Зябликова Зина и методы нерационального мышления

Глава в которой Зина наконец находит источник информации, а после спасается от него бегством

Небольшое отступление. Кабинет главного дознавателя городской жандармерии города Пыталово.

Никто не мог сказать, что главный дознаватель Пацюк Эдгардович с утра был не в духе, потому что это значило лишь одно — покривить душой перед истиной.

Дознаватель был не просто зол, он был в ярости.

Прохаживаясь по кабинету и возмущённо размахивая руками, он бросал гневные взгляды на собравшихся в комнате подчинённых, никак не желающих входить в его положение.

И как раз поэтому, Пацюк считал своим долгом, — да что там долгом — самим смыслом своего существования — раскрыть глаза на проблему, грозящую, в первую очередь ему самому, потерей нагретого места, а то и жизни, если кости упадут пустыми глазницами вверх.

Наконец, он взял себя в руки и начал: «Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие»

На мгновение он замолчал, собираясь с мыслями и обводя сидящих в комнате подчинённых маленькими злобными глазками.

— К нам едет Бальзамировщик!

— Как бальзамировщик?—переспросили одновременно плотный маг жандармерии Острожиц и ещё один, чуть более светлого оттенка карлик, похожий на главного дознавателя как две капли воды.

— А вот так, господа! — продолжил тот и гневно посмотрел через распахнутое окно на медленно встающее над городом солнце, после чего, перевёл взгляд сначала на карлика, потом на мага и снова на карлика.

Оба подчинённых имели вид взъерошенный и слегка придурковатый, что выражалось в мешках под глазами, всклокоченных волосах на голове и абсолютно недоумевающих взглядах, подразумевающих под собой немой вопрос: «За каким игривым вурдалаком их подняли в такую рань».

— И чито я пропустил? — подал голос карлик в миниатюре, заплетающимся языком.

— Если бы ты чаще бывал на своём рабочем месте и поменьше прикладывался к кружке, то ты был бы в курсе событий...

— Но, позвольте, господин дознаватель..., — промямлил тот, пытаясь не дышать в сторону начальства, хотя это и не сильно помогало.

— Старший дознаватель! Старший! — мгновенно вскипел Пацюк, наблюдая одним глазом за родственничком, а другим за тем, как стоящий на окне любимый цветок — Оглоед, медленно загибается от запаха перегара.

— Да хоть Всевидящий жнец, ты объясни с чего ты такой? Меня с самого утра сняли с такой роскошной ба... хмм... клиентки и притащили сюда. Да за каким бесом? А между прочим я раскопал интересную информацию — вот ты знаешь, что у госпожи Септиены появилась ученица? Не знаешь, а я знаю! Вот!

Карлик вскочил с места, но тут же гравитация вернула его обратно на стул. Стул протяжно скрипнул, карлик шумно выдохнул, и старший дознаватель с горечью констатировал окончательную смерть любимого растения на окне.

— То, что у нашей госпожи, да будет смерть к ней милостива, появилась ученица, я знаю! А вот ты не в курсе, что вчера эту девочку привели сюда, и как результат — двадцать два трупа в камере и ещё три охранника на посту.

Пацюк резко замолчал, набирая воздуха в грудь и ожидая реакции подчинённых.

Пан Острожиц нервно потеребил усы, а вот младший дознаватель никак не хотел войти в суть и сидел полностью расслабившись, закинув ногу на ногу.

— Слушай, Всевидящий жнец, — съязвил он, — ну, и в чём проблемы? Мы обещали тела бальзамировщику — так они есть. Нужны живые люди — отправь жандармов в город, пусть наловят первых встречных. Какая нам разница чем откупаться...

— Ты не понимаешь, младший! Если хоть кто-то из хозяев узнает, что мы держали в клетке ученицу самой..., — он показал пальцем вверх и так выразительно посмотрел в потолок, словно оттуда за ним наблюдала сама владычица тьмы, — нас всех ждёт такая смерть, что лучше пойти и самим удавиться.

— Меня смущает, почему в этот раз бальзамировщик решил прибыть так рано? — подал голос Острожиц. — Для них это не свойственно.

— Сдал кто-то! — однозначно какая-то крыса из жандармов донесла, — гневно добавил младший дознаватель.

— Ну, крыса не крыса, а всех причастных я уже отправил на отлов населения. Как только они вернутся — ты, — корявый палец Пацюка ткнулся в живот импозантного мужчины с усиками, — возьмёшь девчонку и вместе с этими неудачниками отправишься в район мёртвых! Избавься от неё!

— Но как же? А что если её будут искать?

— Будут! Конечно будут, тупая твоя башка! — вспылил карлик.

— Скажи мне где лучше спрятать мокрые камни? Да на морском дне! Это же последнему чхалу* понятно!

Острожиц опять нервно погладил усы. Он отлично понимал, что лично он мало чем рискует, всё же он только исполнял приказ, да ещё и вылечил девушку, потратив все силы, но идти против мерзкого карлика ему тоже не хотелось.

— Госпоже Септиене не составит труда разговорить даже труп двухнедельной давности. Может быть стоит просто вернуть девушку ей с принесёнными извинениями? — забросил он последний камень, надеясь на понимание того существа, что смотрело на него горящими от ярости глазами.

— Засунь себе эти извинения знаешь куда? Иди лучше проверь как девчонка. С утра она в себя так и не пришла.

После того, как за спиной местного мага закрылась дверь, Пацюк выждал некую паузу, и только после этого уставился немигающим взглядом в мутные глаза младшего дознавателя.

— Брат, я надеюсь ты понимаешь в какую глубокую зелёную дыру мы с тобой попали? Эти люди... Им нельзя доверять. Возьми проверенных гхыров** и проследи за магом. Как только он выполнит свою работу — всех в расход. Только так мы сможем скрыть смерть девчонки от хозяйки. Иначе завтрашний рассвет для нас уже не наступит.

— Брат, а ты не боишься, что излишний фон смерти наоборот привлечёт их внимание?

— Ничуть! Хозяевам давно наплевать на людей. Они только корм, только инструмент для них. Одним десятком больше, одним меньше — им будет всё равно. В крайнем случае мы всегда можем это списать на культистов. Побегаем пару дней, создадим видимость расследования, а потом всё заглохнет и все обо всём забудут.

Зина Зябликова

Пробуждение моё было необычным. Сначала мне снилось, что я плыву по розовому морю, качаясь на волнах, а рядом со мной плавают розовые единорожики. Такие забавные, что я подплыла к одному из них, уцепилась за рог и стала гладить длинную белую шерсть. Единорожек почему-то не оценил мою нежность и завопил грубым мужским голосом.

И вот тут, я проснулась.

Первое, что бросилось в глаза, когда я их открыла — это было возмущённое, красное от гнева, лицо господина Острожица. Его усы топорщились вверх, а он, ухватив мою руку, всеми силами пытался оторвать её от своих штанов.

В ту самую минуту, пришло осознание всей нелепости ситуации: «Я, довольно миловидная молодая девушка, лежу обнажённая на столе, перед мужчиной, в то время как он, орёт от боли, гнева и возмущения».

А ещё через несколько секунд, в комнате стало не продохнуть от вломившейся в неё стражи.

И вот тут, закричала уже я. Причём кричала я так, что от моего крика в коридор вынесло не только стражу, но и самого мага, больно наподдав ему дверью напоследок, для ускорения.

И только найдя небрежно брошенную на стоящий рядом со столом стул, одежду, и одевшись, я наконец выдохнула.

Зеркала здесь не было и посмотреть, как я выгляжу со стороны, не представлялось возможным. Всё что смогла — это провести руками по волосам, проверив — не торчат ли они в разные стороны. В остальном, моё тело было, как ни странно, свежим и чистым.

Исподнего мне не дали, так что пришлось довольствоваться лишь длинным сарафаном, коротенькой рубашкой, да старыми поношенными перчатками, достающими до самых локтей.

Наличие последнего аксессуара мне показалось странным, но я всё же натянула перчатки, в расчёте, что это какая-то дань здешней моде.

— Госпожа, можно войти? — раздалось из-за двери.

«Смотри Зинка — ты теперь госпожа! Перчаточки подогнали, а плёточку забыли!» — раздался мой внутренний голос, и я прыснула от смеха.

— Я уже оделась, вы можете зайти! — меня так и подмывало подколоть на эту тему стражника, но я всё-таки сдержалась.

Вошедший бросил на меня какой-то жадный похотливый взгляд, а затем попросил следовать за ним на улицу, где меня должен ждать местный маг.

Нога уже не болела, опухоль спала и от вчерашнего ужаса остался только один большой синяк, поэтому я — довольная и счастливая — поскакала за невозмутимо бредущим стражником.

Собравшиеся на улице вчерашние жандармы почему-то не разделяли моего хорошего настроения. При виде меня они сначала покраснели, потом побледнели и замерли, подобно восковым фигурам мадам Тюссо.

Вывалившийся из повозки Острожиц смотрел на меня с такой жалостью, словно провожал в последний путь горячо любимого родственника, безмерно богатого, но так и не вернувшего ему при жизни долг.

Маг подал руку, и я, подхватив полу сарафана, второй рукой, поднялась в повозку и села на узкое кожаное сиденье.

Скрипя зубами, Острожиц сел рядом и транспортное средство медленно отчалило в неизвестном направлении.

Только сейчас, оказавшись в окружении жандармов, марширующих вокруг медленно едущей в неизвестном направлении повозки, я подумала о том, что меня никто так и не удосужился покормить.

Я выразительно посмотрела на мага, но тот упрямо пытался меня игнорировать.

— А ведь вы поступаете некрасиво, господин маг.

Острожиц вздрогнул, но не рискнул повернуть голову в мою стороны, лишь его усы топорщились, выдавая истинное положение дел. В эту минуту он показался мне похожим на огромного лощёного кота, такого же наглого, самовлюбленного и плюющего на всех с высокой колокольни.

— Мало того что вы не представились, вы ещё и игнорируете меня.

Лицо мага, после подобных слов, внезапно побелело, и он буквально выдавил из себя: «Меня зовут Пиш Острожиц, и я являюсь магом-дознавателем жандармерии, моя госпожа»

— Если я твоя госпожа, то почему меня до сих пор никто не накормил?

После этих слов к бледности мага добавился ещё и тик левого глаза.

Не прошло и двух минут, а мне в повозку принесли небольшой свёрток немыслимо вкусных жареных пирожков с какой-то ароматной начинкой, по вкусу очень похожей на смесь айвы и яблока.

Повидло просто сочилось сквозь пальцы, капая на повозку, на одежду, а я ела и не могла оторваться, закатывая от удовольствия глаза — на столько эти пирожки были безумно вкусными.

Сидящий рядом Пиш опять отвернулся, но теперь уже судорожно сглатывая слюну.

— Не поняла, а их что же здесь не кормят?

— А вудуа фи фьетем! — задала я свой вопрос

— Не понял вас, госпожа!

— Сифо нпьятна? Фи куа федем?

— Говорю, куда мы едем, Пиш? — наконец смогла выдавить более-менее приличную фразу из себя, попутно облизывая пальцы рук, отчего Острожица едва не хватил инфаркт, словно он никогда подобного не видел.

— Мне повелели лично передать вас, моя госпожа, величайшей некромантке и по совместительству вашему мастеру, госпоже Септиене. Потерпите, осталось совсем недолго.

— Я надеюсь, хоть там меня покормят!

— О, не сомневайтесь, моя госпожа, там вас точно накормят.

— Скажи, Пиш, а почему ты называешь меня госпожой?

— Так ведь вы же ученица самой Септиены, да будет ваша смерть лёгкой.

— Давай обойдёмся без моей смерти, мне пока не хочется покидать этот мир.

— Как вам будет угодно, госпожа, да минует вас окончательная смерть.

— Это госпожа Септиена послала за мной? — выдавила я, так и крутящийся на языке, вопрос.

— Нет, это господин Пацюк оказался настолько благоразумным, что решил вас передать ей в руки лично.

— А почему вчера не передали?

— Мы предполагали передать вас бальзамировщику, а оттуда вы уже должны были попасть в Обитель Смерти.

— А какая она — эта Обитель Смерти?

— Не знаю, моя госпожа, я там никогда не был.

— А ты хочешь туда попасть? — задала я ему вопрос и увидела, как лицо Пиша Острожица заливает мертвенная бледность, как начинают трястись в паркинсоне руки, а глаз опять задёргался в нервном тике.

— Нет, госпожа, конечно же нет! Я маленький человек, я лучше так, потихонечку, своим ходом, год за годом.

Если бы Зина в эту минуту смогла прочитать мысли, сидящего рядом с ней человека, то она бы очень удивилась им. Мысли Пиша то и дело разрывались между желанием угодить госпоже Септиене и вернуть потеряшку Зьину и между желанием поскорее от неё избавиться, чтобы спокойно вернуться домой и опорожнить бутылку другую красного крепленого.

— Нет, точно, — думал Пиш минутой позже, приняв окончательное решение, — вернусь домой — возьму отгул на день, нет — на неделю, и буду пить не просыхая.

Именно это решение подтолкнуло его к мысли избавиться от Зины раньше, чем он задумал, и не везти её к дальним захоронениям.

Оно‐то конечно так надёжнее, но уж больно дрожат руки, а сердце из груди вот-вот выскочит.

— Дрянная девчонка, — думал он, — довела меня!

Одна мысль о возможности попасть в Обитель Смерти и ужаса вселяла в него страх, едва не переходящий в неконтролируемую панику.

— А скажи мне Пиш, — тем временем продолжала я мучить свою жертву вопросами, — а что такое Чёрный лес? Ты когда-нибудь бывал там?

Судя по тому, как мой собеседник вздохнул — ответ крылся на поверхности.

— Чёрный Лес — это огромный массив, окружающий наш город. Когда-то это были лишь небольшие рощицы тёмных изменённых растений, высаженных заботливыми руками древних властителей этого города. Со временем, рощи разрослись, занимая всё больше и больше площади, а однажды, одному из некромантов, пришла в голову выдающаяся идея наполнить его жутким ужасом. Я бывал там, но только днём и недолго. Чем дольше ты находишься в этом лесу — тем сильнее он меняет тебя. Неупокоённые, жуткие монстры, взращенные в мрачных подвалах и выпущенные в лес твари — да чего там только нет. Растения в лесу ядовиты, а плоды есть чревато, можно подхватить неизвестную болезнь и умереть в страшных муках.

— Один раз я уже был свидетелем того, как в мгновение ока сгорел человек, поевший наливных яблочек из того леса. Ведьмы не гнушаются заходить в этот лес, а потом продавать плоды обычным горожанам. Иногда ничего не происходит, иногда люди меняются, но чаще всего они умирают в страшных муках. Тот человек поначалу даже ничего не почувствовал, и я уже думал, что всё обойдётся, когда внезапно его руки затряслись, он упал на землю и начал биться в конвульсиях, изо рта пошла пена, а его мышцы стали просто рваться от неимоверное напряжения. Он ещё не умер, когда у него из живота полезли белесые черви. Эти твари жрали его заживо, тут же плодясь и размножаясь.

Не оставалось иного выхода, только как сжечь несчастного и он был ещё жив, когда огонь пожирал его останки.

От услышанного, мои пирожки едва не попросились обратно. Мне стало так плохо от мысли, чем именно меня угощала безумная бабка. По коже пошли мурашки и в лёгких резко закончился воздух.

В эту самую минуту, повозка остановилась, и Пиш предложил немного размять ноги, прогуляться и подышать свежим воздухом.

Он галантно подставил свой локоть и повёл в направлении одного из старых склепов.

Земля была мягкой, даже чересчур, на мой взгляд, трава была высокой, почти по колено, а ещё была какой-то чрезмерно зелёной и подозрительно свежей. Я коснулась кончика и тут же отдёрнула руку, увидев как на ладони, прямо через ткань перчатки, наливается красным - небольшой порез.

— Послушайте, Пиш, а куда вы меня ведёте?

Острожиц не стал отвечать, переступая, в эту самую минуту, через торчащий из земли покосившийся крест — он упрямо вёл меня к древней каменной постройке, зияющей впереди своим отвратительным чёрным провалом.

— Господин Острожиц, Пиш, отпустите меня! — буквально взмолилась я, а по спине предательски пробежал неприятный холодок.

— Сейчас, сейчас, моя леди, мы почти пришли, — ответил он, продолжая тащить меня за руку вперёд.

— Отпустите меня! Вы делаете мне больно! — вскрикнула я, и принялась упираться ногами о землю, но тогда Пиш просто перехватил мою руку своей и насильно потянул вперёд, волоча ногами по рыхлой земле.

— Помогите, — закричала я жандармам, но те только отводили взгляды и делали вид, что внезапно оглохли.

И я закричала изо всех сил, так громко, как только могла.

Пиш продолжал меня тянуть вперёд и только лишь цикнул, что если не заткнусь, то здесь будет не протолкнуться от мертвецов. Сожрут всех!

— Ну и пусть сожрут! По крайней мере увижу, как рвут на части вашу холёную и самодовольную морду.

Видимо Пиш хотел что-то добавить, но закашлялся, а я, пользуясь моментом, больно пнула его под коленку.

Он вскрикнул, отпустил руку и я оттолкнула его, заметив сверкнувший тусклым светом в руке нож, после чего рванула прочь в темноту коридора, не замечая, как по мере того, как я удаляюсь, в темноте, за мной зажигаются - мертвенно бледным светом - глазницы черепов.

— Стой, дура, — заорал он мне вслед, но я уже не слушала. Я бежала в темноту, подальше от этого опасного человека. Позади себя, я слышала тяжёлые шаги. Мне чудилось, что он идёт за мной, преследует меня. Чудилось, что он везде в этой вездесущей темноте.

Что-то упало в этой темноте и с громким скрежетом покатилось по полу, но мне некогда было оглядываться, страх гнал меня всё дальше вперёд по коридору.

Во тьме я не вписалась в поворот, что буквально спасло меня от гибели. Ударившись, я оступилась и едва не рухнула в лестничный проём.

Даже представить боюсь, какая там высота, но что-то просвистевшее совсем рядом со мной и ухнувшее вниз, так и не издало ни единого звука.

Я замерла и прислушалась.

Позади меня, в темноте, кто-то шлёпал босыми ногами по полу, и я уже догадывалась, кто там идёт за мной.

Опустившись на корточки, я руками ощупала край проёма и наткнулась на уходящие вниз и вверх ступеньки.

Вниз определённо было идти нельзя, а вот лестница вверх ещё могла подарить мне шанс, тем более, что зомби будет сложнее подняться по лестнице следом за мной.

И тут, я ощутила направленный в спину пронзительный взгляд. От него закружилась голова, а ноги стали ватными и холодными, словно вмиг лишилось последней капельки крови.

На меня накатило такое сильное ощущение голода, что я едва сдержалась, чтобы не впиться зубами в свою же собственную руку.

— Ес-с-сть, — кто-то зашипел в моей голове, — хо-о-очу ес-с-сть! С-с-сдес-с-сь еда!

Меня сковал ужас, да так, что я больше не могла сделать ни единого шага. Я могла только слышать медленно приближающиеся шаги в ночной тишине.

Голову пронзила дикая боль, глаза отдали такой резью, словно в них разом лопнули все сосуды, а из носа потекли два ручейка крови.

Внезапно, я словно оказалась в мутной пелене, в которой нет ни звуков, ни запахов, вообще ничего, один только шипящий голос неживого существа, томящегося вечным голодом.

В своих мыслях я видела его: небольшой, высохший труп, с горящими красными глазами и выступающей вперёд пастью, с острыми, торчащими подобно зубьям пилы зубами. И оно приближалось ко мне.

— Здесь нет еды, — бросила я ему, собрав в кулак всю силу воли.

— Ес-с-сть, — донеслось в ответ.

— Еда там, снаружи, — и я мысленно представила себе отряд жандармов и Пиша, слегка даже увеличив его в размерах, сделав более аппетитным и румяным.

— Еда там, иди и возьми их!

— Далеко, а ты тут! Такая маленькая и бес-с-сас-считная.

— Я очень маленькая, — продолжала я упорствовать, — меня на много не хватит, а там много еды, очень много.

— С-с-сдесь рядом, — упорствовал ночной ужас, но я уже ощущала в его голосе сомнение.

— Меня мало, и я кусаюсь, — и я тут же представила, как я голодная вгрызаюсь в пирожки.

— Пока ты тут, там все вкусняшки съедят другие, и тебе ничего не останется, — облекла последний аргумент в мыслеформу.

— Другие? — моментально встрепенулась нежить, — на моей территории, другие жрут мою еду! Не пос-с-сволю!

В ту же секунду туман вокруг меня исчез, а моё тело ощутило исходящий от мрачного склепа холод.

Судорожно поёжилась, нащупала рукой край ступеньки и поползла наверх, прислушиваясь и в любую минуту ожидая, что нежить вернётся.

Впереди забрезжило тусклое пятно света, разогнавшее мглу склепа и ударившее по многострадальным глазам как несущийся локомотив не успевшую убежать старушку.

Мрачный холодный коридор заканчивался небольшим узким окошком, через которое и проникало внутрь утреннее солнце.

Внезапный холодок нехорошего предчувствия заставил меня бросится вперёд, к окну, вскочить на него и пытаться протиснуться наружу. Окно было высокое, но через-чур узкое, к тому же ещё и сужающееся наружу, по сути своей — бойница в склепе, как будто этот склеп строили из расчёта, что придётся держать в нём осаду.

На миг я обернулась, и заметила как из темноты коридора ко мне движется высокая размытая фигура в балахоне. Костлявые пальцы рук сжимали меч, от которого на кладке необработанных стен танцевали весёлые блики солнца, а из под капюшона на меня смотрел своими пустыми глазницами натуральный череп. И всё это великолепие тихо двигалось в мою сторону.

Нижняя челюсть мертвяка клацнула, после чего он совсем по-человечески почесал макушку черепа костлявым указательным пальцем и выразительно посмотрел на меня.

С криком: «Мама», я всё же умудрилась протиснуться в узкое окошко, и сверзилась с высоты второго этажа прямиком на острые стебли высокой травы.

Чего было больше моего везения или я просто так сильно хотела спастись, но я не только ничего себе не сломала, но и не умудрилась получить сколь серьёзные повреждения. Порезанные ноги и руки, конечно, кровоточили, но ничего важного задето не было.

Жандармов поблизости видно не было, страшного чуда-юда тоже не наблюдалось, поэтому нужно было поспешить унести отсюда ноги.

С моей удачей тут ещё только вторжения демонов не хватает, для полного счастья. Вот уж не удивлюсь, если раскроются врата и с небес спустится десяток ангелов с вопросом: «Это ты Зябликова проникла в этот мир без документов?»

Рассматривая дорожку перед собой и стараясь миновать особо густые заросли острой травы, я быстро выбралась на пустой участок, по периметру которого росли невысокие сутулые деревца.

Земля в этом месте была вытоптана сотнями тысяч ног, отчего трава не росла вовсе, а в центре стоял невысокий каменный постамент, с абсолютно плоской и идеально ровной вершиной, словно кто-то неведомый - без усилия - срезал кусок камня. Деревья обступали полянку неровным кругом, отчего складывалось ощущение, будто некие существа навечно застыли в поклоне перед этим местом.

А меня влекло внутрь, и чем сильнее я сопротивлялась, тем сильнее было желание подойти к камню. В конце концов, оно стало настолько нестерпимым, что я не выдержала и сделала сначала один шажок, потом второй, и не заметила как оказалась возле камня. Плоский снаружи, внутри он имел небольшую выемку, в которой на самом дне сверкала, в лучах солнца накопившаяся за ночь, влага.

Пальцы погрузились в воду, а затем она мгновенно окрасилась в кроваво красный цвет. Возникло ощущение, что из меня тянут жилы, сначала по одной, а потом все разом. Мышцы свело, а ранки, оставленные острыми стеблями травы закололо с такой силой, будто туда налили кислоты.

Жидкость перед моими глазами запузырилась, в нос ударил стойкий запах железа, а потом, на мгновение, стало темно. Мои попытки вытащить руки из чаши, ни к чему не приводили, словно я могла отойти, только оставив свои пальцы внутри. Но я этого делать не собиралась, они были мне, как минимум дороги, как память, а как максимум я собиралась прожить с ними ещё очень долгую и счастливую жизнь.

Перед глазами замерцали огни и вспышки, под ногами заклубился туман, а через секунду всё вернулось на свои места.

Всё, да не всё, поскольку местность передо мной кардинально изменилась: вместо деревьев здесь были каменные изваяния, вместо травы — крупные валуны, а неба так и вовсе не было — тяжёлый каменный свод вызывал ощущение, что ещё немного и он рухнет мне на голову, раздавив жалкую букашку Зябликову в мгновение ока.

***

*Чхал — местное магическое животное. Паразит. Живёт в лесу, ведёт исключительно ночной образ жизни. Питается внутренними силами живых существ, прицепившись к ним во сне. Абсолютно безобиден, но стая в десяток особей способна высосать человека за ночь. Похож на прозрачный комок слизи, отлично маскируется на местности, сливаясь с окружающим ландшафтом.

**Гхыры — раса человекоподобных зеленокожих коротышек, издавна обитающих в предместьях города.