Российские Колумбы

КУБИНЕЦ

Обычно в летний период на базе экспедиции пустынно: все на полевых работах. Так было и в этот раз. На базу экспедиции, в Игарку, прилетел с Хантайского озера начальник партии В.Ф. Колесняк, опытнейший руководитель. Его не только уважали, но и любили за деловые и человеческие качества. Если Василий Федорович сердился и пытался кого-то отчитать, то все улыбались: у него ничего не получалось — это был главный его недостаток. Как правило, инженеры и техники понимали его с полуслова. Партия была лучшей не только в экспедиции, но и лучшей в предприятии из 80 партий, работающих в поле. Мы сидели с В.Ф. Колесняком вдвоем, рассматривая новое задание и подводя итоги прошедшего месяца.

В дверь заглянула наша радистка Маша Головина, вымолвив: «Срочно». Маша сказала, что связь очень неустойчивая (на севере это часто бывает с радиосвязью), но смысл она уловила: в бригаде нашего лучшего нивелировщика Николая Калабина потерялся мерщик 3-го разряда Юрий Лемешко.

Мы с В.Ф. Колесняком вылетели на вертолете на реку Курейку, где работала бригада Калабина. Надо сказать, что в нивелирных бригадах такие случаи редки.

Бригада из шести человек медленно передвигается по тайге, прорубая просеки-визирки для измерения нивелиром до передней и задней рейки, определяя наклон рельефа и расстояние. Н.Г. Калабин был очень опытным специалистом, качество его работ ставилось в пример остальным нивелировщикам.

Перво- и второклассные нивелирные трассы, проложенные Н.Г. Калабиным, легли в основу фундаментальных геодезических работ, осуществленных по берегам рек и магистральным дорогам центральной части Сибири и Крайнего Севера.

Сделав несколько кругов над палаточным лагерем, командир вертолета В.И. Новиков объяснил мне, что густая залесенность не позволяет ему приземлиться у палаток, единственное возможное место посадки — длинная песчаная коса на противоположном берегу реки. Калабин приплыл к вертолету на резиновой лодке. По его словам, вчера после обеда они, работая, продвигались по берегу реки к лагерю, оставалось 2 км, поэтому решили Юру, как самого бывалого и старшего по возрасту, отправить в лагерь — готовить ужин.

Вечером уставшие члены бригады пришли к палаткам, и к их удивлению, не было ни костра, ни ужина. Оказалось, что Юрий в лагерь не приходил, хотя заблудиться он тоже не мог: палатки были установлены на высоком берегу реки — пройти мимо нельзя.

Долго стреляли, кричали, прочесали кругом местность, строили разные предположения. Оставалась одна-единственная загадка — исчезла резиновая лодка, которая была накачана и находилась на песчаном берегу против палаток.

Несколько дней велись поиски пропавшего мерщика с помощью вертолетов, гидросамолета, наземного прочесывания залесенных берегов Курейки, но никаких признаков его обнаружить не удалось.

Через два месяца после этого события позвонил мне друг детства Гавриил Чеботаев. В то время он занимал большую должность в КГБ, еще в школе мы звали Гаврюшу «Дом Советов» за феноменальную память и богатырскую силищу. Гавр (так звали его в КГБ) интересовался, когда я приеду на перевалочную базу в Игарку, и просил встретиться с куратором КГБ. Оказалось, они не могут встретиться со мной уже месяц. Летом у меня работало 35 бригад, разбросанных по обширной территории (северная часть Монголии, Тува, Хакасия, Тофалария, Саяны, Таймыр вплоть до берегов Северного Ледовитого океана), поэтому найти меня было, действительно, трудно, да и всегда после подобных встреч происходили неприятности.

Не прошло и месяца, как я получил выговор, а потом еще из-за одного случая меня лишили премии, чему активно содействовали работники КГБ.

Первый случай был такой.

9 мая в Игарке на площади происходило открытие памятника «Воинам, погибшим в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.». Когда белое полотнище стало сползать с воздвигнутого памятника, заиграл гимн и огромнейшая толпа умолкла, сняв головные уборы, хотя валил сильный снег. Работники КГБ заметили, что один, стоявший поодаль, седовласый здоровяк шапку не снял. Проследили за ним — оказалось, что это работник из нашей экспедиции.

Месяц они наводили о нем справки, а потом приехали в экспедицию показать мне фотографии этого человека. Я достал учетную карточку, трудовую книжку, медицинское освидетельствование. Иван Иванович Ремарчук работал у нас всего один год. Оказалось, он находился в розыске (его настоящая фамилия была иная). Будучи во время Великой Отечественной войны старостой у немцев в Белоруссии, он зверски расправлялся с мирными жителями. Нам предстояло очень аккуратно провести операцию его ареста. Еще когда я принимал его на работу, мой главный бухгалтер

А.С. Смертин, человек с огромным жизненным опытом, участник и инвалид войны, уговаривал меня не делать этого. Очевидно, он имел какое-то предчувствие. Однако оснований отказать ему у меня не было, хотя и были сомнения, почему человек в столь солидном возрасте идет работать в экспедицию.

Арест планировали провести на базе партии у А.А. Широкова, по рации я все объяснил начальнику партии. Но когда мы с работниками КГБ и милиции прилетели на вертолете, то увидели странную картину: окровавленный измученный А.А. Широков сидел за столом, а на полу, связанный, лежал Ремарчук. В бане обнаружили моториста Н.П. Киргинцева, связанного, с кляпом во рту.

Очевидно, изменник почувствовал, что его настигает расплата, поэтому он связал моториста, затем, войдя в помещение, хотел убить начальника партии, завладеть оружием и скрыться, но Широков отличался богатырской силой, и хотя долго длилась их схватка, закончилось все удачно. Мне вынесли выговор за недостаточную бдительность при приеме на работу: паспорт и трудовая книжка мнимого Ремарчука оказались поддельными, хотя установить это смогли специалисты только с помощью специального оборудования.

Второе наказание я получил за утерю карабина В.Ф. Рожковым.

В разгар полевых работ к нам приехал на летний полевой сезон из института аспирант В.Ф. Рожков. Крепкий физически, он произвел на меня приятное впечатление. Я предложил ему отнаблюдать четыре первоклассных пункта триангуляции самых высоких вершин в Саянах. Уже несколько бригад два года пытались произвести измерения, чтобы закончить этот проклятый угол в Саянах, причем две самые высокие вершины находились в состоянии вечного оледенения.

Я очень обрадовался, когда мне сообщили, что Рожков отнаблюдал все пункты и пешком выводит бригаду по правому берегу Казыра на базу экспедиции.

И вот однажды, обросший огромнейшей бородой, опечаленный, заходит в кабинет Владимир и докладывает, что трехмесячное задание выполнено успешно, но он потерял карабин, забыв его в тайге на одной из стоянок. Спохватившись, вернулись обратно, но без тропы, среди густозаросшей буреломной тайги, оставленный, прислоненный к дереву карабин найти было практически невозможно.

Много, много раз ходил в КГБ В.Ф. Рожков, объясняя потерю карабина, а я получил наказание за ослабление дисциплины при хранении и содержании оружия.

На этот раз работники КГБ привезли в экспедицию материалы под шифром «Кубинец» на пропавшего в тайге мерщика Юрия Лемешко.

Оказывается, Ю. Лемешко, придя в палаточный лагерь, взял необходимые вещи, продукты, сел в резиновую лодку и уплыл вниз по течению, по Курейке, а затем по Енисею до Игарки.

В Игарке он проник на погрузочную стоянку. Здесь каждое лето более 100 кораблей загружали стандартным пиломатериалом и увозили про давать его в разные страны мира. Спрятавшись между штабелями досок, Лемешко уплыл на корабле на Кубу. В Гаване он закурил во время стоянки — сработала сигнализация на задымление. В конце концов с помощью собаки нарушителя нашли и передали в соответствующие органы.

Выяснилось, что Ю.И. Лемешко работал по особому заданию зарубежного государства, у него были изъяты микропленки наших секретных топографических карт и других экспедиционных материалов ограниченного пользования, а также с грифом «секретно». Каждый полевой сезон поражал нас все новыми и новыми происшествиями, часто непохожими одно на другое. А мы день за днем шли по тайге, по тундре, по болотам, создавая топографические карты, необходимые нашей стране, а иногда выяснялось, что нашими картами очень интересовались и многие зарубежные государства.