ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Четверть века

Водья на моих проводах было немного, в основном так, за-ради трепа и подуспокоить нервишки. Всё случилось так быстро, что прямо не верилось.

— Держи, — сказала мама и протянула серую бумажку, — меня с военкомата внизу встретили.

Повестка и призыв оказались очень, очень-преочень, быстрыми. Четыре дня и ты убываешь в войска. Думалось, что забыл это дело, а оказалось — шиш. И во всём виноват один хирург-стоматолог, слово чести.

Михал Савелич виртуозно рвёт зубы в стоматологии на Булкина. Вроде совсем недавно, в 1997, пришлось делать шестёрки после приписной комиссии. Четверть века назад, 23.05.1998, меня призвали служить.

Я недавно просто гулял домой с работы, проходя, как минимум пять кэмэ вечером, бо это полезно. Шёл по Авроре и свернул через дворы на Антошку, аккурат мимо зубной поликлиники. Раньше Михал Савелич курил у пожарного выхода, заставляя коситься в его сторону с лёгко-ностальгической улыбкой, немного полной мазохизма. После армейки мне пришлось побывать у него несколько раз, ни разу не привыкнув и вспоминая эти походы с адреналиново-электрической дрожью в районе аппендикса, двенадцатиперстной кишки и прочей требухи.

В девяносто седьмом строгая тётя врач выписала направление в городскую поликлинику Отрадного, словосочетание «хорошая анестезия» равнялось понятию «сто килобайт в секунду», будучи одинаково невнятным. Мышьяк убивал далеко не все ощущения, перед глазами от боли вспыхивали круги, нервы удалялись неохотно, но мне повезло — на КМБ никто не таскал меня в КУНГ, где пацанам рвали моляры, премоляры и клыки с темными точками.

Это российская армия, сынок, добро пожаловать.

Четверть века прошли очень быстро, уместившись в смазанную полоску пролетевших дней. Давно не существует 66 полка оперативного назначения 2 ДОН СКО ВВ. Вместо части были менты-срочники, а сейчас там стоит нулевая махина дивизии, куда сведут всё нужное Росгвардии.

Четверть века назад дни стояли тёплые, нам один за другим советовали вешаться и оно совершенно не мотивировало. Сызрань и сборный пункт плевать хотели на всех и каждого, новое тысячелетие сюда не желало даже заглядывать и призывники, встреченные как-то в электричке в 2002-ом, это конкретно доказали.

Ушла форма расцветки «бутан», сменилась «горизонталка», даже «цифра» стала иной, а «мох» прочно занял своё место под солнцем, тучами, вьюгами и всё такое. Командиры давно на пенсии, некоторые даже на второй гражданской. Сама часть померла в нулевые, окончательно скопытившись в десятые. К 2023-му, к сожалению, вместе с частью ушли в прошлое и некоторые пацаны.

Кто глупо задохнулся на рыбалке, как Немец и даже гипотетическая возможность его встретить-поговорить ушла в никуда.

Кто перестал быть собой и в его случае гипотетическая возможность даже не интересна, ведь от Зотыча осталась оболочка, пряча внутри кого-то, совершенно непохожего на Вову.

Четверть века назад наш мир неожиданно закрылся, оставив нас внутри пузыря застывшей реальности. Там, за её границами планета жила своей нормальной жизнью, здесь же, за стенами ППД и посреди степей, предгорий, пролесков, разбитых советских коровников и просто куска убитой дороги всё оказалось иным.

Четверть века назад обе столицы рвали в клочья серо-грязное покрывало остатков девяностых, желая шагнуть в цветную жизнь нового тысячелетия, с совершенно иными звуками, запахами и вкусами. Вернее, старыми, но размазанными маскирующими усилителями и прочей лабудой. Кинотеатры снова начали ждать посетителей, в их залах больше не дымили, менты всерьёз взялись за барыг с точками и понятие «мазёл» пропадало из лексикона молодёжи, а одноразовые шприцы, использованные с десяток раз, из подъездов, беседок детсадов и школьных сортиров. Пицца, бросаемая черепашками-ниндзя в экран телика вдруг начала приобретать физическое воплощение, а запивать её только колой или фантой становилось не так и модно, добрые-советские байкалы с тархунами решительно реанимировались на волне патриотическо-нефтедолларового подъёма, оперативно вытеснившего последствия дефолта.

Нам чем-то истинно кайфовым казалась банка сгухи, несколько кусков копчёной дешёвой колбасы и хлеба вдоволь, а ещё — тупо поспать.

Ценности меняются самой жизнью, знай, успевай следить.

Четверть века назад, 31-го мая девяносто восьмого мы уже вытряхнулись из вагонов электрички, привёзшей нас в Ахтырку, и расселись на лавках камазовского кузова. А первая летняя неделя ждала нас новизной ощущений и сломанной личностью, сросшейся заново и ставшей совершенно иной.

Перед нами лежала дорога длиной в два года, сколько-то километров асфальта, грунта и даже уложенных бетонных плит, сколько-то тонн поднятых и перенесённых грузов и сколько-то кубометров вырытой и выкинутой земли. Мы пока ещё были равны друг перед другом, не поделенные ни на рядовых с сержантами, ни на шаров с чуханами, ни на спецов с гансами. Прошлое никого не интересовало, настоящее оказалось намного важнее.

Дети умершего Союза, хулиганьё и гопота рабоче-спальных районов, сёл с деревнями и рабочих посёлков, набравшиеся почти зоновских пацанских понятий, знающие про ханку куда больше, чем о Толстом или Тарковском, носившие джинсы-трубы и спортивные абибасы, курившие сразу после начальной школы и из спорта ценившие прикладные мордобойные секции — мы тупо служили, не сумев отмазаться и не думая о каком-то боевом братстве, бла-бла-бла. Мы просто нашли друг друга на оставшуюся жизнь, став друзьями. Через четверть века некоторых призвали второй раз, превратив ночной кошмар в реальность.

Человек создан для многого и, в том числе, для войны, равнодушно смотрящей на нас с вами с начала веков. Вот только привыкают и любят войну далеко немногие, а нормально воевать могут лишь по-настоящему рождённые для неё. Хотя, конечно, у войны имеется немало странновато-привлекательного, затягивающего с головой, засасывающего как болотная топь.

Вот только как-то совершенно не хочется узнавать о ком-то из своих, вдруг погибших на новой войне спустя четверть века с нашей первой.

Но они уже есть.

И от этого не уйти.