Звезда пленительнаго

Глава 33

Госпожа Батенкова бросила быстрый взгляд на мужа — и тот упокаивающе кивнул. Почти незаметно, но молодой женщине этого хватило, чтобы понять: все под контролем, и ее краткое отсутствие ни к чему плохому не приведет. Окружающие же офицеры, поняв, что она на оказываемые ей знаки внимания вообще никак не реагирует, решили "обидеться" и теперь просто демонстративно ее "не замечали" — что тоже было неплохо — по крайней мере никто не помешает исполнить поручение.

Она отошла от столпившихся офицеров и прошлась вдоль окопов. Да, фронтовой пейзаж и предполагает быть унылым и страшным, но что он окажется настолько… Нет, не страшным с точки зрения обывателя: тут не валялись убитые солдатики целиком или частями, и даже дохлая скотина давно была убрана — если она раньше и была здесь. Но вот с точки зрения хозяина картина, вероятно, выглядела просто ужасно.

Да и с ее точки зрения: все же Даница Батенкова очень неплохо знала возможности почти любого огнестрельного оружия и хорошо могла представить, чем же в принципе могло обернуться увиденное. Вот взять, к примеру, выложенный перед окопом бруствер — выложенный из патронных ящиков. Ящиков, еще не открытых и полностью заполненных винтовочными патронами. Сам по себе ящик особой опасности не представит, ведь даже если он загорится, то пули из взорвавшихся в нем патронов разве что поцарапать могут зазевавшегося солдатика. Но если враг пойдет в атаку, этого ящика может как раз не хватить для ее отбития. Опять же, ящик патронов погоды не сделает, но ведь только в бруствере их… да, двенадцать штук, да и весь окоп снизу такими же ящиками выложен… и на сотне метров окопа между двумя капонирами этих ящиков бездарно валяется… да, примерно сто семьдесят шесть штук. А капониры — те вообще снарядными ящиками выложены, десятка по два на капонир. Дюжина снарядов в ящике по восемь… нет, это же трехдюймовые патроны: шесть в ящике по двенадцати рублей получается почти полторы тысячи. Понятно, почему хозяин так переживает. Непонятно, почему не распорядится виновных расстрелять…

Даница остановилась у капонира — как бы в задумчивости, но глаза внимательно осматривали опустевший "дворик". Стрелянные гильзы еще никто не убрал, так что нетрудно и прикинуть, настолько ли жаркими тут бои были, как рассказывают офицеры начальству и хозяину. Да, привирают более чем изрядно.

Даница подошла к хозяину и шепотом поделилась с ним своими наблюдениями.

— Они что, только штыками воевать собираются? — возмутился тот.

— Мужики воевать вообще не собираются и думают, что раз командиру надо, то пусть всем и обеспечит. Офицерам же ровно плевать: интендант должен озаботиться. А поскольку интендант для них вор, то они заранее не виноваты, что всего не хватает. Ведь в большинстве это даже не дворяне, а разночинское отребье, им главное — свалить вину за провалы на кого-нибудь другого.

Что в ответ буркнул хозяин, Даница не разобрала. Да и не очень-то ей такое разбирать и хотелось: и так понятно, что примерно то же, что и сама Даница подумала — но если бы ее мысли услышал какой осман, то и он бы устыдился. А если бы ее мысли услышали те, о ком она думала, то предпочли бы застрелиться…

Даница поймала взгляд супруга — очень укоризненный взгляд — и быстренько переключилсь на "работу". Понятно, что раз вернулась, то нужно и дело делать… но муж ее знал очень хорошо и вряд ли укорял за "опоздание". Наверное, следует по возвращении взять еще несколько уроков по мимике: ведь если муж сумел ее "расшифровать", то и другие профессионалы могут встретиться. А это — для работы очень плохо.

К лету Мурманская дорога заработала на полную мощность. Нужно отдать должное Степану Векшину: автоматику управления дорогой он разработал замечательную, да и воплощение ее "в железе" отсутствием качества не страдало. Пожалуй, дорога получилась даже лучше Новороссийской — ну а по загруженности точно превосходила любую из российских дорог. Пока что — чисто теоретически — пропускная способность ее составляла девяносто шесть пар поездов в сутки, и то, что поездов ходило меньше, было обусловлено отсутствием такого количества грузов. Однако с каждым днем их становилось все больше и больше.

Хотя дорога и была моей полной собственностью, все же законы существенно ограничивали мой произвол в перевозке грузов и пассажиров. Министерство путей сообщения имело высочайше утвержденный тариф на перевозку всего и мне тоже надлежало следовать тарифной сетке. Ну и я следовал — как мог. А мог ведь весьма изысканно…

Самым крупным отличием Мурманской от большинства остальных дорог, и не только российских, было использование "тяжелых" рельсов и, конечно же, бетонных шпал. То есть бетонные шпалы вообще были только тут и частично на Новороссийской дороге, но и с такими рельсами двухпутных линий в мире было немного. А именно такой путь обеспечивал следующий уровень возможностей железнодорожного транспорта: теперь можно было смело увеличивать нагрузку на ось до двадцати тонн.

Такие инженерные рассуждения очень тешат самолюбие, слов нет. Ну а чтобы тешилось не только самолюбие, пришлось несколько потратиться на конвертирование возможностей в реальность — и результат радовал каждый божий день. И каждую божью ночь тоже, хотя и в несколько меньших суммах: поезда ходили круглосуточно. А всего-то понадобилось для новой дороги построить и новые вагоны. Ну и локомотивы, конечно — но вагоны оказались важнее. И — полезнее для кармана.

Потому что на самом деле это были скорее не вагоны, а платформы — сконструированные для перевозки контейнеров. Сами же контейнеры были у меня четырех типов: по шесть, двенадцать, двадцать четыре и сорок восемь футов длиной. "Шестерки" имели еще и механизм для сцепки их попарно, а так это были самые обычные контейнеры. Которые, как им и положено, ставились на эти самые платформы и возились куда надо — то есть до Званки или даже до Петербурга. Хитрость же заключалась в том, что других товарных вагонов на дороге не было вообще.

И быть не могло. Дорога не просто так строилась "по последнему слову инженерной мысли": поезда на ней носились со скоростью сто километров в час. Нормальная скорость, вот только современные вагоны с буксами на такой скорости разваливались. Я уже не говорю о том, что платформы эти (без пола вообще, чтобы соблазна не было что-то еще грузить) были с автосцепками — главное, что они были на роликовых подшипниках! Когда-то, очень давно, Илья Архангельский испытания вагонных подшипников проводил, и результатом остался доволен. Хотя, откровенно говоря, для перевозки ковыльной соломы можно было вообще обычные телеги на рельсы ставить, и деревянный "подшипник" на дегтярной смазке вполне бы подошел. "В прошлый раз" эти подшипники испытали уже на нормальной колее, и все полученные "тогда" шишки позволили сейчас сразу ставить на вагоны вполне отработанную и надежную конструкцию. Одни только пластиковые сепараторы сколько нервов сэкономят! Я уже не говорю, от скольких аварий спасут…

Однако самая надежная и самая скоростная дорога в мире возила исключительно контейнеры, которые любой желающий мог взять в аренду в совершенно отдельной и независимой от дороги компании. Потому что владельцем всех контейнеров был, конечно, тоже я, но через совершенно нежелезнодорожную лавочку "Автомобильные перевозки контейнеров Волкова". И, понятное дело, арендатор контейнера, после того как его груз отвезли до нужной (мне) станции, мог его сам там же и разгрузить — а мог и заказать грузовик-контейнеровоз, который его груз доставить по нужному адресу. Тоже за отдельные денежки…

Контейнерные перевозки я все же внедрял с оглядкой на возможные неприятности со стороны иностранцев, но, к моему удивлению, никто их особо всерьез не воспринял. С одной стороны, грузчики нынче недороги, а с другой — все почему-то решили, что с помощью этих "хитрых" железных ящиков владелец железной дороги всего лишь заставляет за перевозки платить дороже тарифа. И в этом-то эти "все" были вообще-то правы — если не обращать внимание на такую мелкую деталь, как сроки доставки грузов. И в самом деле — ну кому придет в голову особо обращать внимание в такую мелочь, что любой груз из Мурманска попадает в Петербург менее чем за сутки? Времена-то нынче неспешные, патриархальные времена…

Когда-то, еще в бытность студентом, я читал в "этих ваших интернетах" статьи, посвященные "Великой войне", как полюбили называть Первую мировую тогдашние журналисты. Сам я тут ни разу такого названия не слышал, да и понятно: никакого "величия" в войне нет, одно горе и слезы. Ну, разве что великие денежки крутятся, так это к самой-то войне только боком одним… неважно. И в статьях тех меня удивил постоянно обмусоливаемый факт, как бы доказывающий "неготовность России к войне". Факт под названием "снарядный голод" — мол, и пушки были, и ружья заряжены, а вот со снарядами в стране был полный швах, и потому… — а далее на этом основании строились любые выводы.

Выводы строить можно, а вот насчет самого факта "голода"… Если не считать выведенных за учет как "неликвиды" два с лишним миллиона снарядов для пушек Барановского (и оставив за скобками вопрос, на кой черт вообще столько сделали для пары сотен пушек?), к началу "прошлой" Первой мировой в армейских складах лежало больше семи миллионов снарядов для полевых орудий. В зимние месяцы средний расход составлял чуть больше четырехсот тысяч, в летние — вдвое больше. Но только казенные заводы выдавали ежемесячно больше чем по полмиллиона штук! Выдавали они их, правда, всего по семь рублей с полтиною, что было просто недопустимо. И под вопли об острой нехватке снарядов на фронте объем выпуска этих снарядов был удвоен — силами, понятно, уже частных заводов, продававших теперь снаряды армии по цене от двенадцати рублей до двадцати четырех. Еще подсуетились "союзнички", и армия закупила и снаряды французские, двадцать семь миллионов закупила. Недорого, всего-то по двенадцать-четырнадцать рубликов, но вообще чугунных. Правда, успели французы поставить меньше половины заказанного, но денежки получили за всё.

Так что благодаря этому самому "голоду" к окончанию войны на складах снарядов скопилось уже за полста миллионов — и мне повезло разобраться с технологией процесса несколько "заранее", что позволило слегка соломки-то подстелить. На первом же совещании я выбил из Кузьмина-Караваева, занимавшего должность начальника Артуправления, приказ, по которому "неликвиды" от списанных пушек Барановского немедленно передавались в мое полное распоряжение. Ну я и распорядился…

Пушка-гаубица Рейнсдорфа весит, вместе с лафетом, четыреста килограмм. Много, но она на колесах, и ее пара солдатиков легко по дороге трусцой за собой потащит. А полный расчет — четверо мужиков — и по грязи ее куда надо доставят. Однако дело не в этом, а в том, что один "патрон" к этой пушке (мой, не "античный") весит уже килограмм десять — учитывая тару, конечно. Стандартный "возимый боекомплект" — двенадцать ящиков по пять снарядов — тянет уже на шестьсот кил, а "полный боекомплект" в тысячу двести снарядов вместе с самой пушкой тянет уже на восемь тонн. Это я к чему: в вагон пушек помещается (в разобранном виде, понятно) тридцать штук. А для снарядов к ним требуется уже целый эшелон. И пока эти снаряды из-под Сталинграда довезешь, времени пройдет много, а в том же Пскове, например, старых "патронов" к пушкам Барановского хранилось на армейских складах больше ста пятидесяти тысяч. При том, что в округе ни одной такой пушки не было вообще…

Пушек — старых — не было, а снаряды были в изобилии, и от Пскова до фронта в Восточной Пруссии их быстренько возили на грузовиках. Ну и по железной дороге тоже возили, но уже прибывшие "новые" снаряды, а старые чугунные гранаты и шрапнели полностью вывезли автотранспортом.

Причем и грузовиков-то много не потребовалось, сотня перетащила все запасы к фронту за три дня. При том, что и пушек-то успели доставить туда пару сотен, боезапас получился более чем достаточный. Ну, на первое время — но как раз за это "первое время", пока русская армия "собиралась с силами", а военачальники "осмысливали случившееся", были достигнуты самые, пожалуй, грандиозные успехи. Как говорится, "вопреки".

Тринадцатый армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Алексеева (Михаила Васильевича) как раз и был выдвинут в Сувалкскую губернию. Восемь пехотных полков, две артиллерийских бригады, два дивизиона тяжелых орудий, два гусарских полка — народу много. Причем народу в основном "из старослужащих", то есть как-то обученного. К ним "довеском" пошли два полка, и ранее в губернии расквартированных, плюс отдельным приказом переподчиненные части таможни… таможенники, кстати, очень быстро сообразили, что воевать им лучше как раз в составе "мелкой полевой артиллерии": мои-то пушки таскались автомобилями и в случае чего могли очень быстро "передислоцироваться" куда-нибудь подальше. Только вот "случая чего" как раз и не случилось: при полном, подавляющем превосходстве в артиллерии и высокой мобильности войск Михаил Васильевич произвел "отсекающий удар" и на четвертый день захватил Браунсберг — отрезав Кенигсберг от остальной Германии.

Конечно, держать новый двухсоткилометровый фронт — протянувшийся главным образом вдоль железных дорог — одному армейскому корпусу тяжеловато, но можно — если на каждый километр поставить по паре батарей и ни в чем этим батареям не отказывать. Ну Алексеев и не отказывал: все запасы с псковских складов были истрачены меньше чем за неделю. Ну а потом и войска подтянули дополнительные, и пушек побольше подвезли, да и снаряды с тыловых складов подоспели…

Зимой командующим Восточно-прусским фронтом назначили Николая Иудовича. С задачей, насколько я понял, взять Кенигсберг и продолжить наступление в Восточной Пруссии. Понятие мое подтверждали запросы Иванова по части снарядов — столько разве что для мощной артподготовки требовалось, да еще и проводимой каждый день. Понятно, что не Николай Иудович мне телеграммы слал, а его штаб — но у меня крепло ощущение, что история резко поменяла вектор своего развития.

Правда ощущение все крепло и крепло, а войска стояли на месте — войска Иванова. С Германией на фронте сложилось более-менее стабильное равновесие, а вот австрийцы потихоньку наступали. И чем дальше, тем быстрее…

В начале марта Иванов вдруг приехал ко мне в Сталинград, да еще с очень удивившей меня просьбой: "по возможности быстро перевооружить его армию с винтовок на карабины". По мне, так карабин лучше винтовки: легче, да и стрелять из него удобнее — но оказалось, что дело совсем в ином: на юге армия утрачивала эти самые винтовки с такой невероятной скоростью, что в верхах было принято решение у Иванова винтовки забрать и направить на австрийские фронты. А Николай Иудович — он и так справится, ведь "у него затишье".

— Николай Иудович, я очень рад видеть вас у себя в гостях, но помилуйте: откуда я возьму полмиллиона карабинов, да еще и "побыстрее"? Мои заводы больше ста тысяч в месяц выделать не могут, скорее даже меньше.

— Александр Владимирович, поэтому-то я лично к вам и прибыл. Мне, признаться, генерал Линоров самому переговорить с вами посоветовал… Мы-то в Артуправлении знаем, что ваши заводы денно и нощно работают и больше чем делают, сделать не могут. И посему было принято решение — самим императором принято — заказы на оружие разместить в загранице. В Америке, конечно. Ну а от вас мы ожидаем, что вы американским заводам лицензию на карабин ваш передадите, чертежи, инженеров направите, чтобы те помогли быстрее производство наладить…

— А вот хрен американцам, дорогой Николай Иудович. Ни лицензии они от меня не получат, ни тем более инженеров. Потому что нихрена они не сделают, вы уж извините за грубость. Я, знаете ли, с американским производством знаком, инженеров их повидал немало. И вот что я вам скажу: на оружейных заводах в Америке хороших инженеров нет. Технологии у них отсталые, станки изношенные. Вы наших железнодорожников порасспрашивайте: германский паровоз — взять ту же "Овечку" — служит исправно, только смазывать не забывай. А тот же паровоз американской выделки треть времени в ремонте стоит.

— Ну у германцев-то карабины не заказать нынче!

— А мы у германцев заказывать и не будем. Когда вам, говорите, карабины нужны? Понятно, что еще вчера, но в какие сроки намечалось от американцев их получить?

— Триста тысяч желательны до лета…

— Понятно. К лету янки хорошо если чертежи разберут. В нормальный вагон в ящиках входит по шестьсот карабинов, в эшелон, соответственно, двадцать четыре тысячи. Вам нужен двадцать один эшелон, их из Порт-Артура за месяц перегнать вполне возможно.

— А в Порт-Артуре разве запас такой есть?

— Нет. Но такой запас есть у Гёнхо, и его можно будет забрать. Купить, конечно, за деньги — я думаю, что договорюсь по десять рублей купить. Готовьте деньги, а я направлю в Корею курьера… хотя нет, самому ехать придется, с другими Хон и разговаривать не станет.

— Вы предлагаете закупать винтовки в Корее? — изумлению Иванова, казалось, не было предела. — А у папуасов почему не выкупить ружья кремневые? Тоже ведь, поди, продадут…

— Николай Иудович, Корея не ружья кремневые делает, а мои же карабины. По лицензии, уже семь лет как их выделывает. Причем корейские карабины моих даже лучше будут: они ствол хромируют в четыре захода, у них пористость покрытия меньше и стволы дольше не ржавеют… впрочем, для фронта это не очень важно. Важно же то, что вы получите тот же карабин, под тот же патрон. И при ремонте его мои же запасные части подходят.

— Пожалуй, вы правы, если есть возможность взять карабины из корейского запаса, то это сделать необходимо. А скажите, они по нашим заказам еще выделывать карабины согласятся? Военная комиссия постановила общий заказ минимум на два миллиона разместить.

— У Гёнхо завод поменьше моего, в год триста тысяч выпускает. Да и у него у самого война идет, мелкая, но все же. Вряд ли больше даст. Но все равно в Америке заказывать смысла большого нет, уж лучше заказать в Венесуэле и Уругвае. Сразу не скажу о количествах, но, думаю, миллион в год вместе они обеспечат. А если постараются, то, может, и пару миллионов смогут, а не смогут — так миллион то я и сам всяко сделать смогу. Хотя и похуже корейских или венесуэльских.

— Странные вы вещи рассказываете, Александр Владимирович. То Корея карабины лучше наших выделывает, то Венесуэла какая-то, Уругвай. И обещаете вдобавок, что страны эти, о которых никто и не слышал особо, больше России выделать смогут? Вы это всерьез говорите-то или шутите так?

— Не шучу, какие уж шутки. Выделают, там сейчас лучшие рабочие на заводах. Заводы, правда, только что выстроены, но опыта у рабочих хватает.

— Откуда, если латины эти раньше ружей и не делали?

— А вы мне, Николай Иудович, лучше скажите, какая сука приказала мобилизовать рабочих с оружейных заводов? Ведь рабочего подготовить хорошего пять лет уходит, а то и больше — если с училищем ремесленным считать. Там что, в правительстве, идиоты сидят или предатели? Ну так вот: я не идиот и не предатель, мне такие рабочие в тылу нужны. Каждый такой рабочий мне обошелся не в одну тысячу рублей, и раз власти их не желают видеть в русском тылу, то пусть уж поработают для России в тылу венесуэльском. А у меня тут, в России, почти одни ученики остались, вот производство и падает, да и качество оставляет желать лучшего.

— Понятно теперь — усмехнулся генерал, — а то, я слышал, жаловались на вас: за каким рабочим по мобилизации не пошлют, так нет его, послан на зарубежный завод туземцев обучать… Контракты-то с Венесуэлой этой с вами подписывать?

— Не будет контрактов. Карабины будут продаваться по факту, в Мурманске. Цена будет — я примерно говорю, ибо ее все же президент Гомес назначает — рублей по восемнадцать: он по такой цене своей же армии карабины отпускает. Но это вместе с патронами, по двести штук на ствол. Ну а в количествах — с мая пообещаю около ста тысяч в месяц. А в Корею я сегодня же отправлюсь, тут дело, гляжу, очень спешное…

В том, что с Хоном договориться получится, сомнений у меня не было: на складах у него "на случай японского десанта" было чуть меньше полумиллиона карабинов запасено. А задолжал он (точнее, корейское правительство в его лице) мне изрядно: карабины-то он делал сам, как и пушки — а вот с патронами в Корее было неважно. На собственную "химию" у него не хватало ни ресурсов, ни людей подготовленных, так что все его производство боеприпасов сводилось к переснаряжению стреляных гильз. Пули и снаряды фугасные он тоже сам делал (хотя тол для снарядов от меня получал), а порох и капсюли опять же брал у меня или — в изрядных количествах — покупал у американцев. Янки ловко устроились, продавая всякое и корейцам, и японцам…

Хотя не только американцы: гордые бриты — наши "союзники" в Европе — были одновременно союзниками Японии. А Япония была союзником Германии — ну, кроме того, что и британским союзником… В Корею я отправился на одном из первых "Шмелей": все же время действительно казалось важным. Забыл я, что времена нынче патриархальные.

Все же самолет — штука хорошая. До Кореи и обратно можно меньше чем за неделю скататься. Раньше-то люди до Сеула вообще за двенадцать часов долетали… то есть позже долетали, но все же и триста километров в час куда как лучше пятидесяти на поезде. Да ещё посадка через каждые пару часов — это куда как лучше, чем полсуток задницей кресло полировать. Что же до результата поездки — то они любые страдания окупали!

Гёнхо карабины отдал — ну куда бы он делся-то? Но он еще предложил купить к него и около тысячи пушек, а к ним — два чуда корейской техники: мобильные заводы по переснаряжению снарядов. То есть тут уместнее использовать именно современное название "пушечные патроны": умещающийся в трех вагонах (в четырех, если с собственной электростанцией) завод переснаряжал по пять тысяч "патронов" в сутки. Очень дело полезное: снаряды-то стальные уже много мелких и крупных частных заводов делать начали, а вот с гильзами было туго. Очень туго: меди не хватало, а с этими "заводиками" латунная гильза, по словам Гёнхо, могла использоваться минимум раз по десять. У моих-то пушек большая часть снарядов была вообще с пластиковой гильзой, целлулоидной — но и целлулоида для них не хватало…

Вернулся я не с пустыми руками: привез (на самолете, конечно) сотню корейских винтовок. И поперся их вручать фронтовым артиллеристам — Иванов именно с них решил перевооружение начать. Фронт ведь — понятие сильно растяжимое, так что в том месте, до которого я доехал, пули над головой не свистели и даже снаряды не летали. И самолеты вражеские тоже не летали: первый "эскадрон" "По-2" на этом фронте германскую авиацию ликвидировал как класс. Не то чтобы все вражеские аэропланы пожгли — немцы просто в виду явного преимущества русских авиаторов свои самолеты отсюда убрали — во Францию, где от них все же была польза…

Убиранием самолетов немцы и мне нанесли немалую пользу. Знали бы какую — послали бы всю свою авиацию на верную погибель, лишь бы меня уконтрапупить — но вот ведь воистину: многие знания дают многие печали. А нет знаний — и печали неоткуда браться. Немцы не печалились…

То, что у корейцев карабины лучше моих были — это правда. На заводе у Гёнхо народу было раз в пять больше чем на моем, и тот же ствол после сверловки правили на пяти позициях, до тех пор пока не получали идеальное дуло. А потом чуть ли не вручную ствол полировали, и лишь затем — причем по совету какого-то американского консультанта-металлурга — хромировали четыре раза тонкими слоями, причем после каждого слоя покрытие еще и как-то "прокатывали". Суть процесса я не уловил, кто-то из корейских инженеров сказал, что так они микротрещины в покрытии убирают. Но в результате всех ухищрений их карабины и стреляли точнее, и служили дольше: "мой" ствол гарантированно держал до десяти, редко двенадцати тысяч выстрелов, а корейский — больше тридцати.

Ну а те сто карабинов, что я привез, даже не "серийными" были: их Гёнхо подарил именно как "наградные". Они не только изнутри хромированы были, их и снаружи покрыли "черным хромом", и на ствольных коробках стояли клейма "Личный арсенал Вождя Кореи". Понятно, что при вручении такого чуда артиллеристам (лучшим, я специально у Иванова спросил, кто такого достоин) им все это было до сведения доведено. И в качестве благодарности пушкари решили мне показать, а за что же их начальство-то полюбило. Ну а я — согласился прокатиться по местам боевой славы…

Показали мне немного, но достаточно: наши старые окопы, откуда пехота пошла в решительное наступление (аж километра на три). Старые артиллерийские позиции, откуда "награждаемые" успешно уничтожали вражеские войска. Очень впечатляющее было зрелище: окопы, наполовину заваленные ящиками от винтовочных патронов, капониры, заваленные ящиками от снарядов. Брустверы впереди окопов из этих патронных ящиков, барбеты из снарядных ящиков перед капонирами. И первая мысль были простая: вот же идиоты! Ведь одной пули достаточно, чтобы сами же на воздух взлетели!

Мысль эту (опуская "идиотов") я до артиллеристов довел и получил "успокаивающее" разъяснение:

— Что вы, Александр Владимирович! Это снаряды с мелинитом от пули взрываются, а с толом которые, так им ничего от пули и не бывает! И шрапнель они держат, и даже снаряд вражеский, мы же сами-то взрыватели не вставляем!

Снарядом они, очевидно, по своему барбету — выложенному из ящиков со снарядами! — не получали. Но фантазии пушкарей можно позавидовать. И очень не позавидовать тому же начальнику Артуправления Кузьмину-Караваеву: с таким использованием "жутко нехватаемых" снарядов никакого снабжения не хватит. Я тихонько попросил свою "тень" посчитать, хотя бы приблизительно, сколько тут боеприпасов солдатики выкинули…

Офицера на Даницу особо и внимания не обращали. То есть поначалу, увидев молодую и красивую женщину, стали активно демонстрировать свой героизм и неотразимое обаяние, но поскольку она вообще никак на это не реагировала, вскоре от нее отстали и даже "демонстративно перестали замечать". Поэтому когда она отошла от группы и стала бродить по пустым позициям, ей никто не мешал.

— Брошено как бы не больше снарядов, чем отстреляно — сообщила мне телохранительница, когда мы уже возвращались "в тыл". — Патронов же для винтовок в окопах вообще неисчислимо.

— Они что, с германцем штыками воевать собираются? — сердито спросил я. Не Даницу, конечно, спросил, это был "возглас в небеса", но "тень" ответила:

— Что вы хотите от мужиков? Сидят в окопах — запасают патроны чтобы их было много. А уходят — зачем тяжесть таскать, им еще начальство привезет. Вы еще вдоль дорог не смотрели, где солдатики эти на фронт шли, там вообще все канавы обоймами с патронами завалены. Тяжело им, понимаете ли, с таким грузом идти, вот и бросают. Не свое же…

Интересно, а сколько на самом деле из моих пушек снарядов до врага долетают? Или заводы мои тоже в канаву работают?

— Думаю, что с вашими снарядами артиллеристы так поступать не будут: целлулоидная гильза от пули сама взрываться может не хуже гранаты. Ну а в капонирах сколько бросают — Бог весть…

Да уж, пресловутый "снарядный голод" — думал я, возвращаясь в Сталинград. Если половину снарядов просто в поле бросают, то понятно, почему их так не хватает. Впрочем, и половины бы как-то хватало бы, но ведь эта "вторая половина" до фронта вообще не доходит. Задержавшись в Пскове, я выкроил минутку и посетил старые армейские склады, из которых в первые дни войны так удачно вывезли старые "патроны" — удачно, потому что про то, как их отстреливали, мне рассказывали мои же "охранники", поучаствовавшие в первом наступлении Алексеева. Их-то в грязь не бросали, все выпустили по врагу. И заехал я, чтобы лично поблагодарить коменданта этих складов.

Вот только комендант старый уже был заменен на молодого. И весьма запасливого: склады снова были до упора завалены снарядными ящиками. Только теперь снаряды были уже моего производства…

Да уж, правильно сделали большевики, что власть старую скинули: с такой властью, которая не может заставить солдат не выкидывать патроны, у страны шансов нет. И зачем я надрываюсь? Чтобы в канавах валялись гильзы покрасивее? Не только латунные, а ещё розовенькие и голубенькие из пластмассы?

Страна полностью сгнила. Как там Суворов говорил? Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда — всегда есть за что. Но времена изменились, и теперь интендантов можно расстреливать уже через полгода — лишь такой вывод я смог сделать после посещения "Первой истребительной эскадрильи". Первая как раз летала на тех самых первых двадцати четырех самолетах, которые еще двенадцать лет назад были сделаны. У них, конечно, моторы новые стояли — но осенью. А теперь моторы были очень старыми: все время работая на максимальных режимах, они быстро изнашиваются. Так что их требовалось время от времени менять — желательно каждые пару месяцев. Что, собственно, и производственной программой предусматривалось: на каждый выпускаемый самолет моторов делалось уже по четыре штуки. В ущерб, понятное дело, производству моторов для автомобилей — но автомобиль-то и на стареньком моторе худо-бедно поедет, а самолет — свалится.

Оказалось, что стандартизация — источник всяких бед (и одновременно — источник немалых денег): авиационная "восьмерка" очень хорошо ставилась на "Чайку". "Чайка" же была довольно популярна у людей не самых бедных — и они, как выяснилось, с радостью меняли "старый" пятидесятисильный мотор на "новый" вчетверо более мощный. Тем более, что новый авиамотор — с военного склада — можно было купить дешевле, чем автомобильный в обычном магазине. А в Первой истребительной половина самолетов уже не летала.

Удивительно, но армия при этом ко мне никаких претензий не имела. Ну, не летает самолет — да мало ли почему он не летает? А моторы — моторы были отгружены, куда требовалось и в плановые сроки. Да и чего вы-то волноваться должны, ведь за моторы-то вам все уплочено? Да гори оно все ясным пламенем! Уж лучше я придумаю, чем еще большевикам помочь! А большевики помогут мне… кстати, один такой сейчас мне как раз и помогает изо всех сил. Интересно, он получил что хотел?