Нефтеречинск — городок районного значения, один из новых, послевоенных, выросших из небольших рабочих поселков. Неплохой городок, растущий, зеленый. Кинотеатр, гостиница, Дворец культуры, больница, техникум, ресторан. Что еще надо для города? Завод автосамосвалов, комбинат искусственных кож — это ли не современные предприятия! Не будущее ли города! И, главное, — лиха беда начало! Потому что растет он, как на дрожжах. Нефтедобыча в округе и переработка ее в городе — это и теперь служит стимулятором роста.
Управляющего трестом «Нефтеречинскстрой» Сергея Петровича Балтина можно смело отнести к числу городского начальства. Возглавляемый им трест строит все, что надо для города: промышленные здания, культурные заведения, магазины, квартиры, детсады, школы, госучреждения, без которых город — не город. Управляющий трестом Балтин, несмотря на свою не соответствующую занимаемой должности молодость (от роду ему тридцать три года), являет собой здесь, в молодом городе, начальство весьма представительное. Ни один еще праздник не проходил без того, чтобы он не сидел в президиуме, никакая заслуга города не была отмечена наособицу от достижений руководимого им треста. Поговаривали, что Балтин, талантливый организатор и умница, в силу ли своего молодого возраста, в родню ли такой удался, но человек горячий до вспыльчивости. И прям: рубанет в глаза — и хоть трава не расти. Никакой дипломатии. И удачливый. Не было еще перед ним задачи, которую он не смог бы решить. Ночи спать не будет, ни себе, ни другим покою не даст, перевернет все кверху тормашками, а своего добьется.
Вот и говорят о нем: с весны рвет и мечет. Одержим новой идеей. Открыть в городе профессиональное училище, источник кадров. Открыть — и все тут. Прикинул что к чему — представлялось недурно. Потекут, стало быть, через год — через два молодые специалисты строители — успевай принимать. Во имя идеи и доказывал, и давил, где надо и на кого надо. Заверял, что база для обучения людей и сами люди будут, потому что город и окрестные деревни не знают, куда девать пацанов, — а чего же еще к этому добавлять? Все в его руках, все он может, Балтин.
Встретился с представителем профтехобразования, с человеком солидным и эрудированным, специально прибывшим в Нефтеречинск, — и вдруг не сошелся с ним, в принципе не сошелся. По всем статьям. Высокого этого представителя назвал чинушей, едва за двери не выставил, в точности, правда, не известно за что. И доложил еще по инстанции: бюрократ сидит у вас под носом — примите меры.
Да, надо решать эту государственную задачу. Нельзя не решать. Потому что предприятиям нужны кадры не с улицы и не со школьной в буквальном смысле скамьи. Ребята из технических училищ — вот кто нужен.
А нерешительность в действиях руководителей предприятий — как бы чего не вышло — приводит к тому, что училища строят медленно, приспосабливают для них отжившие свой век здания.
«Никаких уступок ему, выскочке, — раздосадованный Иволгин наставлял в тон начальнику. — Сейчас не война, чтобы учащихся поселять в бараки!» «Ему кадры нужны, а кому нынче не нужны? — спрашивал Гулякин. — А здание кто, товарищ Пушкин выстроит? Привыкли брать с пылу, с жару. Никаких ему уступок, гляди! У тебя, если что, нахальства хватит», — чем мог, польстил шеф мой. И в груди моей холодок поселился от нарисованной перспективы. Не страх, нет, старая спортивная слабость: задолго до ответственных соревнований холодок забирается внутрь. Вдруг что не так? Но я отбрасывал всякие «вдруг», поскольку должен был выполнить поручение, сложность которого мне объяснена была заранее и, как растолковано, не без помощи нахальства. Не мог я задерживаться в дороге по какой бы ни было причине. Ничто не должно было отменить моего появления перед Балтиным именно сегодня, именно в семь утра, когда он на месте. Извиняющие причины все исключались, как исключаются всякие «вдруг» при подготовке к ответственным соревнованиям.
Трест расположен в одном из двухэтажных домиков, на междугородном шоссе, в двадцати минутах хода и, понятно, идти туда, для гарантии, надо пешком. Меня встретила тишина в коридоре. Ни стрекота пишущих машинок, ни скрипа дверей. Рано. Подремывающий за столиком вахтер оживился при моем появлении.
— Скоро они все соберутся. Через минуту-другую, гляди, пойдут, а теперь нету еще никого, — охотно разговорился с моего вопроса. — А тебе к кому надо? Нездешный ты, вроде.
Я подумал, нехудо бы к кадровику заглянуть предварительно. Мнением начальства, говорят, пропитан сам воздух учреждения.
— Вообще-то к Балтину, но пока суд да дело, можно к кадровику заглянуть.
— Не пришел еще Мансур-то Давлетович. Вот, погоди-ка, один по одному и пойдут они, к восьми соберутся… Дак а че же, к самому-то ты опасаешься, что ли? Поди не выгонит, если по делу. Разве только что без дела, дак тогда, пожалуй, может: горячий мужик-то.
— Что же, выходит, он теперь у себя? Управляющий?..
— Дак сидит, бумаги подписывает, как не у себя? И не бойся ты его, заходи, если по какому делу…
Я поблагодарил деда за обстоятельную информацию и, миновав пустующую пока приемную, постучался в обитую дерматином дверь с табличкой: «Управляющий т. Балтин С. П.».
Балтин что-то быстро писал. Кивнул на мое приветствие и, мельком взглянув, головой же указал, чтобы я садился и ждал, когда он закончит писать. Русый чуб его свесился над листом бумаги и, в такт письму, мелко подрагивал. Да, мужчина он примерно моих лет и, я бы сказал, моего же веса… В плечах широк, ростом повыше будет. Да и силой, как видно, бог не обидел, возможно, гирями дома балуется.
— Чем могу быть полезен? — отодвинул он в сторону свои бумаги.
Я объяснил, что приехал из областного центра, что хотел бы тоже, в свою очередь, быть полезным и что прибыл, можно сказать, как покупатель, по объявлению.
— А-а, рад, рад познакомиться, — оживился он, подымаясь и протягивая навстречу мне широкую, крепкую ладонь, — Сергей Петрович Балтин.
Я назвал себя. Сказал: рад тоже.
Оказанный мне радушный прием, радушие именно первых минут встречи, открытое, симпатичное лицо Балтина, простота обращения, вся его демократичная внешность — это не могло не настраивать на доверительный, на обстоятельный разговор. Но я с самых первых минут начал испытывать беспокойство и внутреннюю какую-то неудовлетворенность: придется омрачить преждевременную радость этого дельного человека.
Поглядели друг другу в глаза. Веки его дрогнули, когда я назвал свое имя.
— Так вы приехали открывать училище, правильно я вас понял, Юрий Иванович? — Балтин весело сощурил глаза и откинулся на спинку заскрипевшего под ним стула.
За окном кабинета гудела жизнь. Рычали груженные стройматериалом машины, слышалась на дороге перекличка водителей. Рабочий гул в восемь утра. Когда начинается жизнь в этом городе?
Но вопрос поставлен. И, как говорится, прямо в лоб. Надо отвечать. Не виляя.
— Не совсем так, Сергей Петрович. Сначала я буду… мы вместе будем решать вопрос: надо ли его открывать? Сейчас, сегодня?
— Вот как? — сухо проговорил Балтин. От его оживления, кажется, не осталось никакого следа: глаза глядели уже не на меня, а дальше, сквозь меня. Управляющий думал о чем-то своем.
— Надеюсь, вы не считаете, что нам, нефтеречинцам, пришла в голову пустая блажь? — членораздельно проговорил он каждое слово.
— Вы правы. Я так не считаю. Потому я и приехал, чтобы на месте установить, можно ли открывать училище прямо сейчас, немедленно. Чтобы после моего визита можно было давать объявление о приеме учащихся. Или теперь же взяться за неотложные дела, без которых училища не открываются.
— Можно! Нужно! Сейчас прямо, немедленно! Я третий месяц долблю это каждому, от кого зависит открытие профессионального училища. — Балтин заскрипел стулом, вышел из-за стола, крепко сложенный, высокий, выше меня, начал выхаживать по кабинету крупным шагом. Казалось, вот-вот чертыхнется, оттого что простые истины до иных людей не доходят.
— Ведь был же от вас человек. К тому же, насколько я понял, он был ответственным лицом. Почему, зачем понадобилось еще кого-то посылать в разведку, дополнительно? А? Это я вас спрашиваю, Юрий Иванович!
Как будто собственное желание привело меня в этот город! Но что мне ему отвечать? Ведь в переводе на житейский язык его слова означают: на кой черт ты сюда, дорогой товарищ, приперся? Откровенность, прямо скажем, завидная. Да — нечего делать — надо и отвечать.
— Конечно, я не затем приехал, чтобы свидетельствовать одно почтение. К тому же, вопрос об открытии училища… Вам известно, что не я его загнал в тупик.
Какой-то не такой получается разговор. Крепость лбов, что ли, испытываем? А кому они нужны, наши крепкие лбы, если решили договориться всерьез?
— Так, что же, я у вас, у профтехобразования, милости прошу, что ли?! Нет, вы подумайте, как глубоки корни нашей бюрократии, если и вы…
Я не прерывал, я выслушал его жаркую тираду. Хоть сам я не желаю походить ни на одного бюрократа, все же правда в словах Балтина о бюрократии задевала меня за живое. Что ни говори, приехал-то я с определенным уже намерением — помешать, не допустить открытия, поскольку условия мне известны: бараки. Балтин умный человек, он не мог не заметить, что приехал я с уже готовым мнением. Может, мне не с того надо было все начинать? Скажем, с выяснения обстоятельств, с объяснений: почему бараки? Да стать при этом выше ведомственных интересов? Кто знает границу, где кончаются справедливые требования и начинаются одни рогатки с препонами? Я не встал вместе с Балтиным, как, возможно, требовала психология, я сидел в кресле перед его столом и опирался для удобства о подлокотники. Словно сжатая пружина внутри держала всего меня в напряжении. Все-таки есть в его словах, в тоне голоса, во внешнем облике что-то такое, что делает неудобным мое положение. Оба мы решаем государственную задачу, но отчего же мое положение неудобно, а его — удобно? Нет, надо говорить обстоятельно.
— Сергей Петрович, — обратился я с невозмутимым спокойствием. — Вы не личный вопрос решаете. Государственный. Понятно ваше желание — положительно и поскорей решить дело. И, пожалуйста, не думайте, что после той полномочной персоны к вам прибыла теперь неведомая какая-то мелкая сошка, от которой ничего не зависит. Я располагаю полномочиями и решить вопрос положительно, и отложить его на неопределенное время. И вы должны были заметить, если наблюдательны, что начинаю не с акта, которым все было бы перечеркнуто сразу, а со встречи с вами. Так готовы ли вы к разговору деловому, без мелких шпилек и без упреков?
Я перевел дух от длинного выступления.
Молча смотрел он на меня какое-то время. Кажется, теплел взгляд, появился и намек на улыбку, во всяком случае, я показался ему в конце концов вполне подходящим лицом для полномочного представителя. Он открыл двери, позвал секретаршу:
— Зина, пожалуйста, попроси Мансура Давлетовича.
Невысокого роста мужчина, расчесывая на ходу вьющиеся волосы, вошел в кабинет и, представившись мне, незнакомому, устроился в кресле, напротив меня.
— Мы с вами должны сейчас убедить приехавшего вот товарища, товарища Соболева, в том, что сможем обеспечить учащихся всем необходимым, что училище можно открывать уже сегодня.
— Ну, в чем же дело? Нам нужны кадры, а условия — пусть смотрит: покажем все, что имеем.
— Так и сделаем. Все сделаем, что в таких случаях полагается. Но, скажу прямо: условия мы знаем. Неважные условия, временные. И, если не появилось нового, более веского аргумента для немедленного открытия, считайте, что открыто училище не будет.
Никто не ответил на мой выпад, тишина, однако, установилась тревожная. Но вот он, Балтин поднял руку, как бы прося слово на уроке чистописания. Шутник. Значит, все же успокоился. Ну-ка, что он хочет заявить предварительно?
— Юрий Иванович, давайте уточним одно обстоятельство. Так называемые переговоры у нас начинаются с различных ведомственных интересов. Так не законный ли тут вопрос: а судьи кто? За кем будет последнее слово? Не пригласить ли в качестве арбитра представителя горкома, а? Как думаете? Или туда прямо подъехать со своей дискуссией?
Я не мог не улыбнуться маленькой хитрости Балтина.
— Одни у нас с вами интересы, арбитр не понадобится.
— Ну, быть по сему, если решение окончательное… Итак, вы уже отметили, что открытие учебного заведения — вопрос государственный. Стало быть, проваливать решение этого вопроса я не могу, не имею права. Да оба, мы с вами, не имеем права, вы — тоже, как лицо заинтересованное. Вот и начнем. И поведем весь разговор с этих позиций.
Мне сделалось весело от его манеры брать быка за рога. Сразу же, с первого шага он завоевывал наивыгоднейшие позиции.
Как руководитель, осознающий ответственность всеми своими печенками, он, по всей видимости, всерьез готовился к предстоящему разговору. Но, по-моему, он еще сознавал свою слабость — бараки — и уводил меня подалее от этой опасной темы.
— Надеюсь, эти ваши слова не просто слова, не общие слова, которыми мы привыкли жонглировать на собрании? — добивал он меня главным своим аргументом.
— Нет, Сергей Петрович: не общие слова. Мы действительно не меньше вас заинтересованы в открытии новых училищ. Больше того, мы обязаны это делать. Но нам дано право в каждом отдельном случае отодвигать открытие, если для этого нет подходящих условий. От нашей торопливости не пострадало бы качество обучения. Я, как видите, торгуюсь, Сергей Петрович. Моя задача — побольше выторговать. В тех же, государственных интересах! Видите, как скоро я выдал вам главный секрет фирмы?
Балтин погрозил пальцем: дипломат, хитрец. С тобой ухо держи востро.
Кадровик, Мансур Давлетович, сел напротив меня.
— Как вы устроились? — спросил, слегка ко мне наклонившись.
— В гостинице. Спасибо.
— Ну, вот. Говорим! Я-то спросить и не догадался! — Балтин будто попросил извинения.
Пробормотал и я какие-то слова вежливости. Вопрос Мансура Давлетовича сущая форма, не больше, но как же делается хорошо человеку от иной формы! Нет, не чужаки передо мной.
— У нас с вами есть еще одна, общая точка зрения. Давайте ее определим.
— Давайте, — с готовностью поддержал кадровик.
Управляющий молчал. Или ожидал подвоха с моей стороны? Или его настораживала моя манера вести деловую беседу: голая откровенность? Словно отдаю себя на съедение: ешь, ешь, да не подавись, гляди.
— И нам, и вам одинаково нужно, чтобы условия обучения и воспитания специалистов, современных рабочих, были хорошими. Заметьте: и воспитания! Надо научить мальчиков и девочек гордости за свою принадлежность рабочему классу. Я не шибко высокопарен?
Стул под Балтиным заскрипел.
— Но я согласен с вами, тут ничего не попишешь. И наконец-то вижу, куда вы клоните, — добавил он после некоторого раздумья. — Давайте уж дальше, мы подождем.
Беседа входила в спокойное русло. В конце концов, заинтересованные стороны должны понимать друг друга. Мы же одно дело делаем.
— Вы настаиваете на открытии учебного корпуса. Без мастерских, без общежития, в старых бараках. В то время, как имеете возможность построить по всем правилам, с актовым, спортивным залами, с организацией хорошего питания. Почему вы этого не делаете в срочном порядке?
— Ваш представитель подошел с готовой меркой, — откликнулся Мансур Давлетович: — Ага, у вас бараки? Ну, и крест на всех ваших планах. Вот и вам тоже дались бараки. Как будто не о чем больше говорить!
— А время ли теперь для палаточного героизма и бараков? Я о городских условиях, о сегодняшнем дне.
— Но это же временно! Как вы-то, сами-то не поймете, что уговариваем вас не от веселой жизни!
— Вот именно, — включился, наконец, Балтин. — От бараков рано отказываться, они еще послужат. К тому же, они теплые. Для жизни пригодные вполне.
— Стало быть, вы сознательно идете на открытие учебного заведения в бараках?
— Вы, Юрий Иванович, знаете какое важное слово было в войну: надо! Хорошее слово! В нем состояла мораль советского человека. Оно было принципом, законом… Да нет, я не пустился бы в эти рассуждения, я инженер, это не моя стихия. Но вы, я вижу, человек… человек думающий. Так не прикажете ли забыть это хорошее слово? Или нам уже больше ничего не надо?
Балтин опять расхаживал крупным шагом, энергично жестикулировал.
Я следил за его уверенными движениями, поворачивался направо-налево. И становился все больше уверенным в том, что где-то видел этого человека.
— Ну, а хорошие условия для обучения — это мне, лично мне, надо? — поинтересовался я мнением Балтина. — Или это никому не надо?
За окном гудели самосвалы. Шли один за другим, не оставляя никаких интервалов. Рама приоткрытого окна вздрагивала. Голос надо было напрягать. Балтин обернулся круто, прикрыл окно наглухо, прихлопнул и форточку. В установившейся относительной тишине захватили главенство иные звуки: сквозь обитые дерматином двери слышался глухой стрекот пишущей машинки.
— Все верно, надо, конечно. Но как вы, братцы, напуганы временными трудностями! Бараки, палатки — да разве мы с вами никогда не видели?
— Заметьте, я ни слова не говорю об инструкции, которая нам категорически запрещает начинать работу в старых зданиях. Так почему же все-таки бараки, палатки?
— Интересно знать, вы только против палаточного героизма? Или вообще?.. — поддел меня кадровик не на шутку.
Я поднял глаза к потолку, гулко вздрагивающему от гулкой дороги. Будто собирался подглядеть какой-нибудь, маломальский ответишко на нелегкие для меня вопросы. Да, надо было подняться, стоя легче работается.
— И я тоже за героизм, Мансур Давлетович. Только не за тот, который рождается в преодолении самими же созданных трудностей. Вот, скажем, лозунг: «Все — для человека!» Вы его как расцениваете, Мансур Давлетович? Надеюсь, понятие «человек» относится к учащимся?
— Да создадим для мальчишек практику. И с их помощью скорей завершим новое здание, — клялся Мансур Давлетович.
Нет, дорогие мои, как хотите меня называйте — чинушей или бюрократом, — а все же придется строить светлое, современное училище. Прямо сейчас. Вот они, ваши перспективы! — Образ Гулякина, кивающего каждому моему слову, тут вырисовался довольно отчетливо передо мной. Приоткрылась в улыбке и золотая коронка Иволгина. Я добросовестно выполнял их наказ. Держал фронт… — Или уж ответьте по крайней мере на один вопрос: сколько продлится ваше «временно»?
Шагнул Балтин ко мне через ковровую дорожку. Стали мы друг против друга, два мужика с крепкими бицепсами. Нос к носу. На дистанции, требующей откровенности до конца: говорить — так говорить, бить — так бить.
— Кто сказал вам, товарищ Соболев, что мы не хотим строить новое, современное училище?
— До сей поры слышал, что есть у вас проект, деньги и, извините, обещания, — отвечал я, выдерживая взгляд управляющего.
— Опоздали! — загремел стулом Мансур Давлетович, кадровик треста. Кинулся в гущу события, примерно так, как кидается судья, чтобы вывести боксеров из клинча… — Фундамент заложен, материал подвозится регулярно, начали возводить стены, — кадровик загибал один палец за другим.
— Вашему полномочному представителю мы говорили, что начали строить инициативным способом. Звали на место, чтобы посмотрел, удостоверился. Не поехал — это его дело, но что ему еще надо, не знаю… Вообще давайте-ка, братцы, сядем да поговорим, как следует, не торопясь, — предложил управляющий, заметивший в связи с новой ситуацией мое замешательство.
— Нет, Сергей Петрович, не поговорим. Я хотел сказать, сейчас ехать надо. Смотреть. Потом говорить будем. Самое время фактами подтвердить ваши слова. Именно, что строите учебный корпус.
Балтин, прищурясь, глядел на меня какое-то время. И махнул рукой. Одобрил.