Бросок костей

ГЛАВА 10 СРЕДИ НАГОВ

В один из дней преследование добычи завело Экалавью в такие места, куда он прежде не рисковал забираться. Тусклый лунный свет отбрасывал от деревьев на землю загадочные тени. Достигнув ручья, Экалавья услышал тихий свист, заставивший его мгновенно насторожиться. Больше всего звук походил на сигнал тревоги. Нишадец спрятался за деревом и прислушался. Но было тихо, и никто не двигался. Не на шутку встревоженный Экалавья природным чутьем ощущал чье-то присутствие. Присутствие, несшее ему опасность. Кто-то или что-то следило за ним, и точно не с добрыми намерениями. Оставалось только ждать, когда тот, кто скрывается во тьме леса, сделает первый шаг.

— Может, я чересчур впечатлительный? — прошептал Экалавья и решил покинуть свое убежище.

Сделав всего два шага вперед, он оказался в западне. Земля вдруг поменялась местами с небом, и нишадец обнаружил себя висящим вниз головой на высоте двух его ростов. Он попытался освободить ноги из петли, но увидел, как внизу собираются люди с горящими факелами.

Мужчина средних лет с темной кожей, хромая, приблизился и посмотрел в глаза Экалавье. Лицо человека покрывали оспины, лоб пересекал уродливый шрам, а один глаз отсутствовал.

— Добро пожаловать в земли нагов! — сказал он с улыбкой, показав широкую щель между передними зубами.

Худое длинное лицо, пристальный взгляд единственного глаза и зубы, больше похожие на клыки, придавали незнакомцу сходство со змеей.

— Опустите его вниз!

Экалавья вздрогнул. Видимо, ему пришел конец. Он весь сжался, ожидая удара мечом. Кто-то из окружавших его людей перерезал веревку и нашадец ничком упал на землю. Под общий смех он попытался подняться на ноги. Все тело пронзила сильная боль, по лицу текла кровь. Чьи-то сильные руки помогли ему устоять.

Факелы мерцали и заставляли танцевать все тени на меленькой поляне. Экалавью подвели к ручью и опустили его в воду. Ледяной холод остудил горящую кожу. Когда его вытащили, то он, без всякой борьбы, пошел среди своих похитителей вверх по крутому склону.

Все шли, не проронив ни слова. Тишина нервировала Экалавью так, что он набрался смелости спросить:

— Кто вы такие?

— Я - царь Хастинапура! — ответил предводитель, вызвав громкий смех у своих людей. — По правде сказать, я наполовину царь, так как слеп только на один глаз.

Страх и неизвестность не помешали Экалавье улыбнуться.

— Меня, сынок, также можно назвать ужасным змеей Калией. Вероятно, ты слышал сказки обо мне и о том, как Кришна одолел меня. Повсюду воспевают его доблесть, его победу над тысячеглавым змеем. Я и есть тот змей!

Некоторое время они еще шли, пока перед ними не открылась очередная поляна. Сердце Экалавьи подпрыгнуло в груди — он увидел там Такшаку в окружении дюжины воинов-нагов. У разожженного костра сидел старик. В отдалении виднелись множество соломенных хижин, между ними сновали женщины и дети, оттуда доносились их крики и плач младенцев. Юноши пели и танцевали, производя впечатление на живущих в деревушке девушек. В очагах что-то варилось и жарилось мясо. Вся обстановка никак не походила на военный лагерь ужасного мятежника Такшаки.

Увидев появившийся из джунглей отряд, Такшака шагнул навстречу. Калия поклонился. Экалавья сомневался, стоит ли ему поклоном приветствовать предводителя нагов. В конце концов, он склонился, и на лице Такшаки сверкнула улыбка.

— Кто это у нас? О Шива! Добро пожаловать, Экалавья, в скромную обитель нагов!

Старик у костра метнул быстрый взгляд на нишадца, затем отвернулся и покачал головой. Такшака подошел к замершему на месте юноше и с улыбкой обнял его.

— Зачем меня привели сюда? — раздражения в голосе Экалавьи было больше, чем страха.

— Затем, что твое место здесь. Добро пожаловать домой, Экалавья!

Новый человек вызвал большой интерес у детей, и они окружили его, с любопытством разглядывая. Самые смелые из них умудрились даже ущипнуть нишадца и посмеяться над его смущением и недовольством.

— Что, Калия, нелегко было его поймать? Сколько дней ты вел преследование? Пятнадцать? Двадцать?

Калия выразительно посмотрел на Экалавью.

— Больше месяца, Такшака! Он прирожденный воин, всегда настороже. Мы с трудом скрывались от него, пару раз он мог нас обнаружить. Стреляет парень очень метко, и очень хорошо чувствует окружающее его пространство. Ему еще подучиться — и великий воин готов!

Старик, сидевший у костра, с любопытством поднял голову.

— Может быть, вы все-таки объясните, зачем притащили меня в эту деревню? — Экалавья начинал выходить из себя, но его резкий тон не произвел впечатления, ни на кого из нагов.

Раздались смешки, кто-то хлопнул его по плечу.

— Всему свое время, друг мой, всему свое время. Наберись терпения. Ты здесь с определенной целью. У нас большие планы относительно тебя. Я видел, как ты обращаешься с луком. Кроме того, ты один из нас. Мы сражаемся за великое и правое дело. Сильные молодые люди, как ты, помогут нам добиться успехов в борьбе! — поймав взгляд старика, Такшака прекратил свою восторженную речь.

— Ашвасена! — позвал он.

Вперед вышел юноша и поклонился.

— Экалавья, это Ашвасена. Он позаботится, чтобы ты устроился здесь, и будет помогать в будущем.

Разговор прервался из-за шума на дальней стороне деревни. Воины тащили каких-то людей, опутанных веревками. Все население сбежалось посмотреть на это зрелище. За исключением одного-двух, выглядевших лучше остальных, все пленники принадлежали к самым низам рабочего люда. Это были самые обычные, ограниченные, трудолюбивые, честные горожане, живущие скучной, однообразной жизнью. В своих скромных жилищах они, бывало, вели себя как тираны, но на людях становились кроткими и покорными. В их глазах стоял сейчас неподдельный ужас. Жители деревни кричали на них, женщины, отталкивая друг друга, пытались ударить их или дернуть за волосы. Дети радостно смеялись и кидались в пленников, чем попало. Общий гвалт усиливали снующие между людьми собаки, громко лающие и щелкающие зубами. Из рук плененной матери сельчане выхватили ребенка и принялись швырять его друг друга. Крики сходящей с ума при виде такого женщины только раззадоривали толпу и приводили ее в неистовство.

Такшака, Ашвасена и многие другие воины бросились туда. Экалавья тоже хотел побежать за ними, но его схватил за руку старик.

— Беги отсюда немедленно! Здесь опасное место. Этот человек безумен, и он лишил разума наших людей! Не уйдешь сейчас, не уйдешь уже никогда. Безумие поглотит тебя.

Экалавья удивленно посмотрел на пожилого мужчину. На голове у того оставалось несколько пучков седых волос, во рту не хватало большей части зубов. Он выглядел слабым, но не от возраста. Он устал от жизни.

— Кто ты, почтенный? Почему хочешь не дать мне присоединиться к Такшаке? — задал вопрос нишадец.

— Не играй с огнем, сын мой. Уходи отсюда, пока разум твой не исполнился ненависти, и пока тебя не ослепил гнев. Наш мир не так уж плох, как уверяет Такшака. Земля не превратится в рай, когда Такшака станет царем. Ты еще молод. Не поддавайся на уговоры торговцев несбыточными мечтами. Убирайся отсюда, пока не поздно!

— Но кто ты то такой? — еще раз попытался узнать Экалавья, но не получил ответа от старика.

Толпу удалось немного усмирить, пленных привели в центр деревни. Такшака уселся на постаменте из бамбука, связанных мужчин и женщин подвели и остановили в нескольких шагах от него. Казалось, что над ними будет вершиться суд. Жители деревни расположились вокруг, сев прямо на землю. Кое-кто, чересчур возбужденный, все еще выкрикивал угрозы и оскорбления пленникам. Ашвасена, молодой наг, назначенный в помощники Экалавье, пробирался сквозь толпу к нишадцу.

Старик снова прошипел:

— У тебя совсем нет ума? Беги быстрее, дурак! Беги, иначе жизнь твоя никогда больше не будет прежней!

Что делать? Экалавья попал в затруднительное положение. Здравый смысл подсказывал следовать советам старика. Но как часто бывало, голос разума оказался бессилен перед любопытством.

Тяжело дышавший от усердия и волнения Ашвасена подбежал к нишадцу.

— Пойдем со мною! Наш повелитель желает, чтобы ты видел суд над предателями.

Пребывая в сомнении, Экалавья еще раз посмотрел на старика. Тот отчаянно качал головой. Решение пришло.

«Не исключено, что этот старик просто сумасшедший!» — так думал Экалавья, следуя за молодым нагом.

— Что это за человек у костра, Ашвасена?

— О, не обращай на него внимания. Он выжил из ума. Его имя — Васуки, когда-то он царил над нагами. Но правил он плохо, разорил страну, потерял власть. С тех пор только и делает, что болтает о мире, доброте и прочих вещах. Он и жив-то только благодаря великодушию нашего вождя. Такшака показывает на Васуки как на пример того, что может стать с нагами, если мы прекратим борьбу. Относись к старику, как к шуту и не обращай внимания на его бредни.

Они достигли места, где начинался суд. Такшака жестом велел Экалавье сесть на бревно. Сидевшие там мужчины подвинулись, освобождая место. Калия стоял, держа обнаженный меч на плече и улыбаясь. Ликование в его глазах заставило нишадца вздрогнуть.

Один деревенский житель выступил вперед, и весь шум внезапно стих. Человек поклонился Такшаке, его воинам и своим односельчанам, после чего сказал:

— Почтенный суд! Случилось так, что объявились у нас предатели, противники нашего великого дела! Мы собрались здесь, чтобы решить, какого наказания они заслуживают. Среди них есть и тот, кто нанес нам наибольший вред! Смотрите, это Шиварама Чарана, брахман-изменник из деревни Сурьянагара, что стоит рядом с Хастинапуром!

Названного человека вытолкали вперед. Высокий и худой старик стоял с гордо поднятой головой. В глазах у него не было страха, наоборот, он с презрением взирал на Такшаку.

— Склонись перед судом и народом! — рявкнул один из воинов, стерегущих пленников.

Не исполнившего его требование пожилого брахмана, стражник ударил рукоятью меча по голове. Старик остался стоять на ногах, он был непреклонен и не шевелился. Он даже не стал вытирать с лица текущую струйку крови.

— Этот человек, презревший законы своей варны, ведет, несмотря на свои шестьдесят лет, грешную жизнь! Ему принадлежит множество полей и угодий, которые обманом забрали у нагов его предки. Слуг и работников своих он подвергал жестокостям и оскорблениям. Люди от него постоянно бежали. Они-то и основали наш первый отряд под началом всеми почитаемого Нахуши. Последние лет пятнадцать, увидев, что сила на нашей стороне, этот негодяй прикидывался самым великодушный человеком в мире. Все должны знать, что он также вступил в сговор с этим нечестивцем Баларамой, одним из вождей Ядавов, и стал в своих деревнях заставлять людей обучаться различным ремеслам, отвлекая их от основных и привычных занятий. Он желает сделать из них торговцев. Мало того, его замыслы понравились правителям страны и ему оказана помощь! Как мы видим, здесь целый заговор против простых людей!

— Этот странный брахман прославился еще и тем, что не придает значения отличию людей по варнам. Хотя, что тут странного для нас, понимающих истинную сущность наших врагов! Поражает перечень людей, противящихся нашему народному делу. Здесь и выдающий себя за святого Баларама, и Бхишма, надменный регент страны Куру, и сумасшедший Крипа, и безбожник Чарвака. И еще много кого можно перечислить! Все деяния нашего пленника осуждены членами его же варны, но он все равно совершал преступления. Это еще раз доказывает отсутствие у наших врагов всяких намеков на мораль, на принципы! Мы хорошо выучим этот урок. Враги наши готовы опуститься до любого уровня, пойдут на любые, самые противоестественные, союзы, только чтобы одолеть нас, простых людей!

Экалавья не сразу заметил, что обвинитель замолчал. Он был совершенно ошеломлен путаными доказательствами вины брахмана. Вокруг же нишадца никто не спешил ни удивляться, ни тем более возмущаться надуманности доводов. Старик же продолжал стоять прямо, с высоко поднятой головой, его будто высеченное из камня лицо лучилось презрением. Среди пленников заскулил тот, который выглядел самым из них состоятельным человеком, его полное тело вздрагивало от рыдания. Остальные, вторя ему, тоже стали причитать и плакать, хотя, вряд ли поняли из обвинительной речи хотя бы половину. Впрочем, Экалавья пребывал в уверенности, что и среди мятежников большинство толком не знает, за какую правду они ведут войну.

Такшака поднялся со своего места и прошелся взад-вперед, ничего не говоря. На него с нетерпением смотрели десятки глаз. Начинался ропот и, когда он готов был перерасти в открытое недовольство, вождь нагов вскинул вверх обе руки. Воцарилась тишина.

— Этот человек — враг нашего народа, враг нашего дела! Одного за другим, мы схватим всех наших врагов и уничтожим их! Мы ведем борьбу, борьбу простого народа против разделения людей по вере, богатству, происхождению, языку и цвету кожи! Вам может показаться, что этот старик хороший человек, ведь он дал образование нескольким беднякам, дал немного денег на лечение бедняков, и обучал этих же бедняков. Но это только из-за того, что вы не понимаете суть многих вещей и явлений!

— Такие враги наносят большой ущерб нашему делу! Знания, которые он давал бедным людям, говорят о варнах, о происхождении человека, о его предназначении. Этот брахман пытался вложить свои идеи в головы наших людей, он хотел оставить их рабами, своими и других брахманов. Да, он лечил людей, но для чего? Чтобы у работников были силы приносить ему еще больше денег! Он обучает людей ремеслам и торговле, но разве не ради того, чтобы еще преувеличить свои богатства? Кто покупал его товары? Вон тот плачущий толстый купец! Кто еще? Баларама! Он потом перепродал их иноземцам за еще большие деньги! Брахманы запрещают плаванье по морю, но Баларама не слушает их. Ради денег он нарушает любые запреты. Что он сейчас делает? Стоит золотой город на морском побережье. Он и его племя будет жить в башнях из слоновой кости, вы же, земледельцы и лесные жители, останетесь прозябать в нищете! Они будут есть сладости с серебряных блюд, мы продолжим питаться сухими корнями деревьев! Их тела покроют тонкие шелка, наши женщины останутся в лохмотьях, едва прикрывающих тело! Спать они лягут в роскошных дворцах, на мягких подушках, а мы так и будем жить в вонючих пещерах, подложив под усталые головы холодные камни!

Такшака замер, наслаждаясь влиянием, которое он оказывал на этих людей. Он ясно видел, как взволнованы его слушатели, но ему хотелось большего. Такщака продолжил:

— Кто же принес богатства всем тем людям? Кто возвел их дворцы и вырастил сады? Кто построил красивые и богатые храмы? А кто вымостил дороги по всей стране, и чьи руки сделали колесницы, ездящие по этим дорогам? Все это сделали люди, подобные нам! Нашим потом и кровью создана вся их роскошь! Мы своими руками укрепляем их могущество и придаем им силы! Помните, ради еще одной монеты, добавленной в сундук, они будут нещадно угнетать вас! Мои братья наги, ванары, якши, киннары, гандхарвы и асуры! Война только начинается!

Слова вождя изрядно завели толпу, Экалавья прекрасно это видел. Такшака выдержал паузу, затем, резко повысив голос, закричал:

— Разве мы позволим этим ублюдкам держать нас за рабов?

— Н-е-е-е-е-т! — множество голосов слились в один вопль.

— Разве должны наши сестры ходить обнаженными? Позволим ли мы голодать нашим детям? Будем ли мы дальше жить в утлых лачугах, когда эти богатые свиньи пухнут от роскоши?

— Н-е-е-е-е-т!

— Что же нам сделать с этими предателями? — тихим, мягким как шелк, голосом, спросил Такшака.

Но в следующий миг он уже прокричал:

— Друзья мои! Что мы сделаем с предателями?

— Убьем! Убьем их всех! — взревела толпа и дальше пела, как песню. — Убьем! Убьем! Убьем их всех!

Такшака повернулся к пожилому брахману:

— Весь наш народ осудил тебя. И воля народа будет исполнена!

Стоны отчаявшихся пленников были едва слышны из-за беснующихся деревенских жителей. Два человека подбежали к брахману, и силой поставили его на колени. Калия поднял меч, старик принялся возносить свою последнюю молитву. Одним взмахом наг обезглавил брахмана. Тело упало, забрызгивая землю кровью. Голова упала, отскочила, словно живая, покатилась и остановилась у ног Экалавьи. Юноша в ужасе отшатнулся. Безжизненные глаза смотрели на него. Этот взгляд будет еще долгое время преследовать нишадца.

Мертвое тело еще билось в конвульсиях, а люди уже принялись его пинать.

— Да восторжествует справедливость! — закричал Калия. — Мы победим в нашей борьбе!

Рев одобрения раздался ему в ответ.

Одного за другим пленников подводили к Калии и его воинам, и они беспощадно рубили им головы. Наконец, в живых остался только толстый купец. Калия сам подтолкнул его к месту казни. Тот молил о пощаде, предлагая за жизнь всё, что у него было. В самый последний момент Такшака остановил меч палача. Толпа в недоумении молчала.

— Друзья мои! Этот купец предлагает отдать нам богатства, обманом отнятые им у бедняков. Так что же мы? Пощадим его и заберем его деньги?

— Н-е-е-е-е-т! — закричала толпа, но слышалась в этом вопле нестройность, звучало сомнение.

Одинокий голос громко произнес:

— Да!

Все обернулись посмотреть на сказавшего это.

— Да? — переспросил Такшака. — Да? Кто желает получить эти грязные деньги? Кто сказал «да»? Подойди ко мне! Мне хочется тебя поздравить!

Люди стояли, онемевшие от страха. Никто не двинулся. Калия пребывал в замешательстве, как поведет себя толпа, он не знал. Тогда вновь заговорил Такшака:

— Наше дело нуждается в оружии, припасах, людях. Кто все это нам обеспечит? Кто же еще, как не те, кто угнетают нас! Пусть сами купцы и прочие богатеи дают деньги на борьбу народа против них! Мы найдем этим деньгам достойное применение! Купца, что стоит перед вами, мы оставим в живых. За право жить он будет нам давать деньги, а как они кончатся, мы решим его судьбу. Все, суд закончен, уведите его!

Такшака спрыгнул с бамбукового помоста. Воины Калии криками и пинками проводили купца в одну из хижин и заперли его там. Проходя мимо Экалавьи, Такшака похлопал его по плечу и улыбнулся. Но ответить вождю нагов улыбкой юноша не смог. Учиненная расправа сильно подействовала на него. Герой его мечтаний Такшака только что умер, вместо него появился демон.

Делать было нечего — Экалавья собрался идти за Такшакой, но хриплый голос остановил его. В нескольких шагах от него стоял, опираясь на посох, старый царь нагов Васуки.

— Теперь, сынок, до тебя дошло? Беги! Здесь ты сам вскоре превратиться в демона. Беги, не медли. Послушай совет старика!

Мальчишка лет двенадцати выбил посох из рук Васуки, и старик упал. Громко смеясь, мальчик побежал дальше. Экалавья помог пожилому человеку подняться на ноги и вручил ему оброненный посох.

— Беги! — снова призвал его старик.

Чей-то крик достиг ушей нишадца.

— Эй! Экалавья! Бросай этого полоумного и иди сюда. Вождь ждет тебя!

«Полоумный? Да он самый здравомыслящий человек в округе!» — подумал Экалавья.

Он медлил пойти на зов. Человек, кричавший ему, стоял спиной и разговаривал с другими нагами. Экалавья оглянулся по сторонам, глубоко вздохнул и пустился бежать.

— Эй, ты…, - донеслось до беглеца.

Жители деревни ринулись в погоню. Экалавья направился в самые дебри леса, он бежал, спотыкался, падал, вставал и бежал дальше. Он бежал изо всех сил, спасая свою жизнь. Стрелы с пронзительным отвратительным звуком вонзались в стволы деревьев, лай собак приближался. Кровь, сочащаяся из сбитых ступней, и слабость в дрожащих от страха ногах не могли замедлить его бег. Нишадец достиг гребня высокого холма, после чего путь его резко пошел вниз. Вскоре он оказался в нескольких шагах от Ганги. В этом месте река, зажатая с обеих сторон скалами, пенилась, ревела и хлестала камни, пытающиеся ее удержать. Времени на выбор практически не оставалось. Позади — верная смерть от воинов-нагов. Впереди — незначительная, но возможность выжить.

Река выглядела опасной. Отовсюду торчали большие камни, подобные изготовившимся к броску пантерам. Экалавья собирался с духом, чтобы прыгнуть в воду.

Над холмами раздались раскаты грома.

Как только Экалавья побежал к краю обрыва, на его пути как из-под земли выросли два свирепых нага. Они медленно направились к юноше, выставив перед собой сверкающие клинки. От их первого выпада нишадец увернулся, но при этом потерял равновесие и упал на землю. Над ним просвистела стрела. Не упади он, она пробила бы его сердце. Другая стрела вонзилась в землю рядом с плечом. Иначе как чудом не объяснить, что направленный в горло Экалавьи меч на полпальца не достал до цели. Это дало нишадцу время откатиться в сторону, схватить камень и метнуть его в лицо нападавшему. Наг, рыча от боли, упал на колени, но и Экалавье не повезло. Стрела больно чиркнула его по плечу и полетела дальше. Юноша вскочил и снова бросился к обрыву. Стрелы пролетали совсем рядом. Небо потемнело от приближающихся грозовых туч. Вспышки молний освещали вечерние джунгли. Впереди ревела река. Оглянувшись, Экалавья увидел уже с десяток приближающихся темных фигур. Погоня была совсем близко.

Внезапно страшная боль пронзила бедро Экалавьи. Это второй наг нанес удар мечом. С криком юноша упал лицом вниз. Перевернувшись, он увидел, как на него с направленным прямо в грудь мечом падает наг, высоко перед этим подпрыгнувший. В отчаянном порыве, нишадец выкинул вверх раненую ногу. Расчет нага основывался на том, что юноша попробует увернуться от удара, станет кататься по земле. Но атаки он не ожидал. Удар ноги пришелся в пах нападавшему. Воин перелетел через Экалавью и скрылся за краем обрыва. Крик ужаса был слышен лишь пару мгновений.

Стрелы не прекращали падать поблизости, шум погони приближался. Превозмогая боль в бедре, Экалавья пытался пройти последние шаги до обрыва. Все! Можно прыгать. Но в последний момент его схватил воин, оправившийся от удара камнем. Они боролись на самой краю скалы. Краем глаза Экалавья заметил, что несколько новых воинов уже в двух шагах от него. Сейчас или никогда! Взревев от боли и страха, нишадец оттолкнулся ногами от утеса и полетел в объятья Ганги. Наг, не успевший ослабить хватку, отправился вниз вместе с ним. Вместе, чуть ли не в обнимку, они упали в воду. Сверху разгневанные преследователи смотрели на барахтающихся в реке двух людей. Судьба благоволила к Экалавье больше, чем к его сопернику. Волной воина-нага ударило головой о камень с такой силой, что перед смертью он не успел даже вскрикнуть. А сына леса священная Ганга благодушно приняла в свое лоно.

Гроза закончилась, но дождь шел в полную силу, когда продрогшие воины вернулись в деревню и доложили Такшаке о неудачной погоне. На лице предводителя мятежных нагов не дрогнул ни мускул. Удивленный Калия даже осмелился спросить, отчего вождь так спокоен. Он-то так раз настаивал на продолжении преследования, обещал выследить и доставить нишадца в деревню. Такшака загадочно улыбнулся и ответил:

— Экалавья еще молод, он слишком доверчиво относится к этому миру. Когда же он осознает, в каком мире живет, то, ведомый гневом на него, вернется к нам.

Калия не совсем понял слова Такшаки, но покорно пожал плечами. Пусть вождь думает, а Калия предварит в жизнь его замыслы. Он надеялся, что пришедшийся ему по душе юноша выйдет невредимым из бурной реки.