Страх Мудреца

Глава 101 Достаточно близко, чтобы коснуться.

После нашей тене-сборной экспедиции, я задал более подробные вопросы о магии Фелуриан.

Большинство ее ответов по прежнему были безнадержно расплывчаты.

Как ты собираешь тени?

Она делала жест одной рукой, как будто тянется за фруктом.

Именно так, по видимому.

Другие ответы были почти непонятными, наполненные словами Фаэ, которые я не понимал.

Когда она попыталась объяснить эти термины, наши разговоры становились безнадежными риторическими столкновениями.

Временами я чувствовал, что нашел себе тихую, более привлекательную версию Элодина.

Тем не менее, я узнал несколько отрывков.

То, что она делала с тенями называлось граммари.

Когда я спросил о его значении, она ответила, что это «искусство создания настоящих вещей». Оно отличалось от гламури, которое означало «искусство создания кажущихся вещей».

Я также узнал, что в Фаэ нет обычного понятия направлений.

Ваш трехкомпонентный компас будет бесполезен, так как олова там нет.

Севера не существует.

И когда небо в бесконечных сумерках, вы не сможете наблюдать, как солнце восходит на востоке.

Но если вы внимательно посмотрите на небо, то увидите, что один оттенок части горизонта будет ярче, а в противоположном направлении чуть темнее.

Если вы направитесь к яркому горизонту, то он в конце концов станет днем.

Другой путь ведет в темную ночь.

Если вы будете идти в одном направлении достаточно долго, вы в конечном итоге проведете целый «день», оставаясь в конечном счете там же, откуда начали.

Это теория, во всяком случае.

Фелуриан описала эти две точки компаса Фаэ, как День и Ночь.

Две других точки она называла в разное время, как Тьма и Свет, Лето и Зима, Вперед и Назад.

Однажды она назвала их Гримаса и Улыбка, но что-то в том тоне, которым она произнесла это, заставило меня начать подозревать, что это была шутка.

***

У меня хорошая память.

Это пожалуй внесло наибольший вклад в то, что я собой сейчас представляю.

Это талант, от которого зависят многие из моих навыков.

Я могу только догадываться, как я пришел к такой памяти.

Мои ранние этапы подготовки может быть.

Игры моих родителей, чтобы помочь мне вспомнить мои реплики.

Возможно, это были умственные упражнения, которым Абенти научил меня, чтобы подготовить для Университета.

Откуда бы это не было, моя память всегда служила мне хорошо.

Иногда она работала намного лучше, чем я хотел.

Тем не менее, память у меня странно обрывочна, когда я пытаюсь вспомнить время проведенное в Фаэ.

Мои беседы с Фелуриан ясны, как стекло.

Ее уроки так же могут быть записаны на моей коже.

Ее вид.

Вкус ее рта.

Все они свежи, как вчера.

Но другие вещи я не могу вспомнить вообще.

Например я помню Фелуриан в пурпурных сумерках.

Это пятнало ее через деревья, делая ее внешний вид, как будто она была под водой.

Я помню ее в мерцающих свечах, в дразнящих тенях она скрывала больше, чем было выявлено.

И я помню ее в полном богатом янтарном свете лампы.

Она нежится в нем, как кошка, ее кожа теплая, светлая.

Но я не помню ламп.

Или свечей.

Обычно много суеты, когда имеешь дело с такими вещами, но я не могу вспомнить ни одного момента, чтобы обрезали фитиль, или вычищали сажу из стеклянного абажура лампы.

Я не помню запаха нефти, дыма или воска.

Я помню еду.

Фрукты, хлеб и мед.

Фелуриан ела цветы.

Свежие орхидеи.

Дикие Триллиумы.

Пышные селас.

Я пробовал некоторые сам.

Фиалки были моими любимыми.

Я не имею в виду, что она ела только цветочки.

Она любила хлеб с маслом и медом.

Особенно ей нравилась ежевика.

И было также мясо.

Не с каждым приемом пищи, но иногда.

Дикая оленина.

Фазан.

Медведь.

Фелуриан ела его настолько недожаренным, что оно было почти сырым.

Она была разборчивым едоком.

Не чопорной или придворной.

Мы ели руками и зубами и потом, если мы были липкие от меда или жира и крови медведя, то мылись в близлежащем водоеме.

Я вижу ее даже сейчас - голую, смеющуюся, кровь стекает по ее подбородку.

Она была царственная, как королева.

Нетерпеливая, как ребенок.

Гордая, как кошка.

И не была ни одной из них.

Ничего подобного им.

Ни в коем случае, даже немного.

Моя точка зрения такова: я помню нашу еду.

Но что я не могу вспомнить - откуда она взялась.

Кто-то принес ее?

Или она собирала ее сама?

Я никак не мог вытащить из своего разума воспоминания из моей жизни.

Мысль о слугах, вторгавшихся в личную жизнь на ее сумеречной поляне кажется невозможной для меня, так же как и мысль о Фелуриан выпекающей свой хлеб.

Оленей, с другой стороны, я могу понять.

Я не имел ни малейшего сомнения, что она могла нагнать их на земле и убить одними руками, если бы захотела.

Или я мог представить зачарованного оленя, углубляющегося в тишину ее сумеречной поляны.

Я могу представить сидящую Фелуриан, терпеливую и спокойную, ожидающую, пока он не подойдет достаточно близко, чтобы коснуться...