Звезды на росстани

VIII

Шофер, Володя, крутил баранку, медленно обходил стоявшую не на обочине грузовую машину, самосвал с цементным раствором.

— Стань тут, — Балтин махнул Володе рукой. Хлопнул дверцей, подошел к водителю самосвала.

За ним — Мансур Давлетович. Подошел и я к злополучной машине.

— Вам что, никогда никто не говорил, что цементный раствор быстро схватывается, что его надо поскорей доставлять к месту, где без него рабочие задыхаются? — Балтин допрашивал водителя.

— Что я могу поделать, если кардан полетел?

— Это что, разве не ваша машина?

— Моя, но…

— Так почему же он полетел на дороге, на работе? В то время, когда он не должен был полететь?

— Я говорил механику…

— Запишите фамилию механика, номер машины, — обернулся Балтин к Мансуру Давлетовичу. — А вы, — обратился он к водителю, посмотрев на часы, — если вы не увезете раствор через час…

— Просил ребят, буксира ни у кого с собой нету, троса дома пооставляли.

— Повторяю: через час. И трос найдете, и попутную машину. Иначе будете за раствор платить!

Балтин больше не сел в машину. Шоферу, Володе, сказал несколько слов и, не оглядываясь на нас с Мансуром Давлетовичем, — поспеваем ли мы за ним, — пошел пешком.

— Вот как не повезет с утра… — водитель самосвала пожаловался мне напоследок. — Надо же нарваться на самого Балтина…

Открылась перед нами обычная картина обычного строительства. Стена, поднимаемая кладкой вперемежку из красного и серого кирпича. Если это училище, то первый этаж — вот он. Готов. И вокруг царил тот беспорядок, который можно увидеть только на стройке. Битый кирпич, куски толя, щепа, цементная пыль. С глубоким накатом дорога, огибающая угол строящегося дома, раздвинула на стороны все, что могла раздвинуть: ящики, доски, железные сетки, металлическую арматуру, мотки проволоки, лопаты, старые скаты от самосвалов — все это и обрамляло дорогу, было ее барьерами, ориентирами. Ну, все, все походило на обычную стройку, которую трудно отличить от другой такой же, похожей на эту, как две капли воды.

Но какая-то невидимая для меня деталь овладела-таки вниманием Балтина. Тихо постоял он, посмотрел в пустующие оконные проемы, поверху перекрытые уже балками. Тихо пошел к вагончику, ощетинившемуся проводами освещения, телефона и, по-видимому, местного радио.

По крутой лестнице поднялись мы с Мансуром Давлетовичем, вслед за Балтиным, в передвижную конторку прораба.

Прораб был молодой человек, высокий и худощавый, с впадинами на щеках, хотя, впрочем, как мне показалось, и довольно жилистый. Вообще, по простецкому виду могла показаться вся его жизнь, пусть додуманная, не без погрешностей. Скорее всего, это был один из увлеченных идеей молодых людей, которые материальным благам не придают большого значения. Одежда на них та, что лежит на прилавке магазинов и висит на виду всех и каждого, может быть куплена и сегодня, и завтра, и послезавтра с получки ли, или по подсказке товарищей. Парням этим, увлеченным идеей, кажется все равно: успели ли они сегодня позавтракать, пообедать, или хотя бы выпить бутылку кефира, или не успели — им это все равно, им не до таких мелочей, на которые, в общем-то, наплевать бы с самой верхней полки, кабы не заведен был на этот счет у людей железный порядок. Люди такого сорта, как замечено, надежные работники. Их или ждет головокружительная карьера, или, что бывает чаще всего, опираясь на них в непостижимо трудных делах, самих-то их чаще и не замечают, как не замечают очков на носу, как трубки во рту курящие люди, и, оставаясь всю жизнь исполнителями чужой воли, они сроду не посетуют на свою судьбу. Прозвище у таких людей — двужильные. Или что-нибудь в этом роде. Потому что, помимо их не очень крепких, но надежных плеч, ничего другого за ними не числится. И когда болеют они, не видит никто, да и болеют ли вообще? Зато если вдруг выходят из строя, мгновенно, непостижимо вдруг, то товарищи по работе отчего-то покачивают головой и виновато вздыхают: какой был человек! Кабы знать, что уязвим тоже…

Таким он казался, по крайней мере.

Прораб хмуро глядел на вошедшего Балтина, в руках держал опущенную телефонную трубку.

— Садитесь. Звоните, говорите, — скомандовал Балтин. — Мы не будем мешать. Оглядимся пока. Присаживайтесь, товарищи, — пригласил и нас с Сакаевым.

Со стройки доносилось негромкое постукиванье по дереву. Подгоняли оконные переплеты. Рамы сверкали стеклами. Вот. Можно освещать, отделывать, вести отопление, канализацию, все прочее.

— Любуетесь? Можете любоваться, картина вполне подходящая, — Балтин встал за моей спиной у открытого окошка прорабской конторы, откуда хорошо виден фасад строящегося здания. Ну, можете и с рабочими побеседовать.

— Да. Да, я слушаю. Чижов слушает, никуда не пропал… Ну, гости тут у меня. Да уж какое отвлеченье, мне с вами позарез говорить надо. Послушайте, Игнатий Сергеевич… Послушайте, да мне плиты нужны, перекрытия… Сейчас, сегодня надо… Плиты, говорю, надо сегодня!.. Ну, людей я не буду снимать. Как хотите, что хотите делайте — не подчинюсь. Люди мне нужны самому. И перекрытие нужно. Двести пятьдесят — и дело с концом, и пусть остальные на тринадцатый и четырнадцатый возят… Дак причем же план?! План или не план. Мне дано задание — для меня это план. Ничего я вам не дам! Буду Балтину жаловаться, а не дам… Не сниму ни одного человека, не приказывайте и не просите. Загубить такую работу? Не дам!

— Дайте трубку, — Балтин протянул руку к телефонному столику, на котором, свисая углами, лежал и чертеж строящегося дома.

— Здравствуйте, Игнатий Сергеевич. Да, это я. Слушаю вот. Что вы толкуете насчет плана?.. Что в плане и что не в плане?.. Нет, вы мне повторите то, что сказали прорабу. Так что ж, я, по-вашему, свалился с луны: ни с того, ни с сего накинулся? Не разобравшись во всей вашей, извините, демагогии?.. А кто вам дал право в распоряжения треста вносить изменения? Вам, что же, не ясно наше четкое решение строить училище, сейчас, немедленно? Об этой необходимости вы первый раз слышите?.. Нет, дорогой Игнатий Сергеевич, на ваше место надо Чижова поставить — тогда будет порядок. Да, если он лучше вас понимает необходимость. А вас — сюда, на его место: горизонт поуже, зато меньше посторонних, как вы выражаетесь, задач. Тогда не понадобится и демагогия насчет плана… А это не ваша забота, пусть голову снимают с меня. Ваша голова, конечно, дороже, но как бы и она тоже не понесла ущерба. Именно из-за какого-то училища!.. Вы меня поняли?.. Только не думайте, будто я собрался вас уговаривать. Я вам еще раз даю, устное даю распоряжение: все, что Чижов потребует, везите. Не в очередности дело, ну, завезите перекрытия вторым, пятым рейсом — разве в этом дело? Я вас, лично вас, предупреждал, что строительство этого объекта беру под свой контроль, но вы почему-то решили, что я пошутил… Нет, не думали так? Тогда у вас что-то непонятное в голове творится, если все понимаете так, как надо, а делать изволите наоборот… Да, да. Слушаю! Я-то слушаю! Ну, да. Только не мне вы это… эти слова говорите. Да, я прервал ваш разговор, извините, пожалуйста, вот ему скажите эти слова. Говорите, передаю.

Он протянул трубку прорабу Чижову, смотрящему на него, пока тот говорил, во все глаза.

— Слушаю. Чижов. Извините, Игнатий Сергеевич, но я причем… Так получилось. Ну, я вас слушаю, записываю… Завтра — первым, сегодня — к концу, так…

Мы с Сакаевым тихо сидели на лавке, в дальнем углу, словно опасались, что и нам на орехи достанется, сгоряча-то. Я посматривал на маячившего по прорабской конторе Балтина. От его шагов вагончик кренился то на один, то на другой бок, постанывал и ходил ходуном.

— Почему кран не работает? — спросил Балтин, когда молодой прораб положил трубку.

— А что ж ему делать? Кирпич, раствор подняли, до обеда хватит. Доложим дальний угол — и перекрывать. Можно и сейчас его начинать, перекрытие, — ждем подвоза. Под плиты не готовим большую площадку: сразу класть будем.

— Это так. Если кран в руках, зачем она, площадка, — Балтин одобрил, но тут же и брови нахмурил: — А вот почему вы только теперь взялись о плитах шуметь, ну, когда припекло? Где раньше были?

— Заявка-то подана вовремя, а с ножом к горлу покамест не приступал: куда мне их складывать? Сейчас нам и маленькая площадка только на всякий случай, а то и она не нужна: сразу наверх. Положить на одно крыло — и вот он, фронт работы. Пятидневка в кармане. А уж за это время я у него вырву…

— Слушайте, где вы учились? — спросил Балтин после изрядного молчания и потеплевшим голосом.

— Из Куйбышевского прислали его, по разнарядке, — зашевелился рядом со мной Мансур Давлетович.

— Ничего. Вижу, сработаемся… А как вы устроены?

Прораб, по-видимому, не понял Балтина, пожал плечами.

— В общежитии он, как все молодые специалисты, — кадровик снова дал справку.

— Разрешите? — Чижов потянулся к своей распечатанной пачке «Беломора».

— Вот. Хозяин спрашивает разрешения у гостей? — вовсе повеселел Балтин. Придвинул к себе табуретку.

Прораб прикурил, затянулся, отчего щеки его совсем провалились. В открытое оконце пустил клуб дыма. Балтину не предложил закурить, знает, что некурящий. На Мансура Давлетовича и на меня вопросительно поглядел. Сакаев прошел к столику, с удовольствием выковырнул папиросу.

Что значит курево. Там и сям расставленные табуретки мы едва не все разом придвинули поближе к столу. Образовался круг — хоть сейчас открывай совещание.

— Ну вот, товарищ Чижов. Этот вот товарищ — из облцентра. Товарищ Соболев, Юрий Иванович.

Мы пожали руки. Ладонь у прораба, как я и предполагал, оказалась довольно крепкой.

— Его интересует, когда будет построен учебный корпус.

— К тридцатому декабря можно гарантировать.

— Как это к тридцатому? — Управляющий прищурил один глаз.

— Да нет, Сергей Петрович, к двадцатому сдадим, не волнуйтесь. Я говорю, чтобы, знаете, с гарантией.

— Слушайте, прораб, политика — не ваше дело. Это мы, трестовские, можем хитрить, разводить дипломатию, можем гарантировать к тридцатому декабря или даже к первому января будущего года. Есть у вас график?

— А как же, Сергей Петрович. Не вышли ни на один день из графика.

— Надеюсь, и качество учтено тоже? В графике? — вылез и я с вопросом.

— Можете поинтересоваться на деле, недалеко ведь, — отговорился прораб. И улыбнулся вдруг во все лицо: — Зачем рисковать, делать тяп-ляп, когда сам Сергей Петрович курирует?

Балтин, откинувшись к стенке, смотрел на меня изучающе.

Тут во мне и шевельнулось то, что принято называть совестью. Работают люди. Строят. И параллельно, по собственной инициативе, решают государственный вопрос. Ну, как же им не помогать? Кому еще помогать, если не тем, кто строит? Как же так, Иволгин, чиновничья твоя душа? Да и я уж не попал ли в твою компанию, «старый дружище»? Ну, как вам не стыдно, Иволгин с Соболевым?

— Итак, Сергей Петрович, сроки, гарантии? Хочу от вас, от управляющего, услышать.

— Сроки? Вы слышали; к тридцатому декабря, Чижов гарантировал… Ну, это не для него, он этого разговора не слышит, — повернул Балтин хищный взгляд свой в сторону молодого прораба. — С ним вопрос о сроках решен. Переведем учащихся из бараков. Доставим им такой праздник. Кормить пока будем в рабочей столовой. Ну, а к весне сдадим и столовую, и мастерские. Теперь насчет гарантий. Воля — вот наша гарантия. Если вы что-нибудь слышали о наших строителях, то знайте, для них нет ничего нереального. Это говорю вам я, инженер Балтин. Коммунист, если хотите. Вот вся гарантия! Подходит такая гарантия?

Глаза молодого прораба Чижова горели.

Пружина внутри меня ослабевала, я начал улыбаться. Конечно, я еще посмотрю, пощупаю стены и поговорю с рабочими — это само собой. Но ведь гарантирует инженер, руководитель.

— Это другое дело… — Я уже улыбался.

Готовился к проявлению твердости, к затяжной борьбе за мальчишек. Реальные обстоятельства, на которые я надеялся, как на чудо, — строительство учебного здания — всю мою затяжную борьбу теперь делали ненужной, вообще меняли всю ситуацию. По-моему, это был тот самый аргумент, ради которого можно и должно идти на отступление от инструкции.

Да нет, я давно уже перестал колебаться. Атмосфера потепления задела и моих собеседников.

— Деревни вокруг Нефтеречинска и сам город, — все будет наше. Все парни, все девушки. В центр, за четыреста километров, мать не отпустит, а сюда — пожалуйста. Здесь они у себя дома. Вот это будет решение правильное.

— Тут какой получится выигрыш? — Балтин уперся в меня глазами. — Учеба начинается в сентябре, так? Мы набираем ребятишек, с вашей помощью запускаем машину. И налаживаем практику, без нее все равно нельзя. Знаю, какие вы строгие насчет фронта работы. Вам — обеспечить практику, вынь да выложь… Вот они-то, пацаны-то, и будут участвовать в отделке зданий. Смотрите, какое широкое поле деятельности: мастера со своими ребятами поведут самостоятельные участки! Это вам что, не фронт работы?

Знает систему училищ. Я с любопытством на него поглядывал — и он будто понял незаданный мой вопрос. Широко улыбнулся: свой я, свой, в доску.

— И, заметьте, наш выигрыш, выигрыш треста, самый большой: ровно год. На год раньше идут к нам кадры из училища! К тому же, дорогие мои, только один этот корпус нам и одолеть самочинно, по-партизански. Все прочее мне легче будет пробить в Госплане. Прочее все будет в плане на первый квартал будущего года. Поняли, Чижов, какая почетная работа и какая ответственность ложится на ваши плечи?

Молодой прораб хотел встать, да передумал, только кивнул в знак согласия. Может, подумал, что ни к чему показная готовность, когда можно доказать готовность на деле. Я прикидываю, что такое кадры, пришедшие на производство на один год раньше. Но Чижов-то, Чижов! Молится он на своего управляющего! Он есть не будет, а дом выстроит! Где разыскали такого?

— Итак, поверено слову? Открываем училище? Никаких больше препятствий? — интересовался моим мнением сидящий рядом Мансур Давлетович. — Чтобы уже окончательно поставить точку.

— Выходит, так. Но акт-то, на бараки-то, все же придется составить.

— Это уж техника. Главное — мы, вместе с вами, берем на себя ответственность — вот в чем главное. И хоть жалко сворачивать лист, над которым корпели три месяца, но ведь впереди много других задач. По рукам, что ли? — Балтин приподнялся со своей табуретки.

— По рукам!

Вслед за Мансуром Давлетовичем Чижов с силой встряхнул мою руку. Рука как рука, довольно крепкая.

Все сияли. Каждый из четырех будто выиграл по лотерейному билету. Балтин с удовольствием потирал руки. Мансур Давлетович, как всякий, уважающий себя кадровик, горел тем же пламенем, что и начальник.

— Это вот полномочный представитель: за час… за полтора… ну, за два часа все решили. Без гарантийных бумажек!

— Потребовал бы, да ведь, быстрее и лучше от этого вы не построите.

— Ну, ясно! Если бы сила была в бумаге, — кадровик глубокомысленно пустил струю дыма.

— А ничего, есть у вас хватка, — вовсе уж повеселел Балтин. — Я согласился бы с вами работать… Слушайте! — Балтин вдруг встрепенулся как будто вспомнил что-то только теперь, когда упущено много времени и то важное, что он теперь вспомнил, конечно же, больше нельзя забывать. — А не переехать ли вам сюда, прямо сюда, в Нефтеречинск? Жить работать, а? Из вас директор получится! А мы вам — квартиру. Это уж наша забота. В большом городе, знаю, с этим потрудней. А? Идея ведь? Директором!

Балтин встал, в волнении заходил по тесной прорабской конторе, она под его ногами зашевелилась, задвигалась. Новая идея, как видно, сваривалась в его голове в заманчивую программу. Он был красив, управляющий трестом Балтин. Недаром Чижов молится на него.

Смеясь, поблагодарил я его за предложение и как бы между делом отметил, что назначенье исходит не от базовых предприятий. С присущей ему горячностью он тут же отверг мои возражения. Смогут решить и они, если понадобится!..

Да, но в крови моей нет ничего такого, ну, от командира, что ли. Что же он мог разглядеть? Не хуже иных умею подставить под груз плечо, это верно. А не мало ли этого для директора?

Телефонный аппарат на столе прораба Чижова безмолвствовал. Какой он умница: не помешал разговору. Да, позвонить! Мне надо звонить.

— В Николососновку мы попадаем отсюда?

— Выходите в город через восьмерку.

Балтин между тем уже набирал номер.

— Талгат Зарипович, дорогой. Машины у тебя все в деле? Вышли одну на тракт, будь добрый. В сторону треста. С тросом. Прихватите там одного чудака. Везет цементный раствор, а дорогой беда приключилась. Подтащите к стройке, а то за раствор ему придется платить… Не говори, детский сад развели. Так вот и подталкиваем. Ну, ты его поскорей убери с дороги, выручи человека. Если сам не уехал, — договорил Балтин, хитро мне подмигнув, когда трубка была уже положена.

Я занял место у телефона, соединился с николососновским училищем.

— Рифкат Билалович?.. Нужен Рифкат Билалович. Привет, дружище! Вчера прилетел. На ночь, да. А некогда было звонить, да и тебя беспокоить… Да сидим вот, кумекаем. Акт писать собираемся. Ты подъедешь подписывать акт? Ну, понимаю, тебе некогда… Впрочем, теперь можешь не приезжать, после подпишешь, когда время будет. Да, принципиально все решено, так что отдыхай… Некогда, говоришь? Ну, это хорошо. Хорошо, говорю, что отдыхать некогда. Я радуюсь, что моему другу дыхнуть некогда… Хорошо, заеду. Не уверен, но постараюсь, Рифкат Билалович… Ну, я постараюсь. Ну, хорошо, хорошо, все будет в порядке. Обязательно доложу! И тебе спасибо… За приглашение, говорю, спасибо. Постараюсь, я же сказал, постараюсь. Всего доброго, Рифкат Билалович!

— Ну вот, теперь можем смотреть кладку. Бараки. А то будет человек беспокоиться. Ему же теперь не до нас: знаю я этих директоров сельских училищ. В такую-то горячую пору…

Простившись с прорабом Чижовым, мы уселись в тот же Володин газик. Балтин заинтересованно поглядывал в левую сторону дороги, возможно, хотел лишний раз убедиться в том, что злополучного самосвала с цементным раствором уже нет на дороге. И Володе, и, оборачиваясь назад, нам с Сакаевым он рассказывал забавную историю из своей практики, где один рабочий на первых порах хотел ему втереть очки по качеству отделки.

— Послушайте, Юрий Иванович, — Балтин обернулся бойко, по-молодецки, всем корпусом. — Все-таки, как мне кажется, чего-то мы с вами не договорили. Нет-нет, не договариваем чего-то.

— Как будто видел я вас где-то, — отвечал я столь же загадочно.

— Вы учились…

— В железнодорожном техникуме.

— Знаю! Потом — где-то в гуманитарном, да не в этом суть. Надеюсь, вы понимаете, что нам с вами есть о чем говорить. Помимо работы, если хотите?

Да уж понимаю. Найдется тема. И о работе тоже. Русский человек и за рюмкой водки не прочь порассуждать о работе.

— На обратном пути вы, конечно, в горком… Там и увидимся.

Машина остановилась у треста.

— Так не прощаемся?

— Ну, нет.

На всякий случай все же пожали руки. Обговорив с Мансуром Давлетовичем план дальнейших действий, я направился к себе, в гостиницу.