2028

Глава 15. Сквозь тернии к небу.

Впереди раздался рёв, надрывный и грозный, а затем звук яростной борьбы. Кто-то сцепился за завесой тумана впереди; отзвуки жаркой схватки долетели до наших ушей. Приглушённый рык, учащённое клацанье челюстей и многочисленные падения и перевороты чьих-то тяжёлых туш на асфальте – а потом что-то взвизгнуло, обиженно и уныло, и всё вмиг затихло. Наш отряд притаился и не двигался. Иван и Виктор Петрович, находившиеся впереди цепочки, вперили дула автоматов в стену тумана. За ним наступила тишина, теперь уже абсолютная. Снова.

Пока мы блуждали в этом царстве серого марева, я для себя открыл ещё один здешний закон: звуки могут искажаться и быть приглушёнными, и то, что испускает вой как бы в отдалении, на самом деле может находиться совсем рядом, в каких-то десяти шагах от нас. Туман поглощал звуки, как вата, и ориентироваться на них было смертельно опасно. Нужно было прислушиваться к собственным ощущениям, острой чуйке, которая вырабатывалась после многочисленных вылазок. Такой обладал каждый поисковик. Можно сказать, внутри у них рождался третий, невидимый глаз, которым они видели то, что не могли узреть своими собственными.

Когда мы преодолевали автостоянку, то видели в густом мареве мелькающие тёмные силуэты. Мы прятались за останками машин, пережидая, пока дорога впереди будет казаться нам пустой. И после тех отзвуков яростной борьбы мы вновь остановились, уже возле запустелой автобусной остановки, и не было ничего, за что можно было бы спрятаться, кроме этой уже накренившейся и местами обвалившейся конструкции.

Когда впереди снова наступила тишина, Виктор Петрович махнул рукой, и мы двинулись дальше.

Наша группа пересекла широкое дорожное полотно, словно вброд серую загустевшую реку. Алекс, навалившись на меня, тихо всхлипывал и постанывал на каждом шаге, но старался делать это как можно тише. Мне пришлось вести его, перекинув руку через плечо, ибо самостоятельно он идти не мог. Виктор Петрович не пожалел сил. И как бы студент не старался идти вровень и не наваливаться полностью, легче мне не становилось: было тяжело тащить избитого парня, придерживая его одной рукой, а другой держа факел. Кроме того, дополнительную тяжесть доставляли ещё автомат и рюкзак. И когда мы наконец пересекли дорогу, я звонко выдохнул и сказал:

— Подождите… Я устал… Давайте немного отдохнём?

Я остановился, позади меня встал и Илья. Впереди шедшие Иван и Семён Владимирович обернулись и задержались. Виктор Петрович остановился тоже, обернулся, потом подошёл и рявкнул через противогаз вполголоса:

— Нельзя. Идём дальше.

Он вернулся в начало нашей цепочки, и группа вновь тронулась. Мы медленно плелись сквозь серую гущу, периодически озираясь по сторонам. Туман скрывал от нас абсолютно всё, даже дневного света как такового мы не видели. Одна серость и хмурость вокруг. Автострада текла слева от нас, утонувшая в пелене. С каждым шагом мы отходили от неё всё дальше, всё глубже куда-то в недра серой бездны. Через некоторое время асфальт под ногами сменился затвердевшей ребристой почвой, продавленной колеями от колёс некогда бывавшей здесь строительной техники, и от этого идти стало ещё тяжелей – ноги то и дело оступались, и вес тела перераспределялся неравномерно. Один раз я чуть не подвернул лодыжку, когда ступил неправильно. Алекс всё больше наваливался на меня, и я понял, что если не сделаю остановку сейчас, то через десяток шагов вовсе упаду маской в землю.

Звонко выдыхая комок застоявшегося в лёгких воздуха, я опустился на колено и дал Алексу присесть на землю. Позади меня раздалось приглушённое недовольное шипение, а потом я почувствовал тычок ногой в мой ботинок. Я обернулся и посмотрел на Илью.

— Поднимайся давай, чтоб тебя, — зло проговорил он.

— Устал. Надо отдохнуть… — на выдохе выдавил я.

Наш отряд вновь остановился. Где мы были – я не имел понятия. Наверное, шли вдоль дороги, срезав наискось по пологой земле. Впереди где-то располагался тот жилой комплекс – два высоченных здания, наверное, самых высоких в округе. Путь до них казался мне сейчас невыносимо тяжёлым и бесконечным, а постоянное ощущение опасности и риск внезапно нарваться на какую-то тварь, появившуюся из мглы, ещё и замедляли его.

Я опустил голову и тяжело дышал сквозь респиратор. Воздух звонко выходил из моих забитых лёгких. Потом услышал спешно приближающиеся шаги; два тёмных ботинка остановились перед моими глазами, и тут же сверху выплеснулся зычным приглушённым басом голос:

— Встать.

Я медленно поднял голову; Виктор Петрович своим тёмным силуэтом нависал надо мной на фоне серой бездны.

— Не могу… Устал… Надо отдышаться… — вяло ответил я.

Старик подал факел Ивану, грубо схватил меня за шиворот и резко поднял.

— Я кому сказал, что останавливаться нельзя? Ты не русский, что ли? Или дурачок, который не понимает?

Он ослабил свои пальцы, которые сквозь ткань куртки чувствовались стальными крюками. Опустив меня, Виктор Петрович взял факел обратно.

— Я выдохся. Хотя бы минуту дайте. Дух перевести…

— Что, устал на себе тащить это тело? — старик кивнул на сидящего возле моих ног Алекса. — Брось его здесь тогда. А группу не смей останавливать.

Я посмотрел на парня, что тоже тяжело дышал: не от усталости, а от боли. Алекс поймал мой взгляд, ничего не сказал, лишь опустил голову вниз.

— Идём дальше. Ещё раз остановишь нас, и я тогда сам избавлю нас от этой обузы. — Виктор Петрович развернулся и пошёл дальше.

Я нагнулся и попытался поднять Алекса. Семён Владимирович подхватил парня под другую руку.

— Давай я тебе помогу, — сказал он, перекидывая одну руку через своё плечо.

— Спасибо… — угрюмо сказал я.

Мы пошли дальше. Впереди и позади нас сгущалась завеса. И сейчас мне казалось, что она подступала всё ближе и ближе к нам – смыкалась, старалась захватить нас в свои тиски, и даже огонь факелов уже не в силах был отогнать её.

Я устремил взгляд вниз: под ногами в обратную сторону лилась бурая лента мёртвой почвы. И только это давало мне ощущение хоть какого-то движения, отваживало от мыслей, что мы на самом деле никуда и не идём, а буксуем на месте. Уж слишком плотным был туман, и не было видно ничего вокруг. И мне стало казаться, что мы перестали перемещаться в реальности.

С помощью Семёна Владимировича стало идти легче. Да и сам Алекс усердно переступал ногами, смотря вперёд. Конечно, он не знал о конечной точке нашего маршрута, предполагая, что мы возвращаемся в университет. И лишь это, на мой взгляд, налило его силой – ожидание, что в скором времени он окажется среди уже ставших ему родными стен. Окажется дома.

Но когда знакомые очертания всё не появлялись на горизонте, а маячила одна лишь пустота, я почувствовал, как его шаг вновь стал неуверенным и слабым.

— Куда мы идём? — хриплым, слабым голосом спросил тот.

— Вперёд… — не найдя другого ответа, сказал я.

И тут Семён Владимирович остановился. Я непонимающе посмотрел на него, потом кинул беспокойный взгляд вперёд, на Виктора Петровича. Шедший последним Илья чуть не напоролся на нас, не заметив остановки, так как постоянно озирался назад.

— Погодите… — произнёс связист.

Виктор Петрович и Иван остановились и обернулись.

— Так что же получается… Мы идём прямиком туда, где нас ждёт смерть?...

Повисла тишина. Мы все перекинулись взглядами, не до конца понимая, о чём говорит связист.

— Если в квартирах обитает нечто такое, что… похищает других, и из-за этого их нужно сторониться, как и всех домов в принципе… То зачем нам идти туда, где нас ждёт верная гибель?...

Виктор Петрович подошёл к нам.

— Что? Страшно?

— Ведь это же самоубийство! — взволновано сказал связист.

— А уже поздно думать, Семён Владимирович. Думать надо было тогда, когда я говорил, что вся эта затея может оказаться для нас смертельно опасной авантюрой. Но вы не верили. Никто не верил. Вы были ослеплены надеждой, что голос из рации даст вам спасение. Вы не знали, что нас может ожидать. А скажи я вам всем об этом тогда, это что-либо изменило бы? Вы бы не поверили.

Старик остановил факел перед лицом связиста.

— Вы бы не поверили никаким моим словам. Чтобы поверить, нужно увидеть своими собственными глазами. Нужно всё это пережить своей шкурой. А сейчас уже поздно поворачивать назад. Нужно двигаться дальше и дойти до цели.

Старик уже хотел развернуться и пойти дальше, но тут меня осенило:

— Те мутанты… Они ведь… Они все направлялись … К университету, верно?

Командир замер, не оборачиваясь назад.

— Вы ведь это понимаете, да? — я пристально смотрел на него.

Все в группе замолчали, даже не было слышно дыханий сквозь респираторы. Исступление ли поглотило все наши звуки, или же это сделал туман?

Старик медленно обернулся, посмотрел на меня прищуренными глазами. И в этот момент, словно прорубая ватную тишину, из неимоверной дали до нас долетел слабый хлопок, а потом ещё один, и ещё, образуя уже очередь, настойчиво громыхавшую. Мы посмотрели в ту сторону, откуда шёл приглушённый отзвук выстрелов. Туман словно специально пропустил его через себя, дав нам услышать. Решив, тем самым, воздействовать на наше сознание.

— Это ведь… Это ведь не со стороны университета, правда?

Алекс приглушённо прохрипел, обернулся и с надеждой посмотрел сначала на командира, потом на рядом стоящего поисковика, а потом на меня. Его вопрос долго витал в воздухе.

Старик тяжело вздохнул. Под противогазом размножились морщины на лице. Оно стало потускневшим и иссушенным.

— Теперь отступать уже нельзя. Даже если наша миссия – наш весь этот поход является пустой тратой времени. Мы должны дойти и поймать этот сигнал. И вернуться хоть с чем-нибудь. От нас этого ждут там, — Виктор Петрович мотнул головой туда, откуда доносились выстрелы. — Эту вашу надежду ждут. Я в неё не верю, но её там ждут все. И если мы сейчас повернём назад, вернёмся ни с чем, то лишь только для того, чтобы подохнуть. И на этом всё и закончится.

Он перенял факел из одной руки в другую, развернулся и бросил через плечо:

— Вперёд.

И пошёл дальше. За ним молча последовал Иван. Я, Алекс и связист ещё некоторое время стояли, вслушиваясь в далёкие, яростные хлопки, но они уже затихали. Кончилось всё, или туман решил, что уже достаточно давить на нас и вновь сделал всех глухими?

— Идёмте! — подгонял нас Илья позади.

Мы двинулись дальше.

Вскоре впереди показались очертания забора. Серое ограждение лениво выплыло нам навстречу и замерло, преграждая нам путь дальше. Виктор Петрович остановился возле него, осветил факелом и осмотрел. Мы остановились рядом и, пользуясь случаем, я скинул руку Алекса с плеча, чтобы перевести дух.

— Мы пришли, — тихо проговорил охранник, потом повернулся к нам и осмотрел всех. — Вход на территорию комплекса должен быть где-то рядом. Пойдём вдоль забора, в сторону трассы. Готовность одна минута.

Я присел, чтобы дать ногам отдохнуть. Семён Владимирович поправил свой рюкзак поудобнее, постоянно осматриваясь по сторонам. Поисковики проверили свои автоматы. И лишь Алекс угрюмо смотрел в бурую почву под ногами, не издавая ни звука.

— Всё, двинули, — наконец скомандовал старик.

Мы медленно пошли вдоль стального, высотой в три метра ограждения. Алекс уже ковылял сам, следом за мной, отказавшись от помощи.

Впереди показалась дверь. Покачиваясь на лёгком ветру и протяжно скрипя, она словно приглашала нас к себе, внутрь, за забор. Виктор Петрович вошёл первым, вскинув автомат. За ним, прикрывая со спины, следовал Иван. Я тоже приготовил своё оружие и двигался так, как поисковики – в полусогнутом положении.

Мы ступили на дорожную полосу, прошли по ней некоторое расстояние и свернули на ещё одну. Из тумана по обе стороны вырисовывались мелкие постройки, возвышающиеся над вздыбившейся тёмно-зелёною порослью, некогда бывшей газоном. Наша цепочка не спеша двигалась по асфальтированной дороге мимо коричневых крытых беседок, запустелых детских игровых площадок и спортивного комплекса с гимнастическими снарядами. Несмотря на чахлый, изуродованный вид растительности вокруг, дворовые строения пребывали ещё в хорошем состоянии, что создавало собой определённый контраст.

Вскоре впереди показались очертания крупного здания – его нижняя часть стены, облицованной панелью. Стена встретила нас многочисленными тусклыми окнами, идущими в ряд, и в этой меланхолической серости была похожа на циклопического каменного паука, притаившегося к земле перед своим броском. Чем ближе мы подходили к подступам здания, тем больше увеличивался этот каменный лик громады, вырастающей высоко вверх и тонувшей в густом тумане уже через три этажа над нами.

Мы двинулись вдоль стены и протекающих серой рекой мутных окон. Проходя мимо них, я всматривался в эти широкие стеклянные глаза, казавшиеся мне абсолютно пустыми и выцветшими. Были они чем-то похожи на глаза слепого человека. А когда обернулся, то увидел, как Алекс лихорадочно косится в сторону, прикрывая лицо ладонью и стараясь не смотреть на окна. Не смотрели на окна и поисковики, и Семён Владимирович.

Мы подошли к подъезду. Проход раскрылся в застывшем зёве. Здание безмолвно приглашало нас в свою утробу.

— Этот? — спросил старик.

— Да, — отозвался связист, остановившись рядом с ним и вытягивая руку с факелом вперёд, вглядываясь во тьму внутри.

— Хорошо, — Виктор Петрович, держа вход под прицелом, не оборачиваясь к нам, обратился к группе: — Значит, так: Семён Владимирович вместе с Павлом и Ильёй идут внутрь. Илья, ты идёшь первым и ведёшь остальных за собой. Поднимайтесь по лестнице быстро, не задерживайтесь на этажах. Вам нужно всего лишь подняться на четвёртый. Найдёте нужную квартиру – сразу внутрь. Вы ведь холостяк, верно? — он взглянул на связиста, тот молча кивнул. — Значит, в квартире вас никто не встретит. К другим дверям не подходить ни в коем случае. Я с Иваном останусь здесь, буду держать выход. И да, этого с собой берите. Здесь он мне не нужен. — последние слова охранник адресовал Алексу. — Всем всё понятно?

Все покивали. Отряд начал перегруппировываться: Иван и Виктор Петрович встали впереди, держа под прицелом вход; Илья замер за ними, готовясь; связист поправил свой респиратор, который слегка сдвинулся набок, вытер вспотевшее лицо чуть дрожащими руками; мы с Алексом стояли позади всех. Парень что-то тихо шептал про себя, смотря вниз, в бетон под ногами. Мне показалось, что тот постепенно теряет свой рассудок: глаза его стали какими-то отрешёнными, мышцы лица слабо вздрагивали, а рот под маской не переставал что-то бормотать. Но спустя мгновение и меня пробрало странное чувство…

Я посмотрел за Алекса – туда, где туман закрывал собой двор. Серая мгла умиротворенно плыла перед глазами, выглядела пустой и безмятежной, однако меня не покидало ощущение непрекращающейся слежки. Своим нутром я почувствовал, что что-то наблюдает за нами из-за завесы. Чей-то пристальный взгляд неотступно блуждал по нам, по каждому члену нашей группы. И когда остановился на мне, я ощутил его ещё острей.

Я почувствовал это снова. Ощущение было мне хорошо знакомым. Ещё с посещения библиотеки.

Я отвернулся от тумана и тихо проговорил:

— Нам нужно внутрь… Сейчас же…

Виктор Петрович непонимающе взглянул на меня. Но спустя мгновение из тумана вылился протяжный вой – одинокий и унылый. А потом к нему подключился ещё один, и ещё, и ещё, и уже десяток гортанных глоток заполонили мглу своим нечеловеческим воем.

— Твою мать… — прошипел Иван, озираясь назад.

— Внутрь. Быстро! — скомандовал Виктор Петрович.

Они с поисковиком тут же юркнули во тьму и спрятались за стеной. Илья двинулся дальше, уходя вглубь подъезда. Мы со связистом проследовали за ним. Алекс семенил за нами последним. Когда мы подошли к двери, ведущей во внутренний холл, я обернулся: Виктор Петрович и Иван ощерились дулами автоматов наружу.

— Ступайте. Мы прикроем вход! — обернувшись на мгновение, прокричал командир.

В просторном холле с консьержем стоял сумрак. Дальние концы помещения тонули во мраке, и не было видно, в какой стороне находился выход на лестничную площадку. Илья подошёл к широкому лифту с запертыми дверьми по центру помещения, потыкал пальцем по кнопке – то ли истинно веря, что во всём здании ещё сохранилось электричество и ворота перед ним тут же распахнутся, то ли по какой-то другой причине. Лифт так и не раскрыл свою пасть: ни правую, ни левую.

— Эх, такая красавица… Прокатиться бы… — разочарованно произнёс поисковик, смотря на двери. — Сезам не открылся.

Он шагнул в сторону.

— Придётся пешком, — сказал он немного погодя.

— За мной!

Семён Владимирович спешно направился куда-то в сторону. Мы последовали за ним. Когда связист подошёл к двери и открыл её, Илья первым протиснулся вперёд, взяв под прицел уходящую наверх лестницу. Лестничная площадка была широкой и такой же тёмной. Мы быстро преодолели первый лестничный пролёт и поднялись на второй этаж. Двери квартир безмятежно томились в темноте. Ближайшие к нам неохотно выплыли из мрака, на тёплый свет факелов. Потом мы преодолели второй лестничный пролёт. Третий этаж встретил нас такой же пустотой и негостеприимными, запертыми квартирами. Илья на миг остановился, оглянулся по сторонам, а потом устремился дальше, наверх, грохоча берцами по бетонным ступеням, вновь остановился на пролёте и выглянул из-за лестницы, прицеливаясь наверх. Я и связист поднялись следом. Алекс, идущий за нами, не отставал, однако этот подъём он совершил медленнее и как-то неуверенно. Я обернулся назад и посмотрел на него, и в этот момент до нас долетел грохот выстрела, раздавшегося в самом внизу. Потом задребезжала автоматная очередь, становясь всё настойчивей.

— Идём, идём! — прикрикнул Илья и двинулся дальше.

Мы поднялись на четвёртый этаж. Семён Владимирович двинулся вглубь, разгоняя мрак огнём своего факела, а поисковик остался держать под прицелом лестницу. Когда мы остановились возле нужной двери, то я почувствовал, как мои уши и голову постепенно начало заливать что-то плотное и вязкое, будто ртуть. Ощущения слегка притупились, и по всему телу разлилась внезапная слабость. Я дотронулся до уха и слегка надавил на него ладонью, словно пытаясь из другого вылить струю воды. Потом встряхнул головой, стараясь отогнать внезапно нахлынувший морок, осмотрелся. С другими, вроде, было всё в порядке, или по крайней мере они не подавали никакого вида. Кроме Алекса – тот становился всё мрачней.

Семён Владимирович скинул рюкзак, попросил меня посветить ему и начал копошиться внутри. Потом он достал позвякивающую связку ключей и сунул один в замочную скважину.

На первом этаже вновь раздались выстрелы.

Я осмотрел закрытые квартиры на этом этаже: чёрные прямоугольные двери вырисовывались из тьмы. Они располагались в ряд, обступали нас со всех сторон. И их безмолвие, с которым они покоились здесь, стало мне ощущаться фальшивым.

Раздался щелчок, и дверь квартиры открылась. Семён Владимирович вошёл внутрь, за ним я, подгоняемый Ильей. Тот пропустил вперёд Алекса – почти втолкнув его внутрь – и зашёл сам, остановившись у выхода. Немного обождав, поисковик прошёл вперёд, осматривая изыскано сделанный однокомнатный апартамент учителя информатики. Залихватски присвистнул:

— Ну ничего себе – хоромы. Жилище для аристократов, не иначе. Семён Владимирович, задорого взяли этот богатый скворечник?

— Пять лямов отвалил, — долетело из зала.

Мы покинули прихожую и очутились в просторном зале. Связист копошился в одном из шкафов, перебирая всякий хлам. Я прошёл по комнате и осмотрелся. Квартира хорошо сохранилась, здесь всё осталось целым, только пыль многослойно наседала на мебель и оконные рамы. Но она не могла отогнать ощущения, будто попал в прошлое. Таким невообразимым мне показалась здешняя чистота, а всё вокруг походило на портал в далёкое прошлое. В старый мир. Воздух только удерживал связь с миром нынешним – был застоявшимся и словно неживым. Ощущался сквозь респиратор.

— Нашёл! — обрадовался Семён Владимирович и достал из недр шкафа старинную коробку с несколькими тумблерами, множеством разных кнопок, переключателями и тёмной тонкой распрямляемой антенной.

Поставив агрегат на стол возле окна, связист подвинул поближе стул, уселся, надел на голову наушник, переключил тумблер и начал нажимать на кнопки и крутить усилители звука на панели.

— Так, мне нужно время, чтобы настроить передатчик. Прибор хоть и в рабочем состоянии, но нужно настроиться на частоту.

— Колдуй, волшебник, — сказал Илья и вышел в прихожую.

Мы с Алексом остались в зале. Мои глаза не переставали блуждать по комнате. Здесь всё мне казалось ярким и красочным, несмотря на большое количество пыли да паутинные сети в углах под потолком. Пока было время, я вышел из зала и прошёлся по другим комнатам. Кухня, ванная и прихожая были сделаны на высочайшем уровне. Мне редко когда удавалось быть в подобных квартирах с современной отделкой. Прохаживаясь по владениям скромного преподавателя информатики, я сравнивал его жилище со своим старым обиталищем, и на мгновение меня кольнула зависть. Потом вернулся в зал. Алекс молча сидел на диване, всё с таким же мутным и опустошённым взглядом. Я подошёл к нему и спросил:

— Всё хорошо?

Студент поднял голову, посмотрел на меня голубыми глазами, но ничего не ответил. Потом опустил взгляд и отвёл его куда-то в сторону.

— Проклятье! — выругался связист.

— Что такое? — я обернулся.

Семён Владимирович снял наушник, посмотрел на меня раздосадовано.

— Передатчик не ловит. Работает, помехи есть, а поймать сигнал не может. Что-то глушит его здесь. Непонятно что. Такого раньше не было.

Он встал, сделал пару шагов к окну и обратно, потом остановился и замер глазами на радиопередатчике.

— Что ж… Придётся тогда подниматься выше. Наверное, на самый верх. На крышу.

В этот момент в зал вернулся Илья.

— Ну что у вас тут?

— Не ловит, — ответил связист. — Нужно подниматься выше.

— Насколько выше? — поисковик подошёл к Семёну Владимировичу.

— Скорее всего, на крышу.

— Сука! — вспрыснул поисковик, ударив руками по бокам. — Ведь так и знал, что не всё гладко будет!

— А если лишь на несколько этажей подняться и из другой квартиры попробовать поймать? — спросил я, но тут же осекся. Поисковик и связист посмотрели на меня широко раскрытыми глазами. Я понял, что это плохая идея.

— Остаётся только крыша… — грустно заключил Семён Владимирович спустя минуту молчаливого разглядывания передатчика. — Оттуда связь должна быть хорошая.

— Зараза… — Илья обречённо вздохнул. — Ладно, раз по-другому никак, то придётся так. Поднимаемся тогда в темпе, не останавливаемся. Всем всё ясно? — Поисковик вскинул автомат и вышел в прихожую.

Связист взял радиопередатчик и попытался всунуть его в свой рюкзак. Не получилось. Тогда он подошёл к шкафу, достал оттуда чёрную спортивную пыльную сумку, положил туда прибор и понёс его к выходу.

Я пошёл следом, но на выходе из зала остановился и обернулся. Алекс всё так же сидел на диване, смотря в пустоту.

— Алекс, идём, — сказал я.

Студент ответил не сразу, будто не услышав меня. Потом резко обернулся, словно выйдя из забвения, молча поднялся и поплёлся следом.

Илья открыл дверь, держа автомат навскидку, вышел на площадку и остановился возле лестницы. Стрельба внизу не прекращалась; отзвук сражения поднимался следом за нами, сопровождая нас на нашем пути наверх. Семён Владимирович зачем-то закрыл дверь на ключ, сунул связку в карман и взялся удобнее за ручку сумки. Поисковик держал под прицелом подъём наверх, потом обернулся, осмотрел нас и кивнул.

— Осталось только девятнадцать этажей, — сказал Семён Владимирович, поднимаясь следом за ним.

— Ну да, всего лишь, — недовольно буркнул тот, поворачивая на пролёте и поднимаясь выше.

Следующий этаж мы преодолели в два счёта. Он встретил нас тёмной пустотой и зияющими контурами запертых дверей, выделяющихся из мрака. Каждая из них была похожа на прямоугольный тёмный сгусток. На миг задержавшись на ступени, я обернулся назад и посмотрел на ближайшую: она томилась в спокойствии, и квартира за ней казалась опустошённой. Однако мне не переставало чудиться, что за дверью сейчас кто-то находился. Кто-то, прислонившись к ней по ту сторону, всматривался в глазок и пристально следил за нами.

Шестой этаж встретил нас кромешной тьмой. И хоть освещения не было во всём подъезде, нижние этажи были светлее, или просто казались такими. Здесь же царила непроглядная тьма. Даже огонь выглядел тусклым и каким-то бесцветным…

Седьмой этаж оказался тяжелее. Как только мы поднялись на него, на меня вновь обрушилось скверное чувство, и голова сделалась ватной. Я вгляделся в свои ноги, идущие по ступеням, и мне показалось, что ступени двигались сами по себе, перемещались в пространстве в противоположную мне сторону. А потом узкие бетонные выступы слились в одну блеклую линию, и лестница внешне напомнила толстую здоровую змею, шипящую каждый раз, когда ботинок опускался на её туловище.

И это злобное, недовольное шипение настигло меня и на восьмом, и на девятом этажах. Оно ползло следом. И когда я вновь обернулся назад и посмотрел на площадку с запертыми дверями, то мне почудилось, что оно издаётся из-за каждой из них. А потом приглушённый шёпот, множество шёпотов налило площадку. Тихих… Жалобных… И мне тоже стало как-то тоскливо на душе, захотелось остановиться, прислушаться, выслушать…

На десятом этаже связист ухватился за стену и тяжело задышал. Он отмахивался руками от кого-то, говорил, что всё в порядке, только немного устал. Алекс брёл последним, и с каждым новым подъёмом цвет его кожи бледнел, как будто сама жизнь уходила из него. Поисковик остановился на пролёте, звонко выдыхая через респиратор. Он держался ровно, прицеливался кверху, но было видно, что и тот тоже устал.

— Да когда же наступит конец этой проклятой лестницы?... Мы здесь бредём уже целый день…

Я взглянул на Илью. Голос его был монотонным и будто заведённым невидимым ключиком. Тяжело переступая ногами, поисковик начал подниматься дальше. Связист, нащупывая стену, шёл следом. Семён Владимирович тоже как-то изменился: он брёл наверх будто впотьмах, наощупь ориентируясь по стене. Словно лишился зрения.

Позади нас остались одиннадцатый и двенадцатый этажи. В самом низу, будто в глубинной чёрной Преисподней, раздалось настойчивое громыхание. Я осторожно выглянул из-за перил и посмотрел туда. Там, на непостижимой глубине, мерцали багровые отсветы. Вспышки появлялись и тут же прекращались, и тьма вновь сгущалась. Что же там такое происходит? Потом огонь вновь разразился, и что-то зарычало. Дракон?... Там… Есть… Дракон? Что за бред?...

Тринадцатый этаж лениво спустился к нам. Такой мрачный и холодный, но от этого казавшийся мне таким притягательным. Поисковик остановился и посмотрел вниз. Не знаю, что он увидел там, но потом Илья присел на лестницу, положил на колени свой автомат да так и остался сидеть. В этот момент я почувствовал то, что уже ни с чем не мог спутать. Это ощущение стало для меня таким же ясным, как и приход дня после ночи. Но в то же время таким таинственным, как и то, что скрывалось за закрытой дверью за мной.

Илья тяжело вздохнул, потом поднялся, взял на прицел уходящую вниз лестницу и сказал:

— Я останусь здесь… Нужно задержать… А вы – идите. Поднимайтесь дальше.

Голос его был ровным, лишённым интонации. Словно заново завели ключик, и поисковик вновь запустился как механизм. Связист глянул на него пустым и отрешённым взглядом, кивнул и потопал дальше наверх. Алекс поплёлся следом, а я ещё задержался на этом этаже. Илья медленно повернул голову и посмотрел на меня.

— Иди же…

— Ты сам говорил, что нельзя останавливаться…

— Тогда они достанут нас… Всех… Я должен задержать… Идите дальше.

Я понял, что отговаривать поисковика бессмысленно, а поэтому лишь обречённо вздохнул и пошёл дальше. Наверное, Илье просто не хотелось уходить и оставлять здесь их всех – жалобно стонущих за дверями, плачущих… Я бы и сам остался, но мне надо идти вперёд. Когда всё закончится, я обязательно спущусь к ним сюда. Обязательно их выслушаю…

Я уже не понимал, на каком этаже мы находимся. Втроём бы брели наверх, поворачивали, потом снова брели, а этажи всё лились и лились вниз. А может, это они спускались? А мы на самом деле просто топчемся на месте.

Внизу, совсем близко, раздались выстрелы. Автоматная очередь взревела как лев; взметнулись отзвуки и, казалось, обогнали нас на нашем бесконечном пути. Мы всё шли и шли, ступени всё поднимались и поднимались. Внизу гремел автомат. Настойчиво. В какой-то момент Семён Владимирович грузно опустился на ступени, положил чёрную сумку на колени и начал её гладить с тщательной бережностью. Его глаза сузились, постепенно налились влагой, и вскоре связист горько заплакал. Я остановился рядом, прислонившись к стене. Почему-то и мне сделалось так паршиво, что слёзы сами набежали на мои глаза. Я посмотрел во тьму площадки чуть ниже нас. Двери томились во мраке и не были видны, но я слышал, как с мольбой звали нас к себе, как настойчиво просили… Молили подойти и остаться…

Алекс остановился с противоположной от меня стороны, чуть ниже, прислонившись к перилам. Он смотрел туда же, потом вздохнул, перевёл взгляд на меня и сказал:

— Они зовут, ты слышишь?

Я молча кивнул; слезинка пробежала по моей щеке, и в том месте, где остался след, я почувствовал холодок.

— Они требуют свою жертву. — Алекс вновь посмотрел во мрак.

— Как они могут требовать?... Они ведь… страдают… — захныкал связист. — Они не требуют, а молят… А мы… мы жестокие твари. Хладнокровные твари. Идём мимо них и бросаем здесь всех…

С горечью в глазах я посмотрел на связиста и лишь молча кивнул.

Алекс тут же перевёл взгляд на меня.

— Нет. Павел. Это не так. Это не мольба. Это требование. Плата за проход.

Студент приблизился ко мне, взял за плечи и слабо тряхнул.

— Они требуют жертву. Ты меня понимаешь? — он взглянул мне прямо в глаза, и от этого внутри всё постепенно остывало. Горечь, леденяще цепляющая за саму душу, медленно отползала.

Студент отошёл, посмотрел в сторону. Недалеко от нас раздался тихий щелчок замочной скважины, и дверь медленно, с протяжным скрипом приоткрылась.

— Они требуют плату. Требуют жертву. Ведь только так можно пройти… — задумчиво проговорил Алекс. — Им нужно, чтобы кто-то остался здесь.

Он резко посмотрел на меня; глаза его были широко раскрыты и полны безумия.

— Это будет мне наказанием. За то, что я совершил. За свою глупость, что стоила другим их жизней.

Он спешно спустился вниз, подошёл к приоткрытой двери. Ещё не до конца осознавая его слова, но понимая, что он хочет сделать, я шагнул следом.

— Алекс… Стой… — проговорил я.

— Идите. Идите дальше и дойдите до конца. — В последний раз посмотрев на меня, Алекс взглянул на то, что находилось в открывшемся дверном проёме, и сделал шаг вперёд.

Потом дверь резко захлопнулась, будто огромная пасть, клацнув своими клыками напоследок. Квартира проглотила студента и переварила его.

И всё закончилось. Стих этот неумолимый монотонный шёпот, ушла тяжесть в голове, и от горечи внутри не осталось и следа. Я осмотрелся вокруг, услышал грохот выстрелов снизу. Потом подошёл к сидящему на ступенях связисту – Семён Владимирович всё ещё что-то бормотал, а его заплаканное лицо глядело вперёд.

— Семён Владимирович, вставайте, — я взял его под руку и приподнял. — Ну же, давайте. Поднимайтесь. Нам нужно идти дальше.

Выстрелы внизу гремели настойчиво. Потом сделались более размеренными, одиночными и с промежутками между собой. А через некоторое время лениво раздался ещё один – и после наступила тишина.

Я возился со связистом и пытался его поднять. Семён Владимирович обмяк. Он не хотел подниматься, не хотел стоять твёрдо на ногах. В какой-то момент меня вновь пробрало ощущение. То самое. Знакомое. Я кинул взгляд на лестницу, уходящую за перилами вниз. Побоялся выглядывать из-за них. Но я точно знал, что внизу кто-то есть. Кто-то ещё, кроме поисковика. И этот кто-то поднимался за нами следом.

Стиснув зубы, я что было сил дёрнул связиста кверху, перекинул его руку через плечо, ухватился за его спину, а в свободную руку вложил сумку с радиопередатчиком. Мы стали медленно и тяжело подниматься по лестнице. Семён Владимирович лениво переступал ногами, наваливаясь на меня своим весом. Мы смогли преодолеть следующий лестничный пролёт, подняться на этаж выше, но на этом мои силы закончились. Ноги подкосились, и я свалился на ступени. Звонко выдыхая, посмотрел наверх. Лестница уходила ввысь и тонула во тьме. Сколько ещё нам оставалось преодолеть ступеней, я не знал. И дышать было тяжело через респиратор. Потом глянул вниз. Кто-то поднимался за нами, был всё ближе и ближе. Я ощущал это, не только кожей, но и своим нутром. А ещё по площадке разносилось размеренное шлёпанье босых ног по бетону.

Стиснув кулаки, я вновь поднялся и попытался поднять связиста.

— Семён Владимирович, поднимайтесь. Давайте же. Нам нужно идти.

— Зачем?... Зачем нам идти наверх? — заныл он.

— Чтобы поймать сигнал, — я ухватил его за предплечье.

— Зачем?... Какой смысл от всего этого? — связист угрюмо мотал головой. — Эта лестница никогда не закончится. А наверху… Там ведь ничего нет. Пустота одна. Нет никакой надежды… Так зачем пытаться? Зачем упрямо идти?

— Вы ошибаетесь, — я упрямо пытался поднять его на ноги. — Наверху есть надежда. Есть спасение. Есть понимание того, что мы вовсе не одни.

Я с большим усилием потащил его вперёд – постоянно озираясь через плечо и боясь, что из-за угла вот-вот покажется тот, кто шёл за нами по пятам.

— Там нет ничего и никого. Там только пустота и смерть! — упрямо не соглашался связист. — И внизу то же самое. Зачем нам бороться, если в любом случае нас ждёт только смерть? Проще остановиться и остаться здесь!

— Не в этом ли смысл человечества – в упрямой, бессмысленной борьбе?

Я перевёл взгляд вперёд и смотрел теперь только туда, стараясь больше ни оборачиваться, ни поддаваться своему страху и искушению остановиться. Ступени текли; очередной этаж встретил нас холодной пустотой. Мы поднялись и преодолели его. Семён Владимирович не сопротивлялся, но и не помогал мне вести его дальше. И каждый новый шаг для меня становился тяжелее предыдущего.

— Ещё немного. Ещё чуть-чуть осталось. Ну же, Семён Владимирович, потерпите немного... — со вздохами гудел я сквозь респиратор.

— Правда? — связист посмотрел на меня. — Ты не врёшь?...

— Нет, не вру… Мы почти пришли… Ещё немного осталось, и всё закончится… Только помогите мне. У меня заканчиваются силы нести вас на себе…

Связист ухватился за перила и уже зашагал сам. Я почувствовал облегчение, однако рука его всё ещё оставалась на моих плечах.

И когда мы преодолели очередной этаж, когда мне и самому уже стало казаться, что лестница действительно никогда не закончится, что этот путь наверх бессмыслен и только одно ожидает нас в конечном итоге, – за маленькой площадкой впереди показалась дверь. Одна единственная здесь. И лестница заканчивалась перед ней. Перила уходили поперек и вгрызались в стену слева. Тупик.

Мы со связистом остановились и уставши вперились глазами в неё.

— Вот она… Добрались… — прогудел я с глубоким вздохом.

Когда я открыл дверь, внутрь хлынул поток холодного воздуха. Блеклый свет дня разогнал тьму перед глазами. Огонь факела затрещал и грозил вот-вот потухнуть. Мы выбрались наружу и оказались на крыше. Связист тут же переменился. Осматриваясь по сторонам, он спешно пошёл вперёд. Я последовал за ним, оставив дверь позади себя открытой.

У края крыши Семён Владимирович спешно достал из сумки свой радиопередатчик, поставил возле выступа, надел наушники и выпрямил антенну.

— Так… ну… попробуем ещё раз… — Выдохнув, связист перекрестился на удачу, затем переключил тумблер на панели, покрутил усилителями и стал вслушиваться в звуки в наушнике.

Я отошёл от него на шаг, и взгляд мой устремился вперёд. В бесконечную серую бездну, расплывавшуюся за границей крыши. И в этой бездне, прорезаясь сквозь её ватную оболочку, мерцал зелёный свет. Яркие всполохи пульсировали где-то вдали, впереди, разливая мутный огонь на горизонте.

Я молча смотрел на это необычное явление. Оно притягивало к себе, заставляло безмолвно любоваться своей изысканностью, и ничего больше мне не хотелось, кроме как стоять здесь и вечно смотреть на этот небесный зелёный огонь…

— Что-то… что-то есть… Что-то услышал… — вскрикнул связист.

Но голос его был сейчас где-то далеко, приглушённый и словно исходящий не из этого мира. Я заворожённо смотрел на мерцание сполохов, и только они меня сейчас интересовали. Что мог услышать этот непонимающий, не ценящий прекрасного глупый человек? Что может быть важнее и значимее этого небесного сияния?...

— Поймал! Пойма-а-а-л! — заорал Семён Владимирович. Он вскочил, прижимая наушники ближе к ушам и с детской широкой улыбкой на лице смотря на зелёную железную коробку с выключателями. — Есть сигнал! Услышал!... Так… Говорят о чём-то… Что-то… Говорят о выживших… Говорят о каком-то пристанище!…

Он не переставал горланить эти свои слова. Я с ненавистью взглянул на него, и мне хотелось заткнуть ему пасть дулом своего автомата. Чтобы он не смел нарушать эту величественную идиллию. Эту тишину и гармонию. Чтобы не ставил под сомнение значимость и неоспоримую грандиозность этой вселенской силы своими мелкими, низменными вещами.

— Есть место всеобщего спасения! Есть! Так, передаю наше местоположение.

Человек склонился перед своим радиопередатчиком, как перед каким-то божеством. Он всё сыпал разными словами. Зачем? Читал ему молитву? Как он может почитать это убожество, когда в этом мире присутствует по-настоящему величественная сила? Прекрасная, необъятная, завораживающая. Только она достойна почитания. Только ей должны быть отведены все молитвы.

Я медленно поднял свой автомат, переключил предохранитель и передёрнул затвор. Человек всё пялился и пялился на эту мелкую коробочку с кнопками, а на лице его сияло безудержное счастье. Как он мог променять своих истинных владык на это?...

Я положил палец на спусковой крючок. Оторвавшись от своей зелёной коробочки, человек посмотрел на меня. Что-то сказал мне с улыбкой на лице. Потом посмотрел на мой автомат, и улыбка его медленно сползла с губ. Глаза его вперились в меня, и в них я увидел глубокое непонимание. Понимать надо было раньше, а теперь уже поздно.

Я дал короткую очередь – автомат с рёвом изверг из своего жерла огонь. Пули вгрызлись в тело человека, и тот откинулся назад, распластавшись на бетоне. Медленно, но неумолимо под ним начала растекаться красная лужа. Губы что-то издали в конвульсиях, из них пузырчато вылились кровавые сгустки, глаза замерли на небе, и в них больше не было непонимания. Там теперь была одна лишь пустота, которую он и заслуживает. И поделом этому выродку, предавшему своих Хозяев.

Потом я обернулся. Недалеко от меня стояли они – высокие, статные и по-внеземному прекрасные. Один из них вытянул ко мне свою длинную руку с четырьмя длинными и худыми пальцами, словно сделал покровительственный жест. Я опустил свой автомат вниз, а потом и сам присел на колени, не сводя глаз с этих прекрасных созданий.

Как можно их не любить?... Как можно им не повиноваться?...

Мне стало злобно за себя. За всех нас, отринувших их покровительство. И злоба эта перелилась в острую боль. Я пал лицом вниз, не в силах сдержать и её, и постепенно накатывающие на глаза слёзы. Я готов был лежать так целую вечность, пропитывать этот холодный бетон своими слезами, лишь бы заслужить их прощения…

А потом наступила абсолютная тьма, и всё закончилось.