Российские Колумбы

ОДИНОКИЙ

Над тайгой, едва не задевая за вершины кедров, тянулась бесконечная черная пелена дождевых туч, сгущавшая темноту. Иногда блики костра освещали седоватую бороду Егорыча, глубоко посаженные серые глаза, затерявшиеся в густых зарослях слегка белесых ресниц, и торчащую во рту трубку, которая насыщала таежный воздух запахом самосада.

Александр, привалившись к стволу дерева, озабоченно всматривался в щетинистую гору, едва видневшуюся в ночной мгле.

— Егорыч, ты скажи, зачем сманил меня работать с этими студентиками. Черт знает, где они сейчас блуждают. Четыре года бродим мы с тобой по таежным дебрям. Закончилось лето, через пару деньков отчалим домой, а ты все молчишь о своей тайне, а ведь обещал.

— Ну, слушай, Санька, давно собираюсь, дружище, тебе все рассказать. Счастливец я…

Далекий выстрел прервал их разговор. Егорыч в ответ несколько раз подряд выстрелил из своей переломки. Запахло пороховым дымом. Александр, светя самодельным факелом, поискал во вьюке ракетницу. Встрепенулась на миг тайга, облитая красным заревом искрящегося клубка ракеты. Метеоритным росчерком взметнулось еще несколько цветных полос, освещая подкроновую таежную глухомань.

Заржали лошади, устремив головы в сторону приближающихся. Ответно разразилось многословное эхо выстрела. Впереди ехала Валентина, Андрей, чем-то возмущаясь, плелся на своей лошаденке, прильнув животом к передней луке седла, уберегая лицо от упругих веток-невидимок. Егорыч расседлал взмыленных лошадей. Постучал поварешкой о край миски, положил в нее затвердевшую кашу. Разговор не вязался. Поужинав, все улеглись спать, готовясь к последнему восхождению на пункт триангуляции «Одинокий».

Первым зимним снежком припорошилась тайга. Свистящий утренний ветерок трепал за космы деревья, сбрасывая с них белые хлопья.

Егорыч собрал лошадей, приготовил завтрак, прокричал утреннюю зорьку. Андрей спал непробудным сном. Остальные, проснувшись, занимались подготовкой к восхождению на «Одинокий». Долго Валя уговаривала Андрея пойти на последнюю вышку, но он отказался, доказывая, что это могут сделать и другие на будущий год.

— Сдрейфил, что ли ты, Андрюша? Какими же шарами будем смотреть на товарищей, начальство, — начал Егорыч.

— Я плевал на ваше начальство, через год сам буду начальником. Понял, дед? — перебил его Андрей.

— Друзья познаются в тайге, — покачивая головой, задумчиво проговорил Егорыч.

Старик готовил волокушу для стягивания леса на изготовление плота. За сборы домой полностью нес ответственность проводник. Ему предстояло сколотить плот, наловить на дорогу рыбы, распределить груз.

Скользя по заснеженным камням, Валентина упорно поднималась вверх, параллельно траверсировал Александр, нагрузив на себя все необходимое снаряжение. Поднимались долго, сохраняя молчание, оба думали об Андрее. Валя разочарованно перелистывала в памяти страницы студенческой дружбы. Александр все лето презирал Андрея и одновременно завидовал ему. Теперь они заглянули в глубину души студента, поняли его.

Глаза Валентины покрылись слезной пеленой от резкого, порывистого ветра. Смахнув слезы, студентка прильнула к теодолиту, напрягая глаза.

— Давай попробую, — передав журналы, предложил Саша.

— А ты что, разве когда наблюдал? — недоверчиво проговорила Валентина.

Четкое, аккуратное заполнение журнала наблюдений Александром приятно удивило девушку. Только теперь она вспомнила, что Саша учится заочно в техникуме.

Показавшееся солнце растопило снежное покрывало. Попискивали бурундуки, перебегая от одного укрытия к другому. Снизу, со стороны лагеря, доносились тревожные крики кедровок. Закончив геодезические измерения на «Одиноком», Валя с Александром отправились к палаткам.

Сумерки окутали пустынный лагерь. Александр носил к костру дрова. Валя потрошила хариусов.

— Ушица на славу. Но неужели они до сих пор рыбачат, — нарушив затянувшееся молчание, произнес Саша. Жар костра лизал раскрасневшиеся лица сидящих. Пофыркивали пасущиеся лошади. Саша сидел, прижавшись к одинокой, заплутавшей в еловых зарослях березке. Когда-то охотнику понадобилось разжечь костер, и он снял с березы тонкий слой коры. Опоясанная потемневшим орнаментом, стояла она, стройная, горделивая. Валя сидела рядом с Сашей на колодине, любуясь выкатившейся луной и мерцающими бликами на темной поверхности говорливой реки. Их плечи доверчиво соприкасались. Оба молчали, Саша дотронулся до Валиной руки и стал перебирать ее покорные обмякшие пальцы. В этот момент она казалась ему очень и очень близкой.

Изредка вздрагивал костер, выбрасывая искры в потемневшее звездное небо, распространяя запах кедровых жареных орехов.

— Поди спите уже или нет? — раздался голос подъехавшего с рыбой Егорыча. Словно ледяной водой окатило сидевшую на колодине пару. Позади шел с одним, подвешенным на жилку, хариусом Андрей.

После ужина Александр подошел к Егорычу. Старик сидел у костра, поджаривая орехи, курил трубку. Потрескивал костер, обжигая лица, окрашивая их в пунцовый цвет.

— Егорыч, так почему ты настаивал взять этих двух студентов? — Прищурившись, старик следил, как горели в костре кедровые шишки.

— Ты же знаешь, что я одинок. В конце войны забрали меня в труд-армию. Через полгода умерла жена. С тех пор я и скитаюсь по экспедициям. Нынче зимой поехал в свое родное село, первый раз после войны. Встретил старинного своего приятеля, пошли с ним к Платоновне — единственной знакомой соседушке, оставшейся в живых. Пришли, а избенка наполнена народом и горьким запахом горящих свечей. Увидев меня, Платоновна обомлела.

— Егорыч, ты ли это? Живой? Что же раньше не показывался? Хоть сейчас успел: помираю я. Жена твоя, Валя, умерла при родах, оставив дочь, я ее назвала тоже Валей. Тебя считали погибшим. Расскажи Валентине.

Глаза Егорыча набухли. Крупные капли слез скатывались по морщинистому лицу, скрываясь в густых усах и бороде бывалого проводника. Двадцать два года жил один-одинешенек, а совсем рядом росла дочь. Замолк хрипловатый голос Егорыча, окрасился зарей восток, нарастали звуки звонких птичьих голосов. Тайга просыпалась.

Через год Саше вновь пришлось возвратиться на Бирюсу. Теперь они работали втроем, одной семьей.

Глаза Валентины покрылись слезной пеленой от резкого, порывистого ветра. Смахнув слезы, студентка прильнула к теодолиту, напрягая глаза