Настоящий друг — это не тот, кто просит тебя спрятать труп.
Нет. Настоящий друг — это тот, кто никогда не принесёт тебе домой мешок с трупом.
Клетка три на три с половиной метра, это я уже измерила.
На входе решётки и силовое поле. Стены выложены из кирпича, кое-где уже начавшего крошиться. В дальних углах клетушки поселилась плесень, из под куполообразного потолка свисает мох, на полу, как всегда, — охапка старого сена, с вечными жильцами — клопами, отчего мне кажется, будто сено живое и вот-вот убежит из камеры. В отличие от меня.
Мне-то бежать некуда.
От скуки хожу из стороны в сторону, от решётки к дальней стенке. Декламирую стихи, которые приходят на ум:
«Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим.
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!».
Считаю про себя шаги и количество раз, когда сделала полный круг.
Скучно!
В камере нет даже окна, чтобы полюбоваться на звёзды. Да и откуда ему взяться, если мы под землёй.
— И, таки, зд’авствуй, любимый бестиарий! Вчера я была снаружи, а сегодня я одна из вас! — обратилась я к сидящим, в клетках напротив, братьям по несчастью, живым и мёртвым.
И ежик тоже здесь. Вон он также смешно бегает по своей клетушке.
Вспомнилась девочка Зоя.
— Интересно, она тоже здесь?
Я подошла к решётке, но ухватиться за прутья не смогла — мешает силовое поле. Оно отталкивает мои руки, а когда пытаешься приложить усилия, то ещё и током бьётся.
— Зоя, Зоя, ты здесь? — позвала я девочку.
Ответа не было, и через пару минут я повторила попытку.
Прижалась к грязной холодной кирпичной стене спиной и опустилась на корточки, машинально отбросив с лица грязный локон.
— Вчера он был ещё чистым. А вчера ли? Сколько я уже здесь?
Мысли роились в голове подобно тараканам, таким толстым, рыжим и усатым.
Кстати, тараканов в камере и не наблюдалось. Ну конечно, что им тут вообще делать?
В этих камерах даже им не выжить.
— Интересно, а сколько я уже здесь?
Порадовалась за себя, что не чувствую усталости, хотя, от бесконечной ходьбы между стенками уже рябит в глазах.
— А у мертвецов может закружиться голова? Вот заодно и проверим.
— В этом вся я — непонятно, что происходит, как я здесь оказалась, кто мне так помог, а я размышляю о том, может ли кружиться голова у мертвеца или о том на сколько здесь выжили тараканы.
Вновь откинула с лица выбившуюся прядь волос.
— И за что мне всё это? Жила себе спокойно, никого не трогала, а тут раз и провалилась сюда, два и умерла, три — сижу в сырой темнице, и орёл молодой...
— Стоп, какой орёл? Никаких орлов, кроме вчерашнего парня я вокруг себя и не наблюдала, да и сейчас из всех орлов здесь только смешно фыркающий ёжик, и то, в соседней камере. На орла он, конечно, тянет слабо, но на безрыбье и рак — рыба.
— Потому что есть Алёшка у тебя-я
О Серёжке ты мечтаешь зря
О Серёжке все твои мечты,
Только об Алёшке позабыла ты...
Где-то в начале прохода натужно скрипнула массивная железная дверь, привлекая моё внимание и обрывая такое, совсем не мелодичное пение, поскольку фальшивила я безбожно.
Мне сразу вспомнилось, как я мучилась с этой дверью: то ключ не тот, то замок не тот, то петли не смазаны.
Шуршание одежды привлекло моё внимание, но я же гордая, мне не интересно кто там пришёл — сначала выпустите, потом будем разговаривать.
— Хоть я и нежить, а кушать хочется!
— Нет, ну всё-таки интересно, кто же там пришёл! Нужно посмотреть, хоть одним глазком...
— И долго ты будешь делать вид, что ты на меня обиделась? — раздался у меня за спиной голос Марго.
Я от радости рванулась к решётке, и тут же схватилась за нос, который ударило током. Бедный мой носик, почему не по пальцам?
— Марго, Маргошенька, вытащи меня отсюда! Я же совсем не виновата!
— Да знаю я, что ты не виновата. Тут вообще никто не виноват! — грустно протянула стоявшая передо мной блондинка.
— Септиена приходила к тебе?
Я покачала головой в ответ. Не хотелось говорить, что она первая, а больше никто меня и не навещал. Мастер, ясное дело, не придёт — он почему-то обвиняет меня в отравлении, но Септиена могла...
— Неужели Септиена считает, что это я отравила старого мастера?
— Септа? Вряд ли — отозвалась моя противоположность из-за решётки, — ей вообще на тебя плевать. Могла бы уже это понять. Она, наконец-то, стала мастером, добилась всего, чего хотела.
— Но ведь ей нужна ученица!
— Уже не нужна, — это было произнесено довольно резко и с такой ненавистью, что у Марго даже заалели ободки глаз.
А ведь я раньше никогда не обращала внимания на то, как эмоционально и сухо она отзывается о Септиене. Наверняка, это какая-то застарелая вражда, о которой мне никто ничего не рассказал.
— Септа сегодня утром покинула город.
Сейчас в голосе Малгоржаты мне послышалось ликование и плохо скрываемая радость.
— Да что же такого здесь произошло, что она так ненавидит Септиену? И что значит добилась в этом случае?
Я взглянула в алые ободки глаз и отшатнулась, настолько в них царило спокойствие и равнодушие.
— Ты ведь поможешь мне? Расскажешь мастеру Угвэю, что я ни в чём не виновата?
— Зачем мне это? — послышался усталый и равнодушный голос, теперь уже такой новой для меня подруги.
С её лица словно сползала маска, которую она носила долгое время, притворяясь доброй и отзывчивой.
— Мастер знает, что это я подлила ему снадобье. Помнишь тот вечер, когда ты напилась коньяка? Ты думаешь Шмаргус просто так мне его отдал? Он имеет виды на тебя. Редко когда к нему на стол попадает такой интересный тип нежити.
В тот вечер я и забрала у тебя пузырёк, ты всё-равно ничего не заметила. Тебе нужно было идти на договор с Септой. А, впрочем, результат был бы тот же.
Я ошарашено смотрела на Марго, не веря своим ушам.
— Как же так? За что? Почему ты так со мной? Я думала мы подруги!
— Какая же ты в сущности, Зина, ещё девчонка! Ребёнок! Была бы постарше — поняла, что здесь всем на всех плевать, здесь преследуются только собственные интересы, и ни до кого дела нет. Я столько лет хотела стать ученицей мастера Угвэя, но место было занято. И я уже думала, что навечно закисну среди этих бесконечных сковородок, но тут судьба послала мне тебя. Ха! Метка Судьбы! Удивительно, как она сыграла: Септа больше не ученица, её вообще нет больше, я теперь могу учиться, мастер Шмаргус получает то, что он давно хотел, но не мог взять по причине дурацких правил и древних табу, а мастер Угвэй избавляется от нерадивой и чересчур эмоциональной ученицы.
Я отошла от решётки на несколько шагов назад и теперь с отчаянием заламывала за спиной руки. Хотелось выть, плакать, хотелось кричать, да так, чтобы затряслись своды пещеры, чтобы погребло, наконец, весь это город, со всеми его обитателями, чтобы эта гора просела и завалила все этих лицемеров, смешав их тела с глиной, камнем и гравием.
Однако в душе была лишь пустота. Решимость и странное чувство спокойствия, словно ничего ещё не окончилось, а, совсем наоборот, всё ещё только начинается.
— Ты была мне подругой! Как. Ты. Могла. Меня. Так. Подставить? — буквально по слогам произнесла каждое слово, выплёвывая их подобно оскорблениям.
— Смотри на меня, Марго! Ты меня кинула!
— Да подумаешь, не строй из себя невинность! Уже к вечеру тебя не будет — Бальтазар разберёт тебя на запчасти, чтобы разобраться в твоей уникальности. С чего мне переживать? Мне плевать на тебя и всегда было плевать. Мне было выгодно с тобой носиться — я носилась. Признаю, было весело, но тут ничего личного.
— Марго! — зашипела я, и даже сама испугалась своего голоса. — Ты — лживая, мерзкая, лицемерная сука!
С этими словами я сделала шаг вперёд,и теперь уже Марго попятилась от меня. Её глаза округлились и в них застыл испуг, маска безразличия пропала ровно в тот момент, когда мои руки обхватили прутья решётки.
— Ты действительно уникальна! — с каким-то низким придыханием произнесла она. — Мне будет очень интересно узнать результаты работы Бальтазара Шмаргуса. Я лично напрошусь ему ассистировать...
— Марго! Я тебя достану! Когда выйду отсюда, я сверну тебе твою тупую куриную башку, откручу и буду играть ею в футбол, потом, поскольку ты ещё будешь в сознании, я опущу её в бочку с гнилой кровью зомби, а чтобы у тебя там ничего заново не выросло, тщательно перед этим подсмолю огоньком.
— Ты никогда отсюда не выйдешь, Зина! — как-то излишне напряжённо выдавила Марго. — Я позабочусь об этом.
— Позаботься лучше, чтобы твой толстый зад мастер Шмаргус, не использовал в своих экспериментах, а то он любит вставлять в них всякие светящиеся инородные предметы.
— Ты, ты, — мгновенно вышла из себя Малгоржата, но у неё словно не хватало слов, чтобы выразить негодование. Шумно выпустив воздух, она обвела вокруг себя пальцем, показывая мне где она и где я, после чего с гордой, но подпорченной улыбкой на лице, от бедра продефилировала на выход.
Силы меня оставили.
Легко сказать, я же нежить, как это вообще может быть?
Я в очередной раз протёрла одеждой грязную кладку камеры и опустилась на корточки.
Очнулась я уже на каталке, в таком знакомом мне месте, связанная по рукам и ногам.
— По всей видимости мастер Шмаргус подстраховался, — решила я для себя, с ужасом представляя, что меня ждёт дальше.
Конечно я пыталась дергаться, конечно я пыталась избавиться от пут, но всё было тщетно.
Всё что я могла — это ощущать всем телом, находящихся рядом, мертвецов.
Особенно меня пугали те два пятна, находящихся где-то на периферии моего сознания.
Правда было ещё одно. Третье.
Оно было маленькое-маленькое и приближалось ко мне медленно-медленно.
— В конце концов, какая разница от чего умирать, если мне и так суждено сегодня умереть.
— Ха, каламбурчик, однако! Мертвая думает о смерти! Но это всё-равно лучше, чем быть раздетой и распиленной этим мясником — бальзамировщиком.
Мне ничего не оставалось, кроме как неподвижно застыть и наблюдать за постепенно увеличивающейся чёрной точкой. По мере приближения ко мне, остальные два чёрных пятна зашевелились и стали угрожающе разбухать и двигаться наперерез.
В маленьком чёрном пятне сквозила некая неправильность, нечто странное, завораживающее и такое знакомое.
Оно было уже совсем рядом, когда ускорилось и рвануло ко мне.
Я ожидала, что сейчас моё горло разорвут клыки, грязные зубы вопьются в мой живот, но ничего не произошло, кроме того, что сначала исчез кляп, а потом один за одним стали рваться сдерживающие меня путы.
Я села на каталку, отчего простынка слетела на пол.
— Дежавю! — высказалась я, разглядывая как маленькая нежить возле меня скалиться голодной пастью.
— Привет, Зоя!
От звуков моего голоса маленькая нежить оторопела, а когда я назвала её по имени и вовсе заулыбалась и даже застеснялась, проведя кончиком носка стопы перед собой по гладкому камню.
— Зоя, нам нужно уходить!
— За тобой гонятся плохие? Зоя конечно поможет! Зоя может быть полезной! Ты дала Зое имя!
Я взвизгнула, когда мертвец навалился на меня всем телом, пытаясь раскромсать на много маленьких Зин, но Зойка не сплоховала. Что именно она сделал я не видела, но мертвец мне больше не был соперником — он завалился на пол огромной шипящей безвольной куклой.
Второй оживший труп решил не идти по стопам предшественника и для начала устранить наиболее опасный для него объект — Зою.
Схватив мощными лапищами девочку, но поднял её над землёй и раскрыл огромную чёрную пасть, такую чёрную, что само понятие чёрной дыры внезапно устарело и требовало переосмысления.
Видя беспомощность Зойки и то, что я вот-вот лишусь союзницы, да ещё то, что при мне обижают маленького ребёнка, я взвизгнула как паровоз, выпустивший пар, подскочила к мертвяку и буквально размазала его по полу, припечатывая тяжёлой металлической каталкой, приговаривая при каждом ударе:
— Не смей трогать маленьких, не смей трогать маленьких!
Когда зомби весь вышел и стал просто лужицей, я только тогда обнаружила, что так и стою, застыв рядом с девочкой, сжимая сплюснутую каталку в руках.
Отбросила её в сторону и она с грохотом отлетела, ударившись в стену и отбив нос портрету Бальтазара Шмаргуса, отчего тот принял вид, уже не величественный, а совсем наоборот — виноватый и каверзный.
— Пошли быстрей, пока не хватились! — пролепетала девочка, схватила меня за руку и потащила за собой в глубину тёмных коридоров.
Я не успела даже захватить простынку, чтобы прикрыться. Единственной моей одеждой оставалась только бирка на ноге, всё с тем же номером — Т-34
— Зоя, не лети, я задыхаюсь, — протараторила я и споткнулась на ровном месте.
— Ты не можешь задыхаться, ты же нежить! — ответила мне малявка, показала язык и засеменила маленькими ножками ещё быстрее.
— Погоди, скажи хоть куда ты меня ведёшь!
— Увидишь, скоро!
Кажется, она при этом зловредно хихикнула.
Вскоре мы буквально вломились в небольшое помещение, плотно заставленное ящиками и предметами мебели. Я ошиблась, сказав, что помещение было небольшое, поскольку оно было огромное, но предметов мебели и ящиков здесь было так много, что во всём этом бардаке терялись несколько человек. Точнее, человек здесь был один, а вот второй был огромной ящерицей, пронзающей меня холодным равнодушным взглядом.
Да и человек ли это был вообще?
— С каждым разом всё интереснее и интереснее! — произнёс давешний мой знакомец, разглядывая меня.
— Однако не рано ли вы, девушка, начали раздеваться?
Не будь всей этой истории с трупами, я, наверное, сгорела бы от стыда, однако сейчас мне было фиолетово — кто и что обо всём этом думает.
— Зоя привела меня к вам...
— Зоя? — его брови многозначительно поползли вверх. — Ты дала этому бесёнку имя? Не ожидал. Ты или чересчур самонадеянная или чересчур глупая, но это уже неважно.
Выбирай: остаёшься здесь, в этом задрипаном городишке или отправляешься с нами в Сактор! Учти, время выбора у тебя резко ограничено.
Парень демонстративно развёл руками.
— А у меня вообще есть выбор?
— Выбор есть всегда! Вопрос в намерениях.
— Это был риторический вопрос! — устало пролепетала я, глядя ему прямо в глаза.
— Кем я буду в вашем городе? Что со мной будет дальше?
— Всё просто: сначала определим твои способности, а потом устроим на соответствующую работу. Пойдёшь учиться. Ты же этого хочешь?
— Хочу, — как-то уж очень невнятно прошептала я.
— Я даже более чем уверен, что эти олухи даже тебя не проверяли.
Я опустила голову, искоса осматривая помещение, парня, стоявшего передо мной, огромную ящерицу, застывшую и кажущуюся не живой. Хотя, что в этом мире можно теперь с полной уверенностью относить к живому и не живому?
— Я иду с вами, — чётко произнесла я, отчего брови парня вновь подскочили вверх, а стоявшая рядом со мной Зоя, захлопала в ладоши.
— Тогда, лезь вот в этот ящик! И возьми, наконец, одежду. Прикройся!
Схватив здоровый комок тряпок, я рыбкой залетела в ящик, теша себя надеждой на скорое спасение.
Крышка надо мной хлопнула, лязгнул замок и грубый жёсткий голос сказал: «И тихо мне там, чтобы не единого звука!».
Места было ужасно мало, и я не то что одеть, я даже толком и рассмотреть не могла одежду, поэтому, подложив весь тюк под голову, я закрыла глаза и отдалась блаженному ничего не деланию.
Где-то через час ожидания, ящик оторвался от земли и поплыл в неизвестном направлении.
Отовсюду слышались шорохи, доносились запахи и голоса.
Мне так хотелось проделать в одной из стенок,, хоть малейшую дырочку чтобы посмотреть, что творится вокруг, но я каждый раз себя отдёргивала.
При этом моё любопытство всё нарастало и нарастало, подобно волне цунами, жадно накрывающей нудистский пляж, полный загорающих под солнцем людей.
— Итак, в этом городке меня больше ничего не держит, кроме мести, само собой! Но это перспектива далёкого-далёкого будущего. А вот что меня ждёт в настоящем — неясная дымка, которая охватывает меня и не даёт разглядеть мой путь.
Я поскребла пальцем одну из досок, неплотно пригнанную, за которой пробивался лучик света и просматривались неясные тени.
— Ставьте сюда эти ящики. Сейчас придёт мастер телепортации, и мы, наконец, покинем это ужасный городок.
Где-то на заднем фоне, что-то прошипел ящер на своём тарабарском, потом ящик дёрнулся и грохнулся об землю.
— Я сказал ставим, а не бросаем, тупые отбросы! — зашумел мой безымянный спаситель.
В ту же секунду дерево сверху прогнулось под тяжким весом очередного тяжеленного, брошенного сверху, ящика.
Мне было скучно и любопытно, поэтому единственным моим занятием в этом ящике, было колупание дырок.
Одну из них я расколупала достаточно хорошо и теперь могла посмотреть, что же творится снаружи.
Приложившись глазом, ощутила себя так, словно подглядывала в тайную комнату, через дверной замок.
Но хуже всего было то, что наши глаза встретились! Мой и Бальтазара Шмаргуса.
Правду говорят, что если вглядываться в бездну, то можно обнаружить, что бездна вглядывается в тебя.
Именно в этот момент сам бальзамировщик всея Некрополис города Пыталово пытался рассмотреть снаружи, что же такого секретного находится в ящике, подготовленном для перевозки.
Я отпрянула в глубину, искренне надеясь, что Бальтазар ничего так и не разглядел.
Поскольку и через несколько минут не последовало никакой паники, я успокоилась, посчитав, что Бальтазар не успел ничего рассмотреть.
— О, братья мои меньшие, иссечённые завистью и нелюбовью к ближнему, — донёсся до меня гулкий голос Бальтазара Шмаргуса, — намедни, побегал я по болотам, конюшням авгиевым, да по архивам нашим смурным, которые заполонили полчища крыс и отбившихся от хозяйской руки мертвецов, в поисках бича истины самой Праведной Смерти. И наткнулся я на нечестивую деву, поцелованную самой Судьбой!
— Вот завёлся! — прозвучал совсем рядом незнакомый голос.
— Это надолго, — ответил ему второй, после чего оба протяжно выдохнули и до меня дотянулся тонкий запах табака.
— О, братья мои, читающие мои великие нетленные труды, по исследованию самой невероятной и нетленной Смерти, не оценённые потомками в должной мере, хочу обратиться к вам — если явится перед вами эта неблагодарная девчонка, то заклинаю вас самим подземным графитом, верните её мне, во имя великих исследований, которыми занимается ваш непревзойдённый подвижник, исследователь, бессребреник и последователь почётного мёртвого фалериста.
Взываю вас, осыпьте на грешную землю пепел справедливости и принесите в эту обитель — порока и смерти — новые промыслы...
— Во загнул, — донёсся до меня смешок, в тот момент, когда ящик дёрнулся и вновь поплыл по воздуху.
Затем, к горлу подступила некая тошнота, ознаменовавшая, что произошла долгожданная телепортация, и моё бренное тело, наконец, покинуло всю ту грешную обитель порока и смерти, о которой так упивался Бальтазар Шмаргус ещё минуту назад.