Российские Колумбы

БЕРЕЗКА

В круглое окно вертолета Марина разглядывала подбегавших по узенькой тропе людей. Все одеты в зеленые противоэнцефалитные костюмы, на головах шляпообразные белые накомарники с черными сетками.

Бортмеханик открыл дверь. Марина взвалила на свои покатые плечи мешок и вышла с поклажей навстречу зеленой толпе.

— Девушка, что вы делаете! Надорветесь! — Юноша снял мешок и взял его на руки.

— Следуйте за мной, здесь у нас много крапивы, можете ужалиться.

У девушки потемнело в глазах.

«Опять надорвалась, всю жизнь этот проклятый живот мучает», — думала Марина, следуя за пареньком по кустарниковым зарослям. Она старалась наступать на корни деревьев, которыми была переплетена тропа. Ноги скользили по корневищам.

С малых лет надсадилась Марина. Детство было тяжелым. В начале войны погиб отец, а во время блокады Ленинграда умерла мать. Девочка запомнила, как ее уводили из дома незнакомые женщины, а у матери, лежавшей на полу, крысы выедали щеки.

В вагоне ее везли вместе со многими осиротевшими ленинградцами. Детдом разместился в огромном сибирском селе Тигрицкое. Повариха, бабка Ульяна, частенько правила живот девочке веселкой, иногда банным веником, обмотав тряпкой черенок, заворачивала пуповину в разные стороны. После этого становилось легче, а на другой день девочка забывала о своей болезни.

После войны всех эвакуированных вывозили в родные места. Марина осталась в селе. После школы уехала в Новосибирск, пошла работать на завод и заочно закончила геодезический институт.

И вот первые шаги на производстве — коварная река Казыр. Этот участок малоисследованный, хранящий много тайн. Темно-зеленая бахрома упрятала в своих владениях природные дары.

Мечта Марины сбылась, давно она хотела сюда попасть, много читала о коварстве Казыра, о тех, кто начинал этот край изучать.

Вечером, улегшись под полог, вооружившись веселкой, девушка занялась самолечением. С ноющим однотонным завыванием, зависая над марлей, плавали комариные силуэты. Жалобные мелодии жаждущей стаи усыпляюще подействовали на приезжую.

Утром, лежа в спальном мешке, Марина вспомнила про паренька, который помог ей, а она даже не поблагодарила. Все они одеты так, что не угадать, кто есть кто. Ей казалось, что он очень хороший, в этом она почему-то была уверена.

— Холодец из комариных лапок готов, — проголосил дежурный по лагерю. Из открытых дверей кухни потянуло ухой, наполняя тайгу ароматным запахом вареного хариуса.

В крайней палатке под аккомпанемент гитары пели знакомую студенческую песню:

Веселые напевы землепроходцев порой заглушал гул высоченных деревьев. Содрогаясь от ветра, они разносили резкий шум по всей казырской глухомани. Клейкие листочки белостволки долго перешептывались с темными иглами кедров. Дрожащие листья поблескивали на солнце своей лакированной поверхностью среди мрачных стволов деревьев.

Марине вспомнились березы в Тигрицком, там их много-много за прудом. Те-корявые, низкорослые, покрытые дорожной пылью. Эта березка, высокая, стройная, охраняется молодыми красавцами кедрами.

За столом девушка всматривалась в лица юношей, стараясь определить, кто из них помог ей дойти до палаток.

Взгляд ее встретился со взглядом молодого человека, сидящего на краю скамьи. Он слегка улыбнулся, блеснув белизной зубов. Девушка смущенно отвела глаза.

— Это он.

Светлое лицо и густые, сросшиеся на переносице выразительные брови юноши запечатлелись в памяти Марины. Несколько раз девушка пыталась повернуть голову и рассмотреть лицо, но сразу же бровастый парень перехватывал ее взгляд.

Позавтракав, начальник партии расстелил на походном столе карту, показал маршрут, который предстояло выполнить Марине вместе с этим юношей по имени Николай.

Первый день ушел на сборы. Получали на складе продукты, набивали рюкзаки и вьючные сумины, знакомились с материалами, чинили одежду, топили баню. Впервые Марине пришлось мыться в таежной походной бане. Ее устроили на берегу реки. Разожгли огромный костер, наложили булыжников, разогрели их докрасна. Затем убрали головешки и натянули палатку. Воду грели в ведрах. В бане было очень жарко. Парни парились до позднего вечера.

Утром, когда солнце позолотило вершины гор, отряд был готов к отправке. Лошади переступали с ноги на ногу, обижаясь на излишнюю тяжесть груза. Трофимыч еще раз подтянул ослабшие подпруги, и караван, вытянувшись, направился по тропинке вдоль ручейка вверх по течению. Скоро тропа затерялась. Идущий впереди Николай теперь вел по азимуту, частенько сверяясь по компасу. Оставив Трофимыча разбивать бивак на лужайке у ручья, Марина с Николаем пошли на вершину горы. Над тайгой опустились сумерки, помешав выполнить первые наблюдения. К палаткам возвратились поздно. Большая Медведица повисла над щетинистой горой, наполовину спрятавшись за скалистой вершиной. Добравшись до спального мешка, девушка сразу же погрузилась в сон после утомительных переходов первого дня ее таежной жизни.

Долго будил Трофимыч Марину к завтраку. После завтрака Николай дал команду вьючить лошадей. Девушка крайне удивилась, напоминая, что работа осталась незаконченной.

— Камерально сделаем, — начальничьим тоном бросил Николай. Марина настояла, измерения на первой точке сделали полностью. На третий день похода девушка окончательно разочаровалась в Николае.

Однажды, подделав отчеты об измерениях, он решил продолжить маршрут, но Марина наотрез отказалась идти, не выполнив повторных работ.

Прежде Николай выполнял за месяц три нормы, а на этот раз только-только уложился. Его отстранили от самостоятельных работ, забраковав сделанные маршруты.

Закончился полевой сезон. Николай с Мариной даже не здоровались. Осенью на экспедиционном вечере, посвященном встрече полевиков, Геннадий, работавший географом в той же партии, отдал Марине во время танца духи «Березка». Девушка была крайне изумлена этому сюрпризу, узнав свой флакончик, утерянный в первый день пребывания в Казырской партии.

Гена объяснил, что «Березка» выскользнула из рюкзака, когда он помогал девушке нести вещи, с тех пор и хранил ее.

Оставив Трофимыча разбивать бивак на лужайке у ручья, Марина с Николаем пошли на вершину горы