2028

Глава 12. Голос извне.

Миновал час. Долгое, утомительное ожидание. В караулке стояла тишина.

Мы с Сашей сидели на стульях возле стены; на пустующем столе перед нами в жестянке из-под кофе пыхтела маленькая восковая свечка. Сумрак медленно рассеивался, и комната постепенно озарялась серым светом подходящего утра, что вливался сюда через высокое и широкое окно слева от нас. А справа, притаившись в темноте, словно ночной хищник, стоял Илья, облокотившись спиной о пластиковую стену и бережно обнимая свой «калашников». Поисковик не проронил ни слова с того момента, как его к нам пристроили, чтобы стеречь; но под его пристальным взглядом, стреляющим из темноты, я чувствовал его укор и грубую ругань. Я изредка смотрел в его сторону, лица его не видел, но его чёрная фигура в чёрном длинном плаще была сама по себе красноречивой. Поисковик молча материл и меня, и Сашу. За то, что мы сделали. И ещё больше за то, что именно его пристроили здесь нас охранять, хотя дела сейчас были и поважнее.

Саша тоже молчала. Похоже, у неё был упадок сил: пару раз она закрывала глаза и чуть было не засыпала, сидя на стуле и склоняя свой подбородок всё ниже и ниже, но тут же приходила в себя, выпрямлялась, старалась держаться и продолжала ожидать своей «казни». Терпеливо, смиренно, и мучительно долго.

Да, нет ничего утомительнее и страшнее ожидания. Хотя, может, на это и рассчитывал Андрей, затворяя нас здесь под присмотром этого «пристава»? Чтобы мы как можно дольше помучились, насытились этим терзающим чувством вдоволь? Наказание жестокое, но справедливое, соизмеримое нашему проступку. И о чём мы только думали, когда решились на такое? Да, книга действительно существует, и возможно она могла бы нам как-то помочь, если рассматривать всю нашу проблему не с точки зрения сухого рационализма. Но какой ценой она бы нам могла достаться…

Раздались спешные, приближающиеся шаги за дверью. Я тут же встрепенулся и напрягся, заёрзал на стуле. Дверь резко распахнулась, и в караулку влетел Виктор Петрович. В два широких шага, обдавая нас ветром, он подошёл к столу, бросил на него автомат и респиратор, и стрельнул в нас звериным взглядом.

— Итак, я жду разъяснений. — Старый охранник скрестил руки на груди и встал буквально над нашими душами.

Я не знал, что и сказать. Виктор Петрович бурлил меня своим острым, как нож, взглядом, болезненно скрёб своими железными глазами всё внутри, и я будто лишился дара речи. Глаза забегали туда-сюда, опущенные под чуть склоненной головой. Но внезапно раздался Сашин голос.

— Виктор Петрович, это я во всём виновата, — уверенно выпрямившись, сказала она. — Это была полностью моя идея, и Паша тут не при чём.

— А Павел что, язык проглотил, что ли? — ехидно проговорил старик. — Он сам за себя сказать не может? Даст бабе выгораживать себя?

Я сглотнул; тяжело было выпрямиться под его жёстким напором, но я поднял голову и как можно невозмутимо посмотрел в его глаза.

— Это я виноват, — проговорил я. — Саша… она просто… она не виновата, а я виноват. Я её повёл наружу, за собой повёл. Если хотите наказать, накажите только меня…

Виктор Петрович молча смерил меня глазами, но очень многословно дышал. Тяжело, как разъярённый бык, который увидел красную тряпку перед глазами. Зверь готов был накинуться на свою жертву и заколоть её рогами. Некоторое время мы находились в тяжёлом молчании. Я старался не опускать взгляда и сидел как можно ровнее, хотя подстёгивало посмотреть куда-нибудь в сторону.

— Скажите, кто глупее: дурак, или тот, кто идёт за ним? — наконец проговорил старик. — Глупость – это преступление, и очень тяжкое. И тот, кто его совершает, берёт на себя вину. Неважно, кто за кем пошёл. Вы совершили преступление на пару.

Потом охранник, вперив руки в бока, прошёл туда-сюда.

— И нашли для этого очень подходящее время, — ровно проговорил он. — Мы вновь столкнулись с атакой мутантов. Очень интенсивной, хоть и не такой многочисленной, как прошлая. В моей задаче стоит защита всех обитателей нашего университета от угрозы, исходящей извне. Но, похоже, полоумные смельчаки вздумали, что они могут пощекотать свою судьбу за одно место. Думают, что справятся сами, смогут защитить себя без чьей-либо помощи. Тогда скажи мне, — он остановился надо мной, нагнулся и заглянул прямо в глаза. — неужели я делаю ненужную работу? Неужели всё это не имеет никакого смысла?

— Никак нет! — прощебетал я. — Вы делаете нужное дело для всех нас… — я слегка попятился.

— Тогда почему вы так любите лезть в петлю? — прошипел старый охранник. — Идиотская, безрассудная юношеская безалаберность и самоуверенность…

Он выпрямился, выдохнул, потом снова прошёлся, остановился возле окна и посмотрел на него. Мы с Сашей мельком переглянулись.

— Куда вы ходили? — спросил он, не оборачиваясь.

— В библиотеку… — осторожно проговорила Саша.

— Какого лешего вас туда понесло? — Виктор Петрович развернулся, подошёл к столу, отодвинул стул и грузно опустился на него.

Саша замялась, глаза её забегали, и ответила она не сразу.

— Мы… искали кое-что…

— «Кое-что» – это что? Конкретнее. — Виктор Петрович бурлил девушку взглядом.

— Книгу… — промямлила Саша.

— Вам что, здешних книг недостаточно? — охранник приподнял брови. — Мы их столько перетащили оттуда, рискуя своими жизнями.

— Эта книга особенная. — Саша взглянула на него. — Мы бы не пошли туда за какой-то обычной. Не стали бы так рисковать, если бы не считали её таковой.

— Что в ней такого особенного, что двое студентов, почти безоружные, отправились в место, которое надо за километр обходить?

В караулку вошёл Андрей, закрыл за собой дверь и встал по другую сторону стола, опершись на него рукой. Он был также жёсток в выражении лица, как и его старший коллега.

— Она связана с тем, что происходит в стенах нашего университета, — начала Саша, стараясь подобрать правильные слова. — В ней записаны исследования археологических раскопок… Обозначены различные места важных научных открытий, являющихся своего рода памятниками древнейших цивилизаций… Некоторые из них когда-то проживали на территории нашей области, в частности – нашего города…

Я смотрел на Сашу, лишившись дара речи. Откуда она знает, о чём написана та книга?

— В этой книге указаны основные положения исследований, которые производились без широкой огласки. Тем они и являются ценными, что помимо стандартных научных парадигм они охотно прибегали к изучению паранормальных явлений, а также аномальных пространств в разных частях области. Эти аномальные пространства являлись зоной появления различных неопознанных объектов. И исследователи считали, что эти зоны могут каким-то образом устанавливать определённый контакт с… — Саша прервалась, посмотрела на Виктора Петровича, некоторое время молчала. Я смотрел на неё, ожидая больше других услышать то, что она скажет. — С представителями внеземных цивилизаций… — наконец проговорила она.

Когда девушка закончила, в караулке повисло молчание. Андрей смотрел на Сашу вроде бы без издёвки, чего не скажешь о Викторе Петровиче. Старый охранник скептически приподнял брови и глядел на Сашу, как на свихнувшуюся.

— И ради этой ерунды вы рисковали своими жизнями? — непонимающе спросил он. — Ради какой-то книжонки со сказкой про инопланетян?

— Дело не в них… А в том, что завелось в этих стенах, — ответила девушка.

— И что же завелось? А, дайте подумать… — Виктор Петрович, усмехаясь, перевёл взгляд на меня. — Всё те же какие-то тени, которые вам спать не дают… Скажите, если вы верите в их существование, то почему ни я, ни Андрей — он кивнул на стоящего рядом охранника, — эти ваши тени не видели? И большинство их не видели, но какая-то кучка вбила себе в голову, что они существуют.

— Вот поэтому мы и шли за этой книгой, — сказал я. — Чтобы найти ответ на этот вопрос.

Виктор Петрович усмехнулся снова, посмотрел на Андрея, но тот, к его лёгкому удивлению, был серьёзен и внимательно смотрел на нас с Сашей.

— Что? Неужели и ты веришь в эту чушь? — спросил Виктор Петрович у него.

— Нет, — тут же ответил он. — Но волнения среди студентов заметно увеличились. С каждым днём увеличиваются. Они боятся чего-то, боятся сильно, что уже даже из аудиторий не вылезают.

— Да перепуганы они из-за мутантов, вот что, — горячо проговорил старик. — Я уже говорил и тебе, и, вот, Павлу тоже, что в такие времена психика у людей способна ломаться. Не все могут выдержать постоянно таящуюся опасность рядом с собой. И дело тут ни в какой ни в мистике, а обычный страх смерти, который сводит с ума. Уж я-то это хорошо знаю.

— Если бы они боялись мутантов, то говорили бы о мутантах. Но они говорят о кошмарах, необычных кошмарах. И о постоянном ощущении чьего-то присутствия по ночам, — сказал Андрей. — Не думаю, что дело всё в обычном сломе психики, хотя и это имеет место быть.

— Просто молодёжь нынче слишком восприимчива и слаба духом, — как бы неоспоримо заключил Виктор Петрович. — Эмоциональная ещё очень. Поэтому и бредёт ей в голову всякая чепуха, а она давай из этого вылепливать всякие страшилки и небылицы. Враг есть только один, и тот, который реален. И он снова пошёл на штурм.

Виктор Петрович достал из нагрудного кармана почерневшую пачку сигарет, вытащил одну, прикурил её о горящий фитилёк свечи и стиснул в зубах, а пачку кинул на стол. Выпустив сизый дым, старик продолжил:

— Эти твари чувствуют наш страх. Ими движет не только голод, но и что-то ещё. И кроме этих стен нет больше безопасного места. — Он снова вдохнул и выдохнул дым. — Библиотека – это теперь большой могильник. Раз вы бывали там, то наверняка видели гору хлама, сваленную у выхода. Это мы специально оставили там, чтобы потом забрать всё сюда. Но после последнего рейда было принято туда больше ни ногой.

— Из-за того, что оставляет на потолке паутину? — обеспокоенно спросил я. — И эти странные тряпки?

— Это не паутина, а помёт, — выдыхая дым и прищуриваясь, ответил Виктор Петрович. — Не знаю, чем испражняется этот птеродактиль, но эта дрянь липкая как клей. И никакие это не «тряпки», а коконы. Эта тварь обустроила на верхних этажах библиотеки что-то вроде гнезда. И раз вы видели коконы раскрытыми, то значит «птенцы» уже вылупились, и теперь там целое семейство обзавелось. Пока они нас не замечают, благо туман скрывает наше присутствие от них, а то были бы как мыши полевые у них на ладони. Но когда эта стая подрастёт, то рано или поздно они захотят наведаться к нам в гости.

Виктор Петрович замолчал, выкуривая сигарету. Сбросив пепел в жестянку, он снова пригубил её, о чём-то задумавшись.

— Мы видели там и ещё кое-что… — сказал я спустя минуту молчания.

Я поведал о странном существе, которое мы встретили в читательском зале. И о том, как оно каким-то образом смогло воздействовать на мутировавшую птицу.

Выслушав нас, Виктор Петрович резко изменился в лице: его глаза расширились, морщины будто умножились, а рука, чуть дрогнув, опустилась на стол. Он молча потушил бычок и тяжело поднялся со стула, затем медленно прошёл к окну. Обернувшись возле него, он обратился к тёмному силуэту, всё это время безмолвно стоявшему поодаль от всех, во тьме.

— Илья, позови сюда ректора.

Поисковик молча вышел и закрыл за собой дверь. Виктор Петрович скрестил руки на груди и спросил:

— Ты точно уверен в том, что ты видел?

Я молча кивнул в ответ, а потом перевёл взгляд на Андрея. Тот тоже был глубоко озадачен.

— Вы знаете, что это за существо? — спросил я, смотря то на него, то на старика.

Виктор Петрович не ответил, лишь приложил пальцы к подбородку и задумался. Вновь повисло молчание, и мой ответ так и остался витать в воздухе. Спустя несколько минут Андрей, молча изучавший меня взглядом всё это время, произнёс:

— Меня поразил один факт: вы вернулись обратно без факела. Я это отчётливо запомнил.

Оба охранника теперь пристально глядели на меня. Виктор Петрович, приподняв брови, спросил:

— Как это возможно?

— Я не знаю… — неуверенно ответил я.

— Ты выбросил факел перед университетом? — продолжал Виктор Петрович.

— Нет, мы лишились его ещё там, в библиотеке. От неё до университета мы шли без факела.

— Бред какой-то… — прыснул старик. — Быть такого не может. В тумане невозможно находиться без факела. Тот, кто всё-таки пытался, сгинул в нём.

— Однако мы вернулись, — ответил я. — Целые и невредимые…

— И вы ничего не чувствовали, когда возвращались? Ничего не ощущали? — спросил Андрей.

— Мне было плохо, — отозвалась Саша, зажмурившись и вспомнив свои ощущения. — Голова страшно гудела, а ещё перед глазами… — она тут же смолкла, видимо, не желая вспоминать о подобном.

— А ты ничего не чувствовал? — удивлённо спросил Виктор Петрович у меня.

Я помотал головой.

Снова повисло молчание. Виктор Петрович не сводил с меня глаз, видимо раздумывая, говорю я правду, или же лгу. Но потом, взглянув на Андрея, сошёлся на чём-то конкретном.

— Ладно. Всё это очень странно, но есть проблемы поважнее. Насчёт вас же, — Виктор Петрович прошёл вперёд, остановившись перед нами, — стоило бы вас наказать и запереть, как того поехавшего чудака, для острастки. Тем более за кражу пистолета. Но думаю сейчас это будет лишним. Вам даётся первое и последнее предупреждение.

Он подошёл к своему стулу и опустился на него.

— Ты, Павел, свободен. А твоя подруга ещё немного задержится. Нужно с ней кое о чём поговорить.

Когда он закончил, дверь караулки открылась и внутрь вошла ректор. Виктор Петрович попросил Андрея проводить меня до моей аудитории. Выходя в вестибюль, я остановился у выхода и взглянул на Сашу. Она выглянула из-за спины ректора и посмотрела на меня, а потом дверь передо мной закрылась.

Мы с Андреем миновали вестибюль, в котором располагалось сейчас с десяток дозорных, поднялись по лестнице и пошли по центральному коридору второго этажа.

— Виктор Петрович старается удержать ситуацию под контролем, — сказал Андрей, идя со мной вровень. — Сейчас очень трудное положение у нас, поэтому он всячески старается откинуть всё, что может помешать ясно видеть основные задачи. Но это не значит, что он не верит в то, о чём вы говорите.

— Хотите сказать, он просто делает вид, что не верит? — спросил я, задумавшись.

— Он делает вид, что его заботят куда более приземлённые вещи, — Андрей посмотрел на меня и остановился. — Обеспечение защиты и порядка. На этом человеке и держится вся наша жизнь. Ни на профессуре, ни на ректоре. Все бы мы давно уже сгинули, если бы не его организация. И его жёсткость, его скептицизм следует принимать как должное и необходимое для нас самих же. Он не впадает в крайность и старается рассуждать взвешено, когда того требуют обстоятельства.

— Ну а вы верите нам? Верите в то, что здесь поселилось что-то непонятное… Что-то страшное?

Андрей некоторое время молчал, отведя взгляд куда-то в сторону. Ответил он не сразу.

— Я думаю, проблема находится не только там, снаружи. Но та проблема явная для нас – это мутанты. А проблема внутренняя – это то, что нам ещё не понятно, а потому и является проблемой как таковой. И может быть, это и не проблема на самом деле, — он слабо улыбнулся.

— Поэтому мы и пошли туда, в библиотеку. Чтобы понять, разобраться.

— Но вы подвергли себя смертельной опасности. Здесь каждая жизнь имеет свою цену, и нельзя ей так безответственно распоряжаться.

— Я понимаю.

Андрей снова замолчал, смотря на меня, потом прошёл с мной ещё несколько шагов и спросил:

— Какого это было – без факела в тумане?

Я подумал и спустя минуту ответил:

— Как без солнца. Холодно, словно бредёшь впотьмах. Но вокруг обычная темнота, которая скрывает за собой что-то, но сама из себя ничего не представляет.

Мы подошли к повороту в другой корпус и остановились.

— Может, я лучше на стену? — сказал я. — Опасность ещё не миновала, они могут снова полезть.

— Сейчас уже утро, твоя смена, по подсчётам, уже вот-вот закончится, поэтому не имеет смысла. Да и отдохнуть тебе нужно, как и Саше. Вы многое пережили за эту ночь. Так что иди в аудиторию и ложись спать.

— Я не хочу спать.

— Ну и плохо.

Андрей пошёл обратно, а я остался возле входа в другой корпус. Потом обернулся и сказал:

— Я думаю, держать кого-то взаперти сейчас уже не имеет смысла.

Охранник остановился в десяти шагах от меня и обернулся тоже.

— Ты про Григория?

Я кивнул.

— Я поговорю с Виктором Петровичем. С тобой согласен, смысла держать его под присмотром нет. Только человека нужного лишаемся.

Потом он удалился, а я медленно пошёл по коридору, где располагалась моя аудитория. Возле неё дежурил один из студентов. Сидя на стуле и держа в руке длинную палку – непонятно зачем – он смотрел вперёд и словно не слышал приближающихся шагов. Это мне было на руку: я молча прошёл мимо него и направился дальше, так как заходить к себе мне сейчас не хотелось.

Я поднялся на третий этаж и пришёл в коворкинг. Здесь было абсолютно пусто и слишком темно. Тускло горящие серым светом окна не могли рассеять здешний сумрак, окутавший большое помещение и жадно поглотивший его самые дальние углы. Из всех свечей, стоявших возле стен, горели всего две, а остальные потухли. Видимо, от безнадёжной борьбы с этой тьмой. А может, это не просто тьма? Не обычный мрак уходящей ночи, а тоже что-то живое, имеющее свою собственную волю?

Я взял свечку со стола, аккуратно поднёс её к жестяной бочке в центре, присел и начал складывать поверх уже остывшей золы хворост, а потом поджёг. Огонь неохотно разгорелся; замерцали его отсветы на полу, белых столбах и потолке, начали впитываться в темноту и разбавлять её, и та недовольно расступилась вокруг вновь вспыхнувшего островка тёплого света.

Я молча сидел и смотрел на огонь. В нём всплывали на поверхность различные образы и переменялись в пламени: вырванный из, казалось бы, не таких далёких времён старый мир с его цветущей зеленью, лазурным небом и свежим приятным воздухом, а потом – искорёженные, изуродованные петлистые ветви деревьев, мёртвая трава и огромная рана посреди треснувшей дорожной ленты – уходящая глубоко в землю, словно от застрявшей в теле большого человека пули, навек оставшейся в нём и причиняющей своему носителю нестерпимые муки; чистые этажи цитадели знаний, запах от тысячи книг в читательском зале – и новое пристанище для страшных исчадий, которые ныне поселились там. И самый последний образ – мой друг Виталик: он смотрел на меня через огонь, и мне показалось, что за ним возвысилась длинная серая фигура, неимоверно худая, безмолвная. Потом она ступила вперёд, загородила собой моего товарища и взглянула на меня. На её вытянутом лице лоснились чёрные миндалевидные глаза. И в этих глазах, в этих чертах лица я, к своему ужасу, обнаружил признаки разума…

Что это за существо, явившееся в этот погибший мир? Имеет ли оно какую-то связь с тем, что стало происходить с нами в последнее время? Мне вспомнился недавний разговор возле костра в одном из моих караулов – слова Антона и его привидение. Его ли тень он увидел в прорези заделанных дверей тогда? А если его, то почему этот силуэт не заметили караульные сверху? Ведь его сложно было не заметить из-за длины, да и туман расступается перед площадкой у главного входа. Смогло ли оно пробраться к самому входу в наше убежище незамеченным, словно появившись из неоткуда, или же ему удалось скрыть себя от глаз дозорных с помощью какой-то своей невероятной силы? Как той, которой оно смогло укоротить ту страшную птицу в библиотеке, лишь одним взмахом своей широченной ладони взяв под контроль это полное агрессии существо. Та сцена до сих пор кружилась у меня в голове. Если оно способно брать под контроль живые создания, то не являются ли все наши страхи, терзающие нас по ночам кошмары, а также живые тени, которых видят некоторые из нас, результатом его дистанционного воздействия на сознание? Не являются ли сами тени их собственными отражениями, проникающими внутрь, чтобы проследить за всеми нами, изучить нас изнутри, чтобы потом… Для чего?...

И ещё мне пришло в голову: если они могут брать наше сознание под контроль, как-то управлять нами издали, то наверняка многие мысли и идеи, возникающие в наших головах, а также эмоции – это дистанционно посылаемые команды, и наши мысли являются вовсе не нашими, а их желаниями и прихотью? Тогда намерение добраться до библиотеки, как и само желание отыскать книгу, являются навеянными извне, чтобы выманить нас из укрытия. Ведь неспроста одно из этих существ появилось там именно в тот момент, когда мы добрались до неё. Оно словно что-то искало, и лишь чистое везение уберегло нас с Сашей от верной гибели.

От этих мыслей мне стало ещё хуже на душе, уныние поглотило меня изнутри, и даже огонь как-то потускнел, потерял свою яркость в этот момент. А может, мне просто всё это кажется? Может, на почве пережитого моё расшатанное сознание накручивает жуткую спираль различных домыслов, стараясь впитать чувство опасности в каждую клеточку внутри, а разум, сохраняя сухую логику и здравомыслие, из последних сил старается воспрепятствовать этому, ища всему логическое объяснение.

В любом случае, мы всё ещё держим оборону. И это значит, что взять нас полностью под контроль этим созданиям пока не удалось. И нужно продолжать бороться, нужно крепко держать своё оружие в руках – ведь только так мы сможем продержаться. Хоть сколько-нибудь.

Глубоко уйдя в себя, в свои мысли, я услышал звук приближающихся шагов только уже рядом с собой. И не успел я обернуться, как раздался голос позади меня:

— Я знала, что ты будешь именно здесь. — Саша присела рядом, подогнула колени и обхватила их руками. — Я спросила у караульного, но тот сказал, что ты не заходил, а прошёл куда-то мимо.

— Я хотел побыть один просто.

— А… — она слегка замялась. — Тогда, может, мне уйти?...

— Нет.. Не надо… Знаешь, я вот сидел сейчас один, думал вот обо всём, что происходит, и стало ещё хуже. Ты останься.

— Хорошо.

Мы замолчали, глядя на разбрасывающийся снопами искр огонь. В этой тишине находился покой, но почему-то не ощущалось умиротворения. И хотя Саша сейчас была рядом со мной, скверные чувства не покидали меня.

— О чём они тебя спрашивали, когда я ушёл?

— О моих ощущениях, когда я была там. Снаружи, без факела. О том, что я пережила. Они спрашивали об этом настойчиво. Виктор Петрович не отпустил бы меня, если бы я не рассказала. Ну и потом ещё спросили о книге… О том, откуда я о ней узнала.

— Я знаю, что тебе об этом сложно говорить… Но скажи, что ты там увидела всё-таки? В тумане?

Саша ответила не сразу. Несколько минут она сидела и глаза её не сдвигались с мёртвой точки впереди. Я пожалел, что спросил об этом, и уже хотел было извиниться, как она тихо, почти еле слышно сказала:

— Маму…

Вновь повисла тишина. Я взглянул на неё – её лицо потускнело, глаза померкли, и вся она словно погасла, как одна из тех свечей. Не нужно было спрашивать об этом, надо было начать разговор о чём-то другом, об отвлечённом, но почему-то к нему не тянуло вообще. Мысли были заняты настоящим.

— После катастрофы я не знала, выжили ли мои родители… У меня были только отец и мать, не было ни сестёр, ни братьев, даже двоюродных или троюродных. Мы жили одни, маленькой семьей. Когда я поступила сюда, приехав из области, то постоянно держала с ними связь. А потом, когда всё оборвалось… когда я почувствовала себя отрезанной от них, я старалась думать, что с ними всё хорошо. Что они тоже как-то смогли уцелеть, что тоже где-то спрятались, как и я. Я поддерживала себя всё это время только этой надеждой. Ну а сегодня в тумане мне привиделся мамин образ: она мне сказала, что не нужно скорбеть о тех, кто ушёл… Она стояла рядом со мной, вроде бы такая же, как и тогда, когда я видела её в последний раз. Но я почувствовала своим сердцем, что её не стало… А потом туман словно начал сжимать мою голову тисками, давить на меня… Мне казалось, что я нахожусь в воде и воздух постепенно кончается у меня в лёгких. Пришла в себя только тогда, когда очутилась возле университета.

Саша посмотрела на меня.

— Спасибо, что спас меня… уберёг… Что пошёл со мной туда. Одна бы я не справилась.

Я отвёл взгляд, чтобы кинуть хворост, но чувствовал, что она всё ещё смотрит на меня, что не отводит свои глаза в сторону.

— Мне очень жаль… — проговорил я тихо. — Правда. Я не знаю, какие слова мне нужно сказать в этот момент, ведь трудно понять искренне, когда теряешь родных людей. Можно посочувствовать, но нельзя также глубоко проникнуться болью утраты.

— Ты сделал многое. Это намного важнее слов. Ты мне поверил и не бросил меня. И ты помог мне добраться до этой книги.

— И всё же мы не смогли взять её. Мы пошли за ней туда и вернулись с пустыми руками…

— Да… — Саша, наконец, отвела взгляд и посмотрела на огонь. — И я чуть было не угробила нас обоих. Желание заполучить её словно ослепило меня, и я позабыла об осторожности. И хотела бы извиниться за своё безрассудство…

— Не нужно. Ты хотела узнать праву, как и я. Сам сейчас не нахожу себе места. Мы были так близки к разгадке… Не знаю, почему, но у витрины я поверил, что она именно в ней.— Я на мгновение замолчал, раздумывая над всеми вариантами, как бы мы могли всё-таки её достать оттуда и уйти. Но понял, что подобное лишь усиливает разочарование. Потом я посмотрел на Сашу и спросил: — Откуда ты знаешь, что в ней?

Она едва заметно усмехнулась.

— Это может показаться сущим бредом, и скажи я тебе тогда, ты бы мне точно не поверил… О ней мне рассказала моя подруга во сне. Я запомнила лишь какие-то обрывки, и мне кажется, что самое главное забыла. И сколько я не пыталась вспомнить, у меня ничего не получалось. Я решила, что если найду её, то обязательно всё пойму. Но, видимо, оказалось не суждено. Я себе тоже не могу найти место…

— Знаешь, как говорится: что не получается, всё к лучшему.

— Не знаю насчёт этого…

— Главное то, что мы вернулись обратно живыми. И я уверен, что есть и другие варианты, чтобы узнать правду. Нужно только набраться терпения и быть внимательными, и тогда подсказка обязательно покажется.

Я улыбнулся, более-менее подбадривающе. Саша взглянула на меня, и сначала её лицо оставалось серым и безмятежным. Но потом она улыбнулась тоже, слабо и уставши.

— Спать хочется… — она подвинулась поближе и аккуратно положила свою голову мне на плечо.

— Ну… можешь поспать. Если тебе так будет удобно.

Я взглянул на неё поверх макушки, и рука машинально обняла за талию. Саша пристроилась ко мне плотнее, прижавшись, и так замерла и затихла. Некоторое время я сидел в полном молчании, смотрел то на костёр, то на неё. И внутри разлилась приятная теплота, отгоняя прочь все скверные чувства. Было приятно находиться рядом с ней, обнять её и прижать к себе, ощутить её словно родственную душу. Что-то нас связывало вместе. И несмотря на то, что всё это время мы были как-то поодаль друг от друга, словно не замечали присутствие обоих, эта нить существовала между нами всегда. И сейчас она стянулась, объединяя нас вместе, как и должно было быть.

Я думал, что она уже задремала, но вдруг прозвучал её тихий, чуть хриплый голосок.

— А ты о своих родителях часто думаешь?

Я ответил не сразу. Подбросил хворост в костёр, слабо вздохнул и нашёл её ладонь своей рукой. Наши пальцы воссоединились.

— Я потерял их ещё до катастрофы, — сказал я. — Мама умерла, когда мне было пять. Болела долго. После её ухода отец какое-то время держался, но потом сломался и начал много пить. Он меня всё же воспитывал, давал мне всё необходимое, но не мог избавиться от алкоголизма. Я не считал, что он был слабым, просто… не все могут справиться с болью утраты и одиночеством. Отец не заводил ни с кем романы, хотя претендентки были. Какое-то время он сдерживался и не пил, но потом срывался. И в один момент алкоголь убил его в автомобильной аварии. Мне тогда было семнадцать и оставалось несколько месяцев до моего совершеннолетия. Мне пришлось жить одному. Благо были знакомые, что помогали по мере возможности. А уже тут я встретился с Виталиком. У него схожая ситуация, только всё намного хуже. Мы были словно родственные души, и за всё это время стали почти братьями. А сейчас мне не хватает его.

— Мне очень жаль… — тихо проговорила она. — Может, он всё-таки жив? И где-то там сейчас… вместе с остальными.

— Не думаю, — ровно сказал я.

Позади раздался звук открывающейся двери, а после и мерный стук чего-то твёрдого о кафель пола. Я обернулся, увидел Антона, медленно шаркающего в нашу сторону, опираясь на свой деревянный костыль, упирающийся ему подмышку. Саша тут же приподнялась.

— Не помешал вам? — спросил он подойдя.

— Нет, конечно! — отозвался я.

Саша тут же поднялась, отошла и вернулась назад со стулом в руках. Антон поблагодарил и, опираясь на костыль, тяжело опустился на него.

— Как твоя нога? — спросил я.

— Идёт на поправку. — Антон положил костыль на пол и осмотрелся. — Да уж, пустота и глушь…

— В последнее время тут всегда так, — сказал я.

— Я слышал о том, что произошло. Печально, конечно, что некоторые из нас решили сбежать. И что среди них оказался и Васька. Эх, вроде бы и злость берёт, но с другой стороны понимание приходит, почему некоторые так поступили.

— Вася всё верил, что за стенами университета могут оказаться ещё выжившие, — сказал я. — Он надеялся до последнего, а когда подвернулась возможность… Он хотел узнать просто.

— Надеюсь, с ними, с дураками, там ничего плохого не произошло… — Антон холодно смотрел вперёд, на зарешеченные окна зала. — Ну а вы тут как? — спросил он потом, посмотрев на нас с Сашей.

Мы с ней переглянулись.

— Ну, это целая история… — сказал я, улыбнувшись.

— Да я никуда и не спешу, — сказал Антон. — Мне нельзя тем более. Да и к тому же належался я уже на этой койке, наскучался. Не прочь послушать что-нибудь интересное.

Антон устроился поудобнее, делано показывая свою заинтересованность. Я усмехнулся, глядя на него: студент держался бодро, несмотря на свой измождённый вид и тщательно перебинтованную ногу. На бинтах засохли огромные бурые пятна.

Когда я начал рассказ про поход в библиотеку и то, какими для нас приключениями вылилась эта наша безумная эскапада, в коворкинг явился один из студентов и с лестничного выступа сказал:

— Народ, тут собрание скоро начнётся. Требуют всех, кто не в дозоре, явиться в главную аудиторию. Говорят, важные новости какие-то собираются озвучить.

Резко оборвавшись, я посмотрел на своих собеседников. Их лица сделались озадаченными. Потом помогли Антону подняться и, не теряя времени, покинули коворкинг.

В аудитории стояло глубокое молчание. Более двух сотен лиц, каменных и беспрестанных, смотрели на стоявшие внизу столы – на тех, кто сидел за ними. Сейчас здесь было всё наше руководство и почти все студенты кроме тех, кто в данный момент стоял на посту на стене и в вестибюле. Все, кто связан был с дозором – а также все члены поисковой группы, – в состоянии повышенной готовности сейчас следили за периметром. Охраняли нас.

Виктор Петрович молча спустился вниз, прошёл к центру и осмотрел заполненные ряды. Потом обернулся назад, проверил, все ли из начальства на месте. Здесь были абсолютно все.

Раздалось шипение рации, и сквозь треск и помехи прорезался отчаянный голос:

— Виктор Петрович, они снова полезли! — это был голос Егора.

Тишина была такая, что отзвуки выстрелов, выплёвываемые рацией, слышались хорошо.

Старый охранник достал рацию из нагрудного кармана и сказал:

— Огонь открывайте по готовности, боезапас не тратить. Держите позицию. Как закончу здесь, присоединюсь к вам. Конец связи.

Он положил рацию на стол, потом ещё раз осмотрел всех и каждого.

Мы молчали, ждали.

Наконец он начал:

— Буду с вами откровенен: ситуация очень сложная. По нашим подсчётам, запасы в хранилище на исходе. Остались ещё пара ящиков с консервами, немного пятилитровых баклажек с водой да несколько пачек сока. Это очень мало для того, чтобы прокормить почти три сотни ртов. Кроме того, у нас вышел из строя генератор, который снабжал плантацию электричеством. Техбригада провела диагностику и сделала неутешительный прогноз. Дело не в сбое – он сломался, сдох полностью. Придётся перенести тот, что держит под энергией холодильники в столовой. Поэтому об алкоголе придётся забыть.

Все молчали, никто не произнёс ни слова. Лишь в некоторых местах послышались слабые разочарованные вздохи.

— В связи с этим придётся урезать рацион питания ещё на треть. Придётся очень сильно экономить, потому что без холодильников хранить некоторую провизию долго не получится, она испортится. То, что сейчас лежит там, пойдёт в расход первым, но потом у нас будет только то, что получится вырастить на плантации. А так как генератор остался один, то и использовать его придётся бережно, с экономией энергии.

Что же касается боеприпасов, то в нашем распоряжении остался последний ящик, и то он уже не совсем полный. Ситуация с мутантами сложная, они снова попёрли. А поэтому эта проблема ставится на первое место, но не только из-за боеприпасов…

Виктор Петрович подошёл к столу, опёрся на него и посмотрел наверх. В мою сторону.

— Павел, будь добр, спустись сюда.

Сидевшие рядом посмотрели на меня, я стал окружён их взглядами со всех сторон, и от этого ощутил большую неловкость. Но ещё бо́льшую неловкость придавало то, что Виктор Петрович обратил на меня внимание и решил сделать частью этого собрания. Выбора у меня не было. Я молча встал, осторожно стал протискиваться между сидящими за столом, мельком взглянул на Сашу, и та проводила меня взглядом. Спустившись вниз, неуверенно вышел к центру, оказавшись перед огромной армией молчаливых глаз, которые теперь всецело были обращены на меня. Я помялся на месте и глянул на Виктора Петровича.

— Как вы все знаете, два года мы не посещаем библиотеку. По соображениям осторожности: в ней заселилась тварь, которая сейчас, судя по тому, что мы узнали, расплодилась потомством. Находиться рядом с таким «соседом», при ограниченном количестве бойцов и припасов, дело самоубийственное. Но, похоже, возможные проблемы нам может доставить не только она. — Виктор Петрович замолчал и посмотрел на меня. — Расскажи о том, что ты увидел в библиотеке.

Я оглянулся на притаившихся студентов, сглотнул и сухим, чуть хриплым от волнения голосом начал свой рассказ. Только об основном, отбрасывая всё, связанное с дорогой к библиотеке. Когда закончил, притих. Странно: там, в библиотеке, я столкнулся с настоящей смертью во плоти и был на волосок от гибели, но даже при таких обстоятельствах я так не волновался. Был страх, но он внушал, что нужно было делать и делать это нужно было уверенно. А здесь у меня как-то засвербело в животе от волнения.

Виктор Петрович вышел вперёд.

— Как видите, угроза куда более реальная, чем её можно представить. Мы не знаем, что это за тварь и откуда она взялась. Но похоже, она может как-то воздействовать на примитивных созданий и управлять ими. У неё есть способности, но вот какие у неё намерения, мы не знаем. И узнавать очень опасно, а посему необходимо сразу же обозначить это существо как враждебное и готовиться к возможной встречи с ним.

— Получается, мы зажаты в угол? — сказал один из сидящих за столом позади охранника.

— Получается, что так, — ответил тот, обернувшись.

— И что же нам делать? — спросил другой профессор.

— При таком положении дел считаю необходимым усилить нашу оборону новыми людьми. Так как главная опасность исходит извне, то необходимо увеличить число дозорных у главного входа. На стену же отправить преимущественно вооружённых. Людей следует взять с других работ, оставив лишь тех, кто работает на плантации. Все остальные – технический персонал, другие виды работ – должны будут заступить на пост с сегодняшнего дня. Их обучат держать в руках оружие и расскажут, что и как. Если повезёт, если будет на то время, то сможем более-менее обучить их. Но времени у нас сейчас мало.

Повисла тишина. Слова командира поисковиков заставили впасть в глубокие раздумья почти каждого, это было видно по их лицам. Многие пытались переварить информацию, но, видимо, получалось это с трудом. На самых верхних рядах зашептались.

— Сколько мы сможем продержаться? — ровно спросила ректор.

Виктор Петрович взглянул на неё, потом перевёл взгляд на ряды.

— Исключая повышенную опасность со стороны мутантов, с расчётом всей оставшейся у нас провизии, даю пару месяцев, может чуть больше. Учитывая же усиленный натиск, с которым мы столкнулись, а также стремительный расход боеприпасов, времени у нас ещё меньше. Возможно, можем продержаться месяц, если атаки сохранят прежнюю частоту и не станут многочисленнее. Но я вам скажу наверняка: времени у нас осталось всего ничего.

И уже после этих слов поднялось настоящее, яростное волнение. Масса всколыхнулась, будто океан, и её огонь вылился вниз.

— Что нам делать?!

— Да мы умрём тут все!

— Бежать, бежать надо!

— Куда бежать?! Кругом эти уроды!

— Мы обречены!

— Я не хочу сдохнуть! Не хочу!

— Мы все погибнем!

Крики, вопль, чей-то сорвавшийся плач разнеслись по всей аудитории. Даже профессура за столом отчаянно зашлась в споре. Я стоял в отдалении, смотрел на всё это. Я понимал – это конец. И лишь он ожидает нас в конце всего этого. Кто-то из-за профессорского стола кричал, пытаясь привлечь всех к спокойствию. Его не услышали. Кто-то в верхних рядах вскочил, стали сцепляться друг с другом, и уже никто не мог утихомирить это взбушевавшееся море.

Я взглянул на Виктора Петровича, тот зачем-то поднял вверх правую руку.

А потом раздались три громких выстрела, посыпалась с потолка штукатурка, уши залил нестерпимый звон. Я схватился за них и сморщился, потом осмотрелся. Масса замерла, обращённая ошарашенными взглядами вниз, на охранника. Сначала я не слышал, стихло ли всё; но по мере того, как звон отступал, понял, что это сработало. Вмиг волнение прекратилось, но прекратилось внешне. У всех внутри метался вихрь, а аудитория погрузилась в тишину.

И в этой тишине, растянувшейся, казалось, целой вечностью, зашипела рация, затрещали её маленькие динамики, и сквозь них обрывисто, с помехами прорвался голос:

— Приём. Выхожу на связь на аварийных частотах. Приём. Люди, есть кто живой в эфире? Отзовитесь.