ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Пили-коли-топи

— Знакомься, пила — это Художник, Художник — это пила.

— А говорили Дружба…

— Говорили — Дружба-2, вот две ручки, вот вас двое, взяли и пилим.

— А как колоть потом, колуна-то нет…

— Говорил — не умеешь дрова рубить, Художник, аяяяй.

Ким давил улыбу, смотрел на нас, белоручек и радовался жизни. Было с чего, Ким в кои-то веки не делал дрова сам. Пусть полк стоял в Даге с лета, ему уже пришлось заниматься колкой-сушкой-топкой-остальным. Откуда мы знали? Тоже мне, секрет Полишинеля, в роте не имелось стульев. И табуреток тоже, вообще — ничего, на чем можно сидеть. Всё из сухого дерева ушло в прожорливые глотки стальных печек, по две на палатку, вроде как должных прогревать их ночью.

Это неправда, ни шиша они не прогревали. И пятьдесят процентов холода приходилось на отсутствие чертовых дров, инструментов для чертовых дров и умения заготовлять чёртовы дрова. Песня, слова чести, не жизнь.

Палатки стояли не врытые, да и как вроешься в бетон, оставшийся на ферме? Почему мы не врыли палатку для караула? Врыли, только толку оказалось так себе, если честно, не помогало.

Хорошо жить в современной цивилизации, а в цивилизации 2022 года жить ещё лучше даже в деревнях. Понятное дело, Урал так и топится дровами, но — сколько сейчас на газу? Нам же выпало насладиться всем спектром бытовых удовольствий, перешедших по наследству от Советской Армии вместе с шинелями, ни разу не ношенными нашим призывом и кепками-афганками.

— Подходим, не смущаемся!

С ТГ-6 на заставу везли бревна, выпирающие сучками, толщиной точь-в-точь как таскаемое Шварцем в «Коммандо», но почему-то ни разу не легкие. Сперва эту красоту следовало спустить с камазовского кузова, снять аккуратно, чтобы не переломать друг друга, перегрузить на собственные плечи и, совсем как муравьи, вчетвером-впятером под бревном отправиться в сторону расположения.

— Под ноги смотрите, тела!

Вопрос ставился верно, не посмотришь под ноги, так оступишься, оскользнешься или ещё чего и всё, жди беды. Мы старались, тащили, тащили и ещё раз тащили, не падая и не оступаясь.

«Дружба-2», обычная двуручная пила, вроде имелась в каждой роте. Но вот беда — не имелось никого, кто мог выправлять её зубцы трехгранным напильником. Умельцы, спасители, понаехавшие в последнюю волну отправки дембелей, оказались, само собой, деревенскими. Дело пошло лучше, хотя додуматься до козёл, простых, из двух спинок кровати, соединенных проволокой, мы докумекали к концу командировки. Пилили сидючи, меняясь на совсем кривых обрубках, оставшихся с прошлых пилок.

Распилить на равные чурки было неплохим аттракционом, но следующий казался не менее увлекательным.

— А как колоть потом, колуна-то нет…

— Говорил — не умеешь дрова рубить, Художник, аяяяй.

Ким был прав, если знаешь про колун, так точно в теории готов колоть дрова. Колунов не имелось, даже нормальные топоры стали редкостью незадолго до нашего приезда в Даг. Топорищ не наблюдалось, проушины лопались, и оставалось загонять топор кувалдой, вбивая его как клин и не забывать о правильном угле, чтобы в случае чего выбивать железяку обратно.

Сталь брякала о сталь, звонко рассказывая окружающим о чьей-то занятости на ближайший час. На ночь, для обогрева палатки, если работать вдвоем, требовалось минут сто двадцать, порой больше. Если бревна попадались совсем плохие, то куда больше, свилеватое дерево упорно не желало поддаваться напору юных голодных организмов и потихоньку в задней части палатки они собирались в тесную компанию «на потом».

Но даже наколов дрова ты ещё ничего не делал для тепла. Они тупо оставались сырыми, потому требовалось наколоть ещё столько же на следующую ночь и, желательно, еще сто процентов про запас и вдобавок стоило отложить сколько-то для дневной топки на просушку.

Истопников назначали исходя из форменного таланта. Топить стальные буржуйки, сваренные пацанами из РМО как «получилось», выходило не у всех. Пацаны, умеющие колдовать с огнём, частенько не дежурили, отсыпаясь днём и ночью подменяя сержантов-дежурных. Они сидели у самой дверки, поскрипывая ею, подкатив один из чурбанов, не поддавшихся топорам, вычищали золу кочергой из гнутых кроватных прутьев и её же, кочергу, превращали в форсунку, иногда загоняя в печь немного соляры. Соляра имелась в каждой палатке, хотя вело к прямому нарушению пожарной безопасности. Только как растопить печь сырыми дровами, если сухие увели из запаса соседи? То-то же, что никак.

Пили-коли-топи…

С тех давних восемнадцати лет топор и пила пользуются в моих глазах непререкаемым авторитетом. Они делают настоящее тепло, а иметь дома топор, что может ни разу и не пригодится, все же стоит.

А ещё на печках мы сушили хлеб. До корки, превращая его в тосты, называя те гренками. Хлеб, масло, сахар.

До сих пор помню.