2028

Глава 5. Кошмары.

Меня разбудил громкий стук в дверь. Я резко вскочил, растерянно озираясь по сторонам сонными глазами, ещё ничего толком не соображая.

«Да ведь только прилёг, блин», — спустя мгновение подумал я.

Потом ясность постепенно озарила мой сонный рассудок. В комнате уже было светло – наступил день. Похоже, придя минувшей ночью в аудиторию и завалившись на матрас, я сразу же уснул, и в этот раз так крепко, что время будто сложилось гармошкой. Я спал как мёртвый. Но проснувшись сейчас, ощущал ещё слабый недосып.

Решив, что стук мне всё же померещился, я снова уложил свою ватную голову на подушку и уже собирался задремать, как в дверь снова постучали – громче и настойчивей. Выругавшись под нос, я нехотя поднялся. Немного посидев на краю матраса и погладив спросонья щетинистый подбородок, я встал и направился к двери. Но тут же одёрнул себя: не дойдя до неё трёх шагов, я остановился, пристально глядя вперёд. В сознании всплыл фрагмент из недавнего кошмара. А вдруг я всё ещё сплю, и это мне всё же мерещится? И вспомнив неприятные детали из недавнего сна, желание подходить к двери и открывать её у меня значительно поубавилось. Но за дверью снова постучали, и приглушённый голос просочился сквозь древесную поверхность:

— Пашок, блин, ты живой там, или как? — кто-то недовольно пробурчал по ту сторону. Я постоял, подумал немного: мутанты так настойчиво не стучатся, да и говорить они не умеют. И если это сон, то, по крайней мере, по ту сторону двери стоит вполне живой, как я, человек.

Я подошёл к двери и открыл её. В коридоре стоял Максим, скрестив руки на груди и недовольно косясь на меня исподлобья.

— Ты что, спишь ещё, что ли? Ну ты даёшь, блин. Тут собрание созывают в вестибюле, всех караульных собирают. Видимо, какая-то важная новость. Так что давай, обувайся и выкатывай своё сонное тело из аудитории.

— А… хорошо, сейчас пойду, — поморщившись и почесав затылок, ответил я.

Максим вздохнул, покачал головой и ушёл. Я вернулся к матрасу, тяжело опустился и начал лениво надевать ботинки. Идти мне очень не хотелось, но тут за мою память зацепились два слова: «важная новость». Я тут же взбодрился. А что если эта новость о второй группе, что так и не вернулась? Вдруг сегодня я получу, наконец, ответ на терзавший меня вопрос?

Уже энергичнее зашнуровав ботинки, я вышел из аудитории, закрыв за собой дверь. Добравшись до лестницы, ведущей в вестибюль в центральном корпусе, ещё со второго этажа я услышал слабый гомон голосов, доносившихся досюда. Видимо, народу там скопилось много, подумал я и не ошибся, когда спустился вниз. Здесь было, наверное, добрая сотня, если не больше, собравшихся в сумраке просторного вестибюля. Точное количество караульных я уже не помню, но смен было много, и в каждой выставляли порядком больше десятка. Хотя, возможно, я ошибаюсь, и такое большое количество собрали из новых людей, которых решили ставить в дозор после минувшей атаки мутантов, тем самым увеличив численность охраны.

Осторожно отодвигая столпившихся передо мной людей, я углублялся в эту гомонящую массу, ища глазами своих знакомых. Некоторые неохотно расступались, кто-то недовольно высказывался, но их слова пролетали мимо моих ушей. Собравшиеся стояли перед караулкой, дверь которой была ещё закрыта. Все пребывали в ожидании чего-то волнительного, все ждали эти «важные новости». Пройдя мимо двоих беседовавших, я слухом зацепился за их разговор:

— Да может о пропавших что-то скажут. Давно те уже не возвращаются. Не то что-то, — сказал первый.

— Ну да. С учётом того, сколько дряни вылезло на свет, и скольких мы положили, не думаю, что вторая группа просто задержалась, будто на прогулке. Возможно, они и не вернутся. Я вообще не представляю, как они всё это время находились там. Их же там столько… тварей этих, я имею в виду, — ответил второй.

Я недовольно посмотрел на студента, хотел ему высказать за его мрачные, полные пессимизма слова, но сдержался. С другой стороны, правда в них тоже есть: если там водится такое огромное количество тварей, то выжить снаружи, вдали от безопасных стен, шансов невероятно мало. И, видимо, всё это время поисковикам везло возвращаться назад, не сталкиваясь с большими проблемами, но везению рано или поздно приходит конец.

Наконец, увидев в гуще спин знакомый затылок, я подошёл. Максим стоял во втором переднем ряду, выглядывая из-за плеч на закрытую дверь караулки.

— А, и ты подогнал, хорошо, — сказал он, глянув на меня.

— Здорово, Паш, — поздоровался стоявший рядом Роман.

Спустя минуту дверь открылась, и в вестибюль вышла ректор университета вместе с Виктором Петровичем и Андреем Скворцовым. Увидев их, студенты постепенно смолкли. Ректор остановилась по центру, на два шага выйдя вперёд. Виктор Петрович и Андрей стояли по обеим сторонам за ней. Осмотрев собравшихся, она начала:

— Всем добрый день. Мы собрали всех, кто имеет дело к несению дозора, чтобы сделать несколько объявлений. Во-первых, в связи с осложнившейся обстановкой, связанной с угрозой нового нападения со стороны… — ректор запнулась, видимо, ища правильное слово, чтобы обозначить угрозу подходящим именем.

— Мутантов, — вставил Виктор Петрович, держа руки скрещенными на груди. — Называйте их мутантами.

— Да, спасибо, — сделав пол оборота головой, поблагодарила ректор. — Так вот, вследствие повышенной опасности из-за возможности нового нападения со стороны мутантов, нами было принято решение о временном прекращении вылазок за территорию этих стен, для обеспечения большей безопасности для студентов. Виктор Петрович займёт пост начальника дозора, а Андрей будет его заместителем. Теперь устанавливается строгий контроль за использованием провизии, и ежедневные нормы потребления будут снижены для рационального расходования запасов.

— И как долго это продлится? — спросил кто-то из толпы.

— Пока не знаем, — откровенно, с грустным лицом ответила ректор. — Пока угроза не спадёт, и мы не убедимся, что возобновлять вылазки станет безопасным не только для отряда поисковиков, но и для тех, кто остается в университете, — чуть помолчав и посмотрев на планшет, что лежал в руках, ректор через некоторое время продолжила: — Во-вторых, в связи с тем же повышенным уровнем опасности, на совещании профессорского состава было принято решение увеличить смену дозора до четырёх часов, тем самым вместо восьми часов смена будет длиться двенадцать. Прибавленные четыре часа позволят стабилизировать производственную нагрузку, чтобы дополнительно не срывали людей с других работ. Кроме того, к дозору у центрального входа и на стене прибавляется ещё обход всех этажей университета, чтобы наверняка быть уверенными. Как вы, наверное, слышали, одна из… один из мутантов прогрыз себе вход в подсобку, что находится в оружейном хранилище. Есть вероятность того, что подобные дыры могут появиться в любой части университета на первом этаже, но осмотреть верхние этажи не будет лишним. Поэтому, чтобы не быть застигнутыми врасплох, необходимо совершать почасовой обход помещений с целью выявления подобных вещей. У каждого обходящего будет при себе огнестрельное оружие, и вести дозор по этажам вы будете парами.

Студенты зашептались. В переднем ряду я увидел Егора – он с кем-то переговаривался. По его выражению я, почему-то, был уверен, что темой разговора было вовсе не данное объявление.

— Помимо этого, — продолжила ректор чуть позже, — определённое число дозорных закрепляется за данной деятельностью. Это значит, что подобные будут освобождены от других трудовых повинностей, в частности – силовой работы на плантации. Ящики перетаскивать придётся тем, кто остаётся там работать. Сейчас я назову фамилии тех, кто освобождается от других работ. Тех, кого назову, прошу откликнуться. — Ректор, облизнув кончик пальца, откинула лист, надела очки и прочитала: — Костров Павел?

— Здесь, — удивлённо сказал я. Максим взглянул на меня и улыбнулся, чуть толкнув локтем.

— Зиновьев Максим? — сказала ректор.

— Я! — ответил он резко и его улыбка стала ещё шире. Я посмотрел на него и тоже улыбнулся. — Ты прикинь – свобода, — в пол голоса сказал мне Максим.

— Вострицкий Роман?

— Здесь! — ответил Рома и присоединился к нам с доброй улыбкой на лице.

Виктор Петрович посмотрел на каждого из нас и, поймав его суровый и лишённый всяких красок взгляд на себе, улыбка сползла с моих губ. Командир поисковиков демонстративно убрал от меня глаза, переключив свой жёсткий взор на другого бедолагу.

Ректор назвала ещё с десяток имён, и когда она закончила, закрыла планшет.

— Что ж, на этом, думаю, всё. Есть у кого вопросы? — спросила она, осматривая группу, стоящую перед ней.

— А скажите, — донеслось откуда-то из глубины толпы, — где вторая группа, что уходила в последнюю вылазку? Почему та ещё не вернулась?

После этого вопроса в вестибюле повисло молчание. Долгое, выжидающее, неприятное. Студенты оборачивались на того, кто стоял в самой гуще – на того смельчака, что решился задать этот вопрос. Я пристально глядел на лицо ректора. Было видно, что вопрос застигнул её врасплох. Хоть она старалась и не показывать это на виду, но её глаза как-то необычно раскрылись, а губы слегка поджались. Наступившая тишина, когда даже шептание было прервано, словно палящее солнце в невыносимо жаркий день начала жечь её, и она, чувствуя этот дискомфорт и молча смотря то на одного, то на другого в толпе, не могла произнести ни слова.

Тут вышел вперёд Виктор Петрович, всё так же сурово оглядывая всех. Он прижал руки к бокам и его бас разлетелся над нашими головами:

— Во избежание возможных прецедентов, которые являются в нынешней тяжёлой ситуации недопустимыми, некоторая информация не может быть оглашена. Кроме того, мы не можем гарантировать достоверность какой-либо информации, которая так или иначе может просочиться, без тщательной проверки. Думаю, этого ответа вам будет достаточно.

Студенты молчали, ибо ни у кого не хватило смелости продолжать задавать вопросы. Виктор Петрович, словно старый волк, осмотрел толпу, подождал немного и сказал спустя минуту:

— Что ж, раз вопросы исчерпаны, то собрание считается оконченным. Расходитесь все на свои места, у кого смена, у кого отдых или что-то ещё. Те, которые освобождены от повинностей: кто сейчас выходит на смену в дозор – заступайте, другие, у кого сейчас другая работа, отправляйтесь на неё, освобождение получите со следующей смены. Всё, расходитесь.

Толпа начала медленно и неохотно рассасываться. Я, Максим и Роман шли втроём, ибо сейчас наступала наша смена в дозоре. Пока Андрей Скворцов стоял и о чём-то болтал с ректором и Виктором Петровичем, мы не теряли времени и болтали, дожидаясь своего распределения.

— Круто! — с поднятым настроением сказал Максим. — Теперь то не нужно будет таскать эти сраные ящики на плантации и грибы сортировать. У меня уже от одного их вида тошнота подбирается.

— Ага, — согласился с ним Роман. — Хотя, с другой стороны, разнообразие в работе было… Скучать не приходилось, а тут ты теперь занимаешься одним и тем же делом постоянно.

— Ну и что? — ответил ему Максим. — Пусть и однообразие, пусть и скука. Хотя, скучать на стене не приходиться… — тут Максим немного поёжился. — Тем более сейчас. Да и времени лететь-то некуда теперь, пусть тянется, сколько влезет. Это даже плюс, смотришь теперь на это по-другому. Раньше хотел, чтобы время всё летело на работе, а сейчас каждую минуту ценишь. Пусть лучше она подольше растянется.

— Я смотрю, ты взбодрился, — сказал я, улыбаясь.

— Ну а чего мне? — ответил мне Максим. — Повезло мне тогда, под когти не попал. И ночью вот думал: разве можно после этого в шоке вечно пребывать да в страхе? Время, что мне было подарено, вот так зря тратить? Тут жить надо, радоваться, что новую ночь встретил, а не в штаны класть от воспоминаний!

— Да, Бог уберёг тебя тогда, — сказал Рома.

— Чистое везение, — буркнул в ответ Максим, но не смотря ему в глаза.

Они снова начали спорить о своём, но я уже не вмешивался. Спустя десять минут Андрей распределил нас по местам и мы заступили на смену.

День тянулся медленно и долго. Сегодняшний дозор прошёл в обыденном порядке, несмотря на то, что каждый из караульных – и в вестибюле, и на стене – за весь день не произнёс ни слова, не издал ни единого лишнего звука, а лишь молча вслушивался и всматривался в туман, стараясь всецело совладать со всеми органами чувств. Но ничего необычного не произошло.

И вот наступила ночь.

Мы с Максимом молча поднимались по лестнице центрального корпуса на четвёртый этаж. Другие, этажами ниже, уже начали обход. Выйдя к центру продольного и широкого коридора с низким потолком, мы остановились и осмотрелись. В руках у нас были ручные керосиновые лампы, а за плечами на ремешках свисали укороченные «калашниковы». Постояв так немного и осветив противоположные стены коридора, Максим обернулся ко мне и спросил:

— Ну, разделимся?

Я молча кивнул в ответ.

— Я влево, ты вправо. Обойдём корпуса и встретимся, — то ли предлагая, то ли ставя перед фактом, каким-то необычно тихим голосом проговорил Максим.

Он развернулся, выставив руку вперёд, и тёплый свет от его лампы пронзал скопившийся мрак коридора впереди. На миг мне показалось, что Максим от чего-то боится шагнуть вперёд – он всё стоял и всматривался, приглядывался как-то, будто бы не был уверен в том, что действительно пойдёт вперёд. Потом он еле слышно вздохнул и сказал, будто бы мне, будто бы самому себе:

— Ну, я пошёл.

И шагнул в темноту. Я некоторое время стоял на месте, светил в ту сторону, в какую шёл Максим, а потом развернулся и пошёл в противоположную. В отличие от нижних этажей, коридор на этом был практически полностью погружён во мрак. Единственный островок света располагался в десяти шагах от меня – привычный стол, стоявший у стены, а на нём коптила настольная керосинка. Противоположная же сторона коридора, куда пошёл мой напарник, была полностью укутана темнотой, и я сейчас обрадовался, что не мне придётся блуждать по ней. Та сторона и корпус, к ней прилегающий, вообще не освещены, и я лишь посочувствовал Максиму.

Тот уже скрылся во тьме, хотя его шаги слабым отзвуком всё ещё долетали до меня. Я молча шагал вперёд, держа керосинку под рукой, освещая себе стену справа, пол под ногами и потолок. Он был таким низким, что до него можно было дотянуться рукой, если встать на носочки.

Когда, наконец, и шаги Максима поглотила тьма, я почувствовал странную тоску на душе, ощутил себя словно брошенным здесь. Я чувствовал одиночество, и это чувство почему-то внезапно нахлынуло на меня, а потом так же внезапно отступило. Пройдя, наверное, шагов десять от центра, я остановился. Мне показалось, что в спину мне кто-то смотрит, чей-то пристальный взгляд. Не сразу заставив себя, я медленно обернулся, выставив вперёд лампу. Впереди сгущался мрак, но мне чудилось чьё-то внимание, не сползающее с меня. Я немного прищурился, чтобы всмотреться в темноту, и произнёс:

— Макс?

Но ответа не последовало.

Я простоял так некоторое время. Мне казалось, что Максим сейчас стоит там, подальше от меня, и, возможно, решил меня как-то разыграть. Я водил светом фонаря, рассекая тьму, потом сделал пару неуверенных шагов назад.

— Да не, бред какой-то, — сказал я про себя, после чего развернулся и пошёл дальше.

Ощущение чьего-то бдительного взора не оставляло меня; с каждым шагом оно, словно паря в пустоте следом за мной, становилось всё острей. Дойдя до поворота в другой корпус, я ещё раз обернулся, осмотрелся, но за мной расстилался только мрак, рассеянный лишь в паре шагов от меня светом стоящей на столе керосинки.

Войдя в другой коридор, резко сузившийся, к ощущению безмолвного преследования добавилось ещё и неприятное чувство замкнутости. Я шёл медленно, не спеша, стараясь шагать не громко, но звук моих шагов как-то неестественно приглушался, словно сжимающийся в невидимом вакууме. Я старался отогнать от себя странное наваждение. Возможно, события последних дней изрядно расшатали мои нервы, и сейчас моё воображение решило сыграть со мной в издевательскую игру. Не более того.

Я шёл и освещал стену справа от себя. В противоположную сторону текли запертые двери аудиторий. Здесь никто не жил, все старались ютиться поближе к земле, к коворкингу, а здесь же царили постоянное безлюдье и тишина. Пройдя мимо очередной двери и столика со свечой, что стоял с противоположной стороны, краем глаза я заметил что-то странное, что-то неестественное... Остановившись, я посмотрел на стену. Обычная стена, на которой в неровном свете отображалась моя собственная тень. Она, как и я, замерла на месте, и в какой-то момент мне показалось, что её плечи приподнимаются как-то не так, не в такт моим собственным после каждого моего вздоха. Я присмотрелся внимательней, стараясь разглядеть более отчётливо, но потом одёрнул себя. Тень моя неровно исходила от огонька свечи, и любое слабое дуновение колыхало огненный язычок, что и вызывало колебания самой тени. Я опять выругал своё собственное воображение и побрёл дальше.

Прошёл ещё одну дверь и остановился возле следующей, подсвечивая табличку. Именно здесь Константин Александрович решил обустроить свою библиотеку. Но почему именно тут, а не в более людном месте? Одному здесь было как-то неуютно, хоть и бояться было нечего. Не думаю, что твари способны грызть ходы в толще стен и вылезать наружу на высоте четырёх этажей от земли. Но какой-то неприятный осадок от нахождения здесь присутствовал.

Простояв у таблички с номером аудитории некоторое время, я обернулся и посмотрел на исходящую от моей лампы тень на противоположной стене. И только сейчас я заметил, что с ней что-то не так. Тень эта продолжала медленно, совсем тихонечко двигаться вправо, хотя я стоял на месте. Сделав большой нервный глоток и выпучив глаза, я старался зафиксировать руку так, чтобы она не двигалась даже мало-мальски. Изначально я подумал, что это рука немного водила лампой, и поэтому казалось, будто тень продолжает двигаться. Но когда я замер, словно статуя, то к своему ужасу обнаружил, что тень не останавливалась. Она медленно плыла по стене и постепенно отслаивалась. Спустя мгновение тёмный сгусток, внешне напоминающий мою тень, отделился от моей реальной тени, немного всколыхнулся и медленно вытянулся, сужаясь в ширине. Я почувствовал, как к моему горлу подступает ком. Словно парализованный, я не мог сделать ни единого движения, ни издать ни звука. Внезапно впереди я послышал какой-то шорох. От испуга резко мотнул головой и во мраке увидел, что одна из аудиторий была открыта. За её дверью кто-то возился. Потом я снова перевёл взгляд на стену, и странный сгусток уже принял человеческий облик. Эта тень была такого же роста, что и моя, но отличалась по ширине и своей форме – она была неимоверно худая. Тень стояла на месте, полностью обернувшись ко мне. Чуть позже я увидел и лицо: без глаз, тёмная окружность головы пристально смотрела на меня, и я ощущал эти невидимые, холодные глаза. Ощущал скорее не телом, а душой. Спустя некоторое время меня и вовсе охватил странный сквозняк, просочившийся под одежду, а потом я почувствовал какой-то резкий запах, странный и не подходящий для этого места. Запах сырой земли. Могильный запах.

И тут тень шагнула вперёд, полностью отслоившись от стены. Она выпрямилась, держа руки опущенными вдоль туловища, и безмолвно пялилась на меня. Я почувствовал, что начинаю заходиться. Сердце бешено стучало, а кровь наполняла мои жилы и стыла, густела, отчего я ощутил какую-то тяжесть внутри.

Я начал отходить назад, выставив дрожащую руку с лампой вперёд. Тень эта проследила за мной, плавно развернулась и стала словно плыть в воздухе: шаги её были такими лёгкими и воздушными. Я шагал спиной вперёд, а тень лилась за мной следом, будто бы моя собственная, не желая отставать от меня. Но я точно уже знал, что она – не моя.

Из-за открытой аудитории позади снова раздался шорох, но он сейчас волновал меня меньше всего. Можно сказать, вообще не волновал. Я пристально следил за тенью, а та не отводила своей безликой головы от моей физиономии. На миг мне почудилось, что тень будто бы изучает меня, чуть склонив голову набок.

И тут я резко набрёл спиной на что-то твёрдое, столь резко появившееся на моём пути. От страха и неожиданности я подпрыгнул и слабо вскрикнул. Развернувшись, я посветил вперёд. В тёплом свете образовалось чье-то лицо, хмурое и каменное, как у статуи; тёмные глаза смотрели на меня, и взгляд был направлен словно в душу. Со страху я узнал Илью не сразу. В свете лампы лицо поисковика слегка скривилось, уголки губ приподнялись, и не спуская своего пристального взгляда Илья низким тоном спросил:

— Что крадёшься как крыса?

Я сглотнул, перевёл дыхание, потом обернулся, посветил назад, но от тени не осталось и следа. Она растворилась, будто бы её и не было. Я выдохнул, тяжело обернулся к Илье, стараясь хоть немного отойти от шока. Потом увидел, что за спиной у поисковика, стоя чуть поодаль, была девушка. Во мраке я не разглядел её детально, но похоже, что это была довольно худенькая брюнетка с восточными чертами лица. Заметив направление моих глаз, Илья сделал пол оборота головой назад, усмехнулся, а потом сказал:

— Подслушивать ай как не хорошо.

— Больно нужно было. У меня сейчас дежурство, — сухо ответил я.

Поисковик присмотрелся ко мне, изучая моё лицо.

— Чего такой напуганный? Темноты боишься?

Я не ответил. Поисковик усмехнулся, кивнул девушке и они вдвоём пошли вперёд. Пройдя мимо двери, Илья закрыл её.

Я проводил их взглядом. Не хотелось идти рядом с ними, но и стоять здесь было не по себе. Ещё раз осветив всё вокруг и убедившись, что рядом ничего нет, а тень на стене – это моя собственная тень, я двинулся дальше.

С Максимом мы встретились в противоположном центральному корпусе возле лестницы, спускающейся к главной аудитории на третьем этаже.

— Слушай, ты ничего не замечал? Ничего странного? — заискивающе спросил я у него.

— Да нет… — ответил Максим, внимательно изучая мою физиономию. — А ты? — Я лишь отрицательно помотал головой. Тогда, не переставая изучать меня, Максим спросил: — С тобой всё в порядке?

— Да, а чего ты спросил? — посмотрев на него, я ответил, как можно уверенней.

— Да у тебя лицо такое… Будто ты покойника увидел. Бледное, жуть просто.

Я молча постоял на месте, стараясь осмыслить то, что мне действительно пришлось увидеть. Я не стал говорить об этом Максиму, потому что и сам не был уверен в том, что видел. Видел ли я это на самом деле, или же мне просто причудилось? Возможно, моё раскаченное и болезненное воображение решило сыграть со мной злую шутку.

— Всё в порядке, — сказал я наконец, смотря куда-то в сторону. Максим смотрел на меня, я это чувствовал, но больше он ничего не спрашивал.

Так мы простояли, наверное, минуту, возле лестничных перил, потом Максим предложил:

— Ладно, у нас ещё где-то больше получаса. Давай ещё пару обходов? Только вместе.

Я согласился, и мы пошли бродить по корпусам на этом этаже. Лишь когда мы проходили по тому коридору, в котором мне привиделось (или нет всё же?) нечто, Максим сказал:

— Хотя знаешь… Ощущение было такое… Странное какое-то. Будто бы из темноты следил за мной кто-то.

Мы сделали ещё несколько обходов. Я освещал стены и внимательно присматривался к очертаниям различных теней, исходящих от наших ламп. Максим заметил мою озабоченность, но промолчал. Ничего необычного больше я не увидел.

Когда наша смена наконец закончилась, мы положили автоматы на стол в аудитории, выходящей на балкон, и побрели на второй этаж. Время было уже позднее, давно за полночь, и мне захотелось спать. Я попрощался с Максимом и зашёл в свою аудиторию. Но только я остался один, как меня вновь пробрал страх. Я стоял в своей тёмной комнате, прислонившись к двери, и смотрел в чёрную пустоту впереди. Я не мог отогнать от себя это ощущение, оно постоянно кружилось во мне. Пройдя по комнате и присев на матрас, я вновь почувствовал чьё-то незримое присутствие. Поднял голову и посмотрел в сторону выхода, но перед глазами стояла одна лишь темнота. Она была обычная, простая, и ничем не угрожающая живому существу. Но порой темнота способна скрывать различные вещи, встретившись с которыми человек может измениться навсегда. И не всегда эти изменения благоприятны для него.

«Не схожу ли я с ума?», — с этими мыслями я завалился набок, даже не разуваясь, и долго лежал, смотрел на пустующий матрас перед собой. А потом, спустя час или больше, я наконец закрыл глаза и утонул в дремоте.

Не знаю, сколько времени я проспал, но когда открыл глаза, взгляд мой утонул в темноте. Была ещё ночь, и в комнате стоял мрак. Я приподнялся на локте, погладил свою щеку и зевнул.

В этот же момент за закрытой дверью раздался приглушённый шорох, а потом – шлёпанье чьих-то босых ног по бетонному полу в коридоре, и в глухой тишине звук этот отчётливо просачивался в мою комнату, а когда шаги раздались уже у самой двери, остановившись и замерев на мгновение, чья-то рука, или нет даже – лапа по звучанию, большая и когтистая – приложилась к древесной поверхности и повела по ней, медленно скребя. Я встал с матраса и осторожно, пересиливая разверзнувшийся внутри страх, побрёл к двери. Меня пробрало ощущение, будто это уже происходило со мной когда-то. И мне казалось, что лишь стоит мне дойти до выхода, как за ней раздастся чей-то слабый и тоскливый вой. Это и произошло. Потом нечто с той стороны, видимо, отступило от двери, и через некоторое время шлепки босых ног стали отдаляться.

Я простоял у двери, прислушиваясь и стараясь дышать как можно тише, а потом решил выглянуть наружу, но сперва подошёл к своей тумбочке и достал оттуда ручной фонарь. Холодный свет загорелся в моих руках и осветил пятно белой двери впереди.

Я открыл её и тихонько, почти бесшумно вынырнул наружу. В коридоре стояла кромешная тьма. Поводив фонарём, я заметил на стене впереди отблёскивающую багряную полосу, а рядом с ней зияли дырки, вгрызавшиеся в штукатурку – пулевые отверстия. Подойдя к стене и изучив то, что находилось на ней, мне показалось, будто и это я уже видел. Я осмотрелся: алый развод, длинный и уходящий во тьму неровной лентой, был и на полу. Всё ещё было свежим и не засохло.

Страха я не испытывал, во мне царила уверенность, что рядом никого нет, однако шагнуть во тьму, по кровавому следу, я всё же не решился, а развернулся и побрёл в противоположную сторону.

Выйдя в центральный продольный коридор, я остановился и присмотрелся к своим ногам, их обволакивала медленно текучая белесая пелена. Призрачное марево застилало собой весь пол, и казалось, что сам он стал каким-то мягким, неприятно влажным, словно жижа. Я ступал по нему, и каждым шагом ощущал, будто бреду по густому болоту. Кругом царила мёртвая тишина, и даже звук моих шагов тонул в жиже, в этой молочной мгле. Дойдя до центра, я остановился. Тут меня и охватил ужас, который всё это время сторонился поодаль, видимо, выбирая удобного момента. Своим затылком я почуял, что в спину мне бьёт чей-то пристальный, неприятный взгляд. От его холода, колющего и пронизывающего, по спине пробежали мурашки. Я был уверен – за мной кто-то стоит, но обернуться мне не хватило духа. В этот момент впереди, по ту сторону коридора, раздались одиночные выстрелы, и тьма озарилась багровыми вспышками. А затем раздался протяжной вой – ужасный и нечеловеческий. Минуту спустя также ужасно и нечеловечески завопил уже человек.

Я замер на месте, не решаясь сделать и шага. Позади я чувствовал чьё-то присутствие, а впереди, возможно, был ещё кто-то живой, в эти секунды борющийся за свою жизнь. Сделав глубокий вдох и выдох, я поднял ногу и уже хотел шагнуть вперёд, но внезапно в моей голове раздался голос:

«Стой».

Я замер снова, по лицу моему пробежали тонкие полосы холодного пота. Голос этот словно шёл из отдаления – из дыры, прорубившей материю и связавшей мир материальный с тем, другим миром.

Меня охватило чувство, что сейчас раздастся громкая очередь, и коридор впереди вновь озарится. И это произошло спустя мгновение. Вновь раздался чей-то вой, жалобный, тягучий. И в этот момент, я думал, всё вокруг резко оборвётся. Я закрыл глаза, начиная осознавать, что нахожусь во сне, что сон этот уже был, и мне стоит проснуться. Но когда я открыл глаза, то стоял на том же месте, а впереди густой стеной стоял мрак. И голос вновь проговорил:

«Тебе не нужно идти туда. Твой путь лежит в другую сторону».

Сейчас голос мне показался очень знакомым, но из-за того, что он лился будто бы сквозь сито, отдалённый и изменённый, я не мог разобрать, чей он был.

Я ещё раз вздохнул и решил наконец обернуться. Медленно повернувшись, лицом своим ощутил слабое дуновение морозного сквозняка. В пяти шагах от меня во мраке стоял силуэт, тёмными контурами вырисовываясь из общего мрака. Мне было достаточно вытянуть вперёд руку, рассеять сгустившуюся тьму фонарём, и лик смотрящего проявится в его бледном свете. Но я боялся, не хотел смотреть на того, кто прячется в тени. Так мы стояли долго, безмолвно следя друг за другом. А потом внезапно, приглушённо что-то затрещало, налилось помехами, как будто подала голос рация. Помехи несколько раз замолкали, и тогда скрытые во тьме динамики выплёвывали уже человеческий голос, неразборчивый, раздробленный частыми прерываниями, а потом вновь протяжно трещало. И исходил этот треск от него, от силуэта…

Я понял, что это уже не сон, ибо всё здесь было реальное, а ощущения – очень тонкими. Наконец, набравшись уверенности, я медленно вытянул руку вперёд, и свет моего фонаря охватил лик незнакомца. Бледный, с тёмными пятнами и запавшими за глазницы очами, худой и страшный.

Лицо мертвеца.

Потом резкая вспышка, сопровождаемая моим истошным криком.

Я резко вскочил, хватаясь за грудь. Сердце страшно колотилось внутри, а рот жадно хватал воздух. Сев на матрас и переведя дыхание, я вытер вспотевшее лицо, потом осмотрелся. Комната была погружена во мрак, за заделанным окном тоже прослеживалась темнота. Ещё была ночь.

Я перекинул ноги и поставил их на пол, опёрся головой о сложенные на коленях предплечья и сидел так некоторое время. Страх не покидал меня. Мне было жутко издать лишний звук, сделать лишнее движение. Мне чудилось, что в этой комнате есть кто-то ещё, кто безмолвно стоит в дальнем углу и следит за мной. И от этого меня кинуло в озноб. Я сидел так минуту, потом другую, стараясь совладать с собой, рьяно тёр себя по предплечьям руками, чтобы согреться, а потом не выдержал, встал и пошёл к двери. Я не мог больше оставаться один здесь, мне хотелось, чтобы рядом был кто-то ещё. Кто-то реальный и осязаемый, видимый моему взору, а главное – такой же тёплый и живой, как и я.

Я вышел из аудитории, пошёл по пустому и безлюдному коридору. Стояла глубокая ночь и все спали. Не спали только караульные в этот час, и я сожалел о том, что моя смена закончилась. Я хотел быть там, на стене или в вестибюле у костра, чтобы в компании кого-то, чтобы мысли мои не оставались один на один с пустой темнотой, что сейчас давила на душу.

Я поднялся по лестнице на третий этаж и побрёл в коворкинг. Тут тоже было пусто, хотя раньше и поздней ночью кто-то да прогуливался здесь. А сейчас никого. Всё как-то опустело; жёлтые стены потускнели и томились в одиночестве. Хотя, может, они всегда такие тусклые в это время?

Я вышел в коворкинг и увидел возле костра чью-то спину. Одну единственную во всём просторном тёмном помещении. Она, сгорбившись, сидела у огня, и будто бы не обращала на сгустившееся тяжёлое безмолвие, на пустоту вокруг никакого внимания – просто сидела, почти неподвижно. Без страха. Как можно без страха сидеть здесь, когда вокруг ни единой души? Когда кругом тьма, кажущаяся живой.

Я спустился по ступенькам и подошёл к костру. Сидел Егор. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.

— Чего сидишь здесь в такую темень, да ещё и один? — спросил я, первым начав разговор. Я присел на устеленную коричневую ткань рядом со студентом.

— Да не спится что-то, — ответил Егор, снова обратив внимание на огонь. — Кошмары какие-то снятся.

— Да? — заинтересованно спросил я. — А что именно?

— Да херня какая-то… — угрюмо ответил он. — Даже и говорить не хочу. А ты чего не спишь? У тебя же смена закончилась час назад.

— Да тоже уснуть не могу. Попытался, но тоже что-то сон какой-то страшный приснился.

— Странно.

— Почему?

— Да в последнее время что-то многим снится дрянь всякая. Вот вчера с одним разговаривал, так к нему вообще родители приходили ночью, прикинь?

— И что? — я недоумённо посмотрел на него.

— А то, что родители его погибли в автокатастрофе много лет назад, когда он ещё ребенком был, — ответил Егор.

Услышав это, я на какое-то время замолчал, смотря на огонь, от которого исходила приятная теплота. Она отгоняла холод, который ощущался сейчас, кажется, везде тут. Через несколько минут Егор продолжил:

— Кому снится, что его утаскивают ночью из аудитории мутанты в дыру, которую прогрызли; кому мёртвые снятся; кто-то сам, представь, будто бы умирает и тут же воскресает во сне. И ладно если бы паре человек это приснилось, тогда бы я списал на то, что из-за ситуации у них нервы просто сдали, но такое уже происходит третью ночь и систематически.

— А тебе что снилось? — я заинтересованно посмотрел на него.

Егор не ответил, лишь махнул рукой, тем самым показывая, что желания говорить про это у него нет. Я не настаивал, снова уставился на огонь и мы молча сидели, слушая, как трещит хворост в остроконечной низенькой бочке. Потом Егор сказал:

— Кстати, всё никак не мог поблагодарить тебя за то, что спас меня тогда, в хранилище, — парень посмотрел на меня. — Спасибо тебе.

— Все так поступают друг для друга, — ответил я.

Спустя некоторое время со стороны столовой послышались шаги и чей-то заливистый смех. В коворкинг вышли парень и девушка, в обнимку и навеселе. Когда пара прошла мимо нас, девушка чуть сбавила шаг, посмотрела в сторону костра, и улыбка её слегка поблекла. Парень же – слащавый на вид, в кожаной куртке и с элегантными чёрными очками, поднятыми на лоб – крепче прижал девушку к себе и повёл её дальше. Егор не оборачивался, словно не замечая их, а когда те поднялись по ступеням, то стрельнул глазами на мгновение. На выходе парень в кожанке нагло положил руку на ягодицы девушки и сжал их. Егор лишь молча отвернулся и продолжил смотреть на огонь.

Проводив эту гулящую навеселе пару взглядом, я спросил:

— Слушай, это же Инесса. Вы же вроде с ней встречаетесь?

Егор хмыкнул, слегка улыбнулся, как мне показалось, грустно, а потом ответил:

— Уже нет, как видишь.

Потом мы снова погрузились в молчание. Сидели так некоторое время. Сейчас мне страшно хотелось выпить что-нибудь, залить нервы небольшим градусом, но бар в это время, как назло, не работал.

Потом снова раздались шаги, и на ступеньках показалась девушка. Я обернулся, и сердце моё как-то внезапно подпрыгнуло. Это была Саша. Она, постояв немного на ступенях и осмотревшись, спустилась вниз и подошла к нам.

— Привет, парни, тоже не спится? — сказала она, присаживаясь по другую сторону от Егора.

— Привет, Саш. Как видишь, — ответил Егор.

Я молча понурил взгляд на огонь, стараясь внешне не показывать свою взволнованность.

— И у меня вот не получается, — Саша вздохнула, подогнула колени и положила на них руки и подбородок. — Сны какие-то странные…

— Не удивительно, — без интонаций ответил Егор. — Сейчас это у многих так.

— Как будто какое-то массовое безумие, — усмехнулась девушка.

— Наверное, после пережитого у многих нервы. Поэтому и снится дребедень всякая, — ответил Егор.

— Ну да, — согласилась Саша.

Мы посидели так немного. Я не принимал участие в их разговоре, а только изредка поглядывал на девушку, словно исподтишка, чтобы она этого не заметила. Какая ирония во всём этом: совсем недавно мне «посчастливилось» встретиться с самым ужасным порождением нового мира, которое только возможно себе представить, и убить его. Я стоял на стене и защищал университет, и даже в тот момент не испытывал такого неприятного волнения, какое испытываю сейчас. Боясь заговорить с девушкой, которая мне нравится. Некоторые вещи в этой жизни, похоже, невозможно как-то рационально объяснить. Вот она, сидит сейчас в шаге от меня, веселая, хоть и уставшая, и улыбается. Но я не могу найти тропы к нужным словам, чтобы выйти с ней на связь. А потом ещё и случилось кое-что страшное.

— Так, ну ладно, — сказал Егор, приподнимаясь, — пойду-ка я всё же попытаюсь заснуть, а то утром на дежурство. Будут потом всякие тени живые мерещиться ещё с недосыпа, — усмехнулся он.

На слове «тени» я резко посмотрел на него, широко раскрыв глаза. И перед ними всплыла та безликая, чёрная голова, что смотрела на меня и будто пронизывала своим невидимым взглядом саму мою душу. Егор с нами попрощался и пошёл, и я остался с девушкой наедине. И сейчас мне стало ещё неуютней.

Саша молча смотрела на огонь, видимо, думая о чём-то о своём. Мне показалось, что девушка будто бы и не замечает меня, словно меня нет вообще и здесь она одна, в одиночестве. И я начал немного успокаиваться. Но потом она вдруг обратилась ко мне:

— Так это ты убил крысопса?

— К-кого? — с большим недоумением спросил я и уставился на девушку.

— Ну… крысопса. — Саша посмотрела на меня. — Того жутика в хранилище.

— А, — я немного опешил, только сейчас додумавшись, о чём это она. — Ну да.

— Об этом многие говорят, — сказала девушка, не отводя от меня глаз. — Можно сказать, ты живой легендой стал.

— Легендой? Ну, сделал то, что нужно было, как и многие сделали тогда, только на стене и в вестибюле, — я старался ответить как можно серьёзней, но лёгкая улыбка всё же выплыла. — Ну и название ты придумала, конечно… Крысопёс.

— Это из-за того, что мордой они на крыс похожи, а телом больше на собак, — сказала девушка. — Раньше мультик такой был ещё, «Котопёс».

— Помню. Но котопёс выглядел куда симпатичней, хотя тоже мутантом каким-то был.

Саша усмехнулась, поправив пальцем чёлку. Я улыбнулся тоже.

— Мы их зарисовываем, и у каждой получается свой вариант, — сказала она.

— Зачем вы их рисуете? — с недоумением спросил я, посмотрев на Сашу.

— Да скучно иногда бывает, просто. Иногда в выходной делать нечего, вот и рисуем с подругой. Чем ещё заняться?

— Ну… не знаю, — ответил я и тут же одёрнул себя за такой ответ.

— Ну вот, и мы не знаем, — сказала Саша.

Потом мы посидели молча, смотря на огонь. Я уже чувствовал себя уверенней, и хотел было спросить у Саши о личном, как она поднялась с места.

— Пойду я, наверное. Спать нужно, всё-таки, — сказала она и пошла в сторону ступеней, не попрощавшись со мной. Я посмотрел ей вслед, и когда девушка поднялась, остановилась и посмотрела в мою сторону. — А ты что, здесь будешь, что ли?

— Ну да, — ответил я.

— И тебе не страшно одному здесь быть?

— Да нет, а чего должно быть страшного? — соврал я как можно уверенней.

Отсюда мне было плохо видно, но всё же показалось, будто Саша пристально изучает меня.

— Ну смотри. Пока, тогда.

И она ушла. Я остался наедине с самим собой, с огнём, что колыхался в бочке, с окружившим меня мраком коворкинга, с собственными мыслями. Конечно, я боялся оставаться здесь один, и мне хотелось сейчас уйти отсюда. Но я не мог сделать этого при ней, тем самым показав свой страх. Я потерпел немного, пока звуки её шагов не канули в глубине соседнего коридора. И когда наступила тишина, плотная и словно осязаемая наощупь, я на миг задумался о том, что является действительностью, а что просто плодом нашего раскаченного, воспалённого, поражённого страхом воображения? Но долго размышлять на эту тему, будучи в полном одиночестве в просторном тёмном зале, мне не хотелось. Я встал и направился в свою аудиторию. Нужно было поспать, заставить себя сделать это, а иначе на самом деле – кругом будут мерещиться живые тени, и я постепенно сойду с ума от этого.