2028

Глава 6. Оживший страх.

Языки пламени энергично плясали в резаной закоптившейся бочке и как бы показательно разбрасывались снопами мелких багровых искорок, вздымавшихся ввысь и растворявшихся чуть выше макушек голов. Мелодично трещал уничтожаемый огнём хворост, шипели подсвеченные адовым светом угольки, и под эту единую симфонию, как под колыбельную, глаза смыкались сами собой. Я смотрел на огонь, и мне казалось, что пламя обрело свой собственный дух и оживилось, и сейчас оно по собственному желанию танцует перед моим взором, а плавные движения огненных язычков будто пытаются ввергнуть меня в транс, заставить сомкнуть веки, которые становились всё тяжелей.

Выспаться мне не удалось. Вернувшись ночью в аудиторию и опрокинув своё уставшее тело на матрас, я провалялся почти до самого рассвета. Когда комната начала уже озаряться хмурым утренним светом, мне удалось наконец уснуть. Но проспал я недолго, и нынешнее дежурство казалось мне продолжением моего дрёма, а всё вокруг – каким-то мутным, неестественным и абстрактным. Мои напарники по караулу – имён я их не помню, позабыл – не были многословны. То ли они тоже не выспались, то ли причина была в чём-то другом. Они сидели со мной у костра с хмурыми каменными лицами и изредка кидали свои взгляды на заваленные мешками и запечатанные железными листами двери. И стояла в вестибюле тишина, прерываемая лишь треском горящих палочек в обожжённой жестянке. Не знаю, был ли я благодарен им за их молчание, или же хотел, чтобы они говорили, хоть что-нибудь. А иначе я в скором времени совсем усну.

В отдалении послышались чьи-то шаги – спешные, но в то же время настороженные. Звук их всё приближался, спускался по лестнице с верхних этажей, и в скором времени разлетелся по просторному помещению. Один из напарников обернулся, глянул через плечо; лицо его оживилось в этот момент, разгладилось на мгновение, а потом опять собрало хмурую гримасу. Студент присмотрелся к тому, кто спускался. Это был парень, одетый в тёмную куртку, синие плотные джинсы и чёрные ботинки. За его спиной висел рюкзак, а в руках он держал палку, обмотанную на четверть тряпьём. Факел.

Когда незваный пришелец спустился вниз, я оглядел его с ног до головы, и мне вначале показалось, что это один из поисковиков. Он был при снаряжении, с которым те отправлялись наружу. Но потом, чуть присмотревшись, я понял, что ошибся. Это был не поисковик, нутром я это почувствовал, а через некоторое время и вовсе узнал лицо пришедшего – это был Григорий, которого я встретил на лестничной площадке, когда тот пребывал в странном, неадекватном состоянии.

Тот резко остановился на лестнице, в шаге от последней ступени, встал как истукан и смотрел на нас, словно на внезапно встретившегося товарища, которому задолжал крупную сумму и встречи с которым всячески избегал. Немного побегав взволнованно глазами по нашим лицам – нас здесь сидело пятеро, – Григорий сказал:

— Выпустите меня, — тон его был неуверенный, голос просаживался слегка, а слова взволновано глотались его губами.

— Не понял? — сказал студент, развернувшись к нему уже боком.

— Мне нужно туда, наружу, — Григорий указал рукой на заваленный выход. — Выпустите меня.

— Ты серьёзно? Это ты сейчас серьёзно говоришь? — спросил второй караульный в недоумении.

— Абсолютно. Мне нужно… Мне надо идти… — ответил Григорий и попытался выпрямиться, чтобы видом своим показать всю серьёзность своих намерений.

— Туда? — спросил студент и повернулся в сторону дверей. — Зачем?

— Н-надо… — ответил Григорий.

Я молча следил за ним, глаза мои пробежали от его головы в чёрной шапке до ног, у которых он сжимал и разжимал кулаки. По лёгкой тряске руки я понял, что тот изрядно взволнован.

— Нет, ты понимаешь, что говоришь? — чуть повысив тон, сказал один из студентов. — Ты хочешь, чтобы тебя выпустили туда? У нас тут, вообще-то, дежурство идёт. Это тебе не пропускной пункт, вообще-то. Что ты тут загоняешь нам? Зачем тебе туда идти, а?

— Я же сказал – надо. — Григорий повысил тон в ответ, рявкнул уже уверенней и сделал шаг вперёд, такой же уверенный.

Студент резко поднялся, шагнул в сторону, перекрывая ему выход.

— Слышь, ты это – не мудри тут, — он пристально глядел на Григория, и я почувствовал, что обстановка медленно наэлектризуется. Вместе с ним поднялся и второй, но стоя на своём месте. — Сказано тебе: у нас тут не пропускной пункт. Куда ты намылился? Зачем тебе наружу? — не прекращал первый.

Григорий молча смерил его взглядом, посмотрел на второго, что выровнялся с ним в рост чуть поодаль, потом взглянул на меня. Я подумал: «Оценивает ситуацию. Видимо, сдаваться не планирует».

— Ребят, — начал Григорий. — Давайте постараемся всё разрешить без лишнего… гонора, а? Просто выпустите меня, пожалуйста. Откройте двери и дайте мне выйти, и меня вы не видели.

— Не, ты похоже не вкатываешь… — студент сделал шаг к нему. — Мы тебе сказали – тут не пропускной пункт. У нас чёткие есть указания. Мы никого не выпускаем и, тем более, на хрен, с той стороны не впускаем. Ты либо объяснись, что ты удумал, либо разворачивайся и топай отсюда.

Я почувствовал, что обстановка накалилась ещё сильней. Один из студентов, что сидел рядом со мной, пристально пялился на Григория, и взгляд его стал каким-то острым, животным. Тем временем Григорий, переминаясь с ноги на ногу, всё смотрел в сторону выхода.

— Давай, не мудри тут это. Наружу он выйти решил… — сказал студент, но до конца проговорить не успел. Я лишь заметил, как рука Григория скользнула за пазуху, и через мгновение он выставил её вперёд, резко и уверенно, сжимая в ладони рукоять чёрного пистолета. Студенты резко отпрянули назад, ещё один вскочил, но замер, чуть сгорбившись. Григорий повёл дулом по всем сгрудившимся перед ним, а глаза его как-то нездорово загорелись. — Э-эй… ты это… Ты чего? — быстро проговорил студент, медленно приподнимая руки.

Я привстал, стараясь не привлекать к себе внимание, но Григорий обернулся и нацелился на меня.

— Тихо, тихо! — проговорил я, поднимая руки. Сонливость в этот момент как ветром сдуло. — Давай без опрометчивых действий, хорошо? — старался я говорить как можно спокойней. Григорий бегал глазами по каждому, переминался с ноги на ногу и крепко сжимал пальцы на рукояти «макарова». Один из его пальцев лежал на спусковом крючке. — Скажи, зачем тебе туда? — я медленно указал рукой в сторону выхода.

— Да надо мне! Надо! Что непонятного?! — взбеленился Григорий. — Почему нужно доводить до этого?! Почему просто не пропустить меня и не выпустить?!

— Ты же понимаешь, мы не сможем этого сделать, — стараясь не накалять градус, спокойным тоном проговорил я. — Ты знаешь, что там опасно?

— Да, знаю, — отрезал Григорий.

— Там смертельно опасно. А зачем тебе идти туда, где смертельно опасно? — сказал я.

Григорий, не ответив, начал медленно выделывать шаги в сторону, постепенно обходя двоих студентов перед ним. Он держал нас на мушке, хотя руки его тряслись. Никто из нас не делал ни единого движения.

— Скажи – зачем тебе это? — ещё раз спросил я.

— Да какая разница, что я скажу? — срываясь в голосе, ответил Григорий. Его глаза вдруг заблестели, а мышцы лица слабо подрагивали. — Вы же меня за ненормального держите… Скажу – не поверите, скажете: «Ты конченый». А мне это осточертело. Уйти хочу отсюда. Наружу. И плевать мне, что там опасно.

Мы внимательно следили за каждым его движением. Он обошёл нас, остановился чуть поодаль и мотнул пистолетом влево.

— Откройте, — сказал он.

Мои напарники стояли на месте: двое подняв руки, ещё двое молча пялясь на него. Никто не решался сделать шаг или предпринять что-нибудь. Видимо, у всех был шок. Я вздохнул и, держа руки на виду, медленно пошёл в сторону двери. Григорий не спускал с меня глаз, и дуло его пистолета плавно следовало за моим телом.

— А что именно ты хочешь сказать? — стараясь отвлечь его внимание, спросил я. — Скажи мне, я поверю тебе.

— Нет уж, — рыкнул он в ответ и пальцы его распрямились и снова согнулись на рукояти. — Не поверишь. Скажешь, что я рехнулся.

— Не скажу, обещаю, — я на миг остановился, пристально глядя Григорию в глаза. — Скажи мне, в чём дело.

Григорий неуверенно переминался на месте, дуло пистолета тряслось, но всё ещё было направленно на меня. Пользуясь замешательством, один из студентов, стоя за спиной своего напарника, медленно шагнул в сторону, потом ещё и ещё, стараясь осторожно обойти Григорий с фланга. Но тот увидел это боковым зрением, тот час повернул пистолет вправо, держа под прицелом уже другого.

— Стоять! Не двигайся! Я ведь… я ведь нажму! — возбуждённо проговорил он.

— Ты выстрелишь в одного из нас? В своего же? — спросил я. — Ты же не сделаешь это, ты не убийца, Григорий. Мы с тобой же хорошо знакомы, ты это знаешь. Давай, опусти оружие, сядем и поговорим нормально. Никто об этом не узнает, — я медленно шагнул вперёд, немного приблизившись к нему. Григорий посмотрел на меня и навёл на меня пистолет. Я остановился, глядя на слегка подрагивающее чёрное дуло. — Опусти оружие. Не глупи, Гриша.

В этот момент дверь караулки открылась, и из неё вышел Андрей Скворцов. Увидев эту картину, он замер на месте. Лишние вопросы здесь были не нужны, Андрей понял это. Он лишь медленно пошёл вперёд, не спуская взгляда с вооружённого студента.

— Чтобы ты не задумал – это всё бессмысленно и опрометчиво, — проговорил он. — Опусти оружие.

Григорий обернулся на него, но дуло пистолета всё ещё было обращено ко мне. Меня подрывало кинуться вперёд, преодолеть эти два шага, отделяющие нас друг от друга, в один момент. Но я не решался; чёрное жерло оружия выбивало из меня это желание. Тем временем Андрей был всё ближе, медленно вышагивая расстояние до вооружённого студента. Григорий сделал шаг назад, развернувшись спиной к выходу, стараясь держать в поле зрения всех.

— Просто отпустите меня! Дайте мне уйти! — крикнул он.

— Мы не можем сделать это, ты понимаешь? — сказал Андрей. — Там, снаружи – смертельно опасно. Там можно лишиться жизни, лишь уйдя от выхода на пятнадцать метров. Мы стараемся сберечь ваши жизни, жизнь каждого. Поэтому мы не можем выполнить твою просьбу. Пойми ты это.

Григорий отшагнул назад. Он обернулся, кинул мимолетный взгляд на двери, потом резко приложил дуло к своему подбородку.

— Нет! — крикнул Андрей, срываясь с места.

— Я выстрелю! Выстрелю! — крикнул Григорий. — Если кто-нибудь из вас сделает хоть ещё один шаг ко мне! Если вы мне не откроете дверь!

Все замерли, каждый в том положении, в каком успел замереть. Действия этого сумасшедшего теперь не казались нам фальшивыми, а мотив – неуверенным. Григорий прижал дуло пистолета к подбородку, а его палец гладил спусковой крючок. Отчаявшись, он осмотрел каждого из нас, и в его глазах я увидел яростное намерение, ничем не сдерживаемое и не терпящее каких-либо препятствий для своей реализации. Он не блефовал, а был настроен серьёзно. Настолько серьёзно, что в случае неудачи готов был выстрелить, лишить себя жизни.

— Ладно-ладно! — сказал Андрей, выставив обе руки вперёд. — Хорошо! Павел, освободи для него проход.

Я медленно пошёл в сторону выхода, а Григорий чуть отшагнул, кинув свой невменяемый взгляд на меня. Я выставил руки вперёд, осторожно шагая, боясь сделать какое-либо резкое движение, которое этот сумасшедший воспримет как-то не так. Сейчас, когда он прислонил пистолет к своей голове, мне почему-то стало ещё страшней чем тогда, когда я сам был на прицеле у него.

Я подошёл к дверям и начал сваливать в сторону мешки, постепенно освобождая проход. И тут я решил заговорить. Заговорить этого психопата, отвлечь его внимание на себя.

— Скажи, тебе снятся кошмары? — ничего более не придумав, спросил я и посмотрел на него.

Григорий повернул голову ко мне. Его глаза расширились, но он ничего не ответил. Тогда я ещё спросил:

— А ты видишь что-то… что-то странное, страшное? Ты этого боишься, так ведь?

— А что… ты… ты тоже что-то видишь? Да? — с надеждой в голосе спросил Григорий, но пистолет всё ещё впивался в его подбородок.

— Мне снятся кошмары, очень страшные. И я видел что-то непонятное здесь, в стенах университета. Что-то необъяснимое. Меня это пугает, как и тебя, но я стараюсь противостоять своему страху. Я понимаю, что снаружи ещё опасней. Ибо здесь мы боимся того, что нам привидится. И мы не можем наверняка быть уверенны, что это что-то реальное, а не плод нашего воображения. Ну а там бродят страшные твари, достаточно реальные, чтобы убить. Так зачем тебе туда? Зачем ты идёшь в логово злых хищников? Ты же не был снаружи никогда, ты там сразу сгинешь, Григорий.

Я остановился, держа мешок в руках. На мгновение мне показалось, что взгляд Григория изменился, наполнился доверием. Он потупил глаза, видимо, обдумывая сказанное, и я даже почувствовал какое-то облегчение. Спала та озабоченность в его движениях, тот слепой запал, с которым он яростно нас шантажировал. Даже безумие покинуло его глаза, которые на миг налились признаками рассудка и рациональности. И когда рука студента, в которой он держал своё оружие, медленно стала опускаться, я медленно положил мешок на место, словно отзеркалив его движение. И тут Андрей в одном прыжке преодолел оставшееся между ним и Григорием расстояние. Охранник влетел в него, когда Григорий очухался. Услышав рядом с собой звон приближающегося шага, студент вскинул руку с пистолетом, намереваясь выстрелить, но сделать этого не успел. Кулак охранника саданул его по челюсти и от удара студент выронил пистолет. Потом Андрей повалил его на пол и скрутил руки за спиной. Один из караульных подбежал к валявшемуся Григорию и в спешке подобрал его пистолет. Сам Григорий, вновь впав в безумство, кричал и яростно извивался под охранником.

— Нет! Пустите! Гады! Нет! Не хочу! Пусти меня! Не буду! — он брыкался, пытаясь вырваться из цепкой хватки охранника. И у того не получалось его усмирить, уж слишком буйным сделался Григорий. Андрей, сильно прижимая коленом шею студента, крикнул:

— Павел, помоги!

Я кинулся к нему и вдвоём мы скрутили Григория, после чего подняли и повели к караулке. Другие студенты с интересом шли следом, внимательно следя за нами. Открыв дверь, мы завели скрюченного студента внутрь, стянули с него рюкзак и усадили на стул.

— В тумбе верёвка. Вытащи! — приказал мне охранник. Я открыл тумбочку и достал оттуда верёвку. Вдвоём мы связали вышедшего из себя, уже почти невменяемого Григория, обвязав его туловище вместе с руками вокруг спинки стула. — Вот так. Посиди-ка пока так. — Андрей вытащил рацию и проговорил: — Виктор Петрович, срочно в караулку! И ректора позовите тоже!

Я стоял позади него и через плечо охранника наблюдал за тем, как Григорий впадает в отчаяние. Поняв, что вырваться уже не получится, он завыл, а через некоторое время и вовсе заплакал, всхлипывая увлажнённым носом. Зрелище это вызвало во мне сочувствие вперемешку с лёгким отвращением, будто передо мной сидел на стуле душевнобольной.

Спустя некоторое время в караулку пришли ректор и Виктор Петрович. Последний, отогнав лишних от входа, запер дверь на ключ. Меня, возможно, прибывшие не заметили сразу, либо не сочли нужным прогонять отсюда. Андрей кратко рассказал о случившемся инциденте. Ректор, слушая его рассказ, то и дело поглядывала на Григория. Тот переменился, стал подозрительно спокойным и смиренно сидел на стуле, связанный верёвками. Когда охранник окончил, Виктор Петрович подошёл к столу, за которым сидел Григорий, облокотился на него и спросил:

— Так, а теперь ты объяснись, что за балаган ты тут устроил? — лицо старого охранника озаряла горящая на столе свеча, и в багровом свете морщинистые складки отдавали мрачными тенями.

Григорий молча посмотрел на него, потом осмотрел остальных, что окружили стол. Я стоял рядом с Андреем, внимательно наблюдая за студентом. От прошедшего безумия не осталось и следа, даже глаза, немного заплаканные, выглядели вполне адекватными.

— О чём это вы? — исступлённо спросил Григорий.

— Ты тут не придуривайся, — грозно сказал Виктор Петрович. — Ты что учинил в вестибюле?

— Я не понимаю… — всё также недоумённо отвечал студент, и, глядя на него, на его лицо и глаза, мне почему-то показалось, что тот действительно ничего не понимает.

— Не понимаешь? — кивнул Виктор Петрович, после чего вытащил из кармана пистолет, стукнул им о стол и пододвинул к студенту. — И это ты, видимо, тоже не понимаешь? Ну так давай тебе немного освежу память. Во-первых, ты без чьего-либо ведома проник в хранилище и украл вещи, что в рюкзаке – мы ещё глянем. Во-вторых, ты пробрался ещё и в оружейную и украл пистолет. И, в-третьих, этим самым оружием ты грозился застрелить одного из караульных и пустить пулю себе самому. И теперь самое главное – ты намеревался выбраться наружу, сбежать. Что из перечисленного мной тебе до сих пор не ясно?

Виктор Петрович вновь облокотился о стол, смерив жёстким взглядом физиономию студента. Под напором этих железных глаз Григорий обмяк. Он глядел на лежащий перед ним пистолет и тихо покусывал губы, виновато опустив свою голову.

— Григорий, — сказала ректор мягким тоном, — ты совершил неадекватный поступок, грозился убийством и самоубийством, а это никак нельзя оценить рационально. В нынешней ситуации мы вынуждены проявлять повышенную бдительность и следовать строгим правилам. Своими действиями ты мог навлечь на всю нашу общину неприятности. Мог подставить под смертельную опасность не только жизни других, но и свою тоже. И мы хотим знать, чем вызвано такое поведение?

На какое-то время в караулке воцарилась тишина. Все стояли и внимательно смотрели на Григория, ожидая его ответа. Студент мялся, крутил головой из стороны в сторону, видимо, что-то обдумывая, но долго тянул с ответом. Он поджимал губы, снова и снова кидал взгляд на оружие перед собой, но не решался поднять голову и посмотреть на кого-либо. Однако у Виктора Петровича кончилось терпение.

— Раз такое дело, то в связи с совершёнными действиями, угрожающими всеобщей безопасности, за которые ты не хочешь держать ответ, мы тебя изолируем. На неопределённое время, — строго проговорил старый охранник.

— Не надо. Не надо изолировать меня! — вдруг вспрыснул в слегка возбуждённом тоне Григорий. — И не надо меня наказывать, пожалуйста! Я не хотел всего этого! Я не специально.

— Тогда расскажи нам, что подтолкнуло тебя на этот поступок, — так же спокойно спросила ректор.

Григорий посмотрел куда-то в сторону, прикусил губу, зажмурился, но всё-таки нашёл в себе силы и сказал:

— Тени…

— Что? — недоумённо спросил Виктор Петрович.

— Тени… — повторил Григорий, сокрушающимся взглядом посмотрев на него. — Они живые. Они бродят по коридорам, когда наступает ночь. Они вылезают из темноты, появляются там, где есть свет, и следят. Следят. Постоянно следят…

— Что ты мелишь? — процедил Виктор Петрович.

— Я не вру, и не придумываю… Они действительно существуют. Я их видел. Не один раз. Они выходят ночью, даже, бывает, забредают к кому-то в аудиторию, и тем начинают сниться всякие кошмары.

Все слушали, что он говорил, а во мне словно всё перевернулось. Я стоял, как вкопанный, не упуская ни единого его слова. Глаза мои расширились, и они не сползали с лица этого несчастного. Врёт ли он? По нему не было видно, что он врёт. По его осунувшемуся, бледному лицу, по которому выступала испарина. Он говорил о них, а перед моими глазами вновь сгустилась чёрная субстанция, без лица; с глазами, которых нет, но которые ощущаются внутри, в самой душе. Этот холодный, по-могильному леденящий взгляд. Как он может врать, если и я их видел? Одного из них. А может, мы оба просто сошли с ума?

Но Виктор Петрович ему не поверил.

— Скажи мне: ты больной? — спросил он у студента, а потом обратился к ректору: — Он состоял где-нибудь на учёте? У него справка какая-нибудь была?

— Я не вру! Я говорю правду! Вы меня спросили, и я вам ответил. Поэтому я решил сбежать. Поэтому я пытался вырваться наружу. Я не могу больше оставаться здесь, в этих стенах. Я постоянно ощущаю, как кто-то наблюдает за мной, — отчаянно проговорил Григорий.

— Ты просто сошёл с ума, — заключил Виктор Петрович. — В общем так – изолируем его. Нужно приставить к нему кого-нибудь, чтобы не сбежал.

— Нет! — ещё отчаянней. — Я не уйду в изоляцию!

— А вот это уже не тебе решать, — ответил Виктор Петрович.

— Если вы меня изолируете, тогда я сделаю что-нибудь с собой! Я убью себя! — задребезжал Григорий.

— Григорий, успокойся. Послушай меня, — начала ректор, положив на его плечо руку и стараясь успокоить. — Сейчас ты явно не в себе. Ты встревожен, твой рассудок расшатан. Всё это вследствие пережитых событий последних лет. Понимаешь? Всё, что ты пережил, тем более в последние дни, когда каждый из нас сейчас не чувствует себя в безопасности, – оказывает влияние на твою психику. Тебе нужно просто успокоиться и прийти в себя. Никто не будет изолировать тебя ото всех в том смысле, в котором ты это представил. Просто освободим тебя от трудовых обязанностей, дадим больше свободного времени, ты сможешь отдохнуть. Это будет благоприятно для тебя же, для твоего здоровья.

Григорий посмотрел на неё, как-то жалобно, от чего у меня к горлу подступил ком.

— Почему вы не хотите мне верить? Неужели вы их не видите? Вам не снятся кошмары? Вы ничего не чувствуете, что ли? — Он посмотрел на каждого, и его ищущий взгляд остановился на мне. Его глаза искали поддержку. Григорий смотрел на меня, видимо, вспомнив мои слова у дверей. На миг его глаза загорелись надеждой от того, что я сейчас скажу те же самые слова, которые я произнёс тогда. Но прождав слишком долго и не услышав их, Григорий сказал: — Ты же сам мне сказал, что видел что-то. Что-то необычное.

На мгновение образовалась тишина. Все: и ректор, и Андрей, и тем более Виктор Петрович пристально глядели на меня. Под их вниманием мне стало неуютно. Что мне сейчас сказать? Правду? Что я тоже видел живую тень, от которой кровь стыла в моих жилах? Встать в одну позицию с Григорием, и тем самым повесить на себя клеймо ещё одного сумасшедшего? С другой стороны, где уверенность в том, что взору моему было явлено что-то действительное, правдоподобное, а что это не сформированный воспалённым воображением мираж? Я не знал этого, и потому не решился рисковать.

— Не понимаю, о чём ты говоришь… — сказал я тихо, стараясь отвести глаза в сторону, не смотреть на Григория. Но я всё равно ощутил его разочарование. Ощутил своей кожей, что ли.

Виктор Петрович посмотрел на студента и сказал:

— Похоже, ты единственный, кто связан с какой-то мутью. Тебе что-то привиделось, и ты решил устроить балаган, раскачивая умы и будоража всем нервы. Сейчас подобное недопустимо. А посему тебя отправят на бессрочную изоляцию, пока вся неадекватность не выветрится из твоей головы.

Эти слова звучали будто приговор. Словно преступника, чья вина толком и полностью не была доказана, отправляли на казнь, и шанса на справедливость больше не оставалось. Григорий не ответил, лишь молча уткнул глаза в пол да так и сидел на стуле. Ректор сочувственно вздохнула, а Андрей посмотрел на меня. В его глазах я увидел какой-то укор, но в то же время и понимание того, почему я решил промолчать.

— Куда тебя отправить – мы решим чуть позже. А пока – посидишь здесь под присмотром Андрея, — заключил Виктор Петрович. — И надеюсь, что ты не учинишь ещё какую-нибудь глупость. Поверь, сейчас нам это ой как не нужно! Посиди, подумай. Ректор права – это не совсем изоляция. Ты будешь на какое-то время отстранён от всех работ и лишних контактов с остальными. Думаю, никто сейчас здесь не против.

Все промолчали, тем самым выражая своё согласие.

— Вот и славно. Думаю, мы закончили. А ты, Павел, возвращайся на пост. Твоя смена ещё не окончена.

На стене было холодно. Промёрзлый ветер проникал под одежду и нещадно кусал за кожу. Я поёжился, обнимая себя руками, потирая по локтям и звонко выдыхая через респиратор. Находясь возле столба, на котором был закреплён горящий факел, я не ощущал тепла.

А может, мне было холодно не из-за ветра, а из-за отсутствия совести? Я вновь, уже какой по счёту раз вспоминаю тот разговор в караулке. Это был настоящий допрос, который смог бы сломать кого угодно. Виктор Петрович был жёсток, прямолинеен, и его слово способно решать судьбы многих. Он пользовался большим авторитетом среди высшего звена, и практически полностью организовывал всю нашу жизнь в этих стенах. Да, формально главенствующее место занимала ректор, но последнее слово всегда было за старым охранником. Одни его уважали и восхищались им, а другие боялись и в тайне недолюбливали.

Справедливо ли был наказан Григорий? Ведь он не врал, этот обезумивший от страха, несчастный парень. Он говорил правду. Но вопрос был в том, является ли его правда объективной вещью, имеющей место в реальной действительности, или же это всё коренится в его голове, создавая иллюзии и обманывая его сознание. Если это плоды его воображения, то он просто обезумел. Как и многие здесь; как и я, чей рассудок отравлен страхом из-за постоянных кошмаров, что приходят сюда по ночам, забредают в наши аудитории и проникают в наше сознание. И от этой мысли меня начинает кидать в дрожь. Если это правда, и все мы постепенно сдаём позиции, то сколько же мы сможем продержаться ещё, пока сами от страха не откроем двери нашему врагу, реальному и смертоносному. Тому, кто не пощадит никого.

Я старался копать как можно глубже, рассуждать, наверное, преследуя одну простую цель – оправдать себя. За то, что промолчал тогда, хотя оба мы были в одной лодке. Просто он не выдержал и у него сдали нервы, а я всё ещё держусь. Пока.

— А что там случилось сегодня утром, в вестибюле? — спросил один из студентов, что стоял через одного от меня.

— Да какой-то парень пытался выбраться наружу, — ответил ему другой. — Прикинь, он забрался в хранилище, спёр оттуда вещи, рюкзак, да ещё пистолет прихватил. И угрожал им дозорным, чуть не подстрелил парочку. Мне Стёпка рассказал вот. Тот чудак его на прицеле держал.

— Вот придурок… — прогудел сквозь респиратор студент.

— Да конченый какой-то. Его изолировать хотят, вроде.

— Ну и правильно. А я бы вообще его выставил взашей вон, за стены. Так рвался наружу – пусть уматывает, куда хочет. Нам такие неадекваты тут к херам не нужны.

— Вот-вот, — согласился его собеседник.

Я стоял и молча слушал. И мне почему-то хотелось и согласиться, и в то же время заступиться за этого бедолагу. Несомненно, парень заработал себе репутацию. Теперь о нём будет знать весь университет.

Так мы стояли довольно долго. Впереди расстилалась белая мгла, сквозь которую с трудом сочился дневной свет. Видно не было ничего. Странно, раньше я всё думал, какого это – быть слепым? Мира перед глазами нет, одна сплошная пелена и пустота, но в то же время всё вокруг существует и вполне реальное. Протяни руку наощупь и ты дотронешься до его маленькой частички, до кусочка этого мира. И вот сейчас мы, стоя здесь, не видим ничего, только сплошную серую завесу, за которой прятался новый мир, с его новыми «жителями». И, подобно слепцу, что протянул руку и нечаянно обжёгся, мы также рискуем получить увечье, если не будем соблюдать осторожность. Многие ещё вначале, не сумевшие обуздать свой страх, ушли наружу и больше никто о них ничего не слышал. Смогли ли они выжить там? Смогли ли найти кого-нибудь: родных, друзей, просто незнакомых людей? Или же погибли в этой новой среде, в которой человеку отныне нет места. Как тот, который всё-таки смог доковылять назад и умереть не среди тумана, а среди своих.

Как же здесь было красиво когда-то, особенно весной. Я водил глазами по горизонту впереди, воображая себе эту аллею с тремя уходящими вдаль дорогами, деревья, тянущиеся ветвями книзу, а дальше – огромное белое здание, университетскую общагу. Я всё гулял глазами и воображал себе старый мир, и вдруг мой взор зацепился за что-то. Я пригляделся, чуть сощурившись. Среди текучей мглы проступали очертания чьего-то силуэта, чуть поодаль и справа. Не так далеко от стен нашего университета, но и не близко. Силуэт таился в завесе и словно прорезал её, показываясь моему взору. Туман обступал его, как горящий факел.

Я раскрыл глаза шире, ближе подошёл к парапету и попятился вперёд, напрягая глаза и всматриваясь во мглу. Силуэт стоял неподвижно, был похож на статую, и отсюда мне показались его пропорции: он был изрядно худощавым и высоким, с серым оттенком кожи; его руки были неимоверно длинными, чуть согнутыми в локтях и достигали голеней; лицо странного силуэта я разглядеть не смог, но глазам моим прорезались непропорциональные очертания головы, чуть сплющенной и вытянутой кверху. Странное существо, стоя неподвижно, было обращено в нашу сторону, смотрело на университет. Но оно не шевелилось, и сначала мне показалось, что я действительно увидел статую. Напрягая свою память, я вспомнил, что статуй в том месте никогда было. Существо стояло и наблюдало за нами, а потом – я мог бы себе поклясться! – приподняло правую костлявую руку и сделало плавное движение, будто здороваясь. И в тот же момент рядом с ним из мглы вырисовалось точно такое же существо, один в один, будто скопированное и вставленное рядом какое-то мгновение назад.

Я не выдержал, отпрянул от парапета и побежал по балкону. Зайдя в аудиторию, позвал Егора. Тот сидел за столом и прочищал свой пистолет. Услышав меня, он неохотно повернулся, встал и мне пришлось буквально за руку тащить его наружу.

— Да что с тобой случилось?! — неохотно плетясь за мной, сказал он.

— Идём! — ответил я. Все студенты на стене обратили на меня внимание. Я подвёл Егора к тому месту, где стоял, и указал рукой в сторону: — Смотри!

Егор встал рядом, вздохнул и посмотрел в указанную мной сторону. Он долго стоял и всматривался, приподнимая и опуская брови. Я обернулся и посмотрел туда же – горизонт застилал непроглядный туман, и не было видно ничего, лишь одна серая завеса. Пустота.

Егор ещё какое-то время стоял и всматривался, а потом спросил:

— Ну, и что я должен был увидеть?

Я глядел туда же, очень долго, напрягая глаза, раскрывая их до боли. Стоял и пялился, стараясь увидеть хоть что-то. Пусто, и следов не было никаких.

— Я там видел что-то. Кого-то, точнее. Среди тумана, — сказал я, посмотрев на Егора.

— И кого же?

— Силуэт какой-то. Высокий такой, худой и длинный. На человеческий был похож.

— Да? — голос Егора был полон скепсиса. — Почему я тогда ничего не вижу?

— Не знаю… — я вновь посмотрел в ту сторону, там никого не было. — Но я видел его, вот только что! Стоял там, — я указал рукой, — неподвижно.

— Паш… — Егор отвёл меня назад, положив руку на плечо. — Ты уверен, что тебе не почудилось?

— Да я точно говорю! — отчаявшись, сказал я на повышенном тоне. — Ты, что… не веришь мне?

— Я не считаю, что ты врёшь, — примирительно ответил он. — Просто, почему ты решил, что тебе не показалось?

— Потому что я видел воочию! Вон там стоял какой-то силуэт. А потом ещё один появился, рядом, точно такой же! — не выдержал я.

— Другие видели? Эй, Семён, ты видел что-нибудь? — обратился Егор к одному из караульных.

— Никак нет, — прогундосил тот в респиратор.

— Видишь, он не видел. Другие, думаю, тоже. Возможно, тебе действительно это привиделось.

— Они стояли там. Недалеко от наших стен. Я видел их отчётливо…

— Послушай… — сказал Егор уже тише, кладя руку мне на плечо и отводя в сторону. — Сейчас многие на нервах, многие возбуждены. Кому-то что-то мерещится, кошмары какие-то снятся. Всё это не очень для духа, понимаешь? Сильно бьёт по стержню. Мы и так тут кое-как держимся, но нужно стараться держать себя в руках.

— Я не поехавший! — понимая, к чему клонит Егор, буркнул я.

— Я не считаю тебя поехавшим. Я считаю, что тебе причудилось, не более. Как тому пацану, которого сегодня задержали. — Егор посмотрел мне прямо в глаза. — Постарайся, если тебе что-то видится, не сильно шуметь об этом, хорошо? Ты сейчас в дозоре состоишь, на тебя многое возложено. Охрана всех наших жизней. Если они увидят, что ты тоже… — Егор замолчал, стараясь найти нужное слово, — сдаешь позиции, так сказать, то тебя могут просто убрать с должности, а нам сейчас тут каждый глаз, каждая рука нужна, понимаешь?

Я молча потупил взор, бегая глазами по полу.

— Понимаешь? — спросил уже настойчивее Егор, стараясь заглянуть мне в глаза.

— Понимаю, — отрезано сказал я, смотря в сторону.

— Вот и хорошо. Возможно, ты что-то и увидел там. Лично я не уверен, что за туманом царит безмолвие и ничего, кроме тварей, там больше нет. Но об этом говорить не нужно. Хорошо?

Я лишь молча кивнул, всё так же смотря в сторону.

— Отлично. — Егор улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Возвращайся на пост.

Он ушёл, а я вернулся на своё место, недовольно поправляя ремешок своего автомата, висячего за плечом. Я упёрся глазами вперёд, потом ещё раз посмотрел на то место и ничего и никого там не увидел. Психанул от этого сильней, а потом услышал через одного от меня караульного:

— Ещё один чокнувшийся, — проговорил студент, срываясь сквозь респиратор в лёгкий смешок. Ему в одобрение посмеялся его бывший собеседник.

Я ничего не ответил, лишь мысленно послал этого хмыря на хер.

Когда смена закончилась, я пришёл в коворкинг. Сейчас это место разительно отличалось от того, чем оно было несколькими днями ранее. Вокруг костра сгруппировались студенты: они вполголоса переговаривались о чём-то, о чём-то серьёзном; пламя костра озаряло их серые лица и потускневшие глаза. То тут, то там на скамьях сидели другие: кучками, ёжась друг к другу, как бы поближе, и тоже общались в пол тона. И вилось в воздухе ощущение какого-то недоверия, страха даже. Я проходил мимо разделившихся групп, смотрел на них. Некоторые отвечали мне косыми взглядами, некоторые вовсе прятали свои глаза, уткнувшись ими в пол. Я подошёл к барной стойке, вытащил из кармана талон и предъявил продавщице. Девушка с холодным выражением на лице приняла его, достала из холодильника бутылку и поставила передо мной, а сама юркнула вглубь своего уголка, не сказав ни слова.

Я взял бутылку, открыл и сделал пару больших глотков. Алкоголь разлился внутри, и я почувствовал слабое тепло. Градус был небольшим, и сейчас хотелось чего-нибудь покрепче, но я был рад и этому.

На скамье рядом с баром я увидел Владислава. Музыкант сейчас сидел без своей гитары.

— Эй, здорово! — сказал я и сел рядом. — Что-то тут тихо, прям как во время похорон.

— А ты, я смотрю, навеселе, — не поздоровавшись в ответ, сухо проговорил он.

— Просто стараюсь немного бодрствовать. — Я отпил ещё, осматриваясь по сторонам. — Все вокруг подавленные какие-то, угрюмые, злые.

— Не без причин, — не глядя на меня, ответил Владислав.

— Как твоя песня? Работаешь над ней? — сменил я тему разговора.

— Пока нет. Нет желания, — также сухо ответил тот.

— Это плохо. — Я ещё отпил, смотря вперёд, за людей и их группки. — Мне кажется, в такие моменты только творчество способно спасти человека.

— А чем ты спасаешься? — наконец, посмотрев на меня, спросил музыкант. — За что ты держишься?

— Ни за что, — отрезал я. — Просто живу настоящим моментом, вот так. Да, дерьмо. Да, какая-то чертовщина кругом творится, но я стараюсь обращать внимание на мелочи, пусть даже и незначительные, и радоваться им. Например, этот день закончился и сейчас я могу выпить и отдохнуть.

— Ты оптимист, — тускло улыбнувшись, сказал Владислав.

— Реалист. Когда всё плохо, зачем усугублять обстановку своим хмурым лицом? Это разве поможет? Нет. Сделает только хуже.

— Дело не только в том, что кругом плохая обстановка. К медленному ухудшению постепенно привыкаешь. Пугают вещи, на которые ты не можешь дать логический ответ. И эти вещи постоянно находятся рядом с тобой, ты живёшь с ними бок о бок, они влияют на твою жизнь, не в лучшую сторону. Такое соседство постепенно изнуряет.

— Плюнь этим вещам в морду и пошли их на хер. Они нематериальны, абстрактны, и тебе, на самом деле, никакого вреда не смогут принести. Всё дело в том, что мы многое накручиваем себе, раздуваем слона и придумываем себе новые проблемы. — Я осушил бутылку наполовину.

— Да? А как быть с кошмарами? — спросил Владислав, потом окинул взором зал. — Посмотри, все только и думают о них. Все разговоры только об этих кошмарах. Никто здесь больше не смеется и выше второй октавы не молвит. Это так, немного закручено, но смысл, думаю, ты понял.

— Кошмар закончится, стоит только открыть глаза, — ответил я.

— А потом он снова приходит. И снова, и снова, и снова…

Владислав повторял это, снова и снова, и я молча смотрел на него, и горечь разгорелась во мне. Даже он, творческий человек, вечно чем-то воодушевлённый, верящий в надежду и живущий ей, сейчас был похож на цветок, что медленно сгибался без солнечных лучей, постепенно засушиваясь и увядая. Что-то неотвратимо завладевало разумом всех здесь находившихся, их душами. И они, не в силах понять, в чём дело, не видя этих силков, постепенно чахли под их неотступной властью. Страх всё же проник внутрь нашего сознания и поселился там, растекаясь как мазут. И неизвестно было, откуда этот страх источался, где был его источник: то ли мутанты извне способны вселять его ментально, тем самым ослабляя нас перед новым нападением, то ли…

Я не успел додумать свою мысль. В коворкинг пришёл Андрей в сопровождении двух караульных: я понял это по свисающим за их плечами автоматам. Охранник остановился по центру, осмотрел всех и громогласно объявил:

— Через пятнадцать минут общее собрание в главной аудитории. Быть всем безоговорочно!

Я поднялся со скамьи, держа наполовину опустошённую бутылку у себя в руках.

— Что-то случилось? — спросил я.

Андрей посмотрел на меня, потом немного прошёлся и сказал:

— Случилось. Кто-то вновь пробрался в хранилище. Часть оружия пропала.