В ЗУБАХ У СЕНЕГАЛА

«Если вы не были в Казамансе, то считайте, что не видели Сенегала», — говорят в Дакаре любому иностранцу. Эту фразу слышишь настолько часто, что в конце концов начинаешь ей верить. А потом наступает такой, день, когда, отложив все дела и заботы, нагружаешь багажник автомашины самым необходимым и отправляешься в путь. Впереди — четыреста пятьдесят километров, отделяющих Дакар от Зигиншора, главного города провинции Казаманс, которая прочно удерживает за собой репутацию самой своеобразной части страны.

Дорога по саванне кажется в начале пути монотонной: перед глазами разворачивается слегка холмистая равнина с серовато-бурой, выжженной солнцем во время сухого сезона высокой травой, редкими акациями и баобабами с могучими стволами и склеротически узловатыми, лишенными листвы ветвями. Как мертвые великаны, возвышаются они тут и там, и трудно поверить, что с первыми обильными дождями эти исполины проснутся* зазеленеют и выбросят диковинные цветы.

Возвышающиеся по сторонам дороги красноватые термитники достигают пятиметровой высоты, они вызывают в воображении образы полуразрушенных башен рыцарских замков и несколько оживляют однообразие пейзажа. А там, где широкими зонтами раскинули свои кроны-паркии, почти наверняка притаилась деревня, разглядеть которую можно лишь вблизи: настолько конусообразные крыши ее хижин сливаются с выгоревшей придорожной: травой. О приближении деревни водителю говорят и другие признаки. На пути то и дело начинают встречаться горбатые зебу, величественно несущие большие лирообразные рога, а также облезлые, вечно голодные собаки.

На проезжей части дороги нередко попадаются трупы домашних животных, растерзанные грифами до неузнаваемости. Столкновение с этими уродливыми санитарами африканских саванн не сулит ничего хорошего. Крупные и жадные охотники за падалью имеют обыкновение невозмутимо справлять свою тризну и разлетаются в разные стороны, тяжело взмахивая крыльями, лишь в последний момент, когда проезжающая машина уже поравнялась с ними.

К внимательности и осторожности на узкой и практически лишенной обочин дороге призывают не только печальный опыт других водителей, но и придорожные плакаты, часть которых выполнена с претензией на юмор. «Больше ста километров в час — больше крови ожидает вас» — гласит один. «Сохраняйте контроль над машиной» — советует другой, на котором изображен вконец перепуганный кучер, едва удерживающий поводья взбесившейся лошади.

По мере приближения к Гамбии пейзаж становится все более живописным и разнообразным, а качество дороги существенно ухудшается. И когда машина подскакивает на очередном ухабе, водителю и пассажирам становится ясно, что на такой дороге и при сорока километрах в час можно сломать машину. Навстречу по узкой ленте асфальта с ревом, дребезжанием и скрежетом катят грузовики различных марок. Большинство из них в таком состоянии, что диву даешься, как это они не разваливаются на ходу.

Кабины — без дверей, моторы — без капота, перевязанные вдоль и поперек проволокой и веревками, эти ископаемые автомобильного века нагружены до предела всякой всячиной; поверх груза, кроме того, гроздьями висят люди. За что и как они держатся — постичь невозможно.

В украшении таких «транспортных средств», от одного вида которых инспектор ГАИ мог бы лишиться дара речи, их водители проявляют чудеса изобретательности. Неважно, что обзор дороги для них ограничен до предела яркими иллюстрациями из журналов и различными подвесками-талисманами. Главное, чтобы ни у кого больше не было столь причудливо размалеванного «экипажа», украшенного в придачу запоминающейся надписью на боках: «Со мной не пропадешь» или «Где я — там удача» — и тому подобными оптимистическими изречениями. Чаще же всего в этих надписях поминается имя божье, и едва ли не каждый второй водитель утверждает, что он состоит в особых и привилегированных отношениях со всевышним. Ну, а если у этого транспортного средства, к которому как нельзя лучше подходит определение «источник повышенной опасности», на полном ходу отвалится колесо — такое тоже случается, — то остается лишь молить бога, чтобы это не произошло непосредственно перед вашей машиной.

Но вот дорожный указатель извещает, что вы въезжаете в деревушку Кёр Айиб, а это уже граница. Предстоят таможенные формальности сперва на сенегальской, потом на гамбийской стороне. На второй, правда, они сводятся к минимуму: таможенный чиновник, сидя на стуле, вполне удовлетворяется тем, что бросает, не читая, в ящик стола заполненную проезжим примитивную анкетку. На то есть весьма веские причины.

По образному выражению Жозефа Ки-Зербо, Гамбия напоминает банан, застрявший в горле у Сенегала. Взгляда на географическую карту достаточно, чтобы убедиться в точности этого сравнения. Вытянувшись на 350 километров узкой полосой — всего от 20 до 60 км в поперечнике — по обоим берегам реки, от которой страна получила свое название, она как бы разрезает Сенегал на две неравные части и отделяет влажный, плодородный юг — провинцию Казаманс — от полузасушливого сахельского севера, включающего и промышленную зону Дакара. Но если отвлечься от географии и задуматься над экономической сутью сенегало-гамбийских отношений, то выражение профессора Ки-Зербо стоило бы несколько перефразировать: не как банан, а как кость застряла Гамбия в горле ее соседа.

Жизнь более чем пятисот тысяч гамбийцев неразрывно связана с Сенегалом, но связи эти уходят своими корнями в колониальное прошлое обеих стран. Гамбия извлекает немалую выгоду из своего географического положения: сухопутное сообщение между двумя частями Сенегала осуществляется только через ее территорию, по одной из двух дорог, пересекающих страну с севера на юг. И обе они имеют только паромные переправы через полноводную Гамбию — в местечке Балингора, что на трансгамбийской дороге, и в столице республики Банжуле. За переправу — а в день реку пересекают сотни автомашин — приходится платить значительные суммы. Таможенные формальности, весьма строгие, когда речь идет о перевозке грузов, надолго задерживают автомобили по обе стороны границы, не говоря уж о том, что старенькие паромы не в состоянии принять на свои натруженные спины больше двух-трех мастодонтов с эмблемами «Берлиё» или «Мерседес» на радиаторах. Вот и скапливаются они в Балингоре, через которую идет основной грузопоток, ожидая переправы порой по двое суток.

Сенегальская сторона постоянно ведет разговоры о необходимости построить мост через реку. Не проходит' года, чтобы очередной проект не обсуждался на различных уровнях: от министерских кабинетов до придорожных кафе, где шоферы коротают время в ожидании переправы через реку. Финансовую помощь для строительства моста в разное время предлагали и Франция, и Англия, но воз и ныне там: у въезда на допотопный паромчик. Что касается причин подобной нерасторопности, то в Сенегале утверждают, будто гамбийцев вполне устраивает нынешнее положение и поэтому они не соглашаются с условиями предполагаемого строительства и эксплуатации будущего моста.

Еще больше, чем от транспортных неувязок, страдает сенегальская экономика от контрабанды, широко практикуемой по обе стороны границы.

Балингора, где находится паромная переправа транзитного автотранспорта через Гамбию, хотя и отмечена на карте как населенный пункт, напоминает скорее своеобразный «Универсам», протянувшийся на сотни метров-по обе стороны упирающейся в реку дороги. В маленьких, тесно прилепившихся друг к другу лавчонках есть буквально все: полотенца и белье с клеймом «Made in China», индийский чай и английские ткани, французская косметика и западногерманская эмалированная посуда, японские транзисторы и гонконгские детские игрушки. Все это в несколько раз дешевле, чем в соседнем Сенегале. И никакой водитель грузовика или транзитный пассажир не может удержаться от соблазна. Любой сенегалец, отправляясь в путь через Гамбию по своим или казенным надобностям, берет с собой не только всю имеющуюся наличность, но еще влезает в долги, не говоря уж о заказах многочисленных родственников и друзей. До поздней ночи не закрываются лавочки Балингоры, а бесстрастная статистика подсчитывает понесенные Сенегалом убытки. Известно, например, что из 100 проданных в Сенегале транзисторных радиоприемников лишь пять-попадают в страну официальным путем, т. е. с уплатой таможенных пошлин; остальные привезены контрабандой из Гамбии.

Но если бы речь шла только о транзисторах или губной помаде, проблема контрабандной торговли через сенегало-гамбийскую границу вряд ли занимала бы столь заметное место в официальных документах и выступлениях сенегальских руководителей. А они утверждают, что наносимый контрабандой ущерб составляет ежегодно не менее 5 миллиардов западноафриканских франков. Из чего же складывается эта ощутимая для сенегальской экономики сумма?

Гамбия, как и Сенегал, в годы колониального господства была превращена бывшими хозяевами страны в плантацию по выращиванию арахиса, 90 % которого шло на экспорт. Английская компания «Гамбиа ойлсидс маркетинг борд», которая контролировала сбор урожая, очистку, переработку и вывоз из страны земляного ореха, выплачивала своим акционерам завидные дивиденды. И, хотя маленькая Гамбия не могла тягаться со своим соседом по объему валового сбора этой культуры, она выдерживала сравнение с ним в отношении показателей доходности основной отрасли экономики обеих стран.

Каждый год, когда наступает пора сбора арахиса, сенегальская государственная заготовительная организация устанавливает закупочную цену на него; в Гамбии эта цена оказывается неизменно несколько выше. В результате сенегальским крестьянам, живущим близ границы, становится выгоднее продавать урожай в соседнюю Гамбию. Спустя же несколько месяцев, когда французские маслобойни, находящиеся в Сенегале, начинают задыхаться от нехватки сырья, арахис из Гамбии перепродается им, но уже по более высоким ценам мирового рынка и помимо сенегальской казны в лице упомянутой выше заготовительной организации.

В связи с проблемой «арахисовой контрабанды» в Сенегале часто говорят о невозможности обеспечить прочную охрану границы, протянувшейся на многие сотни километров по тропическим зарослям, болотам или нехоженой саванне. Такие разговоры невольно вызывают в воображении хрестоматийный образ контрабандиста, который темной ночью пробирается по тайным тропам с мешком товара за спиной. Но если бы земляной орех переправлялся через сенегало-гамбийскую границу действительно таким способом, то выручки от каждого благополучно доставленного мешка едва ли хватило бы на бутылку пива или две пачки дешевых сигарет.

В действительности же сенегальский арахис переправляется в Гамбию на многотонных грузовиках по дорогам, нанесенным на все туристические карты. Как такой груз минует среди бела дня таможенные посты, остается загадкой. Разгадать ее, конечно, не так сложно, но лучше воздержаться от проявления нескромности, особенно неуместной там, где дело касается деликатных пограничных проблем между суверенными государствами…

Пересекая в обоих направлениях Гамбию, мы не раз наблюдали, как перегружают арахис с автомашин на плоскодонные барки, на которых доставляют его по реке к месту складирования или переработки. Зрелище это, прямо скажем, захватывающее. Грузчики — и убеленные сединами старики, и поигрывающие тугими бицепсами молодые парни — принимают с борта грузовика высокие, едва ли не в рост человека, мешки на голову и, балансируя с ловкостью цирковых канатоходцев по узенькой доске, взбегают на борт барки. У открытого люка они одним движением сбрасывают свою ношу на подставленные руки двух товарищей, которые с непостижимой ловкостью, буквально на лету, развязывают мешок и высыпают его содержимое в чрево утлой посудины. Рядом с люком растет гора пустых мешков, по числу которых потом будет производиться расчет с артелью грузчиков. В воздухе стоит пыль столбом, лоснятся на обжигающем солнце покрытые потом обнаженные тела артельщиков, однако ритм работы не снижается до тех пор, пока не ляжет на кучу последний пустой мешок. Когда нагруженная барка отчаливает, ее борта едва возвышаются над водой, и кажется, что малейшей волны достаточно, чтобы отправить и лодку, и ее содержимое на дно реки. Но, судя по всему, гамбийские шкиперы — мастера своего дела, поскольку рейсы обычно заканчиваются благополучно.

Из рассказанного выше может сложиться впечатление, что маленькая Гамбия только тем и живет, что подрывает экономику беззащитного Сенегала. На самом же деле все обстоит гораздо сложнее. Этим и объясняется в конечном счете нерешенность многих проблем в отношениях между двумя странами.

Какому бы из двух образов Гамбии — банана или кости в зубах у Сенегала — мы ни отдали предпочтение, оба они связаны с челюстями. А крепкие челюсти, как известно, перемалывают и кости, что уж говорить о банане! Гамбийская экономика значительно в большей степени зависит от Сенегала, чем сенегальская от Гамбии. Зависимость эта начинается с отсутствия в Гамбии глубоководного порта и международного аэропорта, способного принимать современные воздушные лайнеры. Поэтому основной поток гамбийских экспортных и особенно импортных грузов, как и вообще транспортные связи Гамбии с внешним миром, идет через Дакар, что ощутимо отражается на экономике страны, ориентированной на внешнюю торговлю. Это обстоятельство в немалой степени тормозит также развитие туризма, которому в последние годы гамбийское правительство уделяет все большее внимание как важному источнику поступления иностранной валюты. С каждым годом все энергичнее внедряются в гамбийскую экономику и сенегальские филиалы крупных французских банков, страховых компаний, торговых фирм, а на гамбийский рынок все шире проникают товары сенегальского производства: спички и мыло, мука и напитки, обувь, цемент и прочие товары.

Так, в сложном переплетении взаимозависимости и соседствовали эти две страны, населенные людьми одного рода-племени, говорящими на одних и тех же языках и часто связанными узами кровного родства.

Эти строки о Гамбии и ее сложных взаимоотношениях с единственным соседом были уже написаны, когда в августе 1981 года из Дакара и Банжула стали поступать сообщения, из коих можно было понять, что сенегальские «челюсти» все-таки сомкнулись, поглотив неподатливую гамбийскую «кость». И появилось сомнение: а нужны ли теперь читателю все эти рассуждения, навеянные когда-то нудным ожиданием парома в Балингоре? Но, поразмыслив, я решил ничего не менять: все сказанное ранее — это предыстория разыгравшихся позже событий, без которой трудно уяснить их суть.

В августе 1981 года в отсутствие гамбийского президента Д. Джавары, отправившегося в зарубежное турне, в Банжуле была предпринята попытка государственного переворот. Правительству были предъявлены обвинения в коррупции, злоупотреблении властью и распродаже национального достояния западным монополиям. Под предлогом оказания помощи уже низложенному президенту сенегальские войска вступили в Гамбию и после упорных, кровопролитных боев подавили сопротивление инсургентов. Власть Д. Джавары была восстановлена, и тому ничего не оставалось, как согласиться на создание конфедерации Сенегамбия. В ее рамках были объединены и поставлены под сенегальский контроль силы безопасности и армейские подразделения обеих стран.

В Париже и Лондоне это решение было воспринято положительно, чего нельзя сказать о широких кругах общественности Гамбии и Сенегала. Впрочем, их мнением никто не интересовался, хотя возражения против такого «слияния» высказываются по обе стороны границы. Многие склонны считать его «объединением под дулом пистолета», а оно не может быть устойчивым, скорее наоборот — породит лишь дополнительные и труднопредсказуемые сложности в отношениях между народами-соседями. Но не будем гадать, как сложатся эти отношения и насколько жизнеспособной окажется новоявленная конфедерация. Тем более что настала пора продолжить наш путь в Казаманс.

Загрузка...