Звезда пленительнаго

Глава 31

Иоганн Генрих Бернсторфф чувствовал себя как лягушка на муравьиной тропе. Если не шевелиться, то муравьи проползают мимо, а любое дерганье сопровождается весьма болезненными укусами. А исполняя обязанности посла, да еще в Соединенных Штатах, "не шевелиться" было нельзя…

К великому сожалению, шевеления кроме этих самых "укусов" иного результата почти не приносили. Большая часть американского бизнеса выступала (по крайней мере на словах) за противников Германии, а немногочисленные ее симпатанты оказать существенной помощи не могли. Да, в Колорадо можно было закупить значительное количество столь нужного Родине провианта — однако доставить его в Германию не представлялось возможным. И дело было даже не в особом антигерманском настрое тех же судовладельцев (хотя он и имел место быть) — просто судов не хватало и для перевозки грузов в страны Антанты.

К тому же кукуруза — это лучше чем вообще ничего, но солдатам на фронтах все же требуется что-то посущественнее. А благодаря идиотам из интендантства с "посущественным" стало совсем плохо. Поскольку Иоганн в силу своего положения определенным образом курировал и послов в других странах американского континента, он прекрасно знал, что в той же Аргентине можно закупить мясо почти без ограничений — но что с ним делать было совершенно неясно. Хорошо еще что удалось договориться с мексиканцами — хотя полторы тысячи тонн мяса в год (все, что мог перевезти единственный мексиканский "морозильник") и выглядели издевательством.

Томас Клокке из Бисмарка предложил в общем-то неплохое решение: если он, как обещал, сможет выстроить у себя консервную фабрику, то ее продукцию через Мексику можно будет перевозить хоть на угольщиках. Но этот прохиндей сначала хочет получить от посольства денег на ее строительство — а по смете выходило, что американский немец только на постройке фабрики собирается нажиться тысяч на полтораста, причем долларов. Дешевле Германии построить свою фабрику где-нибудь в той же Аргентине — но и на дешевую аргентинскую фабрику денег у страны нет.

Задачки непростые… и это всего лишь "довесок" к обычной дипломатической работе. Конечно, в посольстве работали все, но решения-то возлагались целиком на посла — как и последствия этих решений. Так что времени на оценку возможных последствий тратилось как бы не больше, чем на все остальное.

Раньше тратилось — сейчас, когда в кабинете посла сидел этот латинос, изрядная часть забот исчезала на глазах. Если он, конечно, не врет — но уж это-то проверить можно вообще за день.

— Ну а что вы хотите взамен?

— Вы удивитесь: деньги — усмехнулся бородатый идальго. — Много денег, причем презренным металлом: в наших краях бумажкам не доверяют. Но поскольку у вас с кругляшами желтого металла, как мы понимаем, имеются некоторые проблемы, мы готовы брать и иные металлоизделия. Вот примерный список того, что нас интересует, а вот список того, без чего все остальное сказанное мной станет пустым сотрясением воздуха. Как с нами связаться — вы знаете, а теперь разрешите откланяться.

Иоганн Генрих Бернсторфф еще с минуту пристально наблюдал за закрывшейся за странным визитером дверью. Однако дверь никакой активности не проявляла, и посол Германии в США, переведя взгляд на оставленную ему бумагу, окончательно сформулировал (для себя, по крайней мере) некоторое "внутреннее коммюнике по результатам переговоров":

— Германский рабочий стоит дороже золота, и очень хорошо, что этот попугай пришел к таким же выводам. Осталось добиться, чтобы и в нашем правительстве стали думать так же…

Первыми в этой жизни самолеты в военных целях применили, сколь ни странным это может показаться, корейцы. О них они узнали от немцев: какой-то германский авиатор припер им сильно попользованный "Фарман" и предложил его купить за большие деньги. Гёнхо изделие внимательно осмотрел, авиатора внимательно выслушал — да и отправил немца куда подальше. Уж в чем-чем, а в соотношении цен и качества технической продукции корейский вождь разбирался неплохо. Что же до летающих изделий в целом, у Кореи имелись свои старые (если не сказать древние) традиции — как, впрочем, и в Китае — так что изготовить "многоэтажного воздушного змея" с моторчиком для корейских мастеров оказалось делом не очень-то и сложным.

Сам Хон в инженерных науках не преуспел, но вот мой опыт его вдохновил — и несколько человек прошли обучение в европейских институтах. Готовила Корея для себя конечно главным образом инженеров, способных оружие разное делать — но наука-то инженерная пока еще нужды в особо узкой специализации не испытывала, и средний инженер был способен много кое-чего "современного" сделать в весьма различных отраслях технических задач. Поэтому первый самолет корейской разработки оказался довольно — по нынешним меркам — передовым. По крайней мере, я бы не сказал, что современные изделия французов его превосходили.

Напротив, кое в чем именно корейское чудо летающей техники намного обошло европейцев — и, скорее всего, по причине, сколь ни странно, бедности выбора подходящих агрегатов. Например, моторы (а на самолете корейцы поставили их два) использовались автомобильные, от моих грузовиков. Причем — обычные серийные моторы: уже второй год они делались с алюминиевым картером и в принципе самолет поднять уже могли. Поскольку моторы были все равно явно тяжеловаты, пришлось моторную раму делать сварную из стальных труб, а к ним как нельзя более подошла рама всего самолета, тоже изготовленная из своеобразных труб: бамбуковая. Бамбуковый каркас обтягивался даже не тканью, а более привычным (для змеев) материалом — бумагой, и самолет получился очень легким. Баки — изделия на самом деле не очень простые, чего одно свинцевание его изнутри стоит — тоже поставили от грузовика, весьма емкие, и самолет мог висеть в воздухе часов пять. Правда, и летал он небыстро, километров девяносто в час развивал — но ему, собственно, и не надо было: он летал себе потихоньку вокруг острова Чеджу, предупреждая заранее транспорты о том, что японцы собираются приплыть: с самолета-то дымы японских кораблей были видны больше чем за сотню километров.

Поначалу японцы просто ругались своим японским матом в адрес пролетающего "змея с моторчиком", мешающего им потопить вражеские беззащитные транспорты, но довольно скоро ругань сменилась на стрельбу: кто-то из пилотов сообразил, что если кинуть с небес что-то, напоминающее снаряд, то у земли скорость его вряд ли сильно будет отличаться от него же, но выпущенного из пушки. Авиабомбы в корейском исполнении лично у меня вызвали добрый смех и восхищение простотой решения: артиллерийский снаряд просто туго вставлялся в подходящую консервную банку, у которой боковины были вырезаны в виде трех своеобразных стабилизаторов. Очень простое решение — но если по самолету никто не стреляет, то такой "бомбой" оказывается весьма несложно попасть с сотни метров по какому-нибудь миноносцу, что корейские летчики и доказали на практике. А когда стреляют, то несколько сложнее, но все равно с километра тоже можно попасть, причем даже фатальнее: второй попавший снаряд взорвался уже чуть ли не подо дном миноносца. Посмотреть точно не удалось: кораблик потонул. А японцы, слегка поумерив морские нападения, очень плотно занялись средствами ПВО.

И не только японцы. Герр Эрхардт тоже озаботился (или был озабочен) этой проблемой, и французские самолеты, полетевшие на разведку в Германию, были встречены очень неласково: у немцев оказались не только пулеметы подготовлены для стрельбы вверх, но и пушки зенитные появились. А "Рейнметалл" в этой части оказался верен себе: зенитки обеих типов были установлены на бронеавтомобили.

Я об этом неприятном казусе узнал, вывалившись из кабины "У-2", на котором "вывозил" Лунева. Вывалился по той простой причине, что несколько хреновато себя после полета чувствовал. Нет, полеты на поликарповской машине действительно сродни езде на велосипеде: один раз научился и потом никогда не разучишься. Ну я и не разучился, а, напротив, почувствовал себя в воздухе так уверенно, что решим выпендриться и продемонстрировал сидящему в переднем кресле капитану "высший пилотаж". Показал — бочку, мертвую петлю, иммельман, боевой разворот. А потом Лунев, спросив "а можно мне попробовать", показал уже мне — причем показал мать неведомого никому Кузьки: тошно мне стало уже после третьей или четвертой бочки, а после второго иммельмана у меня уже сил не было крикнуть, что пора с этим безобразием завязывать…

Хорошо, что бензин заканчивался и капитан-инструктор все же за этим следил, так что к моменту касания земли вылезти из кабины я оказался в состоянии. Причем — не опозорив эту самую кабину остатками завтрака. И вот как раз когда я изображал, что решил просто посидеть у стойки шасси на травке, прибежал кто-то из аэродромных механиков и сунул мне в руки доставленную (курьером из Петербурга) французскую газетку. В которой и сообщалось, что боши против мирных французских самолетов применили пулеметы и пушки. Причем пушки автоматические.

В этот раз "автоматическую пушку Дальберга" пока еще у меня на заводах делать не начинали — за ненадобностью. И очень, похоже, напрасно — конструкцию-то я ее помню неплохо, но конструкция — это одно, а вот технология — совершенно другое. В "прошлой жизни" Евгений Иванович вроде нужные для ее производства станки чуть ли не год выдумывал, а сейчас время очень сильно поджимает. Интересно, а на имеющихся станках можно такую пушку сделать?

Впрочем, даже "Рейнметалл" вряд ли пока пушек таких делает много — у него других заказов хватает. Вот интересно, что в памяти народной в роли главного германского пушкодела отметился исключительно Крупп, а семьдесят процентов немецкой артиллерии делал Генрих Эрхардт. Полсотни пушек в день Круппу и не снилось! Хотя пока герр Эрхардт вряд ли делает их больше десятка — но ведь Рейнсдорф всего пять, и обещает, что "до зимы" увеличит производство до семи. Маловато будет, если учесть, что Обуховский завод вместе с Путиловским за день в состоянии выпустить всего три пушки…

От таких мыслей тошнота куда-то пропадает очень быстро. Ну что, "король пушек", посмотрим, что окажется эффективнее: могучие заводы или простота конструкции? Только вот как-то обидно, что показывать будут простые русские мужики. И не русские тоже: немцев и австрияков опять же жалко. Ведь каждый убитый немец — это недоданные мне три марки в месяц. Немного, но миллион убитых немцев — это уже сорок миллионов марок в год неполученной прибыли. Да еще чтобы этого немца убить, тоже потратиться придется. А где на это денег взять?

Если говорить с точки зрения совершенно стороннего наблюдателя, то война — исключительно выгодное занятие, правда лишь для тех, кто в ней не участвует. А вот с точки зрения как раз любого из участников — это сплошной убыток и разорение. Насколько мы прикинули со Славой, современную войну вести полностью за свой счет ни одна страна не может — денег не хватит. Поэтому приходится занимать эти деньги у тех, кто не воюет — или воюет, но не всерьез, а потом долгие годы уже после войны долги отдавать. Я вообще не понимаю тех промышленников, кто стал бурно радоваться сопровождающим войну большим госзаказам: ведь государство-то расплачивается по ним своими деньгами, и отдавая потом долги оно эти деньги обесценивает настолько, что любые "военные прибыля" немного погодя убытков не покроют. Конечно можно быстренько урвать кусочек и убежать — но ведь убегают-то единицы и с копейками, а остальные остаются в ожидании еще больших кусков!

Идиоты… ну ладно я — мне есть куда бежать и даже есть с чем. Во всяком случае, на сытую жизнь мне хватит, а так же хватит детям, внукам, правнукам до неизвестно какого колена. Но это если получится забрать с собой запасы, а если нет — то стоит запасти еще. И именно поэтому Ваську и девочек я отправился провожать в Западное полушарие лично. Ну да, девочек, хотя они уже все успели замуж выскочить. То есть как бы уже взрослые — но ведь пропадут без строгого родительского пригляда! Кроме, конечно же, Машки — ну она как раз и займется приглядом пока я в России разгребаю.

Не сказать, что Марии Петровне мысль отбыть со всем семейством на другой конец планеты очень понравилась, но и она была вынуждена признать, что детей растить в мирной стране куда как лучше, чем в воюющей. Но вот Новиков стал сильно возражать. Ему вообще мой визит не понравился, и, как мне кажется, особенно ему не понравилось то, что приехал я в Звенигород без Васьки, но "в сопровождении дамы". Машка "даме" лишь обрадовалась: Даницу она знала давно и была в курсе, зачем она здесь, а вот Андрей подумал что-то наверняка не самое хорошее о моем "моральном облике". И, думаю, именно эти в большей степени и объяснялся его афронт:

— Александр Владимирович, я считаю, что долг каждого настоящего мужчина во время войны — защищать свою страну. Маша пусть едет, а я остаюсь, и, более того, запишусь добровольцем в армию.

— А ты стрелять-то умеешь, настоящий мужчина? — разозлился я.

— Представьте себе, да, умею!

Машка дернулась, но я, секунду подумав, не дал ей высказаться:

— Хорошо, Андрей, надеюсь вы мне не откажете в демонстрации вашего умения…

Дочь наша еще пару мгновений попыхтела, но все же прежде чем поднимать шум решила посмотреть, что же я затеял. Ведь она знала, что и я знаю о том, что каждый дворянин (я уже не говорю о каждом инженере), даже не увлекаясь, скажем, охотой, обучен владению ружьем и пистолетом.

Хорошо иметь домик в деревне, ну или в крошечном городке. В качестве мишени я выбрал валяющуюся в дворницкой "снежную" лопату, и мы с этой лопатой отправились на берег Москвы-реки. На лопате были нарисованы круги углем, изображавшие собственно мишень, и Андрей, тщательно прицелившись, с первого же выстрела из ружья попал. Не в "десятку", но в круг размером с голову попал. Метров так с тридцати, и после выстрела посмотрел на меня эдаким снисходительным взглядом. Машка тоже посмотрела на меня — выжидающе, как бы говоря "ну и что теперь?"

— Андрей, позвольте спросить, сколько времени вы, по вашему, целились?

— Секунд десять, не более…

— Вообще-то я засек, восемнадцать, но это неважно. Пусть будет десять. Даница, вот там — я указал на лопату — стоит господин Новиков и очень хочет нанести вам телесные повреждения, несовместимые с жизнью. Покажите ему, насколько он не прав. У вас всего десять секунд…

Даница стояла шагах в пяти позади нашей группы, но подходить поближе она не стала. Как только Андрей взглянул на часы, она извлекла откуда-то "Браунинг", отстреляла обойму, выщелкнула ее, вставила новую и сделала вторую серию выстрелов — после чего из лопаты вылетел кусок доски, на котором была изображена та самая "десятка".

— Восемь секунд, Андрей, и если вы встретитесь с профессиональным солдатом, у вас даже шансов выстрелить не будет. Давайте мы будем делать то, что умеем лучше всего — и делать это будем для достижения нашей победы в этой войне. Сейчас завод "Кристалл" делает кварцы для армейских радиостанций, рубины для часов и прочих нужных приборов — но для этого производства лично вы особо не нужны. У меня для вас есть иная работа, работа исследователя — но тут, на серийном заводе, вы ее просто будете не в состоянии выполнить: текучка заест да и враги шпионов наверняка зашлют — а работа секретная. Поэтому вы отправитесь вместе с семьей в Сьюдад Электрико и займетесь очень важной для повышения обороноспособности России работой. Понятно?

— В целом понятно… но я бы хотел уточнить: что вы имеете в виду под "серийным заводом" и "текучкой"?

Из Мурманска мы отплыли в конце сентября: пока собрались, пока уговорили всех причастных "примкнуть" — время пролетело незаметно. Да и та самая "текучка" сильно меня отвлекала от сборов: те же карабины со складов отгрузить — дело весьма хлопотное. Даже тысячу штук отгрузить — и то бюрократии выше крыши: надо же все номера переписать, проверить соответствие содержимого каждого ящика приложенной описи, накладные выписать, денежки за отгрузку получить. А мне пришлось отгружать (не лично, конечно) этих самых карабинов почти миллион с четвертью — и отдельно к ним патроны поставить. С патронами было больше всего хлопот: они же все "нестандартные".

Карабины же пришлось отдать в армию по той простой причине, что знаменитых "мосинок" этой армии не хватило. Всего запасли их четыре с половиной миллиона, а народу под мобилизацию пошло четыре миллиона — при том, что полтора миллиона уже в армии числились. И это было только начало войны. Артуправление, прикинув перспективы, заказало еще два миллиона карабинов на следующие два года: воевать они столько явно не предполагали, но ведь от заказа-то и отказаться можно? А пока оказалось, что воевать с моим карабином сподручнее: патронов, конечно, тратится много, но и по врагу больше попадает.

Первая "эпическая битва" с немцами (с использованием именно моего оружия) произошла на третий день войны в Вержболове, а точнее — в районе Вержболовской таможни. Самой большой таможне России, и через нее и у меня в Германию много чего отправлялось. Ну а так как народ у нас вороватый, грузы приходилось доставлять под охраной — которая как раз с карабинами и ходила. В газетах этот бой назвали "битвой под Сувалками", хотя до Сувалок там было по прямой минимум верст шестьдесят. Наверное потому, что дело в Сувалкской губернии было, не иначе — а журналисты всегда страдали географическим кретинизмом. И не только географическим, но… неважно.

Воевать немцы и австрияки начали все же с запада Царства Польского, а до Восточной Пруссии война как раз на третий день и докатилась. Прямо по рельсам, и докатилась непосредственно до пограничной станции, где застряли двенадцать вагонов с недоставленными бюргерам яйцами. Обычно там их перегружали в вагоны немецкой колеи, однако из-за войны с той стороны вагоны не поставлялись — но ведь яйца-то денег стоят. А двенадцать вагонов с яйцами стоит уже очень немалых денег — и с моего "продуктового хаба" в Ковно начальство послало отдыхающих охранников на границу — защитить наше добро от возможных поползновений.

Так как грузов у меня возилось много, а народ наш вороват, то к каждому вагону приписывалось по паре охранников с карабинами — и как раз в Ковно был для них организован пункт отдыха. К началу войны охранников (набираемых, конечно, из солдат-отставников) скопилось под пару сотен. И им — вместе с таможенниками — и пришлось отражать первое наступление немцев. Отразили удачно и даже захватили находящийся по ту сторону границы немецкий поселок Эйдткунен. А потом две с лишним недели отбивали немецкие атаки.

Хотя атаки были не очень-то и сильными: почему-то германская армия решила, что у русских здесь все пулеметами заставлено. Ну да, карабин быстро стреляет — для его перезарядки нужно только ручку затвора дернуть, а назад затвор сам пружиной возвращается. Но все равно больше пары выстрелов в секунду из него сделать сложновато…

Однако по результатам "битвы" Армия решила, что карабины — это хорошо, и мне оставалось лишь денежки считать. Мышке оставалось, а я тратил свое время в совещаниях на тему "сколько мы вам поставим патронов и где вы их будете забирать". Глупо звучит и… непатриотично: тут война, а тут меркантильные переговоры. Но ведь чтобы пульки сделать, нужно где-то взять медь для оболочек, свинец для того, чтобы в оболочки его запихать, изготовить нитрочего-то там свинца для капсюлей, капсюли сделать, гильзы, порох… и все это нужно откуда-то привезти и куда-то отвезти. Хорошо, что я в свое время очень внимательно изучил мемуар деда по поводу обеспечения доставки кучи различных грузов в нужные места в нужное время — и теперь получалось составить вполне выполнимые графики. Вот только чтобы объяснить воякам, почему быстрее и больше ну никак не получится, времени приходилось тратить поболее чем на сами расчеты.

Но все плохое тоже когда-нибудь заканчивается. Наступлением вместо плохого чего-нибудь хорошего — или же просто на плохое плюют и больше не заморачиваются. Мне пришлось поступить по второму варианту: военных я просто поставил перед фактом, что поставки будут такие-то и тогда-то, а что они по этому поводу будут думать, мне безразлично. Настолько безразлично, что я вообще уезжаю и не скоро назад буду…

Когда есть нефтебазы в Коруне на севере Испании и в Венесуэле, то мазут можно не экономить. Понятно, что просто так сжигать полторы тысячи тонн мазута смысла нет, но если время становится дороже денег, то в этом смысл появляется. Потому что сэкономленное время можно превратить в такие деньги!

А еще можно превратить кое во что такое, ни за какие деньги вообще недоступное. Только надо очень вовремя оказаться в нужном месте и с нужными идеями. Идея у меня появилась во время пути до Венесуэлы, поэтому в Монтевидео уничтожитель мазута отправился уже без меня. А я — на попутном банановозе — поплыл в противоположном направлении.

Понятно, что Германия в результате неосмотрительного "закрытия" моего банка с голоду не померла. Уже на третий день специальный указ кайзера разрешил (в качестве временной меры) фермерам продавать продукты прямо с телег или грузовиков в любом месте и без каких-либо пошлин и налогов. И — опять-таки временно — без обязательного ранее санитарного контроля, что позволило буквально за пару дней обеспечить поставки в города не только круп и зелени, но и мяса.

Правда бауэры очень быстро сообразили, что пока — и очень временно — стоимость коровьего мяса, продаваемого в городе, превышает стоимость целой и совершенно живой коровы чуть ли не вдвое. Забитая корова в два раза дороже живой! Но — только очень недолгое время…

Время это оказалось куда как более коротким, чем эти хитромудрые крестьяне даже могли себе представить. Мясо — продукт скоропортящийся, а умных бауэров гораздо больше, чем голодных бюргеров с большими деньгами. Вот только страдания германских фермеров нас с Гомесом заинтересовали лишь по той причине, что Германия за три дня потеряла почти половину крупнорогатого стада. И три четверти стада совсем нерогатого — свиного, причем потеряла бездарно: люди физически не могли съесть столько мяса даже если бы его вообще бесплатно предлагали. За первые пару недель не могли съесть — а потом мяса не стало: протухло оно. Солдат же без мяса воюет плохо, да и рабочий в тылу проявляет куда как меньше энтузиазма.

Хуан — должен признать — поначалу от моего предложения даже растерялся, но когда я прояснил идею более детально, то на его лице вновь засияла улыбка:

— Я бы назвал тебя негодяем, но мне мешает это сделать то, что и сам бы хотел таким быть!

Затем он слегка нахмурился:

— Но ты уверен, что англичане нам не помешают?

— С англичанами будешь договариваться ты сам. Причем не сходя с места — я увидел, как Гомес решил возразить, поскольку страну он (имея прецедент с предшественником) покидать явно не хотел, — они сами сюда приедут, причем приедут быстро. Если ты напишешь вот такое письмо послу, то он будет просить аудиенции уже завтра. Французы, кстати, тоже думать будут очень недолго, но с ними можно и подождать пару дней.

— А ты едешь в Германию? Не слишком ли это опрометчиво?

— В Германии я уже был, мне не понравилось. Так что с ними договариваться я буду на нейтральной территории, и — заметь — ты всегда сможешь сказать, что ты тут ни причем. Хотя, думаю, никто тебя спрашивать и не будет.

— Ну что, попробуем. Так как тебя зовут?

Спустя десять дней в Вашингтоне в посольство Германии вошел черноволосый и бородатый господин. Он попросил передать послу письмо и бесцеремонно уселся в приемной в ожидании ответа. К удивлению секретаря, посол немедленно распорядился господина проводить к нему:

— Сеньор Кастро, почему вы приехали в Вашингтон, а не обратились непосредственно в наше посольство в Каракасе?

— Извините, герр Бернсторфф, но ваш посол в нашей стране не имеет ни имени, ни полномочий. Да и вообще, по мнению сеньора Гомеса, кайзер к нам послал какого-то родовитого болвана исключительно чтобы он не наделал бед в родной Германии. А наши предложения требуют, во-первых, ответственности и, во-вторых, способности мыслить государственными масштабами.

— Надеюсь, вы мне проясните их суть. Кстати, вы не родственник предыдущего президента?

— Не родственник, но это неважно. Я доверенное лицо президента нынешнего, и уполномочен не только вести переговоры, но и подписывать договора, как вы, вероятно, уже прочли в переданном вам меморандуме.

— Прочел. А о чем вы желаете переговариваться и какие договора предполагаете заключить? В письме сказано лишь то, что они весьма важны именно в нынешнее, военное время.

— Мы предлагаем поставку в Германию всего-навсего мясных консервов. Очень, замечу, недорогих консервов, всего по пятнадцать американских центов за фунтовую банку. С доставкой в порты Германии или, скорее всего, Голландии.

— Это интересное предложение…

— Оно еще более интересно, учитывая, что мы предлагаем поставку до двух миллионов таких банок…

— Мне кажется, что вам лучше поговорить об этом с торговым атташе. Я приглашу его…

— … в неделю. Мы можем поговорить и о пяти миллионах банок в неделю, из которых миллион будет с рыбой, миллион с овощами или кашами, и до трех миллионов с различным мясом. Иначе говоря, мы предлагаем обеспечить полноценным питанием как минимум четверть вашей армии — причем эти объемы мы предлагаем для начала, чтобы опробовать подобные технологии торговли, и, нам кажется, торговый атташе может пока по этому поводу не волноваться.

— Да, действительно, очень интересное предложение. И что вы за эти поставки хотите?

— Хотим мы, естественно, денег. Золото вполне подойдет. Причем мы готовы забирать деньги в тех же портах, куда будем поставлять консервы.

— Только золото?

— Сеньор Гомес предполагал, что вы именно об этом и спросите. Поэтому я сразу готов дать ответ: половину оплаты мы хотели бы получить именно так. Но если это невозможно, то нас вполне удовлетворят поставки различных станков, у нас даже заготовлен перечень необходимого. Более того, станки для нас поначалу были бы даже предпочтительнее, но, боюсь, у вас пока просто нет всего нам нужного. В смысле, в запасах на складах. Но должен предупредить, что мы готовы их брать по ценам, объявленным в довоенных каталогах — сами знаете, что если цены окажутся выше, то нам выгоднее будет покупать нужные нам станки здесь, в Америке.

— Что-то еще?

— Сейчас для меня важно узнать, готовы ли вы в принципе принять наши предложения. И если да, то нам нужно будет получить от кайзера гарантии, что наши суда не будут служить мишенями для вашего флота. Причем мы имеем в виду как германского, так и австро-венгерского, итальянского и турецкого. Мы — страна мирная, ни с кем воевать не желаем, а желаем просто торговать. В том числе и с вашими противниками, поскольку, как вы вероятно знаете, олово для консервных банок кроме как в Англии нам купить просто негде… Ну а поскольку наш собственный флот невелик, то подобную же неприкосновенность мы желаем получить и для торгового флота Восточной Республики.

— А при чем тут Уругвай?

— Нам известно, что Восточная Республика заказала несколько современных торговых судов в России. Русские их построили, но теперь суда застряли в Черном море. Мы договорились с Уругваем о том, что если мы поможем вывести суда в открытое море, то получим преимущество в их фрахте. А чтобы перевезти оговоренное количество консервов, нам понадобятся все эти суда…

— Допустим, мы гарантируем их неприкосновенность. Но вы думаете, что британцы не постараются пресечь ваши поставки?

— На острове тоже с продуктами очень плохо, а наши консервы на четверть дешевле американских. Островитяне деньги считать умеют.

— Мне кажется, что ваши предложения, сеньор Кастро, найдут отклик у нашего правительства. Но мне все же придется проконсультироваться с Берлином — ведь речь идет об очень больших суммах, а это ведомство уже министерства финансов. Как вас найти чтобы передать ответ?

— Вот тут — список оборудования, которое нам необходимо в первую очередь. Как только вы сможете его поставить, попросите вашего посла в Венесуэле сообщить об этом нашему торговому министру и через неделю консервы окажутся в порту, где станки будут погружены на наше судно. И направьте в Каракас кого-нибудь более соответствующего должности. Последнее — всего лишь пожелание, конечно же, мое личное, не господина президента. А сейчас разрешите откланяться.