Звенящая медь

Простыми словами

Остров Даффу встретил «Цаплю» мёртвой тишиной. Полуденная жара сожрала все звуки. Даже море у причала дышало лениво, поднималось и опадало без единого всплеска. Пока на берег выгружали пассажиров с их нехитрой поклажей, рядом не появилось ни ачей, ни людей. Только огнекрылые дозорные привычно сияли в вышине.

Поднимаясь от причала к дому, Джеф ревниво оглядывал всё вокруг и повсюду находил следы чужого присутствия. Вроде, не к чему было придраться, Рон с Барни добросовестно исполняли то, что Джеф поручил им при отъезде. Они даже старались улучшить нехитрый островной быт: насыпали между грядками мульчу из камышовой сечки, вымостили камнем площадку перед насосом, устроили навес над лавочкой у тропы… Но всё это выглядело не так, как сделал бы сам Джеф, и потому необъяснимо раздражало его, заставляя искать оправдания для своего недовольства.

Особенно неприятно царапнуло то, что ребята без спроса пересадили яблони. Одной из них при этом сильно повредили корни: деревце поникло и сбросило листву. Впрочем, место для посадки выбрали неплохое, на пологом склоне, у тропы, ведущей к лагуне. Там было достаточно света и воздуха, и в то же время гребень берега защищал деревья от морских ветров.

Джеф спустился, чтобы рассмотреть яблони поближе, и тут же недовольно прищёлкнул языком. Земли и труда на пересадку было потрачено много, результат же выглядел довольно бестолковым. Вместо того, чтобы для каждой из яблонь подготовить отдельную яму, оставив между ними достаточно места на рост крон, эти чудаки вырыли общую канаву и посадили деревья по периметру, прижав их к краям. В середине зачем-то оставили изрядный холм плодородной земли, который засеяли газоном. Едва проклюнувшаяся травка выглядела, конечно, мило, но была абсолютно бесполезной. К тому же трубку системы автополива протянули к ней прямо по тропе, она тупо валялась под ногами, мешая ходить. Джеф вздохнул, покачал головой и решительным шагом направился к дому. Теперь у него хотя бы имелся разумный повод для того, чтобы выплеснуть скопившееся раздражение.

В доме слышались шаги, звучали весёлые голоса. Барни и Рон в спешке собирали вещи. Их заточение подошло к концу, и они радовались грядущему возвращению к людям. Карл тоже выглядел довольным, улыбался всем подряд и уже подвешивал чайник к крюку над огнём.

Едва шагнув через порог, Джеф увидел на столе консервную банку с окурками и распахнутую настежь дверь на половину Мэри. Банку он немедленно вышвырнул вон, потом подошёл, чтобы прикрыть дверь, но случайно кинул взгляд за неё — и застыл в недоумении. Комната была пуста. Джеф не увидел не только самой Мэри. Стол, стулья и подоконники пустовали. Вещи, которые Мэри вечно раскладывала всюду в одной ей ясном порядке, кто-то аккуратно собрал в три пластиковых контейнера. И на кровати не было постельного белья, только голый матрас.

Перехватив Джефов растерянный взгляд, Барни пояснил спокойно:

— Она умерла.

— Как?

— Как-как… Обычно, — издалека откликнулся Рон, продолжая укладывать в сумку последние мелочи. — Мы думали, спит человек — ну и не трогали. Потом хватились, а она уже холодная.

— Идиоты… Почему не предупредили сразу, не вызвали Элис?

— Толку? Она была уже мёртвая, Джеф. И что б тут сделала твоя Элис? Повелела бы ей воскреснуть, как Господь Лазарю?

— Могли заранее заметить, что с Мэри что-то не так!

— Не могли, — терпеливо ответил Барни. — Не было никакого «заранее». Просто вечером Мэри легла спать, а утром не проснулась. Старая она была и больная. Ну что тут сделаешь?

— Давно это случилось?

— Семь дней назад. Мы похоронили её возле тропы к лагуне…

Джеф молча сел на порог комнаты Мэри и уставился в пол. Вот и всё. Для чего он так спешил вернуться на Даффу? Что значила для него эта халупа, пропахшая чужими людьми? Кто была ему эта Мэри? Снова то, что казалось своим, надёжным и постоянным, рассыпалось в пыль прямо в руках. Но пока слишком трудно было в это поверить.

А жизнь текла мимо, будто ничего не случилось. Карл сунул Джефу в руку кружку с горячим чаем. Рон и Барни, говорили ему какие-то слова, хлопали по плечам… Вроде, прощались. Фрэнк заглянул в дверь, буркнул что-то. Джеф, не вникая, вяло кивнул в ответ. И не сразу заметил, когда вокруг сделалось очень тихо.

Джеф заново окинул взглядом своё жилище. Он ожидал увидеть разруху после спешных сборов, думал, что внутри придётся долго и нудно убираться, но кто-то уже позаботился о порядке вместо него. Пол был чист, блестящие от воды чашки расставлены по местам. Только это не радовало. Взявшись за дело сам, Джеф, возможно, злился бы на тех, кто оставил погром, но, подержав в руках каждую вещь, снова почувствовал бы себя дома. А теперь — всё казалось чужим, пустым и неважным.

Джеф встал, потянулся, вышел на улицу. Астерион по-прежнему зло припекал землю, но тени указывали на то, что полдень миновал, жара переломилась. Море бугрилось бирюзовыми волнами. Свежий ветер уносил к горизонту «Цаплю», раздувал её серебристые паруса. В лагуне по мелководью бродили ачи. Карл на костылях бодро ковылял по тропинке, и за спиной у него болталась свежая вязанка камыша. Всё было на месте в этом странном мире, всё шло своим чередом. Один Джеф был здесь никому не нужен. «Можно подумать, когда-то дела обстояли по-другому, — сказал он сам себе. — Ладно, пойду хоть, проверю, что эти умники наделали без меня в огороде».

Напрасно Джеф надеялся, что работа поможет ему отвлечься от дурных мыслей и вернуть жизнь в привычную колею. В первый день всё, за что бы он ни схватился, валилось из рук. И дело было вовсе не в том, что он горевал по Мэри. Нет, он, скорее, злился на неё и чувствовал себя несправедливо брошенным.

А Карл, похоже, совсем ему не сочувствовал, да и сам не слишком страдал от перемен. Лазить на чердак он больше не мог, но отлично устроился под новым навесом, свив себе на лавке подобие ачьего гнезда. Ходил на костылях Карл пока довольно медленно и вскоре уставал, а присесть для отдыха на камень или низкую лавку ему мешала больная нога. Чтобы не быть привязанным к дому, он собрал из обрезков сломанного контейнера что-то вроде высокой трёхногой табуретки и везде таскал её с собой, повесив на лямке за плечо.

Вечером, когда усталый и недовольный Джеф приплёлся домой, в кухне пахло теплом и ужином. Карл пёк на углях рыбу. Он сидел перед очагом на своей смешной табуретке с кочергой в руках и напевал:

— В нас веры нет. Мы дни в тревоге

Влачим свои и в суете:

Не ищем благодати в Боге,

Плутаем на пути к мечте.

Так гаснет истины в нас свет:

Коль веры нет, и счастья нет.

В нас веры нет, и нас смущает

Друзей коварство, злость врагов.

Когда удача изменяет,

Не знаем, где найти покров.

Господь — наш щит! Господь — наш свет!

Но слабы мы, в нас веры нет.

Джеф снял с полки чашку, та выскользнула у него из пальцев и вдребезги разбилась о край стола. Часть осколков упала в очаг. Джеф тихонько выругался, потянулся было достать их, но наступил на крупный осколок босой ногой. Карл только покачал головой и продолжил петь:

— Коль веры нет, нет и оплота.

Все беды мира нас гнетут:

Безрадостна нам жизнь в заботах,

Страшит могила, тяжек труд.

Нет утешенья нам средь бед:

Гордыня есть, а веры — нет…

— Перестань! — рявкнул на него Джеф и похромал к двери. Карл отложил кочергу, схватил костыли, подхватился следом.

— Джеф, постой, ради Бога. Ты куда?

— А это кого-то волнует?

— Ну конечно. Меня. Я же вижу, что тебе плохо, и рад бы помочь…

— Иди нафиг, без тебя тошно!

Джеф вылетел за порог и с грохотом захлопнул дверь перед самым носом Карла. Всё ещё кипя внутри от возмущения, он сделал несколько неловких шагов, но вынужден был остановиться. Перед ним на залитой лунным светом тропе стояла Эми.

— Привет, — сказала она и помахала раскрытой ладонью.

— Чего припёрлась? — нелюбезно спросил Джеф. — Для почты рановато, а снабжение моё, вроде, больше не забота Гондолина.

Эми удивлённо приподняла брови.

— Эй, Джеф, это я, Эми!

— Вижу. Цель визита?

— Ну… Так просто. Пролетала мимо и решила посмотреть, как у тебя дела.

— Паршиво, в том числе твоими стараниями. Убедилась? Всё, проваливай.

Вместо того, чтобы обидеться и уйти, Эми сделала плавный шаг навстречу.

— Джеф, что случилось? Эти ненормальные из Химедзи наговорили тебе про меня гадостей?

— Нет, зачем? Ты сама отлично справилась, а мне было достаточно держать глаза открытыми.

Эми вздохнула с облегчением.

— А, так ты из-за Рича…

— Нет! Послушай, Эми… — Джеф сглотнул пару раз, взял себя в руки и продолжил почти спокойно, стараясь больше не выказывать волнения. — Плевать на Рича, я с самого начала не сильно рассчитывал на твою верность. Дело в другом. Тогда, на Гондолине, Мэри от тебя вовсе не сбежала. Ты нарочно выпустила её, прекрасно зная, чем дело кончится.

— Ты же сам хотел поскорее уехать на Даффу. Я помогла тебе…

— Нет! Ты меня подставила! И нет, не надо теперь ничего объяснять. Может, ты скажешь правду, а может, опять соврёшь. Как после всего, что произошло, я могу снова тебе верить?

Высказав всё это, Джеф, развернулся и похромал назад, в дом. Он снова с грохотом захлопнул дверь, на сей раз перед носом Эми, вставил в гнездо задвижку. А потом обернулся — и оказался лицом к лицу с Карлом. Несомненно, тот слышал весь произошедший за порогом разговор. Джеф приготовился к очередной воспитательной речи или даже песне, но Карл только прошептал «Ах ты ж, Господи…» и пошаркал в кладовую.

Пока Джеф при тусклом свете лампы изучал рану на подошве, Карл вернулся с аптечкой.

— Давай-ка промоем, — сказал он, протягивая Джефу флакон с дезинфектантом и бинт.

Джеф недовольно сверкнул на него глазами и грубо спросил:

— Ну?

— На…

— Я не про это, — поморщился Джеф, но флакон всё же взял. — Стоял ведь и слушал, как мы с Эми друг на друга орали? Давай, говори теперь всё, что думаешь. Нечего осуждать меня молча.

— Орал в основном ты, да так, что при всём желании нельзя было не слышать. Но с чего ты взял, что я осуждаю?

— На морде написано.

— Правда? — Карл улыбнулся, но глаза его смотрели по-прежнему грустно. — И что же ты смог по ней прочесть?

— Прелюбодеяние грех, — произнёс Джеф, пародируя голос Карла. И тут же добавил своим: — Можешь по этому поводу спеть. Есть у тебя подходящая песенка?

Карл вздохнул.

— Есть, пожалуй. Но петь не буду. Однако то, что думаю, скажу.

— Ну, ну? Я весь внимание.

Карл нервно облизнул губы и сказал:

— Послушай… Не нужно приписывать другим собственные дурные мысли. Что если эта девочка сказала правду? Вдруг она в самом деле вот так неуклюже и по-дурацки пыталась помочь?

— Ты не всё знаешь, — буркнул Джеф. — Она прихвостня гондолинской настоятельницы, и всегда ею была. Там давняя история.

— Так расскажи, чтобы я понял, о чём речь.

— Это долго.

— Вроде, мы с тобой больше никуда не спешим.

— Ты понятия не имеешь, что за гадюшник этот Парадиз. Я тоже не имел, пока не застрял в нём намертво. Здесь народ такой собрался… Специфический. Не из тех, кто согласен всю жизнь копать землю за миску каши и патриаршее благословение. Дураку понятно, что замки — источник дохода, но дело ведь не только в деньгах. Возможность ни от кого не зависеть и управлять другими, если вдуматься, гораздо интереснее просто обладания мешком с кредитами.

Гондолин — лучший замок Парадиза, его настоятель обладает значительной властью и свободой. Это ж фактически головной офис планеты. В нём сидит представитель собственной службы безопасности ЕГЦ, в него стекается вся почта. В Гондолине и самый укомплектованный медблок, и архив, и исследовательская лаборатория… Короче, лакомый кусок. Как только отец Илия получил повышение, на его прежнее место тут же нашлись желающие, причём сразу трое.

Во-первых, Майкл. Он, как видно, в детстве не наигрался в симулятор фермы, и потому был намерен улучшать быт жителей замка, чтобы те охотнее и продуктивнее работали. Казалось бы, это и церкви на руку, и другие поселенцы должны его поддержать.

Во-вторых, Эндрю. Этот всегда жаждал запереться в лаборатории и безнаказанно вести там свои собственные исследования за счёт ЕГЦ. Он знает, как заставить других слушаться, как выдавить из работников максимум, почти на них не тратясь. Это выгодно. Но поселенцы — сами вчерашние трудники, они закономерно не любят подобного обращения, и потому получить их голоса Эндрю не светило.

А третьим, вроде бы, самым бесперспективным кандидатом в настоятели была сестра Кати, амбициозная и неглупая тётка, которую хитростью заперли на Парадизе, оставив только один способ преуспеть: подняться по церковной иерархии. И она всерьёз вознамерилась сделать это.

Чтобы занять должность настоятеля общины, нужно выполнить ряд условий: получить одобрение большинства поселенцев, рекомендацию прежнего настоятеля и пройти собеседование с патриархом. Когда я попал в Гондолин, там как раз готовились к внутреннему голосованию. Кати делала вид, что дружит с Майклом и собачится с Эндрю, а на самом деле у первого переманивала союзников, со вторым же искала способ договориться.

Я так понял, Эндрю пообещал ей свой голос и помощь в устранении конкурентов, а взамен потребовал лабораторию и полную свободу в исследованиях. Но выполнить условия этой сделки оказалось непросто. Поселенцы из стаи Майкла хранили верность своему вожаку: Элис уже тогда была влюблена в красавчика-келаря, а Тим оказался принципиальным гадом, которого к тому же нечем было подкупить. И тогда Кати с Эндрю нашли способ заткнуть сразу обоих. Тима просто убили, причём так, что концов не найдёшь. Формально причина его смерти — нападение ачей из-за технической неисправности и недостаточная компетентность врача. Стоило кому-то настучать патриарху, Элис отправили бы на служебную проверку и переподготовку. Вряд ли после ей удалось бы вернуться на Парадиз, и она прекрасно поняла, что надо помалкивать в тряпочку и голосовать, как скажут, чтобы остаться рядом со своим ненаглядным Майки.

На деле всем было ясно, что поломка излучателя, из-за которой ачи напали на Тима, подстроена, и подозрения падали на меня — человека нового, не успевшего толком ни завоевать доверие, ни обрасти связями. Плевать, что надломить проводок мог любой, кто не задействован в работах во время службы.

Видимо, Кати рассчитывала на то, что в стае Майкла меня сочтут предателем и убьют, но эти ребята оказались лучше, чем о них думали. В лазарете у Элис я был в полной безопасности. Однако едва вышел оттуда — сразу же оказался заперт на крыше во время службы. Меня должны были растерзать ачи, либо днём я изжарился бы насмерть на солнцепёке. И закрыла меня там Эми. Понятно, что не по собственному почину, а исполняя поручение. То, что я уцелел — удача и странное стечение обстоятельств.

Я всё думал, почему же от меня так хотели избавиться... Теперь понимаю: я случайно увидел не предназначенное для посторонних глаз. Открытую потайную дверь с девичьей половины к берлоге Эндрю. И даже увидел, кто этой дверью пользовался. Я мог догадаться, что Кати не спроста известен этот короткий путь, или случайно проболтаться о том, что встретился с ней почти у Эндрю на пороге. Чтобы такого не произошло, меня решили срочно куда-то деть, подальше от Гондолина и без возможности общаться с лишними людьми. Ачи меня не убили, но забрали к себе - такой вариант тоже годился. Когда я жил на острове Рассветного Пламени, единственной связью с миром для меня был человек, по личным соображениям преданный Кати.

— Ты так уж уверен, что именно Эми заперла тебя на крыше?

— Лица я не видел, — с раздражением ответил Джеф. — Но силуэт, походка, манера двигаться… Понимаешь?

— Мммм, — неопределённо протянул Карл, прикрыв глаза. И Джеф прямо-таки кожей почувствовал: не убедил.

— Ладно, не важно, — продолжил он торопливо. — Короче, голосование прошло успешно, Кати получила должность — пока что заместителя настоятеля Гондолина. Ей осталось выполнить свою часть договора: отдать Эндрю лабораторию и медблок. Для этого надо было всего лишь выжить оттуда Элис. А ещё благодаря моему переезду к Рассветному Пламени Кати выяснила, что её давний информатор, Мэри, передаёт далеко не все сведения об ачах, которые получает, а связной вместо того, чтобы шпионить за Мэри, прикрывает её.

Как только управление замком в достаточной мере перешло в руки Кати, связной из Гондолина, годами спокойно летавший над Парадизом, вдруг погиб, а его место заняла Эми.

На первых порах она сильно скрашивала мне жизнь: развлекала, подкармливала, помогала составлять отчёты… Только большую их часть несла вовсе не к отцу Илии, а прямиком к Кати. Но мне-то об этом никто не сообщал. А я ещё удивлялся, что отец Илия так недоволен сокращением текстовых писем.

Похоже, однажды терпение отца Илии лопнуло, и он решил побеседовать со мной лично, чтобы выяснить, что за фигня происходит, почему я не выполняю свои обязанности. В этом разговоре могла всплыть информация, невыгодная для Кати. Чтобы этого не случилось, Эми, едва я наладил отношения с ачами на Гондолине, подстроила инцидент с бегством Мэри: выпустила её во время службы. Мэри уже тогда была малость не в себе и засветилась перед туристами в… хм… не самом пристойном виде. После такого отец Илия окончательно счёл меня ленивым идиотом и выставил из Гондолина к чёртовой бабушке. То есть отправил вместе с Майклом и его стаей ремонтировать Химедзи.

Казалось бы, как удобно: все неугодные разом отбыли в полуразрушенный замок. Кати должна была, потирая лапки, праздновать успех и спокойно ждать, пока нас всех либо ачи сожрут, либо изжарят подводные машинки.

После переезда на некоторое время обо мне и Мэри забыли. Думаю, тут следует благодарить Майкла: он спровадил нас на Даффу и не сообщил об этом в Гондолин. Но по твоей милости моё имя снова мелькнуло в официальных документах, ведь якобы для моего лечения Элис выписывала расходники. И в Химедзи по мою душу тут же прислали Эми.

— Совпадение, — спокойно предположил Карл. — Она просто принесла почту.

— А вот и нет! Она липла к Ричу, чтобы выяснить, насколько плохи мои дела. И получила исчерпывающий ответ: увидела меня живым-здоровым, на ногах. А потом доложила об этом кому следует. И я сразу же зачем-то понадобился Эндрю. Настолько, что тот готов был выползти из своего подземелья и плыть в Химедзи, где видеть его никто не желал. Элис, конечно, прежде всего испугалась за себя: ей придётся выкручиваться, если поймают на вранье, и объяснять, откуда в замке появился неучтённый человек. Предъявить тебя службе безопасности в качестве оправдания никому в голову не пришло, и слава Богу. Эндрю точно разобрал бы тебя на запчасти. Но единственный верный способ спрятать нас с тобой — это вышвырнуть обоих на голый остров, к ачам, куда Эндрю за нами точно не потащится.

— Почему?

— Уж не знаю, в чём дело: то ли протезы и электростимуляторы, которыми он напичкан, сильно фонят, то ли личная говнистость зашкаливает… В общем, ачи его на дух не переносят, и тут я с ними полностью согласен. Так вот: Эндрю не смог пообщаться со мной лично, но прислал «друга по переписке». С чего бы вдруг я ему так понадобился?

Карл почесал нос и ответил:

— Очевидно: ты умеешь что-то, чего не умеют в Гондолине. Скорее всего, они допустили какую-нибудь оплошность в отношениях с ачами и не знают, как её исправить.

— Пока что любые дела с Гондолинским гадюшником приносили мне только неприятности, — недовольно проворчал Джеф. — Почему я должен решать их проблемы?

— Хотя бы потому, что без твоих советов гондолинцы способны по незнанию спровоцировать новую электрообработку. Скажу тебе как наблюдатель: в программы планетарных систем биологической очистки авиалами уже внесены изменения. Боюсь, что в следующий раз никому не удастся отсидеться за стенами из синтекамня.

— То есть из-за кучки жадного дурачья могут погибнуть все люди на планете?

— Угу. Для того, чтобы удержать жтелей Гондолина от опасных действий, с ними придётся общаться. Не прогоняй Эми.

— Знаешь, то, что ты сейчас сказал про Гондолин, мне и самому приходило в голову. Конечно, придётся разговаривать, объяснять новые правила... Но я предпочёл бы в качестве почты кого-то другого. Не Эми.

— Зря ты сердишься на неё. Из твоего рассказа я понял, что она не желает тебе зла, а просто выполняет свои обязанности. И делает это хорошо.

Джеф насупился.

— Могла бы выбрать босса почище.

— Не всегда это возможно, — вздохнул Карл. — И потом, тебе не приходит в голову, что сестра Кати могла сделать лично для Эми много добра? Чем-то заслужить её признательность и верность?

— А, то есть по-твоему надо не только помириться с Эми, но ещё и скопом простить всех гондолинских говнюков? Только что-то не хочется. Надоело.

Карл с серьезным видом продекламировал:

— Тогда Пётр приступил к Нему и сказал: «Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?» Иисус ответил: «Не говорю тебе: до семи, но до семижды семидесяти раз».

Джеф зло сплюнул на пол, обмотал раненую ногу бинтом, натянул поверх повязки кроссовок и выскочил за дверь.

— Добро пожаловать в стан наблюдателей, — тихо промолвил Карл ему вслед. — Тебе просто придётся терпеть, прощать и кое в чём обманывать обе стороны для их же общего блага. И для того, чтобы самому остаться в живых.