Радужные листики

Глава 42. В которой Маша отправляется на поиски листиков, но вместо них находит только Крота.

— Ты где это так загуляла? — спросила бабушка, лишь только Маша вошла в дом. — Обед пропустила. И платье на тебе вроде как мокрое.

(Как вы должно быть помните, бабушки очень ревностно относятся к соблюдению внуками режима питания, тут на обед никак нельзя опаздывать, ну а уж если опоздал, то причина должна быть очень веской.)

— Да мы на речке играли, — начала объяснять Маша, пытаясь при этом говорить правду (то что играли — это была правда), — по реке ходили (ни один моряк не скажет, что он плавает на корабле, только ходит, а бабушка может подумать, что босиком по воде), вначале в одну сторону, потом в обратную (и это было). А ходить по речному песку очень полезно от плоскостопия (с этой истиной никто не поспорит). А когда все гурьбой, то кто–нибудь кого–нибудь всегда обрызгает, а кое–кто ещё и в воду плюхнется (и тут всё вроде так и было). Потом сели пообсохнуть — не идти же домой мокрыми (и опять правда), вдруг ещё за это ругать будут.

— Ну вот, — улыбнулась бабушка, — я как раз чуть было и не поругала. Ладно, иди переодевайся, сейчас тебе суп подогрею. Будет у тебя то ли полдник, то ли ранний ужин. Сама не пойму.

(Ну да, мы понимаем, что Маша схитрила. А что бы сказала бабушка, если бы узнала, что её единственная любимая внучка самовольно отправилась в плавание по реке в компании малолетних оболтусов на не пойми как сооружённом плоту. Причём без спасательных жилетов, без сопровождения взрослыми и на несертифицированном плавательном средстве. Тут бы охами и ахами не обошлось. Ну зачем огорчать любимую бабушку? Кроме того, Маша и не соврала ни разу. Ну, может быть, рассказала не всё. В общем, вечно спорят, допустима ли ложь во спасение (например, нервов почтенной старушки), или нужно всегда говорить правду — тут уж вы определяйтесь сами. Как по Маше, так она решила, что раз всё обошлось, то про приключение бабушке не рассказывать, по крайней мере в ближайшее время, но впредь зареклась участвовать с мальчишками в подобного рода речных походах.)

— Бабушка, полдник — это в полдень, а он давно прошёл, — уточнила Маша, — так что у нас тут скорее поздний обед. Но лично по мне, так всё равно, очень уж кушать хочется, я и холодный суп поем, наливай пожалуйста, я сейчас.

И девочка пошла менять сарафан. Она быстро переоделась, вымыла руки, села за стол, взяла в одну руку ложку, в другую ароматный ломоть румяного хлеба, и принялась уплетать бабушкину стряпню. Бабушка тоже села за стол, надела очки, и стала просматривать газету, прихлёбывала чаёк.

— «Масловский вестник», — прочитала Маша название. — Это что, в Масловке свою газету выпускают?

— Выпускают, — подтвердила бабушка, — посёлок большой, маслозавод может себе позволить, да и поселковая администрация принимает участие.

— И о чём там пишут? — поинтересовалась Маша.

— Да обо всем, — стала рассказывать бабушка, — какие новости в посёлке, и в области, что на заводе происходит, статьи разные для огородников, например, когда высаживать рассаду, или какой сорт клубники у нас лучше приживается, интересные рецепты блюд, объявления всякие, о погоде конечно, и что по телевизору. Ну надо же, — вдруг недовольно сказала она, — всё–таки выделили этому фонду землю тут! Ну теперь житья от них не будет.

— Какому фонду? — не поняла Маша.

— Есть тут у нас один при областной администрации, вот — начала читать бабушка, — Областной фонд содействия развитию индивидуального жилищного домостроительства и освоению новых земель. ОФСРИЖДИОНЗ. Тьфу, язык сломаешь, даже не выговорить. Получают от области землю в лучших местах якобы для строительства нуждающимся гражданам собственного жилья, потом субсидии на такое строительство, потом строят элитные коттеджи и продают их богатым людям за большие деньги. Так что осваивают они и новые земли, и бюджетные средства весьма и весьма эффективно.

— И что, их никто наказать не может? — удивилась Маша.

— А кто же их накажет, если их директор закадычный приятель губернатора области.

— Вот видишь, бабушка, — напомнила Маша, — к чему кумовство приводит, а ты это поддерживала.

— Машенька, это не кумовство, это воровство сплошное, — вздохнула бабушка, — и никакой управы на них нет. Теперь у нас здесь собираются застраивать. Тот самый луг, на котором ты цветы собирала.

— Ну как же так, — расстроилась Маша, — это же какое красивое место исчезнет.

— Ох и не говори, — вздохнула бабушка, — и не только красивое место; на этом лугу столько редких цветов и трав растёт. Перекопают всё, и они пропадут. Уж куда мы только не жаловались, всё без толку.

— Ну это мы ещё посмотрим, — задумавшись о чём–то своём, пообещала Маша, — это деревенская земля, и без согласия жителей никто не имеет право ничего здесь строить.

— Защитница, — ласково сказала бабушка. — Ну хорошо, посмотрим.

Маша понимала, что грядут непростые времена, когда наверняка потребуется сила радужных листиков, и нужно было срочно накапливать запасы и искать новые заросли лопухов. Причём немедленно. Поэтому сразу после еды и под предлогом сбора цветов она отправилась погулять: сначала на задний двор, проведать лопухи, а затем и дальше, за ограду на поиски новых растений.

Как она и предполагала, в огородных лопухах ничего интересного найти не удалось, кроме, как вы, наверное, догадались, крота. Тот уж слишком зачастил сюда, видно подозревая, что кто–то ещё может проявлять интерес к радужным листикам.

— Ну здравствуйте, Крот, — поздоровалась Маша.

(Заметьте, что она первый раз назвала его по имени, которое сама и выбрала.)

— Ну здравствуйте, Маша, — поздоровался и Крот. — А меня ещё никогда не называли Кротом.

— А как же вас называть? — спросила Маша. — Мне надоело вам выкать, нужно как–то по имени обращаться, а то невежливо получается

— Сам не знаю, — задумался Крот. — У нас как–то не принято называть друг друга.

— Тогда как вы друг друга различаете? — не поняла Маша. — У нас имена для этого и придуманы.

— А зачем нам друг друга различать? — удивился Крот. — Мы и не общаемся почти. Я вот с бабушкой живу — так это редкий случай, обычно все поодиночке, а имена тогда и не нужны.

Маша задумалась. Простое объяснение Крота вскрывало сложнейшую проблему: если всех лишить имён, то как тогда общаться? Как тогда писать книги? Как тогда изменятся сами люди? Этому второму Я, или Как бы не Я, которое живёт в каждом само по себе, по большому счёту безразлично, есть у него имя или нет, а вот настоящему Я, будет уже совсем не всё равно. Как тогда быть с собственным осознанием? Может быть имя — это как раз мостик между нашим сознательным Я и подсознательным Как бы не Я? А если мостик разрушить, то во что превратятся люди, не станут ли они просто биороботами? От всех этих мыслей Маша так распереживалась, что у неё даже начала болеть голова.

— А что это вы замолчали? — вдруг вмешался в её размышления Крот. — То, что мы особо не общаемся друг с другом — ещё не значит, что мы плохие, просто мы слишком большие индивидуалисты. Да порою и говорить друг с другом не о чем, неинтересно. Вот с вами, например, очень даже интересно, с радио тоже было интересно, пока оно было, — при этом Крот тяжело вздохнул.

— Извините, пожалуйста, — сказала Маша, — я не хотела вас огорчать. Просто представила, что если бы люди жили так же как вы — без имён, без друзей — то на что стало бы похоже наше общество.

— И на что? — поинтересовался Крот.

— На какой–то массовый спортивный забег, — решила Маша, — все бегут по одной дороге, никуда свернуть нельзя, никто ни с кем не общается, никто друг друга не знает, все соперники, причём все, за исключением победителя, всё равно проиграют.

— Странно, — задумался Крот, — а мы никуда не бежим, ползаем себе, землю роем, червяков ищем, и снова ползаем, и снова роем, и снова ищем. Ну да, не общаемся, и все соперники за территорию, но не сказать, что все проигрывают.

— Это потому, — объяснила Маша, — что вы не в коллективе ползаете, а поодиночке. А если бы ползали все вместе, то кто–то бы приполз первым за главным призом, а остальным ничего бы не досталось.

— Какие в вашей голове интересные мысли случаются! — обрадовался Крот. — Пожалуй, нам нужно устроить такой же, как у вас, массовый спортивный заполз. Надо всем срочно сообщить об этом.

— Так вы же не общаетесь, — не поняла Маша.

— Ну не до такой же степени, — усмехнулся Крот (некоторые кроты, оказывается, тоже умеют улыбаться), — конечно общаемся, но только при надобности. Вот сейчас очень хороший повод появился. Сейчас нужно всех пригласить, а в полдень после новолуния можно устроить заполз.

— Это когда это? — поинтересовалась Маша. — А как приглашать будете? А мне можно посмотреть?

— Вот сегодня ночь пройдет, потом ещё две ночи, и потом в полдень всё и устроим, — ответил Крот. — Посмотреть можно, если хотите, если спрячетесь где–нибудь. А приглашать буду как всегда — лично.

— Так вы же ползаете медленно, — удивилась Маша.

— Это мы по земле ползаем медленно, — стал объяснять Крот, — а по своим тоннелям передвигаемся очень даже быстро. А если перед этим съесть ещё и красный листик, то за ночь можно обегать всю округу.

— Так если съесть перед соревнованием красный листик, то как тогда соревноваться? — засомневалась Маша. — Это уже будет допинг какой–то, за такое у нас спортсменов дисквалифицируют надолго.

— Что это у вас всё слова неизвестные какие–то, — не понял Крот, — допинг, дискофикация?

— Не дискофикация, а дисквалификация, — стала пояснять Маша, — это когда спортсмена отстраняют от соревнований за какие–то нарушения, отменяют его квалификацию. Слово это иностранное, из трёх латинских частей: дис — означает отрицание, квали — что, фикация — делание. А допинг — это то же самое, что и красные радужные листики — это специальные вещества, которые на время усиливают организм. И если все соревнуются на собственной силе и выносливости, а кто–то самый хитрый перед этим примет специальный порошок силы, то его победа будет незаслуженной. Поэтому в спорте с таким борются. Я тоже занимаюсь спортом, и с этим у нас очень строго.

— Ага, — сообразил Крот, — значит дискофикация — это ничегонеделание.

— Ну можно и так сказать, — решила Маша.

— А как же об этом допинге узнают? — не понял Крот.

— Очень просто, — сказала Маша, — у спортсменов берут пробы мочи или крови, которые исследуют на наличие запрещенных веществ. Найдут — дисквалифицируют.

— Фу, как противно, — сказал Крот, — у нас таким точно никто заниматься не будет, значит смело можно съесть красный листик, и тогда я точно выиграю.

— А если другие тоже съедят, тогда как? — спросила Маша.

— А никак, — заявил Крот, — потому что у других таких листиков не имеется. Радужные лопухи принадлежат только нам с бабушкой, нигде больше в округе такие не растут, и очень мало, кто из кротов о них знает. Это ведь большая тайна.

— Вообще–то, — заметила Маша, — эти ваши радужные лопухи растут на нашем участке, и они скорее уж наши, чем ваши.

— Наши, Маши, ваши, — недовольно произнёс Крот, — мы ведь это уже обсуждали, вы же давали страшную клятву никому никогда и нигде о них не рассказывать, так что ваши, которые наши, они быть не могут, потому, что никто кроме вас о них не узнает.

«Вот ведь к чему приводят принципы, — подумала про себя Маша, — дал клятву, и нарушить нельзя, а то совесть потом будет мучить всю жизнь. Или не будет? А может попробовать? Нет, всё–таки не могу, кто–то во мне из этих двоих Я не позволяет. Закодировали меня что ли?»

— Вот и радуйтесь, что никому не скажу — сказала Маша, — но лопухи всё равно наши. А если вы будете нечестно соревноваться, то я не только не приду за вас болеть, но и вообще не приду, я с жуликами предпочитаю не общаться.

— Что–то вы сегодня слишком агрессивны, — задумчиво произнёс Крот, — уж не листики ли вы пришли сюда собирать? Так нет ничего, — развёл он лапками, — все подсобрали. Тут уж сами понимаете, кто успел, тот и съел.

— Да уж, съели вы их видно с избытком, — заметила Маша, — того и гляди, что скоро дисквалифицируют.

Кроту последнее явно не пришлось по душе.

— Ну ладно, я тороплюсь, мне ещё всех приглашать надо, до свидания, — попрощался он, — завтра увидимся. И я не буду есть красный листик на соревнованиях, обещаю, так что приходите.

Крот исчез под землёй, а Маша подумала: «Вот–вот, если и имени лишиться, и общества, то станешь как раз таким, как кроты: всё эгоисты, всё сами по себе, и при этом сами без себя. Ужас просто».