в точности все передадут. Ну, или договорятся о удобном для нас времени разговора…

— Телефонировать в Сталинград?

— Ах да… с городских телефонов не получится, но это можно будет пока сделать в одном особнячке на Восьмой линии. И опять вы мне напомнили о не сделанном вовремя: надо будет и ваше министерство к междугородней связи подключить. К сожалению, это займет довольно много времени, недели две-три…

"Межгород" у меня вообще буквально случайно получился. Степан, разрабатывая железнодорожную "автоматику", использовал тот самый "кордельно-бумажный" кабель, о котором я еще в детстве слышал. По нему и сигналы всякие передавались, на светофоры там, в диспетчерские — ну а заодно и связь между станциями по нему же пошла — все же "дитятко" экономику, несмотря на усилия сестры, учило плохо и кабель в проект был заложен "самый надежный" — то есть стопарник в бронеоплетке. Точнее, главным было "в бронеоплетке", а то, что в ней делался только кабель на сто пар — несчастное стечение обстоятельств.

Зато связь между станциями получилась просто отличная! Всеми станциями всех железных дорог, к которым я (точнее, именно Степан) приложил руку. И на все его хозяйство было задействовано аж шестнадцать пар проводов. Ну а остальные я и решил задействовать в "народно-хозяйственных целях". Тем более, что у меня и АТС делались уже лет десять как — так что после установки дополнительных подстанций с магистральными усилителями удалось подключить к общей телефонной сети практически все мои основные заводы. Причем связь была — по нынешнем временам — еще и суперзащищенной: кабель пропускал до полумегагерца, сигнал по нему передавался через полосовые фильтры в частотных сегментах по шестнадцать килогерц, причем сегменты назначались с верхних диапазонов. А так как народ телефонией не злоупотреблял, а сеть работала исключительно "для своих", то обычно по проводам ничего ниже четырехсот килогерц и не шло. Так что если даже вражеский шпион к кабелю как-то подключится, он будет долго терзаться в догадках "а зачем вообще эту штуку так глубоко закапывали?".

Хотя Иванову я слегка наврал: на любой городской АТС (тоже моей, естественно) имелась возможность подключить абонента к "специальной линии". Но делалось это все же вручную, да и городские линии можно было слушать без проблем. А немцы — народ слишком сообразительный…

После совещания Иванов утащил меня из Генштаба, где проходило "совещание", в Артуправление, но не для продолжения разговоров о пушках, а вовсе даже в связи с моим предложением по поставке армии самолетов. И там познакомил с полковником Ульяниным, курирующим от Артуправления всю военную авиацию. Артуправление — интересная контора, она занималась вообще любыми механизмами, которые предполагалось использовать в армии на суше. И авиация пока тоже была лишь "вспомогательными частями" для артиллерии. То есть еще не "была", а лишь формировалась, однако решение о закупке самолетов было принято лишь несколько месяцев назад и пока почти весь наличный авиапарк находился где-то на территории дружественной Франции.

— Александр Владимирович, — начал разговор Ульянин, — мне сообщили, что у вас большой опыт в выделывании аэропланов, и вам назначено провести обучение авиаторов управлению вашими машинами. Я, безусловно, уважаю мнение тех, кто прислал это сообщение, но возможно ли ваши машины вообще хоть как-то использовать в армии? Боюсь, лицо, составлявшее письмо, было несколько неверно информировано о возможностях вашего аэроплана…

— Не иначе, сам Линоров руку приложил. Напрасно боитесь, Евгений Алексеевич возможности эти знает превосходно, поскольку сам состоял в летном отряде и провел за штурвалом самолета более двухсот часов. Конечно, сейчас машины немного дорабатываются: на них ставятся более мощные моторы, устанавливаются пулеметы — но в целом машины те же самые.

— Но генерал Линоров написал, что этот ваш аэроплан переводит до пятидесяти пудов груза на двести верст за полтора часа!

— Да, тут он немного ошибся. Тогда на самолетах стояли довольно тяжелые вспомогательные механизмы, в армии ненужные, а без них машина поднимает до тонны груза, то есть больше шестидесяти пяти пудов. К тому же мотор сейчас более мощный, и скорость сейчас даже превышает сто пятьдесят километров. Но это незначительная ошибка, в любом случае машины превосходят все, что сейчас есть в других странах.

— Мне сообщили, что таких машин у вас готовы две дюжины…

— Не совсем. То есть да, в принципе готовы, но ведь они пролежали на складах больше десяти лет, так что некоторое время потребуется чтобы все проверить. Думаю, недели через две их можно будет забирать — вот только сначала летчиков подготовить потребуется.

— Вы говорите десять лет на складе. То есть у вас были двадцать четыре машины много лучше любых нынешних еще десять лет назад? Так почему же про них никто не знает-то?

— Сергей Алексеевич, те, кому надо было, знают. А ещё они знают — и тогда еще знали, что если бы о моих самолетах иностранцы узнали тогда, то сейчас против нас были такие самолеты, с которыми бороться Россия не сможет вообще.

— Но и в России бы воздухоплаванье двигалось бы вперед, почему вы считаете, что иностранцы оказались бы впереди?

— Двенадцать лет назад мои автомобили завоевали Америку и Европу. Пять лет назад две трети американских авто выпускались с моими моторами, моими колесами, моими трансмиссиями. В этом году половина американских автомобилей сделаны из американских деталей с американскими моторами, колесами и всеми прочими частями — и треть из них во многом уже лучше моих автомобилей. Но гораздо важнее то, что американцы в этом году изготовили почти полтора миллиона автомобилей, а все мои заводы могут их сделать тысяч пятьдесят-шестьдесят максимум. Я знаю, как сделать новый автомобиль лучше любого американского, но такие автомобили просто выделывать негде: мои заводы уже перегружены изготовлением того, без чего обойтись нельзя. А других заводов в России просто нет, и вообще нет в России мощной промышленности.

— Боюсь, вы тут неправы…

— Я приукрашиваю действительность. Пушечное производство на Путиловском занимает три с четвертью тысячи рабочих, из которых почти три тысячи — иностранцы. Две с половиной — вообще немцы, из Германии, с которой мы, между прочим, воюем. А завод может выпустить хорошо если три пушки в день. У Рейнсдорфа работает всего двести пятьдесят человек, считая поваров в рабочей столовой, уборщиков и сторожей — и его завод делает по пять-шесть пушек в день.

— Но ваши пушки меньше…

— На пушечном производстве "Рейнметалла" занято меньше пятисот рабочих, и Эрхардт выделывает в день по десять пушек. Больших…

— Вы думаете, что любое изобретение иностранцы немедленно используют во вред России? Тогда зачем вообще все это изобретать?

— Изобретение должно появиться вовремя. И тогда от него и России будет польза. Вот мой автомобиль появился двенадцать лет назад, и благодаря ему у нас есть по крайней мере пять пушек Рейнсдорфа в день.

— А вы знаете, когда для изобретения приходит нужное время?

В общем, интересно поговорили. В конечном итоге договорились, что Ульянин приедет в Сталинград сам — посмотреть на самолеты, оценить летную подготовку. А заодно — оценить и мой "летный полигон" — я предложил использовать его для испытаний всех прочих самолетов. Но это — текучка, а вот "глобальные" вопросы он задавал правильные. И — очень непростые.

В этих размышлениях я и направился в свою гостиницу. То есть собирался направиться — но из подъезда Артуправления успел сделать не более десятка шагов. Поначалу даже и не сообразил, что это так щелкает — и лишь когда мне под ноги упал короткий револьвер, сразу вспомнил старый фильм: "Стреляли"… Только вот кто стрелял, оказалось не очень понятным: владелец револьвера оказался рядом со своей собственностью спустя еще несколько секунд. Да и "Бульдог", если я не ошибаюсь, грохочет иначе.

Оглянувшись, почему-то обратил внимание на реакцию окружающего народа. Часовой у входа в Артуправление как-то криво присел и дико озирался, большинство прохожих мужского пола втянув головы старались побыстрее оказаться где-нибудь подальше, а вот слабая половина, напротив, изо всех сил пыталась разглядеть лежащего на мостовой человека. Над которым уже наклонился полноватый господин в изящном английском костюме. Рядом с ним стоял полуоткрытый саквояж — и хозяин достал из него очень знакомую блестящую коробочку стерилизатора.

— Даница Христовна, ну а ноги-то зачем рубить было? Ведь помрет, болезный, от боли!

— Невелика потеря — услышал я знакомый голос, — он не один был, сволочь. Допросим эту…

Подбежал городовой, но его шагах в двадцати остановил другой мужчина, выглядящий как заводской рабочий. Но именно выглядящий: судя по тому, что полицейский отдал честь, прочитав сунутый ему под нос документ, внешний вид не всегда совпадает с содержанием.

И только в этот момент я обратил внимание на обладательницу знакомого голоса: Даница, держа "полицейским захватом" какую-то девицу, вышла из-за моей машины. Причем девицу она держала левой рукой, а в правой она несла "Браунинг".

— Извините, Александр Владимирович, моя вина — не смогли перехватить на дальних подступах…

— Не помрет — констатировал толстый, — я ему морфину вколол. Так что жив будет, и успеет не раз об этом пожалеть…

— Даница, скажите, что я пропустил на этот раз? Вы не проводите меня до гостиницы?

Даница на секунду задумалась, но тут позади нее остановилась "буханка", "доктор" и выскочивший из машины водитель сначала закинули в кузов раненого, а затем, защелкнув наручники, туда же отправили и девицу — после чего машина быстро умчалась.

— Хорошо, садитесь в машину, Александр Владимирович…

— И что это было? Что это за мастеровой, которому городовые честь отдают? И вообще, откуда ты-то тут взялась?

— Было покушение, на вас конечно. Обычно мы всех берем, как вы велели, на дальних подступах, но эту парочку пропустили… уж больно естественно они сюда шли. То есть сейчас-то я поняла, что было неправильно, и в другой раз таких мы тоже не пропустим…

— Погоди. Кто это "мы" и — я уже спрашивал — ты-то тут что делаешь?

— Мария Петровна велела. Вы же ей-то охрану приставили, а о себе забыли. Вот она меня и назначила начальницей вашей охраны. А мастеровой этот — капитан Елизаров, он от Линорова, точнее, он в моей команде, но Линоров его в штат жандармерии тоже зачислил.

— И давно?

— Да с тех пор, что Евгений Алексеевич у нас в Москве квартировал…

— Интересно девки пляшут… ты говоришь, "обычно мы их берем" — это значит, что покушение не первое?

— Да. Но это — целиком я виновата. В последнее время-то наши уже вроде всё поняли, только иностранцы шалить пытались. Вот мы на них основное внимание и сосредоточили…

— А что наши поняли? — не удержался я от вопроса.

Даница горько усмехнулась:

— Что наказываем мы шалунов очень больно. И что от нас не спрятаться. Наверное, забывать стали, ну так мы напомним…

Интересно, а в "прошлой жизни" меня тоже Даница — или кто-то еще из Машкиной охраны — так же "пас"?

— И вы что, все время меня охраняете?

— Стараемся… За границей, конечно, сложнее получается, но там люди Линорова нам сильно помогают. Но все равно труднее — непонятно, как люди себя ведут. Ладно сами иностранцы, но и наши там как разум теряют. Вот Лунева вашего в Дюссельдорфе я двадцать минут под прицелом держала, думала что сейчас он палить начнет. И только потом сообразила, что он очень испуган, и вас боится потому, что вы явно русский, а не боитесь…

— Ты и в Дюссельдорфе была? Интересно, как я тебя не заметил?

— Значит, хорошо работала. Ну а сейчас, раз уж так получилось, я вас очень попрошу: до завтра из гостиницы не уходите, ладно? Вот узнаем, кто против вас замыслил, тогда снова сможет надежную защиту устроить…

Утром первые результаты "расследования" уже были — и они меня несколько удивили:

— Путиловский завод? Значит все же иностранцы, французы?

— Французы тут как раз ни причем, родные социалисты пошалить решили. Кто конкретно — узнаем через несколько дней.

На вопрос, что дальше будет с покушавшимися, Даница ответила "уклончиво":

— Линоров знает…

Ну и хорошо. Слишком много дел было, чтобы забивать себе голову и этими вопросами. Хотя узнать, что благополучно пережил четырнадцать попыток покушения в России и три за границей, не очень приятно. Впрочем, раз пережил и даже их не заметил, скорее всего и дальше не замечу. А вот с Машкой на эту тему стоит поговорить. Попозже, когда удастся с ней встретиться.

Дорога до Сталинграда заняла, как обычно, сутки. Хорошо, когда диспетчеры открывают "зеленую улицу" твоему поезду и он со свистом пролетает мимо разъездов и станций. Все же Степан разработал замечательную систему железнодорожной "автоматики", которая позволяет диспетчерам видеть все происходящее на путях практически вживую. Правда, для этого каждые десять верст вдоль путей поставлены будки контролёров (людей, не приборов), щелкающих тумблерами каждый раз, когда мимо них проезжает поезд — но зато диспетчер каждый эшелон на путях "видит" и может легко перенаправить его на боковой путь, освобождая дорогу более срочным поездам. Мне, например.

Но и у диспетчеров кольца всевластия все же нет, им тоже приходится ждать, когда этот эшелон все же до нужного бокового пути доедет — и поэтому в Сталинград поезд прибыл в пять утра. Будить домашних мне не хотелось, поэтому я постарался войти тихонько и незаметно — но Васька уже сидела на кухне, с мрачным видом жуя очередное творение Дарьи. После того как Юрьев вернулся домой после ранения, Дарья с мужем предпочли вообще переселиться к племяннице — тут и больница близко, и фабрика неподалеку, и вообще жизнь поспокойнее… Для Дарьи — наверняка поспокойнее. А вот чего супруга моя ни свет ни заря сидит с мрачной рожей на кухне, следовало бы выяснить.

— Привет, счастье мое.

— Здравствуй — и от интонации мне сразу вспомнилось другое старое кино: "голос хороший, а слова плохие".

— Голопузова, какая-то ты сегодня особенно Прекрасная. Ну и кто тебя обидел? Поделись с мужем, он про обидчика Данице скажет и она гадину эту застрелит…

— Лучше сам меня застрели. Саш, ну почему у тебя жена такая дура?

— Обидно мне слышать, что ты так думаешь. Неужели я на самом деле похож на человека, который способен выбрать в жены дуру?

— Нет, конечно, хотя меня-то Маша выбирала…

— Я сам выбирал, хотя и из предложенных Машкой кандидатур…

— Ага, очень богат был выбор… но я не об этом. Ну почему у меня никак не получается людей научить этой сварке под флюсом? Ведь это просто, я сама уже для турбины этой целое колесо сварила — а больше ни у кого не получается! Я уж и так объясняю, и сяк показываю. И сама смотрю как они делают — а все одно шов запарывают! И я не могу понять где…

— А давай мы сейчас все же ляжем и поспим еще немного, а потом я с тобой на завод схожу и ты мне все покажешь. Вместе посмотрим, в чем там дело — и разберемся, я уверен.

Разбирались мы целый день, и я даже сам решил показать класс. Да, мастерство точно не пропьешь — если оно есть. А если господь ума не дал, то в лавочке его не купишь. Как я понял, "девочки" из Васькиной бригады не смеялись в голос исключительно из вежливости: то, что получилось у меня, даже словом "шов" назвать было стыдно. Однако, как говорят, отрицательный результат — тоже результат, и именно благодаря моему фиаско кое-что до меня дошло.

— Ну и получилось у тебя увидеть, что девочки неправильно делают? — с надеждой, но и с сомнением в голосе спросила Васька, когда мы уже направлялись домой.

— Нет конечно, но я понял что ты неправильно делаешь. Ты у меня просто геройская героиня труда, но вот я с непривычки напортачил изрядно.

— Ты не расстраивайся, я знаю что у тебя, если захочешь и время будет, все быстро получится — постаралась успокоить меня жена.

— А я и не расстраиваюсь. Я просто вижу, что вообще-то для того, чтобы такой шов нормально варить, кроме верного глаза и опыта нужна еще и силушка молодецкая. Ты берешь за счет именно опыта — ведь уже сколько, почти год тренируешься?

— Ну да…

— И то как от стенда отходишь, на мокрую мышь похожа. Тебе не девочек своих натаскивать надо, а мужиков здоровенных. У вас же в бригаде здоровых помощников сколько? Вот их и обучай.

— А, — махнула рукой Васька, — у мужиков хорошо получиться не может…

— Ну, спасибо!

— Ой, я же не про тебя…

— Я понял. Ну а теперь я тебя вот о чем попрошу. Война, как ты знаешь, как правило обеспечивает разные мелкие неудобства. Например, если ты тут рабочее колесо сваришь, то на Ориноко нам его везти не на чем. Так что давай, собирай бригаду, бери кого хочешь, помощников бери сколько надо — и с семьями всех тащи в Сьюдад Электрико. Турбины в Венесуэле нужно будет устанавливать уже через полгода, так что придется их туда тащить через Мурманск и только частями. Ну а ты части превратишь в целое — и это очень срочно, так что придется тебе самой ехать и уже на месте народ учить.

— А генераторы как поедут?

— Ну ты же знаешь Африканыча — он верит только железной дороге и все делает разборным. А вот рабочее колесо разборным не сделать.

— А почему их в Уругвае варить? Ведь потом их так далеко тащить придется.

— Все равно водой тащить, даже если в Усть-Карони собирать, а в Венесуэле климат плохой и заразы тропической немного лишку. В этом смысле Восточная Республика лучше хотя бы потому, что все ржаветь меньше будет. Ну и вам лучше не болеть… я имею в виду, что по дороге забери Таню с Настей, а если получится — то и Машку. Махе я письмо напишу, думаю, она меня поймет.

Откровенно говоря, я просто испугался за семью. Ведь если кто-то очень хочет достать меня, то этому кому-то запросто может в голову придти идея "начать с родных и близких" — если это, скажем, Акимов или его близкие соратники, то у них точно не заржавеет. Ну а до Восточной Республики им не дотянуться, да и мало кто вообще знает, что за "тыловая база" у меня там заготовлена.

Сьюдад Электрико "в этой жизни" был гораздо менее пафосным, что ли, по сравнению с "прошлым разом". Обычный небольшой городок с населением около десяти тысяч человек, из которых русские составляют две трети — как и половина окрестных крестьян. В городке был устроен небольшой учебный центр — некая помесь техникума и института, где обучали будущих электротехников и небольшую группу инженеров, а ректором числился Виктор Судриерс. От прочих уругвайских городком этот отличался разве что электрическим освещением улиц и домов, да, пожалуй, и немного повышенным количеством "богатых" домов — а так провинция-провинцией. Зато там тихо и спокойно.