Цветины луга

37

Видя, что никто не урезонивает рабочих, захвативших здание школы, уборщица Дина отправилась в поле и разыскала там Игну.

— Иди скорее посмотри, что делается! Никого не боятся! Только ты можешь с ними справиться! Самовольно заняли школу, натаскали бензина, всякой всячины… А если вдруг пожар? Пропала школа! Куда будут ходить с осени наши дети?!..

И Дина расплакалась. Этого Игна уже не могла стерпеть.

— Эй, бабы! — крикнула она. Женщины сразу поняли, что случилась какая-то беда и, бросив работу, ринулись к ней.

— Беги на другие участки, — приказала Игна Дине, и та, спотыкаясь через канавы, побежала прочь.

Женщины окружили Игну.

— Отбирают школу! В бензохранилище обернули! Идемте! Эту школу мы своими руками строили!

И хотя ее Яничка уже закончила школу, она первой тронулась с места с криком:

— Пошли, бабы! Пошли!

Бабам только этого было и надо. Толпа женщин в белых, красных, желтых платках с вилами и граблями на плечах потекла по улицам села, заполняя их шумом и гамом, на площадь, к школе.

— Бабы, входите и выбрасывайте все! — командовала Игна. Она ворвалась в один из классов и, схватившись руками за голову, только и могла сказать:

— Боже! Вы только посмотрите!

Она ухватилась обеими руками за кровать и стала тащить ее к дверям.

— Стой! А ну не трогать!.. — закричал на нее один из рабочих.

— Что-о-о? Дома у себя распоряжайся, а не здесь! — огрызнулась Игна. — Да ты знаешь, что эту школу мы строили… вот этими руками! Мы для детей наших ее строили, чтобы учились, а не для вас.

И она потащила кровать к дверям. Ее примеру последовали другие женщины.

Рабочие, которые не ожидали такого поворота событий, решили припугнуть женщин.

— Уходите, а то будет плохо! Слышите?!

— Что-о-о? Так вы еще и запугиваете? — крикнула Игна и, схватив подушку, швырнула ею в одного из рабочих. — Цонка, Марийка, что ж вы стоите? Бейте их, гадов! Чтобы знали, как на чужое добро посягать! Гоните их в три шеи!

И пошла катавасия! Со всех сторон в рабочих полетели подушки, ботинки, рюкзаки. А те еле успевали обороняться. Школа ходуном ходила.

— Стойте! Подождите! — кричали рабочие. Но женщин унять было невозможно.

— Разорили, негодники! Бабы! Раздевайте их догола и жарьте крапивой!

— Бензином! Залить их бензином да подпалить!..

И они не шутили. Разъяренные, как тигрицы, бабы готовы были разорвать рабочих на части.

Один из рабочих попытался остановить надвигавшуюся волну женщин, но они повалили его на пол. Видя, что дело плохо, другой разбил окно и хотел выскочить во двор, но не тут-то было. Он тоже попал в руки женщин. Третьему удалось прорваться в коридор, но бабы настигли его в дверях, содрали с него сорочку. Он отбивался кулаками, кусался, а им хоть бы что.

— Вон! Все выбрасывайте вон! — звенел, перекрывая весь этот гвалт, голос Игны.

Из дверей и окон школы летели тюфяки, одеяла, подушки. Бумажные мешки с цементом разрывались, поднимая огромные столбы пыли. Пыль заволокла село серой пеленой.

Когда все было выброшено на улицу, Игна распорядилась:

— Теперь, бабы, давайте сложим, чтобы был порядок.

Дина заперла калитку и ворота, и женщины принялись за дело. Они ставили в ряд кровати рабочих, клали на них тюфяки, подушки… И когда приехал главный инженер, чтобы дать распоряжение рабочим освободить школьное помещение, все уже было кончено. Приезд инженера насторожил женщин и они, как по команде, выстроились в ряд, готовые защищаться до последнего. Но к их удивлению, инженер, окинув оком поле битвы, подошел к рабочим и стал их отчитывать:

— Кто вам разрешил занять школу?

— Начальник…

— Какой? Где он?

— Нет его. Уехал за материалами…

— А начальнику кто разрешил?

— Наверное, товарищ Слынчев…

Главный инженер оглядывался по сторонам, и только головой качал. Во рту у него пересохло, горчило.

— Так не годится! Мы вроде помогать приехали, а вышло…

— Они вот на нас набросились!

— Что вам места больше нету? — спросила Игна, выступив вперед. — Места хоть отбавляй! А этому вашему Слынчеву, попадись он нам сейчас, мы такого наговорим, что ему тошно станет!

И в эту самую минуту на дороге, ведущей в село, показался знакомый им всем газик. Машина на полном ходу подкатила к толпе и резко затормозила.

Строй женщин сразу нарушился, они окружили автомобиль. Слынчев вылез из машины без фуражки, блестя на солнце лысиной. Рабочие подошли поближе. Солнышко бросил взгляд на их растерзанные рубашки, на синяки под глазами и, обращаясь к женщинам, сказал:

— Очень хорошо! Здорово, ничего не скажешь! Кто вам позволил выбрасывать имущество? Вместо того, чтобы угостить дорогих гостей, ведь это они для вас завод построили и вот приехали строить дорогу и водопровод, вы им фонарей наставили!

Женщины знали, что такое начало не предвещает ничего хорошего. После пожара на заводе он тоже крикнул: «Кто посмел?», а потом засадили в тюрьму чабанов. Толпа глухо зашумела, заволновалась.

А он продолжал наседать:

— Я вас спрашиваю — кто?

— Все! — ответила Игна.

— Кто первый посмел?

— Дети, — робко вмешалась Дина.

— Я спрашиваю, кто дал указание женщинам и детям?

Тогда главный инженер, выйдя вперед, негромко сказал:

— Я!

Женщины так и ахнули. Они смотрели на инженера с восхищением, а Игна, не удержавшись, шепнула соседкам:

— Вот это человек! За такого — в огонь и в воду!

— А тебе кто разрешил? — раздраженно выкрикнул Солнышко.

— Думаю, что я имею право. Я отвечаю за строительство.

— Но политически ты подчиняешься мне!

— По-моему, я имею право давать указания, где размещать рабочих.

— Но ты не имеешь права отменять мои распоряжения и подрывать мой авторитет! Ты, товарищ главный инженер, забываешься, превышаешь свои права!..

— Ничего подобного…

Игна смотрела на инженера и восхищалась его смелыми ответами. Ей казалось, что инженер как-то вырос, стал на две головы выше Солнышка. От его слов у нее захватило дух.

— Ничего! Мы с тобой поговорим в другом месте! — и, уже обращаясь к женщинам, приказал: — А теперь сейчас же внесите все обратно!

Никто, конечно, не двинулся с места.

— Слышите! Кому я говорю! Внесите все обратно в школу!

Ни одна из женщин не шевельнулась.

— Да вы что, оглохли? — впившись глазами в Игну, кричал Солнышко. — Вам говорю! Вносите, а не то вам несдобровать! Пощады не ждите.

— Школа наша, сельская! — спокойным, но твердым голосом ответила Игна.

— Школа государственная! — выкрикнул секретарь.

— Школа принадлежит селу. Мы ее строили и никому не отдадим!

— Ого! Ишь какие герои нашлись. Они себя считают выше государства!

— А вы как думаете, государство может обойтись без нас? Если оно может без нас, так почему бы и нам, без него не обойтись!

— Слушайте! Одумайтесь, что вы говорите!

— Не отдадим школу под общежитие и склад!

— Надо будет, заберем не только школу, но и дома! — рявкнул Солнышко. Он хотел пошутить, чтобы разрядить обстановку, но шутка не вышла: в голосе слышалась явная угроза. — Не позволим, чтобы дома стояли пустыми. Раз никто не живет, — бензин хранить будем. Мы ничего не пожалеем, пока полностью не закончим индустриализацию страны — ни людей, ни дома, ни школы! Не рожаете детей — отберем не только школы, а и дома!

— Легко вам говорить! «Рожайте!» А у тебя самого почему только один сын? Почему твоя красотка второй раз не решается родить? Всего по горло, как сыр в масле купается, а не хочет. Чего ты ее не заставишь родить еще двух-трех? Боишься, чтобы фигуру не испортила? Только нас наставляешь: «Рожайте! Множьтесь!» Мы для тебя, словно кошки.

Солнышко потемнел от злости.

— Где председатель? Есть здесь представители власти или нет?

— Мы сами власть! Когда подходят выборы, вы говорите, что власть — это мы. «Власть в ваших руках!» Вот теперь она в наших руках! Какая вам еще власть нужна? Председатель убежал. Вы его так запугали, что он на все махнул рукой и сказал нам: «Делайте, что хотите!».

— Позовите его!

— А кто его знает, куда он завеялся? Говорят, поехал, аж в Опинчовец. Дайте машину или сами катите за ним!

— Кстати, увидишь, как овцы мрут, горемычные, слов но мухи, после того как вы их перевели в горы.

— Да вы с кем разговариваете?

— Ясное дело, с кем. С вами, товарищ Слынчев. Ждали, что ты нас, как солнце, согреешь, а ты взял да и окатил нас холодной водой.

— Ну погоди, ты у меня допрыгаешься! У меня с тобой старые счеты! Я ничего не забыл! Выгнали тебя из членов правления, но это еще не все! Ты сама себе яму роешь! Твой муж на заводе такие деньги получает, а ты против государства бунт поднимаешь! Запиши себе, — обратился он к главному инженеру, — и ее мужа, и мужей всех этих, которые здесь горло дерут, уволить с завода!..

Он замолк, а со стороны сельпо, где обычно продавали молоко, донеслось бренчание пустых бидонов и кастрюль. Там в ожидании молока столпились дети. Но и сегодня — уже который день подряд! — продавец захлопнул дверь перед носом этой огромной оравы со словами: «Молоко кончилось!» Затарахтели, забренчали бидоны, кастрюли, поднялся такой шум, что хоть затыкай уши и беги. Солнышко поморщился. Шум не прекращался. Вместо того чтобы разойтись по домам, дети размахивали над головами бидончиками, бряцали крышками кастрюль. И вдруг Солнышко вспомнил слова председателя, сказанные в его кабинете: «Нет молока! Приезжайте, увидите сами!».

Вся эта ватага, бренча бидонами и кастрюлями, направилась к секретарю. Солнышко был вне себя от ярости. Кто организовал этот спектакль, кто подбил эту ораву на такое свинство? Может, председатель?

— Вы, разбойники! Куда вы? — набросился он на ребят.

— К вам, товарищ Слынчев! — ответил один из мальчишек, высокий, с торчащими во все стороны вихрами.

— Чего вам надо?

— Молока! — в один голос крикнули ребята.

— Кто вас научил? Кто вам сказал прийти ко мне? Марш отсюда! Вон, сопляки негодные! Это еще что за демонстрация? Вы мне ответите за это! Видите, до чего вы со своей лирикой и толстовским непротивлением злу насилием дошли, товарищ инженер? — набросился он на главного, а потом повернулся и решительно зашагал к парадному входу школы.

Наступил момент, когда он должен был принять решительные меры, сделать все, чтобы сломить упорство всех этих людей от мала до велика, нагнать на них страху, показать свое могущество.

Но женщины встали на его пути, точно стена. Тарахтя бидонами, к женщинам подбежали и дети.

— Откройте дверь! — громовым голосом приказал Солнышко.

В ответ раздалось еще более мощное громыханье бидонов и кастрюль.

— Где директор? Позовите директора! Она должна быть всегда на посту, ничего что каникулы. Не может быть, чтобы директорша не приложила руку к этому делу! Она здесь, но прячется!.. Завтра же будет уволена!..

— Директорша в родильном доме, — насмешливо сказала Игна. — Сына родила! Пример показывает, как надо увеличивать производство школьников, чтобы не закрывались школы. А вы ее ругаете!

— Где ключи? Куда девалась уборщица?

Дина притаилась среди ребят и стояла, не отзываясь.

— Открывайте, иначе я всех вас вместе с вашими отпрысками в тюрьму засажу! — и, пробившись к двери, нажал на нее плечом. Дверь поддалась. Он двинул ее еще раз, дверь не выдержала, затрещала, на землю посыпались стекла.

— А-а-ах! — вырвалось у женщин.

Он повернулся, пробил себе дорогу сквозь толпу, сел в машину и умчался.

Вскоре в село Орешец приехала другая машина — милицейская…

Из нее вылез сам начальник милиции. Он осмотрел место происшествия и запретил школьной уборщице Дине подметать битые стекла у парадного входа.

Скоро пожаловали и следователи из самой Софии. Весь день и всю ночь велось следствие. Допрашивали женщин и детей. Допросили всех, кого только можно было допросить.

— Почему вы это сделали? — задавали всем один и тот же вопрос.

— Потому, что сил наших больше нет терпеть! — получали один и тот же ответ.

— А кто вас надоумил?

— Нужда!

— А главный инженер не подстрекал вас?

— Да он об этом слыхом не слыхал! Мы сами. Лопнуло наше терпение, — взволнованно доказывала Игна. — Мы можем все сделать, что потребует от нас власть. Но весь вопрос, как требовать! Так, как Слынчев требует — не пойдет.

Как ни придирались следователи к ее показаниям, сквозь какое сито их ни цедили, они все больше убеждались в том, что она говорит правду. Она лучше Слынчева объяснила им, как было дело и почему.

— Хорошо, что так вышло! Что вот приехали люди с самого высокого места, чтобы нас услышать. А то мы ведь и делегации слали, и жалобы писали не раз. Люди там наверху правильно решали, да только товарищ Слынчев эти решения клал под сукно, сам еще хуже давил нас, без ножа резал. Как же можно работать и жить с таким человеком? Чуть что не так, сразу приписывает, что мы против народной власти. Слово не так сказал — враг! Не так глянул — враг! А мы ведь тоже люди, товарищи! Бывает, и посмеемся, если что не так, а то и пожалуемся. Для того мы одно — народ и руководители, чтобы понимать друг друга, чтобы все было разумно, по согласию.

Сказав это, Игна направилась к выходу.

— Одну минуту, — попросил ее следователь. — А как вы думаете, что нужно сделать, чтобы все наладилось?

— Вы ведь это лучше меня знаете! Но я скажу! Слынчев, или мы! Вот так! А если вы настоящие коммунисты, то подумайте как следует. Может, и в нас вина есть. Да только если ребенок так долго плачет, мать не может не посмотреть, что с ним. Как вы говорите на собраниях?«Партия — это ваша мать родная!» А раз партия — нам мать, то она должна болеть душой за нас, а мы — за нее, так уж самой природой заведено.

Несколько дней село жило тревожным ожиданием. Игну пока никто не трогал, с завода никого не увольняли.

Опасались, что Солнышко попытается свалить всю вину на главного инженера, добьется его снятия и начнет новое наступление на Орешец…

Но на вторые или третьи сутки орешчане, вернувшись с завода, принесли в село радостные вести.

— Говорят, начальник в своем докладе заявил, что бунт в селе был не против власти, а против Солнышка, против его методов руководства, — сообщил Сыботин Игне, перед этим не забыв как следует ее пробрать за то, что вечно сует свой нос, куда надо и не надо.

Но женщины все еще не могли успокоиться. Они думали, что Солнышко опять выкрутится, как уже было не раз. Да и рука у него, видно, есть наверху.

Но скоро их тревогам настал конец. Судьба Солнышка была решена. Радости орешчан не было конца, когда Туча сообщил, что главный инженер остается на месте, а Слынчева убрали.

— Баа-бы-ы! — на все село крикнула Игна. — Айда на Тонкоструец строить бассейн.